Гк России. Проблемы. Теория Практика: Сборник памяти с.А. Хохлова / Отв. Ред. А. Л. Маковский; – м.,Родос, 1998. С. 120

бенностью, что отмена дарения невозможна (ст. 575 ГК). Налицо, следовательно, обычный вещный договор.

В то же самое время статья 572 ГК называет дарением и такой договор, в котором «одна сторона (даритель) безвозмездно... обязуется передать другой стороне (одаряемому) вещь в собственность либо имущественное право (требование) к себе или к третьему лицу, либо ... обязуется освободить ее от имущественной обязанности перед собой или перед третьим лицом». В этом втором варианте, при котором дарение носит консенсуальный характер, есть все основания рассматривать этот договор как сделку (юридический факт) и как определенное обязательственное правоотношение. При этом важно подчеркнуть, что только при консенсуальном договоре дарение может рассматриваться как обычный односторонний договор. В подтверждение можно обратиться к главе 32 Кодекса[17]. Все статьи этой главы, действительно посвященные содержанию договора (правам и обязанностям его сторон), относятся лишь к консенсуальному договору дарения. Общими для консенсуального и вещного договора являются только статьи, в которых идет речь о возможности и порядке заключения договора, а также о случаях возврата дара.

Существующие вещные договоры не укладываются, в отличие от реальных, в рамки обязательственных правоотношений и соответственно могут рассматриваться как одно из проявлений проникновения вещных элементов уже в обязательственное правоотношение.

Вещный договор отличается не только от консенсуального, но и от реального договора. Имеется в виду, что реальные договоры относятся к категории обязательственных. Это означает, что такие договоры, хотя и возникают с передачей вещи, вместе с тем порождают обычное обязательственное правоотношение с наличием у сторон соответствующих прав и обязанностей. Примером могут служить договоры ренты в различных их вариантах, а также договор доверительного управления имуществом[18].

Гк России. Проблемы. Теория Практика: Сборник памяти с.А. Хохлова / Отв. Ред. А. Л. Маковский; – м.,Родос, 1998. С. 121

Отмеченная тенденция к смешению вещных и обязательственных элементов не исчерпывается выделением вещных договоров. Это стало особенно ясным в период разработки проекта Гражданского уложения России. Одну из наиболее широких дискуссий тогда вызвали две статьи проекта, в которых были выражены применительно к обязательствам черты, присущие вещно-правовым способам защиты. Речь идет о статьях 133 и 134 проекта». Первая из них предусматривала, что «Веритель в случае неисполнения должником обязательства, имеющего предметом передачу особливо определенного имущества, вправе просить суд об отобрании имущества от должника и передачи ему, верителю». Вторая, которая подобно первой обладает элементами вещно-правового характера, указывала на то, что «в случае неисполнения должником обязательства, имеющего предметом совершение действия, для которого не требуется личного участия должника, веритель вправе с разрешения суда совершить действие за счет должника. Разрешение суда не требуется, когда совершение верителем за счет должника действия представляется не терпящим отлагательства».

Одним из наиболее активных противников включения соответствующих норм был И.Н. Трепицын. Он утверждал, что тем самым составители проекта вступили по этому вопросу «на совершенно ложный путь», допустив в «обязательствах принудительную передачу их» (вещей – М.Б.). Авторы проекта были обвинены в том, что они совершенно неправильно приписывают «обязательствам такую силу, которая принадлежит только правам вещным»[19].

Сходные сомнения, но уже адресованные не авторам проекта Гражданского уложения, а Сенату, высказывал Г.Ф. Шершеневич. Смысл их сводился к следующему: «Так как активный субъект имеет право на действие пассивного субъекта, а не на его личность или волю, то он не может выражать исполнение при помощи собственных сил или при содействии правительственных органов»[20]. Соот-