учебный год 2023 / budanov

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

это есть срок политического совершеннолетия, который обыкновенно бывает короче гражданского: «Целуй ко мне крест... и за свои дети, а исполнится, господине, твоим детем по 12 лет, ино, господине, тогды целовати им самим по нашим докончалным грамотам», — писал Можайский князь в своем договоре с великим князем Московским Василием Васильевичем (ок. 1447 г. Собр. гос. гр. и. дог., 1, 738). Однако, и политическое совершеннолетие часто определялось 15-летним возрастом: «Нарече (великий князь Василий) сына своего при своем животе вел. князем и приказа его беречи до 15 лет своим боярам немногим» (Карамзин VII, прим. 322). Иногда, впрочем, срок и в этом случае возвышался по причинам, которые мы угадать теперь не можем. Так, Грозный отдал своего сына Ивана, собираясь умирать, под опеку митрополита Макария и князя Василия Андреевича до 20 лет. (Собр. гос. гр. и дог. 1, с. 463).

Нормальный и общий срок совершеннолетия в 15 лет применяем был в московскую эпоху:

1) К правам пользования поместьями для лиц служилого класса: с 15 лет дети служилых людей верстались поместьями. Впрочем, это право имеет более государственный, чем частный характер, оно означает собственно право вступления на службу (Доп. к А. И. 1, с. 94; ср. ук. 1652 г. окт. 20 в П. С. З., № 86). По Уложению ц. Ал. Мих., престарелый или увечный дворянин может посылать за себя на службу своих детей, братьев и племянников только тогда, когда эти последние достигли 18 лет и отнюдь не ниже (Уложение VII, 17). Едва ли этот срок не имел приложения только к замещению отца на службе, а не вообще ко вступлению на службу и обладание поместьями: ибо в том же законе говорится, что за отца на службу идут 18-летние такие, которые «ни в какие государевы службы не написаны», следовательно, на службу могли поступать лица,

ине достигшие 18 лет.

2)К праву девицы владеть своими прожиточными поместьями и сдавать их посторонним лицам, под условием содержания их и выдачи замуж. По законам Ивана IV, девицы могли владеть прожиточными поместьями только до 15 лет (Доп. к А. И. I, с. 89, 108, 115); но впоследствии, когда право обладать ими предоставлено было до выхода замуж, то 15-летний возраст назначен для сдачи поместий: «А здавати девкам свои прожиточные поместья, которая девка будет в возрасте 15 лет. А будет девка в малых летах, менши 15 лет… и девкиных прожиточных поместий не справливать» (Уложение XVI, 11).

3)К праву лиц служилых давать на себя кабалу. Это постановление Уложением ц. Ал. Мих. распространено на всех лиц, дающих на себя каба-

441

М . Ф . ВЛАДИМИРСКИЙ - БУДАНОВ

лу: «А та будет на него кабала, по которой взыщут, писана в тех летех, как ему минуло пятнадцать лет, и по тем кабалам государь приговорил… суд давати… а меньше 15 лет, — и те кабалы государь приговорил отставливати» (Указ 1559 г. сент. 1; Ук. кн. Казнач., ст. XII; Ср. Ул. XX, 20).

4) За родителями сохраняется право записывать своих детей в кабальное холопство заочно только до 15-летнего возраста этих последних. Дети же совершеннолетия могут быть записаны в кабальные книги, только находясь налицо: «А которые холопы учнут кому давать на себя и на детей своих служилые кабалы, а дети у них в те поры будут лет в 15 или

в20 и больше… и тех холопьих детей в кабалы и в кабальные книги за очи не писать» (Уложение XX, 110).

5)Родители-холопы сохраняют за собой право держать при себе свободных детей своих только до 15 лет возраста их. По закону Шуйского, крестьянин, женившийся на беглой крепостной и потому отданный

вхолопство, берет с собою детей, рожденных от 1-й жены, только до 15 лет возраста этих последних (Указ 1607 г., марта 9).

Срок в 20 лет возраста применен к праву принимать крестное целование в суде. Лица, которым «переменитца неким», могут целовать крест, если им нет еще 20 лет, но отнюдь не ниже 15 лет. За малолетних целуют крест их представители: «А возрастом бы те люди были, кому целовать крест, в 20 лет, а менши 20 лет не целовать, а ко кресту таких не припускать» (Уложение XIV, 1). Такой же двойственный срок (15 и 20 лет) назначается для права жалобы на незаконные действия опекунов и попечителей (промен поместий несовершеннолетних на свои). Такое право иска наступает для обиженных в 15 лет возраста и кончается в 20 лет (Уложение XVI, 54). Впрочем, отнюдь не следует думать, чтобы лица несовершеннолетние или даже малолетние не пользовались активно никакими гражданскими правами; напротив, из вышеприведенных статей судебников и Уложения видно, что они призывались к личному участию в процессуальных действиях и лишь, в виде льготы для них, им предоставлялось право выслать родственников и людей своих: «А будет кто в каком деле нибудь приставить к недорослю… и учнут они бити челом государю, чтобы за них отвечать родимцам их на отсрочный срок, и таким недорослям… в исцовых исках срок давати» (Уложение X, 185).

Крайний предел старости, за которым оканчивалось бы признание за лицом правоспособности, не определен в законодательных памятниках. Но из юридических актов убеждаемся, что совершенная дряхлость отца служила основанием для того, чтобы допустить сына к совершению юридических действий взамен его без уполномочия.

442

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Впериод Империи гражданское совершеннолетие определено указом

оединонаследии (1714 г., марта 23, п. 4 и 6), а именно: для главных наследников (недвижимых имуществ) в 20 лет, а для наследников движимости двоякий срок: для мужчин в 18 лет, а для женщин — в 17; впрочем, и женщина может освободиться от опеки и уйти от своего родича-опекуна только по достижении 18 лет (п. 6). Тогда же и брачный возраст был определен для мужчин в 20 лет, а для женщин в 17; несовершеннолетние не могут вступать ни в какие гражданские сделки. Но, по Воинскому уставу 1716 г. («Кратк. изображ. проц.», гл. III, п. 14), достигшие 15 лет допускаются к свидетельству на суде. Установление пределов малолетства (14 лет) и несовершеннолетние (17 и 21 год) принадлежит Екатерине II (см. ниже об опеке).

в) Ф и з и ч е с к о е и у м с т в е н н о е з д о р о в ь е и н р а в с т в е н н о е с о с т о я н и е, как условия обладания частными правами и защиты их, в древнерусском праве определены были еще менее точно. Физические недостатки вообще тогда только влияют на правоспособность лица, когда они затрудняют или совсем уничтожат способность активного упражнения прав, таковы слепота и глухонемота. Таким образом, лица, подверженные этим недостаткам, вполне могут обладать вещами, но их способность вступать в обязательства, делать завещания и вести процессуальные действия подлежит естественным ограничениям. Согласно с этим, Уложение ц. Ал. Мих. призывает глухонемых к пользованию правами собственности наравне с лицами здоровыми: «А будет после которого умершего останутся дети глухи и немы, а братья их, или сестры учнут обидить их и отцова или матерня имения учнут их отлучать, разделити по жребьям всем поровну, чтобы из них никто изобижен не был» (Уложение XVII, 15).

Ограничения прав таких лиц вступать в обязательства и вести иски мы находим в памятниках того времени лишь в связи с предположением о малоумии.

Ограничения, возникающие из душевных болезней (недостатка или потрясения умственных способностей), определяются законами 1676 г. (П. С. З., № 683, марта 10, ст. 2 и 23) и 1677 г. (№ 700, августа 10, отд. 1, ст. 5 и 27) не совсем одинаково. Первый закон не допускает никаких исков против сделанного кем-либо распоряжения имуществом на том основании, что лицо действующее — глупо, глухонемо: «...которые всяких чинов люди глупы, и глухи, и слепы, и немы, и службы не служат, а поместья свои учнут кому поступаться, а матери их и жены, и дети, сродники учнут челобитьем спорить, чтоб по той их поступке поместья не справ-

443

М . Ф . ВЛАДИМИРСКИЙ - БУДАНОВ

ливать для их скорби…, — великий государь указал и бояре приговорили: поместья свои сдавать всякому вольно». Второй закон, оставив в том же виде постановление о сдаче поместий, иначе решает дело относительно мены их, а именно: «...буде по розыску окажутся плуты, глупы и пьяницы, — и меновых поместий не росписывать».

Петр Великий указом «О свидетельствовании дураков в сенате» (1722 г., апреля 6) ограничил семейные и имущественные права идиотов (ср. ук. 1723 г. декабря 6). То же понятие (т. е. идиотизм) выражается термином «безумные» в указе 1762 г. апреля 23 (и августа 6), по которому велено отдавать их не в монастыри, а в нарочно устроенные дома умалишенных, с отдачей имений в опеку их наследникам. В Учреждении о губерниях 1775 г. (ст. 389) употреблен термин «с ума сшедшие», чем обозначается не только идиотизм, но и острые случаи душевных болезней.

г) О б щ е с т в е н н о е с о с т о я н и е. Различие правоспособности по общественному состоянию, по-видимому, противоречит общему порядку постепенного возвышения прав лица с течением истории; здесь замечается как бы регрессивный ход: незаметное в начале истории различие прав по классам общества с течением времени постепенно возрастает по мере развития и обособления классов и превращения их в сословия (см. в истории уголовного права постепенное появление различия вир). В 1-м периоде такие различия гражданских прав есть, но едва заметные; они развиваются преимущественно в московскую эпоху и в период империи, продолжаясь во многих отношениях до времени императора Александра II, т. е. до освобождения крестьян. Но ограничения гражданских прав, возникшие из сословных отношений, касались лишь некоторых видов этих прав, тесно связанных с государственным значением того или другого сословия или класса, и потому не имеют никакого значения в сфере собственно гражданской: так, служилые лица вознаграждались вместо денег поместьями, а потому естественно, что неслужилые не имели права владеть поместьями; обратно, служилые люди лишались права владеть городскими имуществами. Служилые лица не могли давать на себя частной кабалы, чтобы не избегать службы. Крестьяне лишены были права изменять местожительство (что повело потом их к лишению всех прочих гражданских прав). Посадские люди также прикреплены к своему посаду. Все эти и подобные ограничения частью указаны уже в истории государственного права, частью будут указаны в соответствующих частях истории гражданского права.

3)Ограничения правоспособности. Что общественные условия

вдревнейшее время влияли на правоспособность не меньше, а гораздо

444

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

больше, чем в последующие времена, доказательством служат ограничения правоспособности иностранцев, изгоев и явление рабства3.

3 Г. Павлов-Сильванский в своей интересной работе «Закладничество-патронат» (Зап. И. Р. Арх. общ. IX; отд. СПб., 1897) защищает мысль С.М.Соловьева о том, что и в нашем древнем праве (подобно западноевропейскому феодальному) присутствует состояние клиентов, т. е. лиц, права которых ограничиваются правами патронов по добровольной сделке-закладничеству.

Слово «заложиться» означает не непременно личный заклад в деньгах: им обозначаются разнообразные формы зависимости: 1) «...во холопство и во крестьянство ни за кого не заложиться» (Дьяконов. Акты к истории тяглого населения. № 4, 46 и др.); подобное в гл. XIX Уложения: «Ни за кого в закладчики не записываться и ничьими крестьяны и людьми не называться»; здесь, очевидно, закладчики есть родовое понятие для крестьян и людей.

2)«В посады не закладываться» означает припись к посадам с обязательством тяглой службы.

3)«Заложиться за короля и со своими городы» означает государственное подданство.

4)«Закладывать, закладываться» означает и личный залог в деньгах: «...жен своих и детей закладываючи» (см. ниже).

Таким образом этот общий термин, обозначающий зависимость всякого рода, не дает еще никакого вывода о клиентстве и патронате.

Внекотором отношении все названные виды зависимости имеют сходство

спатронатом, ибо всякий владеющий защищает своих подчиненных.

Но для патроната в собственном смысле нужно искать других указаний, которые бы определяли зависимость и покровительство, не будучи ни государственным подданством, ни холопством, ни крестьянством, ни тяглым городским состоянием, ни личным закладом. Есть ли такие отношения? Быть может они нашлись бы, если бы их искать там, где следует. Г. Павлов-Сильванский находит их: 1) во вкладчиках монастырских, т. е. таких людях, которые, поступая в монастырь, вносят вклады, именно свои земли, но «вклады» были общим и постоянным явлением при каждом поступлении в монастырь, состояли ли они в деньгах (как и бывало обыкновенно) или в земельных имуществах, через это не образовывалось никакого особого состояния лиц; вкладчики могли быть посвящены в монахи, или могли оставаться в прежнем состоянии; их зависимость от монастырской общины определялась в 1-м случае монастырским уставом и ничем более. — 2) «Особый разряд закладчиков составляли добровольные холопы (Там же. 22); но о вольных холопах будет сказано ниже (см. отдел о холопстве), где будет указано, что это не клиентство, а холопство. — 3) Затем, к клиен-

445

М . Ф . ВЛАДИМИРСКИЙ - БУДАНОВ

а) Иноземцы и чужеземцы

Иноземцами в Древней Руси назывались жители других русских земель, чужеземцами (теперешние иностранцы) жители стран нерусских. Права иноземцев уясняются в памятниках Новгородского права. Ст. 22-я Новгородской Судной грамоты не допускает их к свидетельству на суде, а ст. 19 Договора новгородцев с Казимиром запрещает им владеть недвижи-

там не могут быть отнесены те так называемые закладчики из горожан, которые закладывались за частных лиц и церковных властей, бросая свое тягло. К ним преимущественно в памятниках прилагается термин «закладчики» по причине весьма понятной: посадские люди, бежавшие из посадов в села к частным владельцам, поступали в крестьяне или в холопы; они так и именовались крестьянами или холопами. Но старый юридический язык не выработал термина для обозначения городских жителей, принадлежащих частным владельцам; по нашей позднейшей терминологии, это тоже крестьяне, занимающиеся торговлей и промыслами в городах. Старые памятники именуют их закладчиками. В самом деле, мудрено было придумать особое наименование для таких людей, которые, живя в посаде, никуда не уходили, а только переменили состояние, перестав быть царскими тяглецами, заложились за частных владельцев. Но их состояние, по правам, ничем не отличается от состояния крестьян и столько же похоже на клиентство, сколько это последнее.

Автор, изображая историю патроната (и затем феодализма), справедливо говорит, что «тот или иной характер патроната зависит от состояния государства», именно патронат развивается «в силу ослабления государственной власти» (с. 17). Именно вследствие этого феодализм развился в Западной Европе

ив Польше, а под влиянием Польши широкое развитие патроната наблюдается

ив западнорусском праве XV—XVIII вв. Во всех поименованных странах государственная власть пасовала перед могуществом частных лиц высшего сословия. Этого отнюдь нельзя сказать о Московском государстве, а потому явления клиентства и феодализма не господствовали здесь, по крайней мере, ничем не определяли существенных основ государственного и частного права в Москве.

Однако, было бы несправедливо отвергать вполне присутствие признаков патронатства и в московском праве: историку права не мешает для полноты картины отметить и эту неважную черту в старорусской жизни. Но для этого надо искать признаков феодализма не там, где их ищет г. Павлов-Силь- ванский, т. е. в отношениях крепостничества и холопства, а там, где действительно одно лицо, сохраняя свою личную свободу, вступает в добровольную зависимость от другого, поступает в «подданство» (термин западнорусский)

446

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

мой собственностью на новгородской территории. Других ограничений в памятниках не встречается4. Что касается прав чужеземцев или иностранцев, то надо сказать, что в новой Европе вообще они не терпят столь решительных ограничений в правах, как у восточных и классиче-

к другому. Таковы были боярские «знакомцы» (или, как предпочитает говорить г. Павлов-Сильванский, «держальники»), т. е. двор боярина, состоящий из свободных людей, большей частью благородного происхождения — это древняя дружина боярская. «Знакомцы» не были холопами, хотя бы и добровольными, не исполняли домашних работ, а служили боярину военной службой и так сказать гражданской (в приказах и в вотчине). Таковы же были архиерейские дворяне и дети боярские, т. е. служилые люди церкви, иногда сами владевшие вотчинами, но обыкновенно получавшие от церкви поместья и служившие за них военную службу. По поводу этих выражений г. Павлов-Сильванский («Феодальные отношения», 27) замечает, что они якобы находятся в противоречии

стем, что сказано нами выше на с. 148-й: «Дворяне архиерейские и знакомцы боярские могут быть причислены к царским служилым людям», ибо они «вместе

счастной службой отправляли и государственную». Но мы должны и теперь остаться при тех же выражениях, ибо не усматриваем в них противоречия; вероятно и сам г. Павлов-Сильванский признает, что ни бояре, ни церковные власти, не обладая правом войны и мира, не нуждались в отправлении военной службы для себя, но, будучи обязаны отправлять ее в пользу государства, держали для этой цели военных людей и вознаграждали их за то жалованьем и землей. Подобный же характер имеет и гражданская, собственно судебная, деятельность архиерейских детей боярских в церковных вотчинах (о боярских «держальниках» в этом отношении ничего не известно: памятники молчат, конечно, потому, что права суда частных светских владельцев были весьма ограничены): десятинники владычные обязаны «судить (в) правду по царскому судебнику

ипо уставным грамотам. А учнут судити не прямо, а посуды имать и делы волочить и продажу чинить… возвещати и писати на них ко мне, митрополиту. А не управлюсь я, митрополит, и старостам и священникам о том писати ко царю

ивеликому князю; и десятинником… от царя быти в великой опале» (Наказн. списки соборн. Улож. 1551. И.Беляева, с. 11; ср. Стоглав, гл. 68). Известно, что назначение и перемена архиерейских дворян совершается с ведома и согласия царя. Таким образом, нам представляется бесспорным, что служба архиерейских дворян церкви есть в то же время служба государству. Подобное же надо разуметь и о служилых людях бояр и князей (невладетельных).

4 Дебольский не согласен признать различие терминов «иноземец» и «чужезе-

мец», несмотря на точное выражение Русской Правды: «А пришел гость из

447

М . Ф . ВЛАДИМИРСКИЙ - БУДАНОВ

ских народов. По греческому, например, понятию о гелленизме, между греками и не греками, именуемыми общим названием варварами, должна существовать постоянная война до полного истребления варваров. Впрочем, у греков отношения к иностранцам были несколько мягче, нежели у восточных народов, где всякий иностранец, попавший на чужую территорию, являлся бесправной вещью. У греков же иностранцы только не могли приобретать недвижимой собственности на их территории и должны были иметь опекуна из граждан. Римское право тоже только путем длинных постепенных уступок провинциалам и иностранцам переродилось из узкого строго национального jus civile в jus gentium, допустив последних к полному участию в правах. Из новейших европей-

иного города, или чюжоземец». Он не признает также особой (ограничительной или привилегированной) правоспособности за гражданами других русских земель, полагая, что, «благодаря подвижности в составе волости-княже- ния, то соединению нескольких волостей, то дроблению и т.д., самое понятие иностранца не могло быть применяемо к русским жителям отдельных княжений». Автор, очевидно, находится под влиянием старых предубеждений, что всякое княжение есть земля-государство, а потому обходит без должного внимания такие твердые постановления закона: «...из своего города в чюжу землю извода нет» (Рус. Пр. Кар. 36); он неправильно отождествляет это постановление с другим, по которому свод в одном городе отличается от свода «по землям» (по территории) того же города: в последнем случае свод идет, и даже облегчается для истца. Прямое постановление Новг. Судн. гр. о том, что псковитяне не пользуются правом послушества в новгородских судах, Дебольский объясняет особой «враждой (новгородцев) к своему бывшему пригороду» (с. 238). Ссылка на то, что послухами могли быть даже иностранцы других национальностей (немцы; см. Договор 1229 г., ст. 13), основана на недоразумении: дело идет о суде между русским и иностранцем, когда уже никак нельзя отказать

впослушестве иностранцу. Впрочем, мысль Дебольского неясна: он говорит, между прочим: «Несомненно, мы встречаем ряд указаний на ограничения

вправах жителей иных княжений в пределах данного»; он отмечает «повсеместное обязательство князей из одного княжения не иметь земельной собственности в пределах другого», но объясняет его «не учением об иностранном подданстве, а заботой о неприкосновенности или внутренней независимости княжеского управления в пределах своего княжения»…, а в Новгороде «неприкосновенности республиканского государственного устройства». Но подобными государственными мотивами вообще объясняются все законы об иностранцах, а не какими-либо лично им принадлежащими дефектами.

448

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ских народов немцы обнаружили наибольшую строгость по отношению к иностранцам: до XVI в. у них удерживались следующие постановления, касающиеся иностранцев: 1) Wild-fangiatus, т. е. право каждого гражданина охотиться за иностранцем и в случае поимки обращать его в рабство; 2) право берегового владельца на вещи и личность иностранца, потерпевшего у его владений кораблекрушение и 3) droit d’aubain — право государства наследовать имущество после иностранца. Славянское право в своих отношениях к иностранцам несравненно мягче. Оно не только наделяет их некоторыми гражданскими правами, но даже иногда дает им привилегии. Все иностранцы делились у нас на иностранцев — временных гостей и иностранцев оседлых. Гости, по общему праву всех первобытных народов, временно усвояются семьей, принявшей их. Способы такого усвоения были различны; самым же обыкновенным и вместе простым способом было прикосновение гостя к семейному очагу, после чего он становился освященным членом семьи и под кровом ее считался неприкосновенным. Таким образом в основании отношений к иностранцам лежала временная натурализация в семье. У древних же славян, по свидетельству императора Маврикия, гости получали такое временное признание прав не только в семье, но и в целом племени: «...если чужеземец подвергнется несчастью по вине того, кто должен охранять его (домохозяина), то соседи идут войною на этого последного, вменяя себе в благочестие отомстить за иностранца». Однако, даже и в историческое время такая натурализация была недостаточна. 8-я ст. Договора Олега с греками показывает, что до заключения этого договора иностранец, потерпевший кораблекрушение у берегов, населенных славянами, подвергался возможности «убиену» или, по крайней мере, «биену быти». Упомянутой 8-й ст. Договора эта возможность для греков уничтожена. Кроме этого «берегового права», другие немецкие постановления, как Wild-fangiatus или droit d’aubain, в славянском праве не имели места. После принятия христианства иностранцы («сторонники») отдаются под опеку церкви, и «гостиницы» и «странноприимницы» считаются церковными учреждениями. — С течением времени права, предоставлявшиеся иностранцам посредством временной натурализации, становятся недостаточными. Договорами им была предоставлена большая сумма прав, но не вся полнота их: взамен того за ними были укреплены их отечественные права. В договоре с немцами 1229 г. (ст. 16-я) читаем: «Если латинские гости бьются между собою мечом или деревянным орудием, то князю (русскому) до того дела нет: они судятся сами между собою». О правах их приобретать недвижимые имущества нет и не может быть речи, но ст. 30 того

449

М . Ф . ВЛАДИМИРСКИЙ - БУДАНОВ

же договора немцам предоставлено право приобретать движимое имущество; они могут также вступать в обязательственные отношения с гражданами и в таких отношениях пользуются значительными привилегиями. Ст. 69 Русской Правды постановляет, чтобы при конкурсном взыскании с должника из имущества его был выплачен сперва долг кредитору-гостю, если таковой, конечно, существует, и потом уже оставшееся имущество делится между «домашними» кредиторами: «...отдать прежде всего долг гостю, а домашним, что останется». Такими же привилегиями пользовались немцы и при переходе имущества должников по наследству или

вфиск: получавший «статок» (наследство) должен был выплатить долги немцу, если они были на этом наследстве; при конфискации имущества (за преступления) выплачивались долги иностранцам (Договор 1229 г., ст. 12). Впрочем, все эти права и привилегии весьма естественно обусловливаются экономической пассивностью Древней Руси, получавшей необходимые товары из других стран при посредстве гостей-купцов.

Переходную ступень между гостями и оседлыми иностранцами составляют гостиные дворы или фактории. Это были отдельные замкнутые общины, которые иностранцы создавали для того, чтобы, при невозможности пользоваться лично, в отдельности, полными правами гражданства, пользоваться ими в совокупности — коллективно. Такие дворы во множестве были рассеяны в Древней Руси. Южная Русь вела торговлю преимущественно с южной Германией, и потому в Киеве был двор Регенсбургских купцов. В северной Руси — Смоленске, Пскове, Полоцке и особенно

вНовгороде — торговали с весьма раннего времени купцы скандинавские и преимущественно из северной Германии. Немецкий двор в Новгороде упоминается в XII в., но, несомненно, существовал и прежде. Собственно в Новгороде было два двора — немецкий и готский, но юридически они составляли одно учреждение. Население двора менялось два раза

вгод между зимними и летними гостями. Тем не менее гостиный двор, как юридическое лицо, обладал своими постоянными правами по отношению к государству, которыми гости отдельно вне его не пользовались. Важнейшим из таких прав двора было право владения недвижимым имуществом и притом не только внутри его (домами, лавками, церковью), но даже и за его пределами, как, например, лугами. Внутренние права и вообще устройство двора были основаны на принципе полной экстерриториальности: это было как бы государство внутри другого.

Кроме иностранцев, живших в факториях, с древних времен известно и частное оседлое население городов из иностранцев. Названия «ворота лядские», «ворота жидовские» в Киеве указывают на части города, насе-

450