Виды несоответствия сделок требованиям норм права

§ 1. Постановка вопроса о правовой природе недействительных сделок

В литературе по вопросу о правовой природе недействительных сделок существуют различные мнения.

Одни авторы считают, что недействительные сделки вообще не являются сделками. “Сделка есть действие дозволенное законом, — писал И.С.Перетерский, — действия, хотя и вызывающие юридические последствия, но не пользующиеся охраной закона.., не являются сделками... Если действие имеет вид сделки, но направлено против закона или в обход закона, то оно не является сделкой”¹. Точка зрения И.С.Перетерского была поддержана М.М.Агарковым, который, указывая на деление юридических действий в системе юридических фактов на правомерные и неправомерные, относил сделки к первым. Затем, обращая внимание на расхождение такого понимания сделки с терминологией закона, говорящего о недействительных сделках, М.М.Агарков для устранения этого противоречия предлагал именовать сделками лишь те волеизъявления, которые достигают тот правовой результат, на который они были направлены. Для недействительных сделок М.М.Агарков предложил термин “волеизъявление”².

Таким образом, М.М.Агарков решение существа вопроса подменил терминологическими соображениями, не устранив при этом противоречия терминологии закона с терминологией, предложенной им самим, так как закон говорит о недействительных сделках, а не о недействительных волеизъявлениях.

Взгляды И.С.Перетерского и М.М.Агаркова на недействительные сделки как на такие юридические факты, которые, по сути дела, не являются сделками, нашли поддержку в работах Ю.К.Толстого, утверждавшего, что термин “сделка” должен быть сохранен только для правомерных действий, вызывающих тот правовой эффект, на достижение которого они направлены”¹. К сожалению, Ю.К.Толстой не дает развернутого обоснования этого соображения.

Точку зрения И.С.Перетерского, М.М.Агаркова и Ю.К.Толстого подверг критике В.А.Рясенцев, который отмечал, что нельзя отождествлять фактический состав сделки с ее последствиями, что выдвинутое ими предложение не оправдывается практическими соображениями².

Между другими учеными дискуссия развернулась в направлении выяснения правомерности или неправомерности недействительных сделок. “Могут указать, — писал Д.М.Генкин, — что признание ничтожных сделок за сделки (как вид юридических фактов) стирает общепринятое различие между сделками и неправомерными действиями — деликтами. Для сделки как юридического факта, в отличие от деликта, характерно наличие действия (воли), направленного на установление, изменение или прекращение гражданского правоотношения, тогда как при деликте, лицо, его совершающее, вовсе не желает наступления тех или иных правовых последствий. То обстоятельство, что из факта заключения сделки могут вытекать не те юридические последствия, к достижению которых стремились стороны, или не положительные, а отрицательные последствия, не превращает сделку в деликт. Правомерность или неправомерность не являются необходимым элементом сделки как юридического факта, а определяют лишь те или другие последствия сделки”³.

С критикой позиции Д.М.Генкина выступил О.А.Красавчиков. Соображения Д.М.Генкина общего характера он стремится опровергнуть разбором частного примера, связанного с мошенничеством поверенного, вступавшего в договоры с единственной целью получения от доверителей денег. В этих “...сделках-махинациях, — пишет О.А.Красавчиков, — нет важнейшего признака сделки — правомерности поведения обеих сторон, поэтому квалификация данного вида юридических фактов должна идти по линии установления не того или другого вида договора, но того или другого вида неправомерных действий”⁴. О.А.Красавчиков прав в одном: действительно, нет надобности в приведенном примере устанавливать вид договора. Договор является недействительным не потому, что были нарушены частные нормы, регулирующие договор поручения, а в силу нарушения общей нормы, запрещающей извлечение нетрудового дохода. Из утверждений О.А.Красавчикова вовce не вытекает, что противоправные сделки вообще не являются сделками и в системе юридических фактов должны занимать место в группе правонарушений.

Основной довод, обосновывающий правомерность сделки, у О.А.Красавчикова сводится к следующему: если не считать, что правомерность является признаком сделки, то следует признать сделкой и договоренность соучастников о совершении преступления. Не говоря о том, что метод доказывания “от противного” не всегда является убедительным, обращает на себя внимание и то, что приведенные соображения основываются не на раскрытии сущности изучаемого явления, а на словоупотреблении. О.А.Красавчиков упускает из виду, что термины “сделка”, “договор” могут употребляться в самом различном значении¹.

Иные соображения по рассматриваемому вопросу выдвинул И.Б.Новицкий. Строгое разграничение сделки и юридических последствий, по его мнению, необходимо и для противоправной сделки потому, что нельзя сказать, что она не вызывает за собой никаких юридических последствий: противоправная сделка не приводит к тем правовым последствиям, на достижение которых она была направлена, но в результате ее исполнения наступают другие, нежелательные для лиц, ее совершивших, последствия. Отсюда И.Б.Новицкий делает вывод, что признак правомерности относится только к типу данной сделки, но не к содержанию какой-либо конкретной сделки. При этом И.Б.Новицкий не считает неправомерными сделки, совершенные с нарушением требуемой законом формы, а также сделки, совершенные под влиянием угроз, обмана, насилия и с использованием стечения тяжелых обстоятельств².

Напротив, И.С.Самощенко, отказавшись от отнесения правомерности к типу сделки, отмечает, что в одних случаях “недействительность сделки может и не быть санкцией за ее неправомерность (например, недействительность односторонней сделки, совершенной вполне недееспособным, действия которого вообще не могут быть неправомерными и, следовательно, влечь применение юридических санкций)”. В других ‑ недействительность сделки связывается с противоправностью (например, в случаях обмана, насилия и т. п. правонарушение составляет поведение лишь виновной стороны. Все такие сделки, ‑ подчеркивает И.С.Самощенко, ‑ несомненно запрещены законом)¹.

Интересные соображения выдвинуты Б.Б.Черепахиным, который считает, что “недействительная сделка не всегда является противоправной”².

Н.В.Рабинович предлагала среди правонарушений различать правонарушения “особого порядка”. Она писала, что недействительная сделка является сделкой по своему содержанию, форме, направленности. В то же самое время она представляет собой правонарушение, поскольку нарушает норму закона, установленный правопорядок. Однако, — указывает,— Н.В.Рабинович, — недействительная сделка — правонарушение особого порядка, один из видов правонарушений в широком смысле слова³, не совпадающий с теми противозаконными действиями, которые имеют в виду ст. ст. 444 — 471 ГК.

Признание Н.В.Рабинович недействительных сделок правонарушениями особого рода, не совпадающих с деликтами, находится в противоречии с ее дальнейшим изложением. В другом месте своей монографии она утверждает: “Ответственность по недействительной сделке — это деликтная ответственность...”⁴. Таким образом, Н.В.Рабинович оторвала основание возникновения обязательства (недействительная сделка) от самого обязательства, возникшего из своего основания. Признав обязательство деликтным, следовало, казалось бы, признать и основание его возникновения деликтом и, напротив, из обоснованного непризнания недействительной сделки деликтом вытекает вывод о том, что и ответственность по недействительной сделке не может быть деликтной.

Приведенные соображения, высказанные в нашей литературе в разное время и различными авторами, показывают, что, несмотря на некоторую противоречивость, многие из них объединяются одинаковой оценкой недействительных сделок как действий неправомерных. Такое мнение стало настолько распространенным, что без каких-либо оговорок вошло и в учебную литературу¹. Если подобное мнение не может вызывать сомнений в отношении сделок, совершенных с целью, заведомо противной интересам социалистического государства и общества, то оно не является очевидным, например, для сделок, совершенных под влиянием заблуждения, имеющего существенное значение

Для решения этого вопроса, имеющего не только теоретическое, но как будет показано и практическое значение, следует обратиться к некоторым положениям общей теории права.