§ 2. Значение изучения истории уголовного права

Необходимость изучения истории уголовного права обусловлена за­кономерностями, заложенными в сущности самой истории, ее интерпрета­ции новыми поколениями и применения знаний, полученных на основе изучения и оценки опыта.

Еще раз подчеркнем, что нельзя рассматривать историю на основе сего­дняшних представлений, поскольку они сами сформировались под влиянием предшествующих событий, т.е. находятся с ними в диалектической связи. Ис­торические факты нужно оценивать исходя из механизма влияния на совре­менную ситуацию. Отрицательный опыт при этом тоже представляет цен­ность, т.к. его правильный учет способствует совершенствованию законода­тельства и правоприменительной практики. Таким образом, он закладывается как необходимый элемент в процесс формирования положительного опыта. В связи с этим в литературе справедливо отмечается, что «каждое новое поколе- ниє ученых стремится подвести определенные итоги предшествующей рабо­ты, оценить пройденный этап и наметить новые перспективы»¹⁰.

Нельзя отбрасывать исторический опыт по идеологическим соображе­ниям, на основе отрицательной оценки самой исторической эпохи. Такая оценка имеет субъективный характер уже только потому, что не учитывает за­кономерной преемственной связи существующих правовых явлений и явле­ний прошлого, а также обусловленности ряда юридических институтов вовсе не идеологией, а объективными условиями развития и возникающими на их основе потребностями регулирования и охраны соответствующих обществен­ных отношений.

Великий русский ученый-криминалист Н.Д. Сергеевский в обоснование необходимости изучения истории уголовного права писал: «Независимо от истории текста действующего закона, который дает ключ к пониманию его, наука уголовного права не может ограничиться одним действующим уголов­ным законом, оставив в стороне его прошлое, его историка Проследив проис­хождение известного института или законоположения, мы узнаем те условия, которые породили его и которые влияли на его развитие; зная это, мы имеем возможность оценить его современное значение, иначе говоря, мы получаем возможность решить: должно ли быть это законоположение сохранено, или оно должно уступить место другому, как потерявшее свое жизненное основа­ние, вследствие изменившихся условий. Каково должно быть это новое зако­ноположение - при разрешении этого вопроса изучение прошлых эпох дает опять-таки незаменимое руководство векового опыта. Одним словом, для по­нимания, оценки и критики уголовного закона необходимо знать его историю; в противном случае все наши суждения лишены будут прочного основания... Историческое направление ведет за собой не регресс уголовного законода­тельства, не возвращение к старым формам, а, наоборот, оно есть необходи­мое условие прочного прогресса. Создать идеал, более или менее окрашенный субъективным произволом, создать утопию, заключающуюся в отрицании всего существенного, возможно и без помощи исторического исследования; но дать законоположение, соответствующее потребностям данной эпохи, мо­жет только тот, кто знает условия этой эпохи и изучил их основания в про­шедшем. Всякая эпоха есть результат предшествующей, и без нее она немыс­лима...»¹¹.

Следует отметить, что необходимость изучения истории уголовного права определяется непрерывностью его развития, диалектической связью этапов, на каждом из которых происходит учет и совершенствование преды­дущего опыта. Таким образом, анализируя историю, можно не только найти объяснение современному состоянию теории и практики борьбы с преступно­стью, но и на основе научного прогноза составлять перспективные планы ее совершенствования.

Потребности в изучении истории уголовного права обусловлены не только сугубо научными интересами. Изучая социальные условия, в кото­рых формируется уголовное законодательство, а также господствующая концепция уголовной репрессии, можно найти объяснение объективных причин того, почему развитие шло именно в данном направлении, что по­служило его движущими силами, и какие факторы ему сопутствовали. В немалой степени это необходимо для того, чтобы влиять на формирование предпосылок для наиболее оптимального с социальной и научной точек зрения дальнейшего развития уголовного права, иметь возможность управ­лять данным процессом.

Глубокое, опирающееся на подлинно научную методологию изучение вопросов истории уголовного права позволяет выявить ее закономерности, благодаря которым яснее воспринимается содержание действующего уго­ловного права, природа и генезис его основных институтов и концептуаль­ных положений.

Важнейшей исторической закономерностью является то, что уголов­ное право не может обгонять социальное развитие, не учитывая сложив­шуюся иерархию общественных отношений и обусловленную ею систему социальных ценностей. Напротив, оно порождается общественной жизнью и отражает уровень развития общественного сознания. При этом уголовное право не идет «в первом эшелоне» институтов общества, которые наиболее чутко реагируют на социальные изменения (как, например, политические институты), проявляя практически во все исторические периоды опреде­ленную устойчивость.

Разумеется, история знает примеры, когда власть своим решением вводила в действие нормативные акты, нарушающие традиции уголовной репрессии (либо в сторону ее ужесточения, например при Петре I или в первые годы советской власти, либо в сторону смягчения, в частности во времена правления Елизаветы I или Екатерины II). Однако в таких случаях эти нововведения не были самоцелью, а выступали условиями глубоких со­циальных преобразований, реализация которых обеспечивала через некото­рое время социальное обоснование подобных уголовно-правовых новаций.

В любом случае уголовное право не может надолго обгонять свое время. Оно выступает своеобразным индикатором принятых в обществе со­циальных ценностей; чем выше благо с точки зрения общественного созна­ния и опирающейся на него государственной идеологии, тем мощнее его правовая охрана, тем строже наказание за посягательства на него. По Рус­ской правде за оскорбление действием - вырывание волос из усов и бороды - назначалось максимальное наказание (ст. 8 Краткой редакции, ст. 67 Про­странной редакции). По Соборному уложению 1649 г. за богохульство сжи­гали на костре (гл. 1, ст. 1), а за убийство сына или дочери родителя приго­варивали к заключению в тюрьме сроком на один год (гл. XXII, ст. 3).

33

Убийство же крепостного вообще относилось к имущественным преступле­ниям (гл. XXI, ст. 69-73). По Артикулу воинскому сжигали за колдовство (арт. 1), допускалась децимация (казнь каждого десятого военнослужащего по жребию - арт. 117), за срывание правительственных указов полагалась смертная казнь (арт. 203). По Уложению о наказаниях уголовных и испра­вительных 1885 г. наказывали за неведение или ненадлежащее ведение, не­сохранение торговых книг (ст. 1173, 1174), склонение лица к отказу от уча­стия в публичных торгах (ст. 1181), прием на работу приказчика, не отчи­тавшегося перед предыдущим работодателем (ст. 1183). В советский период карали за спекуляцию (ст. 107 УК РФ 1926 г., ст. 154 УК РФ 1960 г.), част­нопредпринимательскую деятельность (ст. 129-а УК РСФСР 1926 г., ст. 153 УК РСФСР 1960 г.)¹. Объяснение этому можно наити в том, что деяния, считающиеся общественно опасными, а следовательно, преступными, как правильно пишет В.В. Мальцев, посягали на отношения, входившие в соци­альную инфраструктуру общества.

С точки зрения наших предков, неотомщенное оскорбление свобод­ного человека в Древней Руси было хуже смерти, так как роняло его соци­альный статус, превращало в изгоя, а богохульство подрывало основы хри­стианской религии, составлявшей фундамент российской государственно­сти. Нарушение правил публичных торгов наносило урон свободе торговли капиталистической России, а спекуляция, напротив, причиняла вред плано­вой торговле, подтачивала основы хозяйствования советской России. И едва ли большинство современников тех лиц, которых карали за совершение упомянутых деяний, сомневалось в справедливости применяемых к ним на­казаний¹².

Социальные интересы (ценности, блага), по поводу которых существу­ют общественные отношения, объективны, как объективно и их разное значе­ние для общества, основывающееся на разнообразии в содержании и важно­сти интересов индивидов, групп людей, слоев населения либо государства или общества в целом. Поэтому общество на каждом из этапов развития выбирало приоритеты при установлении относительной ценности социальных интере­сов, в нем всегда складывалась определенная иерархическая система общест­венных отношений.

Единство и преемственность исторического процесса, взаимосвязан­ность эволюции социальных и правовых явлений, социальная обусловлен­ность уголовного права¹³, позволяют выявить социальные предпосылки воз­никновения уголовного права, уяснить динамику, а следовательно, и пер­спективы его развития как в целом, так и отдельных институтов, установить происхождение уголовно-правовых терминов, повысить общую правовую образованность. В этом заключается научная и практическая ценность та­ких исследований.

Уяснение исторического материала помогает составить хотя бы об­щее представление об истории российского уголовного права. Вместе с тем значение систематизированных историко-правовых сведений заключается и в том, что лишь на их основе могут быть разработаны верные подходы к общему пониманию современного российского уголовного права, его роли в жизни общества, а отсюда - и к определению задач уголовного права, по­нятия уголовной ответственности.

Таким образом, только история может дать подлинно научное объяс­нение как современного состояния уголовного права, так и состояния его в предшествовавшие периоды. «Без света истории как науки, трактующей о постепенном развитии рода человеческого, уголовное право прежних фор­маций являлось бы во многих пунктах произведением умопомешанного»¹⁴.

Результаты исторического исследования уголовного права, скорее даже практики его реализации, имеют значение для формирования совре­менной уголовной политики. С их помощью можно получить объективные сведения о том, как зарекомендовали себя те уголовно-правовые институты и нормы, которые существуют и поныне, и те, которые планируется реани­мировать в уголовном праве. В данном случае история наглядно демонст­рирует противоречивость дихотомии преемственности и обновления. С од­ной стороны, уголовная политика во многом определяется предыдущим ис­торическим опытом, с другой - не может и не должна воспринимать его полностью позитивно. Речь идет о тех периодах истории, в которые кара­тельный потенциал мер уголовной репрессии использовался не только в борьбе с преступностью, но и в иных политических целях. К примеру, в пе­риоды обострения социальных противоречий законодатель нередко отходил от принципа вины, карая за обнаружение умысла, мысли или за происхож­дение.

Так, с первых лет советской власти интересы рабочих и крестьян, по сравнению с другими социальными группами, получили привилегирован­ную правовую защиту (ст. 1 Руководящих начал, ст. 5 УК РСФСР 1922 г., ст. 1 УК РСФСР 1926 г.). При назначении наказания учитывалось классовое происхождение виновного (п. «а» и «б» ст. 12 Руководящих начал, п. «б» ч. 2 ст. 47, п. «б» ст. 48 УК РФ 1926 г.). В уголовном праве использовались понятия «общественно опасные элементы», «меры социальной защиты» и «аналогия закона», позволявшие наказывать лиц, не совершивших преступ­ление, но неугодных с точки зрения господствовавшей идеологии.

Другим примером использования исторических сведений для целей уголовной политики может служить институт наказания. Так, эволюция це­лей наказания в советском уголовном праве была весьма непростой и отра­жала спорадические изменения карательной политики. Впервые они сфор­мулированы в Руководящих началах по уголовному праву РСФСР 1919 г.

36

В них говорилось: «Задачи наказания - охрана общественного поряд­ка от совершившего преступление или покушавшегося на совершение тако­вого и от будущих возможных преступлений как данного лица, так и других лиц» (ст. 8). Из этой нормы следует, что уголовная репрессия проводилась с целью специального и общего предупреждения. Частная превенция харак­теризовалась следующим образом: «Обезопасить общественный порядок от будущих преступных действий лица, уже совершившего преступление, можно или приспособлением его к данному общественному порядку, или, если не поддается приспособлению, изоляцией его и, в исключительных случаях, физическим уничтожением его» (ст. 9).

С принятием УК РСФСР 1922 г. начался постепенный переход от по­нятия «наказание» к понятию «меры социальной защиты». При этом разли­чие намечалось не только в терминологии. Кодекс предусматривал возмож­ность уголовно-правового преследования как за преступления, так и за дея­ния, не являющиеся таковыми (ст. 5, 7 и 49). Это, естественно, не могло не отразиться на целях наказания, сформулированных в УК. В качестве тако­вых в ст. 8 устанавливались: общее предупреждение новых нарушений как со стороны нарушителя, так и со стороны неустойчивых элементов общест­ва; приспособление нарушителя к условиям общежития путем исправи­тельно-трудового воздействия; лишение преступника возможности совер­шения дальнейших преступлений.

В Основных началах уголовного законодательства СССР и союзных республик 1924 г. законодатель окончательно отказался от термина «нака­зание». Согласно ст. 4 Основных начал меры социальной защиты применя­лись с целью: предупреждения преступлений; лишения общественно опас­ных элементов возможности совершать новые преступления; исправитель­но-трудового воздействия на осужденных. Приоритет, исходя из текста ста­тьи, в Основных началах, как и в УК 1922 г., отдавался цели общего, а не специального предупреждения. Законодатель впервые ввел понятие «ис-

37

правление» преступника, понимая под ним не цель наказания, а результат применения мер социальной зашиты.

УК 1926 г. закреплял иную, чем прежде, иерархию целей карательной политики. На первом месте была специальная превенция - «предупрежде­ние новых преступлений со стороны лиц, совершивших их». Затем в зако­не указывалось на применение мер социальной защиты в целях «воздейст­вия на других неустойчивых общества и приспособления совершивших преступные условиям общежития государства трудящихся», т.е. общей пре­венции.

В 30-е годы цели наказания формулировались не только в уголовно- правовых нормах, но и в иных законодательных актах. Так, в ст. 3 Закона о судоустройстве СССР, союзных и автономных республик, принятого 16 ав­густа 1938 г., говорилось, что суд, применяя меры уголовного наказания, не только карает преступников, но и имеет своей целью их исправление и пе­ревоспитание.

В соответствии со ст. 20 УК РСФСР 1960 г. наказание признавалось не только карой за совершенное преступление, но и имело целью исправле­ния и перевоспитания осужденного в духе честного отношения к труду, точного исполнения законов уважения к правилам общежития, а также пре­дупреждения совершения новых преступлений как осужденным, так и дру­гими лицами. Следовательно, в законе были закреплены следующие цели наказания: исправление и перевоспитание осужденных; предупреждение совершения новых преступлений со стороны осужденного (частная превен­ция); предупреждение преступлений со стороны иных граждан (общая пре­венция)¹⁵.

История показывает примеры и смены приоритетов в применении тех или иных видов наказания. Лишение свободы в нашей стране всегда, а осо­бенно в советское время было на особом счету. Как правильно пишет Г.Н. Тоскина, пенитенциарная политика этого периода была направлена на оку­паемость наказания, что выражалось в применении принудительного труда. Если за рубежом исполнение наказания в виде лишения свободы (за исключе­нием некоторых стран, например, Китая) осуществлялось и осуществляется в тюрьмах и обеспечивает лишь изоляцию осужденных, то в нашей стране обя­зательным условием выступал труд. За годы советской власти сформировался мощный промышленный и сельскохозяйственный сектор уголовно- исполнительной системы. Этот принцип обусловил целый ряд негативных осо­бенностей исполнения лишения свободы. Во-первых, потребностями органи­зации труда осужденных была обусловлена сама лагерная форма отбывания наказания и соответственно милитаризация пенитенциарной системы. Без ис­пользования военизированных подразделений, введения жесткого режима, строгой дисциплины армейского типа такая организация просто невозможна. Во-вторых, принудительный труд в условиях лишения свободы аналогичен труду рабов и антигуманен по своей сути¹⁶.

Благодаря критическому переосмыслению этого опыта, а также тому, что еще в середине прошлого века зарубежными и отечественными учеными установлено, что лишение свободы далеко не всегда оправдывает себя и не

Л

может рассматриваться в качестве универсального наказания , разработка и внедрение в законодательство эффективных и реальных альтернатив наказа­ниям, сопряженным с изоляцией в местах принудительного содержания осуж­денных, является в настоящее время одной из ключевых проблем уголовно- правовой политики России.

Исторические исследования способствуют и решению вопросов тео­рии уголовного права. Это как раз тот случай, когда истинность теории проверяется практикой. Историко-правовой анализ либо укрепляет основа­ния научности концепции, отражая ее соответствие тенденциям развития законодательства и традициям общества, либо ослабляет эти основания, по­казывая ее инородность и тому, и другому.

По конкретным историческим документам можно с достаточной оп­ределенностью судить о социальном аспекте уголовного права и его форме (юридико-техническом выражении), их взаимосвязи, сформировать пред­ставление о структуре уголовно-правовых источников, особенностях конст­руирования норм, специфики отражения в них социальных явлений, стоя­щих за такими центральными понятиями уголовного права, как преступле­ние и наказание.

На всем протяжении истории развития российского общества измене­ние содержания общественных отношений порождало специфику в законо­дательной оценке социального значения общественно-опасных деяний. Тем не менее можно выявить нечто общее, влияющее на такую оценку. В уго­ловном праве всегда находила свое отражение иерархичность обществен­ных отношений. Она в основном проявлялась в отнесении социальных ин­тересов к сфере, охраняемой уголовным правом, в определении преимуще­ственного места в уголовном законе нормам, обеспечивающим защиту наи­более важных общественных отношений этой сферы, в увеличении строго­сти наказаний, назначаемых за посягательства на такие отношения. Сам факт постановки отношений под охрану уголовного закона, таким образом, свидетельствовал об их приоритетности по сравнению с иными обществен­ными отношениями. Вместе с тем и среди охраняемых уголовным правом отношений различались более или менее значимые.

В.В. Мальцев делает обоснованный вывод, что в уголовном праве России государственные интересы всегда ставились выше частных интере-

40