ИГПЗС учебный год 2023 / БИЛЕТЫ / вар3 / 21

Билет №21

1.Государственный срой 3-й республики во Франции. Конституционные законы 1875 г.

Утверждение Третьей республики. Политическая обстановка во Франции после падения Коммуны характеризовалась не только жестоким террором по отношению к коммунарам, но и усилением реакции по всем направлениям. Во многих департаментах было введено осадное положение.

В августе 1871 г. начался роспуск Национальной гвардии, а в 1872 г. был принят закон, который восстанавливал постоянную армию, основанную на всеобщей воинской повинности (по прусскому образцу). В основном в старом виде воссоздавалась и полицейская система. С лета 1871 г. вновь стали заявлять о своих претензиях на престол члены монархических династий. Благодаря прямой поддержке правительства усилилось влияние католической церкви.

Политическая реакция взяла в свои руки и решение конституционных вопросов. Законом 31 августа 1871 г. вопреки протестам республиканцев Национальное собрание, где большинство принадлежало монархистам и откровенным консерваторам, присвоило себе учредительные функции. Лишь сложная обстановка в стране вынудила собрание в качестве временной меры наделить Тьера как главу исполнительной власти титулом “президент Республики”.

Фактически в это время Франция представляла собой “республику без республиканцев”, ибо первые президенты (Тьер, а затем сменивший его в 1873 г. Мак-Магон) были убежденными монархистами. Все основные министерства находились в руках противников республики. Сам термин “республика” почти перестал употребляться в официальных государственных документах.

Осуществляя в первые годы государственное руководство в Третьей республике, монархисты, однако, не смогли на этот раз сокрушить республиканский строй. Этому помешали как внутренние разногласия в самом лагере монархистов, так и прежде всего изменения в политическом сознании французского общества. Даже убежденные консерваторы не могли более не считаться с укрепившимися республиканскими настроениями широких слоев населения. Республиканская форма правления открывала наибольшие возможности для укрепления разорванных при предшествующих режимах связей государства с гражданским обществом, для усиления влияния различных фракций буржуазии на политическую жизнь.

Именно в таких условиях в 1875 г. Учредительное собрание приняло конституцию Третьей республики, где в своего рода анонимной форме (простым упоминанием “президента Республики”) санкционировался и утверждался республиканский строй. Правда, не считаясь с изменившейся расстановкой политических сил, президент Мак-Магон предпринял в 1877 г. неудачную попытку государственного переворота. Она закончилась окончательным падением престижа монархистов, и в 1884 г. была принята конституционная поправка, гласившая, что “республиканская форма правления не может быть предметом пересмотра”.

Конституционные законы 1875 г. Конституция Третьей республики, разработанная консерваторами, заметно отступала от сложившихся ранее общих стереотипов французского конституционализма.

В ней не было Декларации или вводной части, содержавшей изложение принципов государственной власти, перечня прав и свобод граждан. Конституция полностью была посвящена организации высших государственных учреждений. Она не представляла собой единого документа, а складывалась из трех органических законов: Закона 24 февраля 1875 г. об организации Сената, Закона 25 февраля 1875 г. об организации государственной власти, Закона 16 июля 1875 г. об отношениях между государственными властями. Эти законы отличались необычайной краткостью (насчитывали всего 34 статьи), а поэтому многие вопросы конституционного устройства республики оставались неразработанными и решались в последующем с помощью текущего законодательства. Предусмотренная конституцией государственная организация Третьей республики, основанная на принципах парламентаризма и либерализма, отразила ряд серьезных уступок консерваторам. Учредительное собрание, которое всего лишь большинством в один голос подтвердило республиканский строй, стремилось создать систему государственных органов, напоминающих монархию. Именно поэтому избираемый на 7 лет и имеющий право переизбрания президент Республики наделялся многими прерогативами, которые к этому времени уже утерял английский король. Президент имел право законодательной инициативы, промульгировал законы и следил за их исполнением. Он мог отсрочить заседания парламента, распустить нижнюю палату (с согласия верхней). Президент руководил вооруженными силами, назначал на все гражданские и военные должности, имел право помилования. При президенте как главе государства аккредитовывались иностранные дипломаты. За свои действия президент не нес политической ответственности, его декреты подлежали контрасигнации одного из министров.

Влияние консерваторов нашло свое отражение и в организации законодательной власти. Последняя осуществлялась Палатой депутатов, избираемой на 4 года всеобщим голосованием, и Сенатом, состоящим из 75 пожизненных сенаторов и 225 сенаторов, которые избирались косвенным путем особыми коллегиями выборщиков по департаментам на 9 лет.

Сенат как верхняя палата парламента был постоянно действующим учреждением. Он не мог быть распущен и каждые 3 года обновлялся на одну треть. Как и Палата депутатов, он обладал правом законодательной инициативы, разработки законов, контроля за деятельностью правительства. Лишь финансовые законы должны были в первую очередь представляться в нижнюю палату и приниматься ею.

Конституция, таким образом, отводила Сенату, состав которого, естественно, был более консервативным, роль тормоза на пути радикального законодательства. Конституционная поправка 1884 г. ликвидировала институт пожизненных сенаторов, но назначенные ранее сенаторы сохраняли свой пост до конца жизни (вплоть до первой мировой войны).

Заседания палат проходили одновременно, но каждая из них работала самостоятельно. На общее собрание, именуемое Национальным собранием, они созывались лишь в случае избрания президента или пересмотра конституции.

Конституция 1875 г. предусмотрела создание Совета министров, правовой статус которого не был детально разработан. Но принципиальное значение имело положение о том, что “министры солидарно ответственны перед палатами за общую политику правительства и индивидуально — за их личные действия”. Таким образом закреплялся институт парламентской ответственности правительства, который придавал ему самостоятельность по отношению к президенту. Последний не был главой правительства, а лишь назначал председателя Совета министров из числа лиц, пользующихся поддержкой большинства депутатов. Если пост президента Республики был вакантным, Совет министров осуществлял всю полноту исполнительной власти.

Конституционные законы не регламентировали организацию и порядок проведения выборов. Специальным законодательством было подтверждено всеобщее мужское избирательное право (с 21 года), но в выборах не принимали участие женщины, военнослужащие, основная часть населения колоний, лица, проживающие в избирательном округе менее 6 месяцев. Из 40 млн. французов избирательным правом пользовались 12 млн. В еще большей степени несовершенство избирательной системы проявилось в самой организации выборов, которые проводились по мажоритарной системе с голосованием в 2 тура. В первом туре считался избранным лишь тот кандидат, который набирал более 50% голосов избирателей в округе. Поскольку, как правило, ни один из кандидатов не получал абсолютного большинства голосов, проводился второй тур голосования. На этот раз избранным считался кандидат, получивший относительное (по сравнению с другими кандидатами) большинство голосов. Избрание депутата относительным большинством голосов означало, что против него выступило подавляющее большинство избирателей округа. Такая система явно искажала волеизъявление населения и, по выражению Гамбетты, лидера “умеренных республиканцев”, представляла собой “вдребезги разбитое зеркало, в котором Франция едва может узнать себя”.

2. Институты вещного права по Гражданскому кодексу Германии 1900 г

Право собственности и владение. Составители БГБ не дали строгого понятия права собственности. Общая норма) характеризующая в Кодексе право собственности (§ 903), предоставляет собственнику правомочия обходиться с вещью по своему усмотрению и исключать воздействие на нее других лиц. Германский законодатель тем самым дал собственнику обширное и исключительное господство над вещью. Наряду c признаками исключительности и всеобъемлющего характера власти лица над вещью к атрибутам германской конструкции собственности, зафиксированной в германском ГК, следует отнести ее свободу и индивидуальный характер. “Свобода собственности необходима для всех нас...”, — утверждали члены комиссии по составлению проекта БГБ в дебатах в рейхстаге при обсуждении § 903.

Традиционно широко была сформулирована и статья Кодекса, посвященная важнейшему виду собственности — земельной собственности. § 905 предоставил германскому собственнику земельного участка обширную власть не только на поверхность земли, но и на недра и воздушное пространство над земельным участком. Право собственника земли не распространялось только на полезные ископаемые, имеющие государственное значение (металлы, уголь, соль). Их использование, как и ранее, регулировалось нормами земского горного права (ст. 68 Вводного закона).

Для БГБ характерно отсутствие сколь-нибудь заметных ограничений в правовом режиме собственности на движимые вещи. А вот легальные ограничения для собственника недвижимости в Кодексе даны в части второй § 905 и в § 906. В первом из них зафиксировано правило о недопустимости для собственника земельного участка пытаться “воспретить воздействие на такой высоте или на такой глубине, что устранение не представляет для него интереса”. Эта норма ни в коей мере не лишала земельного собственника права на недра и “воздушный столб”. Вводя обширные реальные полномочия земельного собственника в границы наличного интереса (в конкретной интерпретации соответствующего суда), это правило носило, как и запрещение шиканы, скорее, “социально-этический” характер. Следующий § 906 ограничивал собственника земельного участка в интересах хозяйственного использования других земельных участков, обязывая земельного собственника терпеть проникновение на его участок дыма, пара, копоти, газа и других имиссий, если они нарушают его интересы в незначительных объемах. В случае, если имиссий с соседних участков земли оказывают “недопустимое воздействие на его участок” (§ 907), собственнику земельного участка предоставлены запретительные правомочия.

Характеризуя юридическую конструкцию собственности по БГБ, важно выделить некоторые особенности правомочий собственника по распоряжению вещами. Здесь вновь выступают в резкой форме различия между недвижимыми и движимыми вещами. Так, при переходе права собственности на вещи движимые БГБ закрепил старогерманское правило: “Hand muss Hand wahren”. (“Рука должна предостерегать руку”). Оно означало повышенную защиту прав добросовестного приобретателя вещи. Собственник вещи, доверивший ее продавцу, лишался права истребовать ее у добросовестного приобретателя. Таким образом, последний, согласно указанному правилу, мог получить больше прав, чем их имел отчуждатель. Это старогерманское правило оказалось весьма выгодным для капиталистического оборота, придавая ему необходимую прочность и мобильность.

Совершенно иначе подходит БГБ к вопросу о распоряжении недвижимостями. Их передача обусловлена рядом формальностей. И это тоже отличительная черта германского вещного права. По Кодексу для передачи права собственности на недвижимые вещи необходим особый публичный акт: запись в Поземельной книге, правовой режим которой был урегулирован особым имперским законом 1897 г.

Второй важнейший вещно-правовой институт — владение — регулируется БГБ достаточно подробно. Нормы Кодекса, регулирующие владение, помещаются на видном месте: они открывают третью книгу Кодекса, что демонстрирует значение, придаваемое этому институту германским законодателем.

Характеризуя германское владение, нужно подчеркнуть оригинальность его юридической конструкции. БГБ отбросил римскую “волевую” конструкцию владения и провозгласил, что владение вещью приобретается достижением действительного господства над ней (§ 854). Устранив в качестве квалифицирующего волевой элемент, Кодекс тем самым резко расширил сферу института владения. Владельцами признаны некоторые категории недееспособных лиц. (дети) и лица, обладающие вещью по договору (арендаторы, хранители). Признав владельцем помимо хозяина вещи арендатора, хранителя и других лиц, обладающих вещью на основе обязательственных отношений, законодатель создал две категории владения — “непосредственного” и “посредственного”. Обе категории владельцев получили по БГБ самостоятельную юридическую защиту. Таким образом, власть защищаемого владения и интенсивность его охраны резко расширены германским ГК. И сделано это было, несомненно, в интересах определенных группировок германской буржуазии, сельской и городской, выступавшей в гражданском обороте чаще всего в статусе арендаторов земли, нанимателей строений и т. п.

3. Common wealth

С XV века вместо термина «королевство» в английских политических сочинениях иногда использовался термин «common weal» или «common wealth», но под ним подразумевалось не государство, а скорее объединение различных социальных групп для достижения общего для всех блага. Именно такое значение приписывал словосочетанию «commonwealth» английский мыслитель Томас Элиот (Thomas Elyot, 1490—1546). В своем сочинении «Книга, называемая Правитель», написанном в 1531 году, он, стремясь точнее определить значение термина «public weal», попытался сравнить его с выражением «common weal». По его словам, «между public weal (публичным благом) и common weal (общим благом) может оказаться такое различие в английском языке, какое следовало бы проводить в латинском между терминами “res publica” и “res plebeian”, и если после этого будет употребляться термин “common weal”, то здесь должны быть или только коммонеры благополучными, а благородные и знатные люди терпящими нужду и убогими, или благородные должны быть исключены, все люди должны быть одной степени и категории и обеспеченные новым именем».

В значении общего благосостояния королевства употреблялось выражение «commonwealth» в Первом Статуте об отмене законов, изданном королевой Марией по восшествии своем на престол — в 1553 году. Здесь говорилось, в частности, об отмене «некоторых статутов, изданных в правление короля Эдуарда VI», повлекших быстрое распространение в английском обществе «множества различных и странных мнений и разнообразных сект, вследствие которых возникло великое беспокойство и большое разногласие, ведущее к нарушению commonwealth (общего блага) этого королевства» .

После принятия Акта об ограничении апелляций словосочетание «commonwealth» стало использоваться в английских законодательных актах также в качестве синонима термина «empire». Например, в Статуте о прокламациях 1539 года было объявлено, что король издает прокламации «для того, чтобы существовало единство и согласие среди любящих и повинующихся подданных этого королевства и других владений, а также заботясь о прогрессе своего commonwealth и добром покое своего народа» .

Во второй половине XVI века в политическом сознании англичан утвердилось представление об Англии как о некоем самостоятельно существующем политическом сообществе, обособленном, с одной стороны, от монарха, а с другой — от сословной организации. В английской политико‑правовой идеологии появилось понятие государства. Для его обозначения английские философы и государственные деятели стали применять уже существовавшие в английской лексике термины — «commonwealth» и «state».

Именно в значении государства — политического сообщества, управляющегося на основе публично-правовых принципов, употреблялось словосочетание «commonwealth» в опубликованном в 1556 году произведении английского епископа Джона Понета (John Ponet, 1514 или 1516—1556) «Краткий трактат о политической власти» , причем данное словосочетание ставилось здесь иногда в один ряд с термином «state». Так, Дж. Понет писал, обращаясь к читателям: «Вы слышали также о том, как states, bodies politike и common wealthes имеют власть издавать законы для поддержания политического курса» . Очевидно, что слова «states», «bodies politike» и «commonwealthes» выступали в этом случае как синонимы: все они обозначали понятие государства — правда, в разных его оттенках. В другом месте своего трактата английский мыслитель использовал выражение «commonwealth» в одном ряду с терминами «country» и «realm». «И люди, — утверждал он, — должны иметь больше уважения к своей стране, чем к своему монарху: к государству (common wealthe), нежели к какой‑либо персоне. Так как страна и государство (common wealthe) возвышаются над королем. После Бога люди должны любить прежде всего страну и всё государство (common wealthe), чем какого‑либо его члена: поскольку короли и принцы (будь они и так велики, как никогда) являются всего лишь членами, и государства (common wealthes) могут быть в достаточно хорошем состоянии и процветать, хотя в них и не будет королей; напротив же, без государства (common wealthe) не может быть никакого короля. Государства (сommon wealthes) и королевства могут жить, когда голова отрублена, и могут поставить другую голову, то есть создать для себя нового правителя» .

Подобным же образом, то есть в значении политического сообщества или государства, применял словосочетание «commonwealth» государственный деятель и правовед Томас Смит (Thomas Smith, 1513—1577). В трактате «Об Английском государстве (De Republica Anglorum)», написанном между 1562—1566 годах, но впервые напечатанном в 1583 году, он писал о «мутациях и переменах форм правления в государствах (commonwealths)», а также о том, что государство (commonwealth) приспосабливается к природе человека .

В 60‑е годы XVI века понятие государства вошло в содержание речей, произносившихся на заседаниях английского парламента. Для обозначения данного понятия парламентарии использовали как термин «commonwealth», так и слово «state». Спикер Палаты лордов Томас Уильямс (Thomas Williams) говорил в своем выступлении 3 апреля 1563 года, имея в виду Англию, что «это государство (commonwealth) сперва установлено Божественным Провидением» . Его преемник на посту спикера в новом парламенте Ричард Онслоу (Richard Onslow) в речи, произнесенной 2 января 1566 года, говорил о том, что «хорошие законы составляют силу государства (commonwealth)» . О хороших и необходимых законах, «как для всего Государства Империи вообще, так и для частной выгоды (as well for the whole State of the Commonwealth in general, as for the private Benefit)»  упоминал в своем выступлении на заседании обеих палат парламента 18 марта 1580 года тогдашний спикер Палаты лордов Джон Попгэм (John Popham). В этой же речи он говорил также о «крайних противниках истинной Религии и наиболее зловредных врагах и опасных врагах самой королевской персоны Ее Высочества, Государства (State) и Правительства (Government)» .