Учебный год 22-23 / V_A_Belov_Grazhdanskoe_pravo_Aktualnye_problemy_teorii_i_praktiki_v_2t_T_1-1

со 100%-ной уверенностью можно утверждать только одно, а именно то, что недействительные сделки, несомненно, должны быть действиями, причем действиями юридически неэффективными (безрезультатными). Недействительная сделка не влечет юридических последствий. Не создает (не изменяет и не прекращает) ни прав, ни обязанностей, не оказывает влияния ни на право-, ни на дееспособность, не создает (не изменяет и не прекращает) сферу секундарных прав. Два других признака, присущие понятию сделки (правомерность и направленность), в недействительных сделках наблюдаются далеко не всегда. Особенно интересно и то, что не всегда наблюдаются в недействительных сделках и признаки, являющиеся антиподами названных, - неправомерность и отсутствие направленности. Взять, например, сделку, совершенную недееспособным, - правомерна она или неправомерна? Ответить на этот вопрос невозможно, ибо сама его постановка применительно к действию недееспособного лица является некорректной. Или мнимая сделка - есть ли в ней направленность на достижение юридических последствий? Не просто нет - ее и быть не может, что называется, по определению.

О чем же говорят отмеченные обстоятельства? Только о том, что недействительные сделки - действия, имеющие внешний вид сделок, но в силу ли своей противоправности или внутренней дефектности, не создающие юридического результата, - попросту не являются юридическими фактами. Если верно, что юридический факт - это факт реальной действительности, с которым закон связывает возникновение, изменение или прекращение гражданских правоотношений, то недействительная сделка никак не может быть причислена к категории юридических фактов, поскольку закон с ней как раз таки и не связывает ни возникновения, ни изменения, ни прекращения гражданских правоотношений. Понятие недействительных сделок, следовательно, не входит в число гражданско-правовых категорий. Нормы о недействительности сделок оказываются, таким образом, беспредметными, а их присутствие в ГК - ничем не оправданным.

Закономерно следующее возражение: а как же быть с нормами о реституции - последствиях недействительности сделок? Неужели и они не нужны? Именно так: не нужны, ибо так называемая реституция направляется на ликвидацию последствий вовсе не самих недействительных сделок, как принято думать, а действий по осуществлению мнимых прав и исполнению мнимых обязанностей, якобы возникших из недействительных сделок. Сделки порождают юридические последствия (в первую очередь - правоотношения); недействительные же сделки юридических последствий не имеют. Что здесь ликвидировать и "реституировать", если ничего не возникало? если недействительная сделка была заключена, но ни одной из сторон не исполнялась? Далее, как можно увидеть по ст. 167 ГК, смысл реституции состоит в возврате сторонами недействительной сделки всего по ней полученного, т.е. в восстановлении имущественного положения, существовавшего до исполнения недействительной сделки. Реституция имеет своим содержанием действия по ликвидации фактических последствий исполнения условий недействительной сделки - как же она в таком случае могла бы ликвидировать последствия самих недействительных сделок, кои (по определению) могут быть только юридическими? Никак.

Может показаться, что реституция как ликвидация юридических последствий и именно недействительной сделки "срабатывает" в том случае, когда участники недействительной сделки передали друг другу блага, определенные родовыми признаками: в результате происходит переход прав (титулов) на них, а их возврат при реституции, соответственно, возвращает ранее существовавшие права на них прежним их обладателям. Но и это представление ошибочно. Дело в том, что основанием перехода права на блага, определенные родовыми признаками, становится не сама недействительная сделка, а передача этих благ, вследствие которой они смешиваются с аналогичными предметами другой стороны, прирастая к ним и образуя тем самым новую вещь, находящуюся во владении приобретателя. Смешение вещей - вот основание возникновения права собственности приобретателя на полученные им вещи, определенные родовыми признаками, а вовсе не недействительная сделка. Пресловутая реституция оказывается в действительности вовсе не специальным способом защиты интересов участников недействительных сделок как особых юридических фактов, а конгломератом традиционных гражданско-правовых средств

восстановления интересов, пострадавших от классического правонарушения - неосновательного приобретения (передачи) имущества без достаточного основания.

Сказанное в полной мере подтверждается анализом ст. 168-179 ГК, предусматривающих составы так называемых недействительных сделок, которые могут быть разделены по критерию причины своей недействительности на два вида - неправомерные и ненаправленные. Статьи 168, 169, 173-176 постановляют о неосновательности предоставления (получения) имущества, состоявшегося во имя реализации мнимых юридических последствий действий, нарушающих обязательные для их участников нормативные предписания (незаконных действий). Это - неправомерные действия, внешне похожие на сделки. А ст. 170-172, 177-179 трактуют о неосновательности предоставления (получения) имущества, состоявшегося во исполнение обязанностей, якобы возникших из действий, внешне отвечающих признакам сделки, но в действительности не преследовавших соответствующей последствиям юридической направленности. Это - ненаправленные действия*(970). Как уже отмечалось выше, неблагоприятные последствия неосновательной передачи и необоснованного отчуждения имущества прекрасно устраняются с помощью виндикационного, кондикционного и деликтного исков - инструментов, учитывающих в своем применении, между прочим, и такие факторы, как добросовестность приобретателя (п. 1 ст. 302 ГК), юридическую ошибку отчуждателя (п. 4 ст. 1109) и вину потерпевшего (п. 1 и 2 ст. 1083). Ни одно из этих обстоятельств традиционно не принимается в расчет при применении двусторонней реституции; реституция, следовательно, это не только "неглубокое", но и весьма негибкое средство защиты имущественных интересов. Не может не радовать, что в настоящее время начинает укрепляться понимание того, на наш взгляд, очевидного обстоятельства, что реституция не представляет собой какого-то особенного гражданско-правового института, будучи лишь собирательным понятием по отношению к определенному набору традиционных гражданско-правовых средств защиты интересов лиц, утративших свое имущество без достаточного основания.

Итак, интересы лиц, совершивших действия, именуемые "недействительными сделками", нарушаются вовсе не самими недействительными сделками, а последующими действиями по осуществлению несуществующих субъективных прав и исполнению якобы корреспондирующих им обязанностей. Их эффект преодолевается с помощью традиционных цивилистических институтов: виндикации, кондикции и возмещения (взыскания) убытков. Юриспруденция, как известно, не терпит излишеств; принцип юридической экономии обусловливает отказ от институтов и конструкций, без которых можно обойтись. Отсюда закономерно следует вывод: нормы о недействительности сделок и реституции как особых гражданско-правовых последствиях такой недействительности следует исключить из ГК. Иные нормы ст. 168-179 могут быть сохранены, но должны быть помещены в подобающие им статьи ГК и иных законов*(971).

Хотелось бы обратить внимание и вот на какой момент. Так повелось, так сложилось, что практически все основные вопросы теории сделок (понятие сделки, недействительность, последствия недействительности и др.) и в учебниках, и в научной литературе обсуждаются на материале учения о договорах. Крен сделан в пользу изучения двусторонних сделок. Но в практике, в гражданском обороте, в осуществлении гражданских прав огромное значение имеют и односторонние сделки. В литературе эта проблема была обозначена в работах проф. Б.Б. Черепахина, в кандидатской диссертации Ю.К. Толстого, в статье С.С. Алексеева, но целостной картины с односторонними сделками нет. Возникают "простые сложные" вопросы. Вот, например: если акцепт и оферта - односторонние сделки, тогда договор - двухсторонняя сделка, возникшая на базе двух односторонних сделок? Или действия по осуществлению гражданских прав, скажем, по внесению имущества в уставный капитал - это односторонняя сделка либо нечто иное? Судебная практика толкует эти действия неоднозначно. Мы полагаем, что и в таких действиях имеются признаки сделки, но чтобы ответить на этот вопрос точно, необходимо обратиться к научной разработке понятия об односторонних сделках.

4. Мнимость сделки - категория широко известная современному законодательству.

Легальное определение мнимой сделки, закрепленное в ст. 34 ГК РСФСР 1922 г.*(972), на протяжении советского периода развития гражданского права не претерпело каких-либо значительных изменений. В п. 1 ст. 170 ГК мнимая сделка определена как сделка, совершенная лишь для вида, без намерения создать соответствующие ей правовые последствия. При всей видимой ясности приведенного общего определения мнимые сделки весьма сложны в квалификации при разрешении конкретных споров, что в свою очередь объясняет их относительно незначительное число.

Чем вызваны затруднения при рассмотрении споров о мнимости совершенных сделок? Как представляется, главная причина обусловлена тем обстоятельством, что мнимая сделка внешне безупречна: здесь отсутствуют пороки субъектного состава, формы, содержания. На первый взгляд, безупречно и волеобразование. В доктрине указывается, что стороны имеют при этом в виду создать у третьих лиц впечатление, будто они состоят в отношениях по сделке, хотя в действительности здесь отсутствует воля (курсив мой. - Ю.Т.), направленная на установление таких правоотношений*(973).

На момент совершения сделки, как правило, сразу невозможно установить достоверно мнимость. Ее эффект проявляется значительно позднее. Данная особенность требует определенного кругозора для суда, разрешающего спор о мнимости. Таким образом, важно учитывать не только отношения, порождаемые спорным договором, но и обстоятельства (юридические факты), далеко отстоящие во времени, но тем не менее связанные с таким договором. Все это в совокупности требует скрупулезного анализа ситуации. В качестве иллюстрации приведем спор, прошедший через три инстанции и все-таки, на наш взгляд, не получивший до конца правильного разрешения. Открытое акционерное общество обратилось в суд с иском к обществу с ограниченной ответственностью о признании недействительными решения общего собрания участников общества от 20.03.2003 (протокол N 1), новой редакции учредительного договора и устава общества. Истец указал, что решением общего собрания участников общества с ограниченной ответственностью от 20.03.2003 (протокол N 1) он был лишен принадлежащей ему доли в размере 40% в уставном капитале общества. В тексте новой редакции устава и учредительного договора общества с ограниченной ответственностью истец более не числился среди учредителей данного общества, а доля в размере 40%, принадлежащая истцу в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью, была распределена между четырьмя физическими лицами (участниками общества). Вследствие этого обстоятельства открытое акционерное общество было лишено возможности принять участие в работе общего собрания участников реализовать свои права как участника общества с ограниченной ответственностью: вносить предложения в повестку дня, голосовать по предложенной повестке, отстаивать свои законные права и интересы и т.п. Кроме того, в повестке дня общего собрания поставлен вопрос об определении номинальной стоимости и размера доли, находящейся в распоряжении общества в связи с неоплатой ее открытым акционерном обществом (п. 1), а также распределение доли, находящейся в распоряжении общества (п. 2). По ранее рассмотренному делу между теми же лицами было установлено, что уставный капитал общества с ограниченной ответственностью был сформирован полностью, задолженности у участников по оплате своей доли не было, на баланс общества доля открытого акционерного общества не переходила.

Ответчик иск не признал, ссылаясь на отсутствие у истца права на обращение с таким иском в связи с тем, что он не является участником общества, поскольку уступил свою долю в уставном капитале ответчика по договору от 07.08.2002, а также на пропуск двухмесячного срока, установленного ст. 43 Закона об ООО.

Суд справедливо указал, что обжалование решения общего собрания участников общества допускается, если оно принято с нарушением требований закона, иных правовых актов Российской Федерации, устава общества и решение нарушает права и законные интересы участников общества. Судами было установлено, что 07.08.2002 между истцом и участниками общества Г. и К. действительно был заключен договор об уступке доли в уставном капитале общества, согласно

которому истец возмездно передал указанным лицам принадлежащую ему долю в общества с ограниченной ответственностью в размере 40% уставного капитала. Договор от 07.08.2002 об

уступке доли в установленном законом порядке не оспаривался, признаков ничтожности сделки судами установлено не было (курсив мой. - Ю.Т.). Таким образом, на момент проведения собрания участников общества с ограниченной ответственностью 20.03.2003 истец уже не являлся его участником, а следовательно, его права и законные интересы не могли быть нарушены*(974).

Указанное дело диктует необходимость рассмотрения некоторых вопросов. Во-первых, порок какого элемента приводит к ничтожности мнимой сделки? В литературе существует распространенное мнение о том, что мнимые сделки страдают пороком содержания*(975). Так, проф. О.С. Иоффе указывает, что при мнимости сделки отсутствует воля, направленная на установление правоотношений. Казалось бы, по этой причине такие сделки следовало бы рассматривать как разновидность сделок, страдающих пороками воли. "Однако в жизни такие сделки если и совершаются, то обычно для достижения тех или иных противозаконных целей

(курсив мой. - Ю.Т.). Поскольку именно такого рода цели преследуются при совершении мнимых сделок, практически правильнее рассматривать их в связи с изучением противозаконных сделок"*(976).

Полагаем, что с учетом современного состояния дел и судебной практики господствующее представление о противозаконных целях таких сделок может быть дополнено указанием на тот факт, что мнимость сделки не всегда связана с противозаконностью.

Анализируемое дело дает к этому все основания. Действительно, заключив договор купли-продажи доли в уставном капитале общества, в дальнейшем ни продавец, ни покупатели не рассматривали себя в качестве таковых, а также не связывали свои действия с последствиями совершенной купли-продажи. Так, продавец продолжал считать себя участником общества и оспаривал вследствие этого решение общего собрания, а покупатели, приобретя доли, не зарегистрировали связанные с этим изменения в учредительных документах (хотя могли и должны были это сделать). Более того, на общем собрании, которое оспаривал истец, участниками, в свое время приобретшими эти доли по договору от 07.08.2002, решался вопрос о перераспределении ранее купленных долей в связи с неполной оплатой истцом своей доли при учреждении общества.

Таким образом, в рассматриваемом случае стороны совершили куплю-продажу доли лишь для вида, без намерения создать соответствующие правовые последствия. В свою очередь, данная сделка не преследовала никакой противоправной цели.

Во-вторых, что в рассматриваемом споре может указать на мнимость заключенного договора уступки доли? Как представляется, таким ориентиром должен стать признак отсутствия

каких-либо гражданско-правовых последствий в результате заключения договора уступки доли. В.А. Тархов весьма верно указал, что мнимая сделка в действительности не совершается, стороны только делают вид, будто бы совершают сделку, а на самом деле никаких предусматриваемых ею действий не осуществляют (курсив мой. - Ю.Т.)*(977).

Предметом данного спора являлось решение общего собрания участников о перераспределении среди оставшихся участников доли открытого акционерного общества, находящейся на балансе общества в связи с неполной оплатой уставного капитала. Именно это решение общего собрания участников и указывало на то, что договор об уступке доли не повлек никаких правовых последствий. Попытка руководствоваться заявлениями сторон сделки и их последующим поведением приведет к абсурду: участники, приобретшие долю, впоследствии эту же долю приобретают еще раз (!), но не от участника и не по договору уступки, а от общества, на балансе которого она находилась (!?) вследствие неполной оплаты ее при учреждении общества.

В-третьих, какие последствия должно повлечь установление факта мнимости в контексте рассматриваемого спора?

Кассационной инстанцией был сделан вывод об отсутствии нарушений общим собранием прав и интересов истца в связи с тем, что договор уступки доли в установленном законом порядке не оспаривался и признаков ничтожности судами не установлено.

Как известно, ст. 170 ГК установлено, что мнимая сделка ничтожна. В свою очередь, ничтожная сделка недействительна независимо от признания ее таковой судом (п. 1 ст. 166 ГК). В качестве последствий недействительности ничтожной сделки, как правило, выступает реституция, которая предполагает возврат сторонами друг другу всего полученного по сделке. Представляется, что реституция возможна только в тех случаях, когда сторонами исполнялось (хотя бы в части) обязательство, признанное впоследствии недействительным.

Институт мнимости интересен прежде всего тем обстоятельством, что далеко не всегда сделка, признанная мнимой, способна повлечь реституцию. В ряде случаев совершенная мнимая сделка не изменяет имущественную сферу сторон, оставляя все в первоначальном состоянии. Реституция в этом случае невозможна, поскольку передачи имущества в действительности не было, а следовательно, нечего и возвращать.

Таким образом, судами всех трех инстанций данный спор по существу рассмотрен не был. Правильность изложенной в судебных актах позиции вызывает сомнения, которые, помимо изложенных выше, можно свести к следующему: не может послужить к отказу в удовлетворении заявленных требований ничтожная сделка, не влекущая правовых последствий в силу прямого указания закона.

К сожалению, приходится констатировать, что мнимость сделок в силу своей специфики, выражающейся в необходимости, с одной стороны, установить действительную волю лиц, а с другой - увязать такую сделку с рядом иных юридических фактов, создает известные трудности при квалификации спорных отношений в судебном процессе.

5. Правовая природа исполнения обязательства является предметом оживленных споров и горячих полемических дискуссий в юридической литературе. В данном случае интерес исследователей не является сугубо теоретическим, он объясняется утилитарной потребностью, вставшей в последние годы перед судебной практикой. Традиционно данная проблема рассматривается в рамках общего учения об обязательствах. Мы же посчитали возможным изучить ее в очерке о сделках, поскольку центральным объектом исследования здесь выступает именно сделка в своем значении юридического факта.

Одним из первых указанную проблему попытался разрешить ВС РФ. Суть возникшего казуса заключалась в следующем. Г. и К. заключили 15 мая 1997 г. договор купли-продажи квартиры, по которому Г. продала, а К. купила трехкомнатную квартиру в г. Москве. Данный договор нотариально удостоверен и 10 июня 1997 г. зарегистрирован в Комитете муниципального жилья г. Москвы. Утверждая, что К. не заплатила определенную договором сумму, Г. обратилась в суд с иском к ней о расторжении указанного договора купли-продажи, признании права собственности на квартиру за ней. Иск был удовлетворен судом первой инстанции и оставлен без изменения вышестоящими инстанциями. ВС РФ пришел к выводу, что исполнение обязательства (в данном случае - платеж) является сделкой, которая должна быть совершена с учетом предписаний п. 1 ст. 161 ГК, т.е. в простой письменной форме*(978).

Проблема исполнения встала и перед арбитражными судами, практика которых по рассматриваемому вопросу внутренне противоречива: исполнение рассматривается то как сделка*(979), то как действие, не имеющее самостоятельного гражданско-правового значения*(980). Интересно отметить, что практика ограничилась именно означенной дихотомией при разрешении данного вопроса. Доктринальное исследование этой проблемы гораздо глубже и разнообразнее. Ограниченный объем настоящей работы позволяет остановиться лишь на наиболее значимых теоретических взглядах, что не свидетельствует, позволим себе подчеркнуть это еще раз, о каком-либо однообразии при решении указанной проблемы*(981).

Обобщая существующие подходы по проблеме правовой природы исполнения, можно выделить следующие:

а) исполнение - это фактическое действие*(982). Данное воззрение исходит из того, что исполнение во многих случаях представляет собой действие длящееся (например, действия перевозчика или подрядчика), в силу чего его трудно отнести к юридическому акту. Но действия

фактические не способны приводить к юридическим последствиям, между тем как исполнение обязательства непременно приводит по крайней мере к одному из юридических последствий - прекращению обязательства или суброгации требования. Данная теория этого обстоятельства не учитывает;

б) исполнение - это юридический поступок*(983). Указанная теория исходит из того, что для юридического поступка (в отличие от сделки) воля субъекта для возникновения гражданско-правовых последствий значения не имеет. Данная теория позволяет решить проблему порока воли при исполнении обязательства, поскольку направленность воли на достижение какого-либо определенного результата для юридического поступка, как было сказано выше, не имеет значения. Слабое место названной теории заключается в том, что квалификация исполнения в качестве юридического поступка фактически приводит к устранению ответственности субъекта за произведенные действия;

в) исполнение как особый юридический факт. Некоторыми исследователями исполнение рассматривается в виде особой группы юридических фактов, которую нельзя отнести ни к сделкам, ни к поступкам*(984). К сожалению, оценить достоинства, равно как и недостатки, названной теории трудно, поскольку авторами не раскрываются ни особенности, ни квалифицирующие признаки данной особой группы юридических фактов;

г) исполнение обязательства - это сделка. Пожалуй, это наиболее распространенная теория, насчитывающая наибольшее количество приверженцев. В рамках данной концепции существуют различные направления, претендующие, впрочем, на самостоятельное бытие. Общим для всех них является рассмотрение исполнения в качестве действия, направленного на прекращение гражданских прав и обязанностей. В зависимости от смысла, вкладываемого в понятие "исполнение", предлагают различать сделки односторонние*(985) (когда во внимание принимаются и оцениваются только действия должника) и сделки двусторонние*(986) (здесь действие должника оценивается в совокупности с действиями кредитора). В последнее время все больше сторонников приобретает теория, рассматривающая исполнение как двустороннюю сделку, которая не является при этом договором*(987). Как представляется, самой серьезной поддержки заслуживает понимание исполнения обязанности в качестве правопрекращающей (ремиссионной) сделки*(988).

Как следует из определения сделки (ст. 153 ГК), последняя представляет собой правомерное действие, направленное на достижение по крайней мере одного из трех следующих видов юридических последствий: возникновение правоотношения, изменение правоотношения, прекращение правоотношения. Так, заключение договора влечет возникновение правоотношения по передаче имущества, содержанием которого будут выступать соответствующие права и обязанности для продавца и покупателя. Для прекращения возникшего правоотношения надлежит совершить определенные действия, которые освобождают стороны от лежащих на них обязанностей. Таким образом, следует различать сделки, направленные на возникновение правоотношения, и сделки, прекращающие правоотношение. Это логично. В противном случае мы вынуждены признать, что правоотношение возникает в результате сделки, а прекращается само по себе, что логически неверно. Возникнув в результате сделки, правоотношение не может существовать бесконечно. Смысл любого обязательства в его исполнении, что влечет прекращение самого правоотношения. Исполнение, следовательно, всегда есть волевое действие обязанной стороны, направленное на прекращение своей юридической обязанности, т.е. сделка.

Признав исполнение сделкой, мы вынуждены ответить на вопрос о том, распространяются ли на исполнение общие положения о форме сделок и о их недействительности.

Вопрос о форме сделок, совершаемых во исполнение обязательства, уже поднимался в литературе*(989). Авторы, признающие исполнение обязательства сделкой, в обосновании своей позиции указывают на положения п. 3 ст. 159 ГК, допускающего совершение сделки во исполнение договора в устной форме. Иного мнения придерживается судебная практика. Возвращаясь к указанному выше определению ВС РФ, отметим, что суд обосновал свою позицию следующим образом: "В самом договоре не оговорены форма и порядок расчетов за квартиру. При таком

положении Судебная коллегия по гражданским делам ВС РФ вопреки доводам протеста обоснованно сослалась на положения подп. 2 п. 1 ст. 161 ГК о том, что должны совершаться в простой письменной форме, за исключением сделок, требующих нотариального удостоверения, сделки граждан между собой на сумму, превышающую не менее чем в десять раз установленный законом минимальный размер оплаты труда, а в случаях, предусмотренных законом, - независимо от суммы сделки. Несоблюдение простой письменной формы сделки лишает стороны права в случае спора ссылаться в подтверждение сделки и ее условий на свидетельские показания, но не лишает их права приводить письменные и другие доказательства (п. 1 ст. 162 ГК). В соответствии с требованиями приведенных правовых норм К. должна была представить суду письменные доказательства в подтверждение передачи Г. денег за квартиру, однако она это не сделала"*(990).

Как представляется, ВС РФ допустил отождествление различных по своей сути понятий - правовозникающая сделка и правопрекращающая сделка. Пункт 1 ст. 161 ГК говорит о сделках, направленных на возникновение правоотношения. Это требование сторонами спора было соблюдено - договор купли-продажи квартиры был нотариально удостоверен и зарегистрирован. Передача денег стороне по договору совершалась во исполнение заключенного договора, поэтому размер передаваемой суммы не имел абсолютно никакого значения с точки зрения формы сделки.

Подчеркнем еще раз: сделка во исполнение договора направлена исключительно на прекращение правоотношения, т.е. она не порождает, а прекращает отношение. Указанная особенность важна при ответе на вопрос о возможности признания правопрекращающей сделки недействительной.

Прекратить обязательство способно лишь надлежащее исполнение, т.е. действие, состоящее

впредоставлении надлежащим лицом-исполнителем надлежащего объекта управомоченному лицу

вобусловленном месте и в надлежащее время.

Порок какого-либо из названных элементов влечет утрату качества надлежащего исполнения, а следовательно, такое действие не способно прекратить обязательство. Правопрекращающая сделка, не соответствующая принципам надлежащего исполнения, недействительна. В этом смысле она представляет собой случай гражданского правонарушения.

Тем не менее мы полагаем, что имеющая порок правопрекращающая сделка все же не тождественна по своей сути недействительной сделке. Иными словами, основания недействительности сделок весьма отличны от оснований признания исполнения (действия по исполнению) обязательства ненадлежащим.

Действительность правопрекращающей сделки иррелевантна соблюдению условий о форме, содержании, субъектах, соответствию воли и волеизъявления, т.е. всех тех условий, несоблюдение которых является основанием недействительности правовозникающих сделок. В силу этого невозможно говорить, например, о прекращении обязательства под влиянием заблуждения, обмана или несоответствия воли волеизъявлению. Более того, рискнем предположить, что даже действия, направленные на прекращение обязательств под угрозой совершения насилия, если соблюдены все параметры исполнения, тем не менее все же влекут прекращение обязательств. Не имеет правового значения так же и какое-либо несоответствие формы или содержания правопрекращающей сделки.

Ремиссионная сделка состоится, очевидно, также и в случае недееспособности лица, осуществляющего исполнение.

Проведенный анализ дает возможность оценить правовую природу правопрекращающей сделки. На наш взгляд, совершение сделки во исполнение обязательства в тех случаях, когда указанные действия отвечают условиям надлежащего исполнения, т.е. совершены в точном соответствии с условиями возникшего правоотношения, представляет собой одностороннюю сделку. Это объясняется тем, что такая сделка совершается исключительно по воле одной стороны (должника в обязательстве). Воля кредитора на принятие исполнения во внимание не принимается, поскольку надлежащее исполнение погашает само обязательство*(991). Другое дело, если кредитор согласился принять исполнение досрочно. В этом случае, речь идет об изменении правоотношения. В результате прежнее отношение заменяется новым. Исполнение обязанности в такой ситуации

следует рассматривать как двустороннюю сделку.

6. Вопросы абстрактности и каузальности гражданско-правовых сделок и обязательств традиционно считаются сложными и вместе с тем недостаточно разработанными в отечественной цивилистике. Вместе с тем проблемы основания (каузы) обязательства имеют существенное значение для правильного разрешения тех или иных споров, возникающих, например, на почве вексельных правоотношений или по договорам цессии. Поэтому, на наш взгляд, эта тема представляется актуальной и заслуживающей самого пристального внимания со стороны российской цивилистики.

Первый вопрос связан со следующей проблемой: каково соотношение абстрактной (каузальной) сделки и абстрактного (каузального) обязательства.

Обращение к основным работам, посвященным абстрактности и каузальности в гражданском праве, свидетельствует об отсутствии у их авторов единого понимания теории вопроса. Эта проблема вызвана некоторым терминологическим противоречием, присутствующим в большинстве работ по исследуемому вопросу. Так, например, М.В. Кротов указывает, что по значению основания сделки для ее действительности различают каузальные и абстрактные сделки, причем "по общему правилу действительность сделки напрямую зависит от наличия основания". В качестве абстрактной сделки автор указывает на вексель и банковскую гарантию*(992). В схожем ключе о существовании абстрактных и каузальных сделок пишут, в частности, И.Б. Новицкий и Л.А. Лунц*(993), М.В. Телюкина*(994), В.А. Белов*(995) и А.В. Кашанин*(996). В то же время в литературе можно встретить упоминание и об абстрактных (казуальных) обязательствах*(997), в качестве примера которого приводят опять-таки вексель. Но очевидно, что как нельзя признавать тождество сделки и обязательства, точно так же нельзя и ставить знак равенства между абстрактностью сделки и абстрактностью обязательства. Очевидно, что понятия об основании сделки и основании обязательства будут различными.

Основанием сделки признают цель, с которой стороны совершили сделку*(998). Вполне справедливым следует признать замечание Ф.С. Хейфеца о том, что хотя понятия "цель" и "основание" не тождественны, в сделке они означают одно и то же*(999). Однако все же следует различать цель юридическую и цель фактическую. Юридической целью сделки является получение участником сделки от своего контрагента должного, ожидаемого исполнения, т.е. достижение того или иного правового результата как следствия сделки. Цель фактическая суть мотив, которым руководствовался участник сделки. Соотношение той и другой цели сделки хорошо видно на конкретном примере. Допустим, лицо приобретает картину. Юридическая цель (основание) такой сделки для покупателя - приобретение права собственности на вещь, для продавца - получение денег от продажи картины. Фактические же цели (мотивы), которыми руководствуются участники такой сделки, могут быть самыми разнообразными - например, покупатель коллекционирует произведения художника, который является автором картины; вполне может быть, что покупатель сам является автором картины, и он приобрел ее для того, чтобы уничтожить картину, так как считает ее неудачной и т.п. Продавец продал картину, чтобы из вырученных денег оплатить, например, дорогостоящую поездку или хирургическую операцию; продавец мог продать картину потому, что она вызывает у него отрицательные эмоции и др. Таких (фактических) мотивов может быть бесконечное множество. Общепринятый взгляд на значимость мотива сделки заключается в том, что последний является безразличным для юридической силы сделки*(1000).

Основанием же обязательства, или основанием возникновения обязательства, признаются те факты, с наступлением которых право связывает возникновение обязательственного отношения*(1001). Это может быть правовой акт, сделка, деликт, неосновательное обогащение и действие в чужом интересе без поручения*(1002).

Мы отнюдь не случайно приравняли основание обязательства к основанию его возникновения. Под основанием обычно понимают "начало существования чего-либо, наиболее существенную сторону содержания чего-либо, главное, на чем зиждется что-либо"*(1003). Такое понимание термина "основание" не оставляет сомнений в том, что основанием обязательства

является именно основание его возникновения*(1004). Эти понятия отождествляются и на практике. Например, на вопрос "что является основанием обязательства возвратить заемные денежные средства?" любой юрист незамедлительно ответит: "договор займа". Аналогичный подход прослеживается и в постановлениях Президиума ВАС РФ*(1005), зачастую употребляющего выражение "основанием такого обязательства является такой-то юридический факт".

Думается, что понимание под основанием обязательства цели, которую преследуют стороны обязательства*(1006), является методологически неверным. Весьма полезным в этой связи представляется обращение к зарубежному опыту. Германские юристы П. Эртман и А. фон Тур указывали на наличие во всяком двустороннем обязательстве каузы предоставления (Zuwendung), т.е. действия, посредством которого одно лицо создает другому имущественную выгоду*(1007), не называя ее, тем не менее, основанием обязательства (правоотношения).

Можно ли приравнять цель обязательства и его основание? Мы полагаем, что это невозможно. Обязательство - это правоотношение, возникшее на основании какого-либо юридического факта. Цель обязательства обычно определяют как удовлетворение интереса правообладателя*(1008), получение встречного предоставления*(1009). Однако, когда мы обсуждали цель (основание) сделки, мы также вели речь о достижении какого-либо правового результата. Основание (юридическая цель) сделки, лежащее в основании возникновения обязательства, и есть в то же время цель обязательства, из такой сделки возникающего. У меня есть цель - я стремлюсь построить дом. Для этого я должен заключить договор подряда, по которому подрядчик примет на себя обязательства по возведению моего дома. Моя цель - постройка дома - это юридическая цель совершения сделки. Можно ли говорить о том, что у моих обязательств по договору подряда (например, уплатить деньги) есть цель? К чему я стремлюсь, осуществляя платеж подрядчику? Я стремлюсь к тому, чтобы подрядчик надлежаще исполнил свои обязательства, т.е. к тому, чтобы мой дом был построен.

Таким образом, цель заключения сделки и цель установления обязательства - это одно и то же, ибо в конечном счете установление обязательства и производится как раз посредством совершения сделки. Вместе с тем основание сделки и основание обязательства - это совершенно различные явления. Основанием сделки является цель ее совершения*(1010), основанием обязательства - юридический факт, которым может быть в том числе и сделка*(1011).

Юридическая цель признается значимой для действительности сделки (ст. 170 ГК). Если стороны не преследуют при заключении сделки соответствующих ей целей (мнимая сделка), то такая сделка является ничтожной.

Классическим примером мнимой сделки является заключение договора об отчуждении вещи для уменьшения конкурсной массы несостоятельного должника*(1012). У такой сделки нет основания, ведь цель договора купли-продажи - перенос права собственности, но такую цель участники сделки не преследуют, и потому есть все основания рассматривать такой договор как мнимую сделку.

Таким образом, существует категория сделок, у которых основание как таковое отсутствует*(1013). М.В. Кротов пишет: "Если каузальная сделка совершена с соблюдением всех необходимых условий, но у нее отсутствует основание, такая сделка является недействительной"*(1014). Если следовать логике автора, абстрактная сделка, стало быть, это такая сделка, которая является действительной даже несмотря на отсутствие основания. Напомним, что в качестве примера абстрактной сделки автор приводит вексель и банковскую гарантию. Допустим, в отношении лица возбуждено дело о несостоятельности. Желая увеличить размер дебиторской задолженности одного из кредиторов, должник выдает ему простой вексель на большую сумму. Неужели такая сделка (выдача векселя) не является мнимой?! Полагаем, ответ очевиден.

М.В. Телюкина отмечает, что большинство сделок в гражданском праве - каузальные, поэтому порок в правовом основании может повлечь за собой недействительность сделки. По ее мнению, "...недействительной является сделка купли-продажи вещи, совершенная

несобственником этой вещи без специальных полномочий, поскольку в данном случае не может быть достигнута правовая цель - переход права собственности"*(1015). Мы согласны с тем, что добросовестный приобретатель вещи от неуправомоченного отчуждателя не приобретает право собственности на вещь*(1016), но это происходит вовсе не потому, что купля-продажа является каузальной сделкой. Кажется, автор чувствует слабость собственной позиции, что видно из дальнейшего текста, где М.В. Телюкина указывает на возможность совершения продажи только собственником вещи и на отсутствие в законе такого основания возникновения права собственности, как приобретение вещи от неуправомоченного отчуждателя.

Иной подход у В.А. Белова. Он указывает, что основное практическое различие абстрактных и каузальных сделок состоит в различном распределении бремени доказывания наличности основания совершения сделки: кредитор, желающий осуществить права по каузальной сделке, должен доказать, что должник, принимая на себя обязанности, имел на это соответствующее основание. Он приводит такой пример: "Лицо, требующее возврата кредита, должно доказать <...> наличность и действительность основания возникновения этого права (выдачу кредита)"*(1017). Удивительно, но пример автора не соответствует его же теоретической выкладке - займодавец должен доказать не наличие основания сделки (ее юридическую цель, т.е. передачу денежных средств в собственность заемщика и получение процентов за их использование), а наличие основания заемного обязательства.

Подобные затруднения с приведением примеров абстрактных сделок могут быть обнаружены у любого автора, использующего это понятие.

Характерно, что проф. М.М. Агарков уклоняется от употребления термина "абстрактная сделка". Рассматривая проблемы цели в обязательстве, он сводит их к проблемам основания сделки, т.е. цели сделки*(1018).

Возможно, стоит вообще поставить под вопрос саму возможность существования абстрактных и каузальных сделок.

На наш взгляд, приложение понятий абстрактности и каузальности к сделкам заведет и исследователей, и правоприменителей в тупик. Более перспективным может стать разработка теории абстрактных и каузальных обязательств.

Было бы решительно неверным говорить, что абстрактные обязательства не имеют основания. Никто не принимает на себя обязательств "просто так", ради самого факта принятия обязательства. Еще раз повторимся, что сделка, не имеющая юридической цели, ничтожна.

Отличие каузального обязательства от абстрактного может быть описано следующим образом: действительность каузального обязательства связана с действительностью основания его возникновения. Абстрактное обязательство "оторвано" от основания, породившего его. Недействительность основания возникновения абстрактного обязательства по общему правилу не лишает последнее юридической силы.

Следовательно, кредитор по каузальному обязательству должен доказать наличие основания его возникновения, кредитор по абстрактному обязательству этого делать не должен. Например, если я посредством иска требую от покупателя передачи мне индивидуально-определенной вещи, я должен доказать, что у этого обязательства есть основание - договор купли-продажи. Векселедержатель, осуществляющий свои права по векселю (абстрактному обязательству), не должен доказывать наличие и действительность основания выдачи векселя (например, договор займа, договор купли-продажи, в котором вексель фигурирует в качестве средства платежа и т.д.).

Понимание абстрактного обязательства, весьма близкое к предложенному, предлагает и ВАС РФ, в информационном письме которого, касающемся практики разрешения споров, связанных с применением векселей, приводится следующий пример. В соответствии с условиями договора поставки поставщик получил от покупателя простой вексель со сроком оплаты в течение трех месяцев со дня выдачи. Отгрузка продукции должна была производиться через месяц после выдачи векселя. В установленный срок отгрузка товара не произведена. Однако при наступлении срока платежа вексель предъявлен поставщиком покупателю для оплаты.