Последствия исполнения обеспечительного обязательства н.Ю. Рассказова

Рассказова Н.Ю., кандидат юридических наук, доцент, заведующая кафедрой гражданского права СПбГУ.

Автор рассматривает противоречия и пробелы в регулировании последствий исполнения обеспечительных обязательств. Автор приходит к выводу, что эти последствия должны быть урегулированы в законе единообразно, независимо от вида обеспечения. На основе анализа возникающих между кредитором, основным должником и предоставившим обеспечение третьим лицом (обеспечительным должником) отношений автор доказывает, что обеспечительный должник, исполнивший обязательство вместо основного, должен обладать правом выбора между суброгацией прав кредитора из основного обязательства, с одной стороны, и регрессным требованием к должнику - с другой. В статье рассмотрен вопрос об отношениях между лицами, самостоятельно предоставившими обеспечения одного и того же обязательства, после исполнения этого обязательства одним из них. Следуя логике исследования, автор останавливается на уяснении понятий суброгации и регресса в российском гражданском праве.

Ключевые слова: способ обеспечения исполнения обязательства, обеспечение, обеспечительное обязательство, обеспечительный интерес, обеспечительная кауза, акцессорное обязательство, независимое обеспечительное обязательство, исполнение обязательства, суброгация, регресс, регрессное обязательство.

The author considers discrepancies and empty spaces of legislation ruling consequences of performance of security obligations. The author comes to the conclusion, that those consequences are to be provided for in the law uniformly, irrespective of the kind of the security of the obligation. Basing on the analysis of the relations between the principal obligor, third party (securing obligor) and the oblige, the author proves, that securing obligor, which fulfilled the obligation instead of the principal obligor, shall have the choice between the subrogation under the principal obligation and regress claims against the principal obligor. The article deals with the relations between the persons, independently submitted collaterals, after performance of the principal obligation by one of them. Following the line of the research, the author pays attention to determination of subrogation and regress claim in the Russian civil law.

Key words: method of securing of obligations, collateral, security obligation, security causa, accessory obligation, independent collateral, performance of obligation, subrogation, regress, regress claims.

Постановка проблемы

Любое обеспечительное обязательство <1> направлено на исполнение другого - основного - обязательства. Если обеспечение предоставлено самим должником, то исполнение обеспечительного обязательства прекращает обеспечительные отношения в целом. Например, продажа заложенного имущества должника и направление вырученной суммы на погашение долга прекращают и залог, и основное обязательство.

--------------------------------

<1> Здесь и далее, где это не влияет на содержание выводов, выражения "обеспечительные обязательства" и "обеспечения" мы будем использовать как синонимы, понимая, что вещные обеспечения могут существовать и помимо обязательственных отношений между кредитором по основному обязательству и лицом, предоставившим обеспечение.

Отношения усложняются, если обеспечение предоставлено третьим лицом. К обеспечениям такого рода относятся поручительство, банковская гарантия и залог <2>. Названные способы роднит общая структура отношений, складывающихся между участниками. Этих участников как минимум трое: 1) кредитор в основном обязательстве; 2) должник, на которого в конечном счете ложатся расходы по исполнению этого обязательства (назовем его основным должником); 3) лицо, от которого кредитор получает исполнение (назовем его обеспечительным должником). Развиваются такие отношения по общей схеме: при нарушении обязательства основным должником кредитор получает исполнение от обеспечительного должника и утрачивает право требования по основному обязательству; обеспечительный должник, уплатив за основного, приобретает к нему требование, направленное на возмещение понесенных расходов. Каковы природа, содержание и объем этого требования?

--------------------------------

<2> Настоящая статья касается только перечисленных обеспечений. Ими представлены основные типы используемых в современном обороте способов обеспечения чужих обязательств, а именно личное акцессорное, личное независимое и вещное обеспечения. Поэтому их анализ позволяет распространить сделанные выводы на обеспечительные обязательства вообще. Исключением является обеспечительное удержание титула. Эта специфическая обеспечительная конструкция нуждается в отдельном рассмотрении.

Казалось бы, ответ следует из действующего законодательства. Гарант, уплативший бенефициару сумму по банковской гарантии, имеет право потребовать от принципала возмещения своих расходов на основании регрессного обязательства (ст. 379 ГК РФ). Залогодатель и поручитель в силу прямого указания ст. 387 ГК РФ занимают место кредитора и по этой причине приобретают право требования из основного обязательства в порядке суброгации. Однако более подробный анализ закона и обращение к практике обнаруживают ряд противоречий.

Начнем с того, что нормы о поручительстве позволяют связать права поручителя с регрессным требованием. Во-первых, в статьях ГК РФ, посвященных поручительству, законодатель использует выражение "исполнение обязательства должника" (ст. 365 ГК РФ). Поскольку исполнение есть способ прекращения обязательств, буквальное толкование норм о поручительстве позволяет прийти к выводу, что исполнение, предложенное поручителем, прекращает основное обязательство. Отсюда следует вывод о том, что поручитель должен приобрести только новое (т.е. регрессное) требование к должнику. Во-вторых, если должник не известил поручителя об исполнении основного обязательства, поручитель, также исполнивший это обязательство, вправе предъявить должнику регрессное требование (ст. 366 ГК РФ).

Может быть, правило о суброгации является единственно соответствующим природе отношений с участием обеспечительного должника? Отнюдь нет. Перед кредитором поручитель отвечает либо солидарно с основным должником, либо в порядке субсидиарной ответственности. Отношения же, возникающие в результате исполнения обязательства солидарным или субсидиарным должником, по общему правилу строятся на основании регресса (ст. 325, 399 ГК РФ). Вспомним и о банковской гарантии, являющейся пусть независимым, но, как и поручительство, личным обеспечением. Права гаранта, исполнившего обязательство перед кредитором, легко "уживаются" с регрессным обязательством.

Нельзя не отметить и то, что права поручителя и залогодателя, казалось бы, уравненные законодателем, на деле не совпадают. В силу ст. 365 ГК РФ поручитель может требовать с должника основной долг с растущими процентами и сверх того проценты на сумму, уплаченную кредитору. Иначе говоря, на долг по основному обязательству, набежавший к моменту удовлетворения поручителем требования кредитора, должник платит проценты-санкции в двойном размере. Для залога такое правило не установлено, поэтому залогодатель, чье имущество пошло в уплату долга третьего лица, получает в отношении этого лица только требование в порядке суброгации (ст. 387 ГК РФ). При этом экономически ущерб залогодателя по общему правилу больше, чем убытки поручителя, поскольку предмет залога обычно реализуется дешевле его рыночной стоимости. Объяснить такой подход юридической логикой затруднительно.

Обратившись к практике, мы также встретим противоречия <3>. В свое время высшие судебные инстанции истолковали коллизию между нормами ст. 387 и ст. 365 ГК РФ следующим образом: после удовлетворения поручителем требования кредитора основное обязательство считается полностью или частично исполненным, а потому поручитель получает в отношении должника не требование из основного обязательства (ведь последнее к этому моменту прекращено исполнением), а самостоятельное требование, размер которого определяется размером исполненного по договору поручительства <4>. Позднее ВАС РФ изменил подход <5>, и практика пошла по пути признания того, что поручитель, исполнивший обязательство перед кредитором, занимает его место в основном обязательстве. Но противоречие остается. Разрешая спор по поводу исполнения государственной гарантии, ВАС РФ указал, что в результате перевода гарантом суммы на счет бенефициара "обязательство по оплате нефти прекратилось надлежащим исполнением" <6>. Вывод Суда соответствует норме ст. 115 БК РФ, устанавливающей, что требование о возмещении сумм, уплаченных гарантом бенефициару по государственной или муниципальной гарантии, является регрессным требованием. Государственная же гарантия, по мнению ВАС РФ, "представляет собой не поименованный в главе 23 "Обеспечение исполнения обязательств" ГК РФ способ обеспечения исполнения гражданско-правовых обязательств", в отношении которого по аналогии применяются нормы о поручительстве <7>. Почему реализация обеспечения, сходного по природе с поручительством, завершается для обеспечительного должника регрессом, а не суброгацией, с точки зрения гражданского права остается неясным.

--------------------------------

<3> Имеется в виду практика по поручительству. В отношении банковской гарантии практика последовательно опирается на ясную формулировку ГК РФ. По поводу залога практика отсутствует.

<4> Пункт 18 Постановления Пленума ВС РФ и Пленума ВАС РФ от 8 октября 1998 г. N 13/14 "О практике применения положений Гражданского кодекса Российской Федерации о процентах за пользование чужими денежными средствами".

<5> См., например: информационное письмо Президиума ВАС РФ от 30 октября 2007 г. N 120 "Обзор практики применения арбитражными судами положений главы 24 Гражданского кодекса Российской Федерации".

<6> Постановление Президиума ВАС РФ от 10 января 2001 г. N 7247/00.

<7> Постановление Пленума ВАС РФ от 22 июня 2006 г. N 23 (с изм.) "О некоторых вопросах применения арбитражными судами норм Бюджетного кодекса Российской Федерации".

Поставленная проблема в целом в отечественной литературе не обсуждалась - мнения высказаны лишь по поводу поручительства. В работах, изданных соответственно в 1952 и 1960 гг., И.Б. Новицкий и В.Т. Смирнов приводили в качестве примера регресса обязательство, возникающее между поручителем, уплатившим кредитору долг, и должником по основному обязательству <8>. В свое время в пользу регресса высказался В.А. Белов <9>.

--------------------------------

<8> Новицкий И.Б. Регрессные обязательства между социалистическими хозяйственными организациями. М., 1952. С. 21; Смирнов В.Т. Регрессные иски в обязательствах из причинения вреда. М., 1960. С. 7. В период создания указанных работ действовала ст. 246 ГК РСФСР 1922 г. ("поручитель, исполнивший обязательство вместо должника, становится на место кредитора по главному обязательству"), в части прав поручителя аналогичная по смыслу ст. 387 действующего ГК РФ. Однако в соответствующий период наша доктрина находилась под влиянием идеи о том, что суброгация может быть основанием регрессного требования (об этом см. ниже).

<9> Белов В.А. Поручительство. Опыт теоретической конструкции и обобщения судебной практики. М., 1998. С. 61 - 63. Видимо, позже автор отказался от защиты регресса как последствия исполнения договора поручительства (см.: Практика применения Гражданского кодекса РФ, части первой / Под общ. ред. В.А. Белова. М., 2010. Пункт 390 (СПС "Гарант")).

Вопрос о последствиях исполнения обеспечительного обязательства различно решен в европейских правопорядках. В рамках подготовки Европейского гражданского кодекса разработаны Принципы европейского права личных обеспечений (Principles of European Law on Personal Security) <10>. Опираясь на наиболее распространенный в странах Евросоюза подход <11>, члены рабочей группы сочли возможным рекомендовать следующее. В случае обеспечения права требования кредитора личным акцессорным обязательством (dependant personal security или suretyship guarantee <12>) лицо, исполнившее обеспечительное обязательство, может приобрести в отношении должника 1) требование о возмещении уплаченной суммы (may claim reimbursement) либо 2) требование, полученное в результате суброгации прав кредитора из основного обязательства (is subrogated to the creditors rights). При этом обеспечительный должник может выбрать, предъявлять должнику по основному обязательству требование из этого обязательства, требование о возмещении или и то и другое (the two claims are concurrent) <13>. Нормы о зависимых обеспечениях применяются к независимым (independent personal security или independent guarantees <14>) mutatis mutandis (with appropriate adaptations) <15>.

--------------------------------

<10> См.: Principles of European Law. Vol. 4. Personal Security / Prepared by Pr. U. Drobnig, chairman of the Working Team on Personal Security. Munich, 2007 (далее - PEL/Drobnig, Pers. Sec.).

<11> См. подробный обзор: PEL/Drobnig, Pers. Sec. C. 308 - 314.

<12> Аналог поручительства.

<13> PEL/Drobnig, Pers. Sec. Art. 2-113.

<14> Аналог банковской гарантии.

<15> PEL/Drobnig, Pers. Sec. Art. 3-108.

Безусловный авторитет цитируемого источника обязывает внимательно отнестись к сделанным в нем выводам, тем более что на фоне усиливающейся международной интеграции российский оборот заинтересован в сближении национального законодательства с европейским. Однако было бы ошибкой безбоязненно кроить наше законодательство под зарубежный стандарт. В законотворчестве копирование часто дает плохие результаты. Сложившийся в том или ином правопорядке подход к регулированию отношений эффективен в первую очередь потому, что он встроен в систему национальных правовых институтов, как материальных, так и процессуальных, опирается на традицию, нравы, господствующую доктрину. Выработка на международном уровне общего подхода к решению проблем отнюдь не исключает использование законодателями для достижения одной и той же цели различных по существу и деталям правовых инструментов. Более того, часто это неизбежно в силу названных выше формально-правовых, исторических, психологических и др. различий.

Последствия исполнения обеспечительного обязательства урегулированы противоречиво и, как представляется, неполно. Это заставило нас обратиться к проблеме и попытаться найти ее возможное решение.

Поскольку основной альтернативой при решении вопроса о последствиях исполнения обеспечительного обязательства в отечественном праве является выбор между суброгацией и регрессом, необходимо определить эти понятия.

Понятие суброгации

Несмотря на отсутствие легальной дефиниции, ряд законодательных положений (например, п. 2 ст. 313, ст. 384, 387, 965 ГК РФ, ст. 281 КТМ РФ) позволяет не только сформулировать понятие суброгации, но и говорить о ней как о самостоятельном институте <16>.

--------------------------------

<16> Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации. Часть первая: Учеб.-практич. комментарий / Под ред. А.П. Сергеева. М., 2010. С. 798. Комментарий к ст. 387 ГК РФ (автор комментария - А.А. Павлов).

Суброгация наряду с цессией является частным случаем сингулярного правопреемства и влечет переход права требования к новому лицу, которое и занимает место прежнего кредитора в обязательстве <17>. Но если цессия - это переход права (требования) на основании сделки, то при суброгации право переходит без изъявления направленной на это воли сторон, в силу обстоятельств, указанных в законе. Но это формальное отличие не имеет сущностного значения. Главное, что различает суброгацию и цессию - функции (цели) сравниваемых институтов.

--------------------------------

<17> См.: п. 18 информационного письма Президиума ВАС РФ от 28 ноября 2003 г. N 75 "Обзор практики рассмотрения споров, связанных с исполнением договоров страхования" (при суброгации не возникает нового обязательства, а страховщик заменяет собой страхователя в обязательстве, возникшем из причинения вреда). Практика единообразна в таком понимании суброгации (см.: Практика применения Гражданского кодекса РФ, частей второй и третьей / Под общ. ред. В.А. Белова. М., 2010. Сн. 691 (СПС "Гарант"); см. также: Мусин В.А. Суброгация в советском праве // Советское государство и право. 1976. N 7. С. 126 - 130).

Цель цессии - включение в оборот обязательственного права (требования). Из этого следует, что основанием цессии является волеизъявление кредитора (цедента), направленное на передачу права его новому обладателю (цессионарию). А это, в свою очередь, предполагает, что цессия не может быть связана с исполнением обязательства, требование из которого уступается. При цессии соотношение между номинальной стоимостью приобретаемого права и ценой приобретения определяется соглашением сторон, и требование можно приобрести как дороже, так и дешевле номинала. Иначе говоря, при уступке имущественное право приобретает, помимо номинальной, рыночную стоимость. Например, требование об уплате 100 тыс. руб. цедировано на основе договора купли-продажи по цене 70 тыс. руб. Если цессионарий, впоследствии предъявив требование должнику, сумеет получить с него 100 тыс. руб., он совершил выгодную покупку, если только 50 тыс. руб. - невыгодную. При цессии обязательственное право (требование) ярко проявляет качества объекта гражданских прав <18>.

--------------------------------

<18> См.: Байбак В.В. Обязательственное требование как объект гражданского оборота. М., 2005. С. 39 - 43.

Иная картина складывается при суброгации. Все предусмотренные законом случаи перехода прав в силу закона являются следствием уплаты третьим лицом (поручителем, страховщиком и т.д.) чужого долга. Суброгация прав кредитора позволяет такому лицу (суброганту) получить возмещение произведенных расходов. Следовательно, суброгация призвана защитить интересы лица, уплатившего, как принято говорить, за чужой счет <19>. При суброгации воля кредитора направлена не на отчуждение принадлежащего ему права, а на получение исполнения. Поэтому суброгации прав из обязательства всегда предшествует его исполнение. Поскольку суброгант получает права кредитора в специальных целях - в целях возмещения произведенных расходов, его правовое положение отличается от положения цессионария. Возвращаясь к приведенному выше примеру, представим, что третье лицо (например, поручитель) уплатило кредитору 70 тыс. руб. В порядке суброгации поручитель получит право требования к должнику в размере этой и только этой суммы, независимо от того, почему не уплачены оставшиеся 30 тыс. руб. долга. При суброгации, в отличие от цессии, характеристика обязательственного права (требования) как объекта гражданских прав отходит на второй план. Суброгация - средство защиты интересов лица. Соответственно, при суброгации приобретаемое право предстает в своем классическом виде как защищаемый законом интерес <20>.

--------------------------------

<19> Это выражение означает "плачу, но отношу платеж на счет третьего лица" - в отличие от платежа за свой счет, т.е. без намерения получить возмещение расходов.

<20> Подробное сравнение суброгации и цессии, основанное на анализе французского права, см.: Годэме Е. Общая теория обязательств. М., 1948. С. 480 - 484; Морандьер Ж. де ла. Гражданское право Франции. Т. 2. М., 1960. С. 555 - 556.

Среди иных различий между цессией и суброгацией наиболее важным является то, которое касается субординации прав первоначального и "нового" кредитора. В отношении суброгации традиционно применяется правило nemo censetur subrogare contra se (считается, что никто не допускает вступления в свои права против своих интересов) <21>. Еще раз вернемся к приведенному выше примеру. Кредитор получил уплату части долга (70 тыс. руб.) от поручителя. В результате кредитор имеет требование к должнику в размере 30 тыс. руб., поручитель-суброгант - в размере 70 тыс. руб. Если с должника удалось взыскать только 30 тыс. руб., как они распределятся между двумя кредиторами? В силу принципа nemo censetur subrogare contra se суброгация не может ухудшить положение первоначального кредитора, а поэтому ему предоставляется преимущественное право на удовлетворение своего требования. Вся взысканная с должника сумма должна быть передана ему. Изменим условия. Кредитор цедировал часть требования в размере 70 тыс. руб. В результате право на получение 30 тыс. руб. принадлежит первоначальному кредитору (цеденту), на получение 70 тыс. руб. - цессионарию. Цедент и цессионарий являются обычными сокредиторами, поэтому взысканная сумма распределится между ними пропорционально размеру их требований (0,3 и 0,7 от 30 тыс. руб. соответственно).

--------------------------------

<21> На этот принцип ссылаются и французские классики (Годэме Е. Указ. соч. С. 482; Морандьер Ж. де ла. Указ. соч. С. 557), и комментаторы Principles of European Law. Vol. 4. Personal Security (PEL/Drobnig, Pers. Sec. P. 305).

Суброгация как способ приобретения права из обязательства всегда следует за исполнением этого обязательства. Исполнение же по общему правилу прекращает обязательство (это принципиальное положение императивно сформулировано в ст. 408 ГК РФ). Отсюда "суброгация - явление исключительное, ибо она отменяет общий принцип погашения долга платежом. Следовательно, она может быть допущена только в силу точных указаний закона, подлежащих ограничительному толкованию" <22>. Нам остается присоединиться к этому выводу.

--------------------------------

<22> Годэме Е. Указ. соч. С. 473.

Своеобразие суброгации, влекущее numerus clausus ее случаев, питает и основную проблему, возникающую при теоретическом обосновании этого института. Если суброгация всегда есть приобретение права из обязательства в результате его исполнения, а исполнение прекращает обязательство, необходимо ответить на вопрос: как можно приобрести то, что уже прекратило существование?

Отвлекаясь от деталей, можно выделить два основных подхода к разрешению указанного противоречия <23>.

--------------------------------

<23> О дискуссии по этому поводу во французской цивилистике см.: Годэме Е. Указ. соч. С. 479 - 480.

Первый подход основан на признании незыблемости принципа: если обязательство исполнено, права из него прекратились и приобрести их нельзя. Отсюда следует одно из двух: либо суброгации не предшествует исполнение обязательства, либо при суброгации нет правопреемства. Оба вывода не могут быть поддержаны.

Предшествующее суброгации исполнение обязательства третьим лицом трудно отрицать, поскольку на него прямо указывает закон (см., например, ст. 313 ГК РФ). Может быть, поскольку исполнение осуществляется не должником, а третьим лицом, это суррогат исполнения? Такая идея не приблизит нас к желаемому результату, поскольку суррогат исполнения также прекращает обязательство <24>.

--------------------------------

<24> Сарбаш С.В. Исполнение договорного обязательства. М., 2005. С. 58.

Констатировать, что при суброгации нет правопреемства, значит, отрицать ее как институт, поскольку именно в переходе к суброганту ранее возникшего права заключается существо суброгации. Так, утверждение, что при уплате возмещения страховщиком кредитору право последнего, безусловно, прекращается и не может перейти к кому бы то ни было, с необходимостью приводит к выводу, что "в действительности у страховщика, уплатившего страховое возмещение страхователю, возникает новое... регрессное требование" <25>. Мы не согласны с таким выводом. В приведенной аргументации нас смущает выражение "в действительности". Можно говорить о действительном или кажущемся намерении сторон, о действительном смысле текста и т.п. Но что понимается под действительностью при критике позитивного права? Почему сформулированное законодателем абстрактное правило о суброгации менее "действительно", чем правило о регрессе, если и то и другое основано на одинаково отвлеченном представлении о субъективном праве? Конечно, изначально правовые установления опирались на наблюдаемые и в этом смысле действительные явления (отсюда значение телесной передачи вещей, идея о невозможности правопреемства и т.д.). Но несколько тысячелетий развития юридической мысли сформировали отношение к позитивному праву как к материи мыслимой, создаваемой на основе рациональных представлений об идеальном положении вещей. Отрицание этого неизбежно приводит к вульгаризации правовых понятий (например, встречаются поиски ответа на вопрос о том, сколько времени потребуется праву требования, чтобы перейти от одного кредитора к другому, поскольку в действительности любой переход требует времени...). Для уплатившего чужой долг лица действительно то, что предписал законодатель, будь то суброгация, регресс или иные последствия.

--------------------------------

<25> Практика применения Гражданского кодекса РФ, частей второй и третьей / Под общ. ред. В.А. Белова.

Второй подход к объяснению противоречия между фактом исполнения обязательства, с одной стороны, и сохранением права требования - с другой, опирается на принципы законотворчества. В области позитивного права законодатель волен руководствоваться любым из трех мотивов: формально-юридической логикой, идеями политики права или сугубо утилитарными соображениями <26>. Там, где вопрос политики права или удобства оказывается важнее правовой логики, ею жертвуют. И это правильно, поскольку право служит жизни, а не отвлеченным понятиям. Поскольку оборот приветствует исполнение обязательства третьим лицом, интерес этого лица нужно поддержать <27> путем установления специального правила <28>. Признав за законодателем право вводить нормы по причине их целесообразности, мы вслед за С.В. Сарбашем увидим в суброгации "искусственный юридический прием, не признающий для этих случаев прекращения обязательства" <29>.

--------------------------------

<26> В этом контексте мы предлагаем понимать выражение "искусственный" применительно к приемам юридической техники: это способ конструирования нормы на основе утилитарных или политико-правовых соображений. Он "искусственный", поскольку чужд формально-логическим построениям, он нарушает их "естественную" симметрию, стройность, он привнесен извне. Результатом такого "искусственного" приема является, например, правило, регулирующее последствия оплаты долгов банкрота: погашение требований кредиторов третьим лицом ставит его на их место, но уплаченные денежные средства при этом считаются предоставленными должнику на условиях договора беспроцентного займа (п. 11 ст. 71.1, ст. 113 Федерального закона от 26 октября 2002 г. N 127-ФЗ (с изм.) "О несостоятельности (банкротстве)").

<27> Приобретение права требования в порядке суброгации (в отличие от права на компенсацию расходов) традиционно рассматривается как мера, защищающая интерес этого лица, поскольку право переходит к нему со всеми дополнительными требованиями.

<28> Конечно, существование этого правила-исключения можно пытаться обосновать теоретически. В частности, можно рассуждать следующим образом. Исполнение обязательства предполагает совместные действия должника и кредитора (см.: Комментарий части первой Гражданского кодекса Российской Федерации для предпринимателей. М., 1995. С. 274 (автор - В.В. Витрянский); Сарбаш С.В. Указ. соч. С. 62). Пока должник не совершил требуемое действие (например, потому, что за него исполнило третье лицо), обязательство как правовое явление может считаться существующим, а если оно существует, третье лицо может вступить в него. Но какую практическую ценность имеет эта юридическая казуистика?

<29> Сарбаш С.В. Указ. соч. С. 150.

Рассматриваемый прием не является фикцией (т.е. объявлением заведомо ложного истинным). Чем более глубоким кажется логическое противоречие, заложенное в норме, тем соблазнительнее для юриста объявить его фикцией, которую якобы использует законодатель для восстановления симметрии в правовой картине мира. От этого соблазна много лет назад предостерегал Жюлио да ла Морандьер: "...вслед за Потье, юристы часто довольствуются признанием вступления в права кредитора юридической фикцией, в силу которой предполагается продолжение существования погашенного платежом требования. Но к чему такое объяснение? Пользование фикциями было привычно римлянам; у нас, при отличном от римского порядке создания правовых норм, фикция пользы не приносит. Современному законодателю не нужно фингировать, он предписывает. Действительное положение дела заключается в том, что ввиду практических преимуществ платежа со вступлением в права кредитора закон допускает, чтобы требование, погашенное в отношении получившего исполнение кредитора, не прекращалось для должника и переходило к лицу, которое вместо должника произвело платеж" <30>.

--------------------------------

<30> Морандьер Ж. де ла. Указ. соч. С. 547.

В итоге суброгацию можно определить следующим образом: имеющее место в прямо предусмотренных законом случаях сингулярное правопреемство, в результате которого лицо, исполнившее вместо должника обязательство, в объеме исполненного приобретает в отношении должника право требования из этого обязательства.

Понятие регресса

Понятие регресса представляется если не загадочным, то туманным. О регрессе упоминается в законе <31>, на регрессные требования ссылаются в своих решениях суды, регрессному обязательству посвящены специальные исследования <32>, но задача сформулировать общее понятие регресса и указать его место в системе обязательств не доведена до логического конца <33>. При ее ближайшем рассмотрении обнаруживаются два досадных обстоятельства.

--------------------------------

<31> См. следующие статьи ГК РФ: ст. 147 "Исполнение по ценной бумаге", ст. 200 "Начало течения срока исковой давности", ст. 325 "Исполнение солидарной обязанности одним из должников", ст. 366 "Извещение поручителя об исполнении обязательства должником", ст. 379 "Регрессные требования гаранта к принципалу", ст. 382 "Основания и порядок перехода прав кредитора к другому лицу", ст. 399 "Субсидиарная ответственность", ст. 640 "Ответственность за вред, причиненный транспортным средством", ст. 885 "Последствия неоплаты чека", ст. 1081 "Право регресса к лицу, причинившему вред".

<32> В отечественной юридической литературе см.: Гольмстен А.Х. Опыт построения общего учения о праве регресса // Юридические исследования и статьи. Т. 2. СПб., 1913; Юдельсон К.С. Регрессное обязательство в основных институтах советского гражданского права // Ученые записки Свердловского юридического института. Вып. 1. Свердловск, 1945 (вторую часть этого исследования см.: Он же. Основные проблемы права регресса в советском гражданском праве // Ученые труды ВИЮН. Вып. IX. М., 1947); Новицкий И.Б. Регрессные обязательства между социалистическими хозяйственными организациями. М., 1952; Смирнов В.Т. Регрессные иски в обязательствах из причинения вреда. М., 1960; Бару М.И. Регрессные обязательства в трудовом праве. М., 1962; Шевченко Г.Н. Регрессные обязательства в отношениях между социалистическими организациями. Владивосток, 1990.

<33> Характерно, что в учебниках по гражданскому праву регресс по общему правилу рассматривается не среди видов обязательств, а как вид ответственности либо в темах, посвященных отношениям, регулирование которых законодатель прямо связывает с регрессом (солидарная ответственность, страхование и деликты). Мы встретили разделы, посвященные регрессным обязательствам как виду обязательств, в двух учебниках: Гражданское право: Учебник. Т. 1 / Под ред. О.Н. Садикова. М., 2006. § 1 гл. 21 разд. III (СПС "Гарант"); Российское гражданское право: Учебник: В 2 т. Т. II: Обязательственное право / Отв. ред. Е.А. Суханов. М., 2010. С. 54 - 56.

Во-первых, исследователя не покидает ощущение неопределенности, размытости понятия регрессных отношений, а виды регрессных обязательств, на которые указывают источники, не "собираются" в стройную систему. Достаточно сказать, что ни одно претендующее на полноту определение регресса не обходится без перечня его разновидностей. Во-вторых, сам термин "регресс" несет в себе известную неопределенность. И в оригинальных источниках, и тем более в переводах он используется в различных контекстах, порой не укладывающихся в логику нашей правовой системы. Например, регрессное обязательство часто описывают как последствие суброгации <34>, что не соответствует сложившимся в современной отечественной науке и практике представлениям <35>.

--------------------------------

<34> См., например: Барон Ю. Система римского гражданского права. СПб., 2005. С. 628; Гольмстен А.Х. Указ. соч. С. 160; Новицкий И.Б. Указ. соч. С. 21; Смирнов В.Т. Указ. соч. С. 7.

<35> Это обстоятельство имеет особое значение при обращении к источникам по римскому праву, результатам их научной обработки (в частности, к трудам Ю. Барона, Г. Дернбурга, Ф.К. фон Савиньи), работам отечественных ученых, воспитанных на пандектном учении.

Вопрос о понятии регрессного обязательства требует специальной проработки. Мы коснемся природы регресса только в той части, которая необходима для нашего исследования, оставив за собой право более глубоко рассмотреть проблему в другом месте.

Предоставление лицу специального средства защиты в виде регрессного иска следует основывать, выражаясь словами Савиньи, "на naturalis ratio - естественно-юридическом элементе" <36>. Этот естественный взгляд на порядок распределения благ не позволяет праву оставить без ответа факты обогащения за чужой счет, причинения другому убытков либо иное вмешательство в чужую имущественную сферу. В частности, когда одно лицо по тем или иным причинам платило за чужой счет, а потому приобретало заслуживающий уважения интерес вернуть утраченное, обратить его в свою пользу, за таким лицом традиционно признавалось специальное право - обратное, или регрессное <37>, требование.

--------------------------------

<36> Савиньи Ф.К. фон. Обязательственное право. СПб., 2004. С. 61.

<37> Regressus означает буквально "обратное движение".

По мере развития частных отношений сфера применения регрессных обязательств менялась, причем различно в разных правопорядках. Граница между регрессными и иными группами отношений всегда зависела (и зависит) от деталей построения национальной правовой системы. Так, в статье Эрнста фон Каммерера, вышедшей в свет в 1954 г., регресс по немецкому праву описан как разновидность прав, представленных в определенной части (например, в случаях уплаты чужого долга) "важной группой кондикционных притязаний" <38>; как право, которое может быть приобретено в силу института ведения чужих дел без поручения <39>; как право, приобретаемое в ряде случаев посредством cessio legis, в силу чего отпадает потребность в кондикционном притязании <40>. Использовать такую же логику при описании регресса по российскому праву было бы неверно <41>.

--------------------------------

<38> Каммерер Э. фон. Обогащение и недозволенное действие (часть первая) // Вестник гражданского права. 2010. N 2. С. 273.

<39> Там же.

<40> Там же. С. 275.

<41> Приведенные цитаты вырваны из контекста статьи немецкого юриста, что не позволяет делать на их основе какие-либо выводы о праве регресса, кроме одного: рассуждать о регрессе на основе исключительно положений иностранного права и доктрины опасно и, может быть, более опасно, чем применительно к другим институтам обязательственного права.

Мы полагаем, что по мере развития отдельных правовых институтов область отношений, признаваемых регрессными, сужается. Оценивая примеры, приведенные на страницах изданий прошлых лет, с позиций современной отечественной цивилистики, мы обнаружим, что некоторые из них характеризуют отношения, регулирование которых теперь осуществляется без обращения к понятию о регрессе. Таковыми являются, например, отношения, возникающие при evictio, которую А.Х. Гольмстен в свое время связывал с регрессом <42>. Наш законодатель указал в качестве последствий эвикции возмещение продавцом убытков, причиненных покупателю нарушением договора (ст. 461 ГК РФ) <43>.

--------------------------------

<42> Гольмстен А.Х. Указ. соч. С. 159.

<43> На договорную ответственность продавца и в случае эвикции перепроданной вещи справедливо указывает И.В. Елисеев: при изъятии вещи у конечного покупателя и взыскании им убытков с перепродавца последний сможет на основании ст. 461 ГК РФ предъявить требование к продавцу, который будет нести ответственность уже по общим правилам п. 1 ст. 393 ГК РФ (Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации. Часть вторая (постатейный) / Под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. М., 2006. С. 16).

Понятие о регрессном обязательстве используется законодателем при формулировании норм различных институтов, а практика ссылается на регресс не только при обращении к указанным нормам. Это позволяет de lege lata признать регрессное обязательство обязательством sui generis.

Сегодня регрессным, вслед за И.Б. Новицким, следует признать только такое требование, а следовательно, и такой иск, которое в конкретном случае является единственно возможным юридическим средством удовлетворения законного интереса лица. Невозможность прямого (договорного, деликтного, кондикционного и т.п.) иска между сторонами - необходимая предпосылка появления регрессного иска <44>.

--------------------------------

<44> Новицкий И.Б. Указ. соч. С. 49, 90. Того же мнения придерживался М.И. Бару (Бару М.И. Указ. соч. С. 8).

Регрессу нет места там, где есть договорное требование и, следовательно, договорный иск. Например, если покупателю передан товар ненадлежащего качества, и он, настаивая на соразмерном уменьшении цены, взыскивает с продавца излишне уплаченную сумму, можно сказать, что покупатель требует сумму обратно. Но никакого регрессного обязательства в данном случае не возникает - есть исполнение обязательств из договора купли-продажи.

Регресс не нужен и там, где между сторонами возникает деликтное <45>, кондикционное <46> либо иное - специально урегулированное - отношение, в частности из ведения чужих дел без поручения (negotiorum gestio).

--------------------------------

<45> См., например: Определение ВС РФ от 21 июня 2010 г. N 19-В10-9. Отличия регрессного обязательства от деликтного см.: Смирнов В.Т. Указ. соч. С. 15 - 16.

<46> Отличия от кондикционного обязательства см.: Новицкий И.Б. Указ. соч. С. 66.

Практика указывает на два типичных основания регрессных требований: 1) предоставление одним лицом (будущим кредитором в регрессном обязательстве - регредиентом) исполнения, прекращающего требование кредитора к другому лицу (будущему должнику в регрессном обязательстве - регрессату); иначе говоря, уплата чужого долга; 2) уплата лицом (регредиентом) своего долга, однако возникшего в результате упречных действий другого лица (регрессата) <47>. В первом случае регресс не допускает обогащения регрессата за счет регредиента, во втором - позволяет отнести убытки на счет лица, поведение которого явилось их первопричиной.

--------------------------------

<47> К основаниям регресса относят и получение регрессатом известной суммы за счет регредиента (регресс полученного) (Гольмстен А.Х. Указ. соч. С. 162 и др.; Новицкий И.Б. Указ. соч. С. 91). Это суждение спорно (см.: Смирнов В.Т. К понятию регрессных обязательств // Правоведение. 1960. N 1).

Разновидности правовых конструкций, включающих регрессные обязательства, с точки зрения их структуры можно классифицировать следующим образом:

1) конструкция из двух правоотношений. Она может возникнуть при уплате как чужого (например, при возложении исполнения - п. 1 ст. 313 ГК РФ), так и своего долга (например, отношения по возмещению вреда, причиненного другим лицом, - ст. 1081 ГК РФ). В первом случае в конструкцию входит обязательство между должником и кредитором (после исполнения третьим лицом оно прекращается) и регрессное обязательство между третьим лицом и должником (оно возникает в результате прекращения первого обязательства исполнением). Во втором случае в конструкцию входит обязательство между третьим лицом и кредитором (после исполнения третьим лицом оно прекращается) и регрессное обязательство между третьим лицом и должником (оно возникает в результате прекращения первого обязательства исполнением);

2) конструкция из трех правоотношений. В нее входит обязательство между должником и кредитором (после исполнения третьим лицом оно прекращается), обязательство между третьим лицом и кредитором (после исполнения третьим лицом оно тоже прекращается) и регрессное обязательство между третьим лицом и должником (оно возникает в результате прекращения двух обязательств исполнением). В этой конструкции имеет место исполнение собственного обязательства с целью погашения чужого долга (как это имеет место в обеспечительных отношениях (см., например, ст. 379 ГК РФ)).

Подчеркнем, что возможность появления регрессного требования не зависит от того, исполнял регредиент в отношении кредитора свое обязательство (как это имеет место, например, при предоставлении обеспечения) или обязательство регрессата (примером чего является возложение исполнения на третье лицо).

Анализ литературы позволяет указать общепризнанные отличительные черты регрессного обязательства:

1) оно возникает в результате взаимодействия не менее трех лиц, но само по себе является обычным обязательством, связывающим две стороны: управомоченное (регредиента) и обязанное (регрессата) лица;

2) оно возникает в результате прекращения другого обязательства. Основание регрессного обязательства - осуществление регредиентом предоставления по этому другому обязательству;

3) оно возникает как новое обязательство между лицом, которое уплатило (утратило актив), и лицом, которое обязано было платить (утратить актив). В.Т. Смирнов делает важную оговорку: лицом, которое обязано было уплатить в конечном счете, поскольку регредиент может быть связан с лицом, получившим платеж, договором или быть обязанным к платежу в силу закона <48>;

--------------------------------

<48> Смирнов В.Т. Регрессные иски в обязательствах из причинения вреда. С. 6.

4) есть специфическая связь между прекратившимся и регрессным обязательствами. Природа этой связи убедительно описана И.Б. Новицким: регрессное обязательство производно от другого правоотношения <49>. Образно говоря, оно вырастает из него, а потому обязано ему как причиной появления, так и своим содержанием. Но при этом регрессное обязательство остается самостоятельным обязательством, возникающим из собственного основания и имеющим собственное содержание. По поводу "производности" регресса необходимо сделать два замечания. Во-первых, регрессное обязательство не является дополнительным (акцессорным): оно не зависит от существования основного, поскольку возникает после его прекращения. Во-вторых, и это специально подчеркивает И.Б. Новицкий <50>, производность отражает лишь то, что одно обязательство является следствием другого, но правопреемство в отношениях отсутствует <51>.

--------------------------------

<49> Новицкий И.Б. Указ. соч. С. 31 - 33.

<50> Там же. С. 3 (сн. 1).

<51> Эта деталь весьма важна для исследования регрессных обязательств в связи с встречающимся в иных правопорядках подходом, в силу которого основанием или способом осуществления регресса является суброгация, т.е. приобретение прав кредитора.

Как и другие виды обязательств, регрессные могут быть определены путем указания на их стороны, содержание и основания возникновения.

Стороны регрессного обязательства: кредитор-регредиент, т.е. лицо, которое утратило актив, и должник-регрессат, т.е. лицо, которое должно было его утратить.

Содержанием регресса является возмещение регредиенту того, что он уплатил кредитору. Объем возмещения определяется производным характером регрессного обязательства: в качестве основного долга в нем выступает сумма, уплаченная во исполнение другого - прекращенного - обязательства. При этом производный характер регресса отражается только на его количественной стороне. Иначе говоря, все, что было уплачено кредитору (а это могли быть суммы, имевшие разную правовую природу: основной долг, проценты, санкции), предстает в регрессном обязательстве как качественно единое целое - новый долг. В частности, если третье лицо уплатило кредитору проценты, начисленные по договору займа за просрочку его возврата, то в регрессном обязательстве эта сумма превратится в капитал, на который проценты должны начисляться по правилам о денежных обязательствах.

В практике (в том числе в практике прошлых лет, описанной в литературе) регрессные обязательства представлены исключительно как денежные. Означает ли это, что регресс есть разновидность денежных требований? Вопрос имеет практическое значение, поскольку исполнение, предоставленное кредитору регредиентом, может носить неденежный характер. Например, если солидарная обязанность состоит в предоставлении вещей, какое требование в порядке регресса должен получить должник, исполнивший обязательство? Регресс является средством разрешения конфликта между формальной невозможностью защитить лицо с помощью обычных (прямых) исков и необходимостью защитить его по соображениям справедливости. Регресс - средство нестандартное, в известной степени крайнее, а потому требующее максимальной простоты отношений. Этому условию отвечает использование универсального инструмента защиты прав - возмещения убытков. Следует, полностью приняв позицию практики, согласиться с тем, что регрессное обязательство направлено на компенсацию убытков, а не на восстановление имущественной сферы регредиента в натуре. Поэтому регрессное обязательство нужно охарактеризовать как охранительное денежное обязательство.

Этот вывод обязывает решить вопрос о процентах на сумму регрессного обязательства. Должен ли регрессат уплачивать проценты и на каком основании? С экономической точки зрения ответ будет, безусловно, положительным, поскольку отсрочка платежа предоставляет выгоду, а в экономике нет бесплатной выгоды. Как обосновать этот вывод юридически? Возможны два ответа.

1. Если рассматривать регрессное требование как требование о возврате того, чем регрессат пользуется неосновательно, то уплату процентов можно обосновать ссылкой на правила ст. 395 ГК РФ об ответственности за пользование чужими денежными средствами. Но этот подход не всегда пригоден. Например, после исполнения банковской гарантии гарант приобретает регрессное требование к принципалу, но при этом принципал не нарушает какого-либо обязательства перед гарантом.

2. Если регрессное требование - требование лица, уплатившего чужой долг и не имевшего намерения одарить кого-либо, то можно считать, что это лицо предоставило должнику заем. По общему правилу на сумму займа начисляются проценты по ставке рефинансирования Банка России (ст. 809 ГК РФ). Однако эта логика трудноприменима в случае регресса как следствия возмещения вреда, причиненного другим лицом (при деликтах и т.п.).

В отношении не только регрессных, но и любых денежных обязательств, возможно единообразное и удобное с точки зрения оборота решение: введение общей нормы о законном проценте. Природа законного процента давно описана в литературе: "Закон, исходя из признания абсолютной полезности денег и из минимального размера приносимого деньгами от отдачи их в рост дохода, присуждает проценты, если в договоре не установлен более высокий размер, в так наз. узаконенном размере, не требуя от кредитора доказательства, что в случае своевременного получения долга он действительно отдал бы деньги в рост из процентов, не ниже узаконенных" <52>. Именно этот подход распространен в мировой практике <53>. Его особенность в том, что обязанность должника уплатить процент не связана с вопросом об ответственности. Должник платит не потому, что допустил противоправные действия, а потому, что пользуется суммами, которые в силу обязательства должен будет в свое время передать кредитору <54>.

--------------------------------

<52> Эльяссон Л.С. Деньги, банки и банковые операции. М., 1926. С. 7, 8.

<53> См.: ст. 7.4.9 Принципов международных коммерческих договоров УНИДРУА (Принципы международных коммерческих договоров УНИДРУА 2004 г. / Пер. с англ. А.С. Комарова. М., 2006. С. 273 - 275).

<54> Правило о законном проценте удобно, так как оно универсально. Причем эта универсальность имеет самую надежную основу - экономическую природу денег. Поскольку всегда есть кто-то, кому деньги нужны, за ними признаются уникальные свойства: способность выступать всеобщим эквивалентом и абсолютная полезность. Поэтому вознаграждение кредитора и его убытки, легко различимые в иных отношениях, в денежном обязательстве тесно переплетаются. Плата за денежные средства как вознаграждение кредитора есть одновременно компенсация его убытков, вызванных невозможностью получить процент на сумму, которую использует должник.

Уяснить природу процента, начисляемого на сумму регрессного требования, поможет ответ на вопрос о моменте, с которого процент должен начисляться. Возможны как минимум три альтернативы: с момента, когда регрессат узнал или должен был узнать о возникновении регрессного обязательства, с момента возникновения этого обязательства либо по правилам об обязательствах до востребования. Представляется, что последний вариант, поскольку он идет вразрез с интересами кредитора (регредиента), не соответствует природе отношений сторон. Если регресс есть следствие исполнения обязанности регрессата (при возложении исполнения, исполнении обеспечительного обязательства и т.п.), то он знает или должен знать о регрессном требовании с момента его возникновения и с этого момента должен уплачивать проценты на сумму своего долга. Если же регредиент исполнил перед кредитором исключительно свою обязанность (например, при деликте), то этот платеж всегда связан с допущенным регрессатом нарушением прав кредитора. Поэтому регрессат тем более должен быть обязан к уплате процента с момента возникновения у регредиента расходов, т.е. с момента возникновения регрессного обязательства.

Попутно заметим, что хотя регресс и является способом возмещения убытков, рассматривать его вслед за В.Т. Смирновым как форму гражданско-правовой ответственности <55> было бы неверно. Действительно, в ряде случаев, в том числе в деликтах, которым посвящено исследование В.Т. Смирнова, должником по регрессному обязательству является только лицо, несущее ответственность за возникшие у регредиента убытки. Верно и то, что в подобных случаях регресс - это "способ, благодаря которому ответственность перелагается на виновного" <56>. Однако часто возникновение регрессного требования связано не с ответственностью, а с платежом, т.е. исключительно с фактом возникновения у регредиента убытков. Убытки могут быть следствием не только правонарушения, но и правомерных действий <57>. Если кредитор получил исполнение от одного из солидарных должников, руководствуясь соображениями собственного удобства, этот должник имеет регрессное требование к другому. Но не потому, что последний отвечает за неисполнение (он был готов исполнить), а потому, что на каждом из солидарных должников лежала соответствующая обязанность. Регресс может быть связан с убытками обоих видов, причиненных как неправомерными, так и правомерными действиями.

--------------------------------

<55> Смирнов В.Т. Регрессные иски в обязательствах из причинения вреда. С. 15. Такого же подхода по сути придерживается И.Б. Новицкий, связывая регрессное обязательство с наличием вины должника (Новицкий И.Б. Указ. соч. С. 90).

<56> Брагинский М.И. К вопросу об ответственности за чужие действия // Труды ВЮЗИ. М., 1961. Т. 1. С. 31.

<57> Учитывая обилие таких ситуаций (изъятие имущества для государственных нужд, правомерный односторонний отказ от договора и т.п.), предлагается урегулировать в законе "механизм определения размера возмещения (компенсации), выплачиваемого за имущественные потери, причиненные правомерными действиями" (см. п. 1.4 и п. 2 § 3 разд. II Концепции совершенствования общих положений Гражданского кодекса Российской Федерации, подготовленной Советом при Президенте Российской Федерации по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства во исполнение Указа Президента Российской Федерации от 18 июля 2008 г. N 1108 "О совершенствовании Гражданского кодекса Российской Федерации" (далее - Концепция развития гражданского законодательства)).

Основанием регресса всегда является факт прекращения другого обязательства в результате его исполнения регредиентом. Даже если право на регресс признается судом, само обязательство возникнет только после осуществления регредиентом платежа <58>. Однако самого по себе факта платежа недостаточно, чтобы возникло именно регрессное обязательство. Как было отмечено выше, у регредиента должна отсутствовать возможность получить возмещение путем предъявления прямого иска. Предоставление в таком случае особого иска с точки зрения права основывается на необходимости защитить законный интерес лица по соображениям справедливости. Но как обосновать регрессный иск с точки зрения закона? Типичные случаи регресса (исполнение солидарной обязанности и т.д.) урегулированы специально, но общая норма об основаниях возникновения регрессных обязательств в законе отсутствует. Это неудивительно. В исследованиях, посвященных регрессным обязательствам, подчеркивается, что в силу разнотипности отношений, порождающих регрессное требование, "не может удасться попытка установить общие правила о предмете и размере регрессного иска и даже о предпосылках регресса" <59>, что регресс, в отличие, например, от деликта, не имеет "определенного фактического основания возникновения" <60> и т.п. В связи с этим необходимо ответить на вопрос: допустимо ли квалифицировать как регресс конкретное отношение при отсутствии специального указания закона?

--------------------------------

<58> Смирнов В.Т. Регрессные иски в обязательствах из причинения вреда. С. 5.

<59> Новицкий И.Б. Указ. соч. С. 91.

<60> Смирнов В.Т. Регрессные иски в обязательствах из причинения вреда. С. 15.

Отвечая на вопрос утвердительно, мы ссылаемся на мнение А.Х. Гольмстена: "...норма, закон, участвующий в порождении права регресса, ни в римском праве, ни в современных кодификациях не является общей нормой, обнимающей все разновидности права регресса. Но такое отклонение законодателя от прямой и определенной формулировки права регресса делу не вредит; благодаря этому все-таки нельзя сказать, что нет нормы, определяющей право регресса. Когда мы говорим, что для возникновения известного права необходима соответствующая норма, то этим вовсе не сказано, что норма должна быть ad hoc формулирована; данный закон может быть законом выводим; таким во многих случаях и является закон, на котором основано право регресса" <61>.

--------------------------------

<61> Гольмстен А.Х. Указ. соч. С. 169.

Подводя итог, определим регрессное обязательство по российскому праву следующим образом: это охранительное денежное обязательство, возникающее между кредитором (лицом, погасившим чужой долг, либо свой долг, но возникший по причине упречного поведения другого лица) и должником (лицом, чей долг погашен либо из-за упречного поведения которого кредитор понес расходы), при условии что кредитор не имеет возможности получить возмещение путем заявления должнику прямого иска.

Исполнение обеспечительного обязательства

как разновидность уплаты чужого долга

В начале статьи мы осветили вопрос о последствиях исполнения обеспечительного обязательства de lege lata. Рассмотрим его с теоретической точки зрения.

Характер изменений, следующих за исполнением обеспечительного обязательства, напрямую зависит от цели (каузы) предоставления обеспечения.

Волевые юридические действия начинаются для сторон с понимания и формулирования той непосредственной правовой цели, ради которой они собираются действовать. Эта цель - столь глубинный элемент рождающихся между сторонами связей, что, определив ее, стороны предопределяют и детали дальнейших отношений. Юридическое представление о цели, ради которой действуют стороны, воплощено в понятии каузы сделки и возникшего из нее обязательства. Отсюда следует, что кауза предопределяет как природу, так и детали регулирования обязательственного отношения. Обеспечительный должник действует не как даритель, продавец и т.д. Его цель особая - предоставить кредитору право получить исполнение обязательства за счет дополнительного, внешнего по отношению к обеспечиваемому обязательству источника. Особенностью предоставления, сделанного с обеспечительной каузой, является то, что оно не увеличивает размер имущества кредитора, а уменьшает риск утраты этого имущества <62>. Обеспечительная кауза со времен римского права рассматривается как самостоятельное основание юридических действий <63>.

--------------------------------

<62> Если банк выдал кредит в сумме 100 тыс. руб. под поручительство, такой актив, как требования к заемщикам (дебиторская задолженность), увеличился на 100, а не на 200 тыс. руб.

<63> Например, вещь могла передаваться лицу causa pignoris, т.е. в качестве залога.

Принципиальным для понимания обеспечительных отношений является то, что обеспечительная кауза влияет не только на само обеспечительное обязательство (договор о залоге, поручительстве и т.д.), но и на связанные с ним отношения, т.е. на всю обеспечительную конструкцию. Что происходит с отношениями, составляющими эту конструкцию, после реализации кредитором своих обеспечительных прав?

1. Обеспечительное обязательство. Поскольку оно возникает с целью исполнения основного обязательства, достижение цели прекращает это обязательство исполнением (ст. 408 ГК РФ; для банковской гарантии, основанной не на договоре, а на односторонней сделке, законодатель специальное указал на ее прекращение исполнением - подп. 1 п. 1 ст. 378 ГК РФ). Вещное обеспечение также прекращается при получении кредитором удовлетворения за счет стоимости соответствующего имущества (подп. 4 п. 1 ст. 352 ГК РФ).

2. Основное обязательство. Поскольку обеспечение предоставляется с целью исполнения основного обязательства, реализация обеспечения имеет те же последствия, что и исполнение по основному обязательству <64>. Исполнение же обязательства влечет его прекращение (ст. 408 ГК РФ). Исключением из этого правила является случай суброгации прав кредитора обеспечительным должником.

--------------------------------

<64> В природе обеспечительного обязательства кроется, как видим, логическое обоснование возможности прекращения двух различных обязательств одним актом. Поскольку обеспечительное обязательство направлено на ту же цель, что и обеспеченное им основное, достижение этой цели приводит к прекращению обоих обязательств.

3. Правоотношение между основным и обеспечительным должниками. Обеспечение предоставляется обеспечительным должником с целью исполнения обязательства, стороной которого он не является. Поэтому отношения сторон следует рассматривать как разновидность отношений по уплате чужого долга. Следовательно, обеспечительный должник, если только он не действовал в отношении основного должника causa donandi, должен получить право на возмещение со стороны последнего. Дискуссия по этому поводу будет носить исключительно академический характер. Поэтому обсуждение следует сосредоточить на ином вопросе: какое право и при каких условиях должно быть предоставлено обеспечительному должнику исходя из назначения института обеспечительных обязательств?

Ответ на вопрос необходимо начать с указания на то обстоятельство, что уплата чужого долга означает вмешательство в чужие дела, по общему правилу запрещенное законом (ст. 1 ГК РФ). Должник не обязан терпеть произвольное, по выражению законодателя, вторжение в свою частную сферу. Очевидно, что вторжение нельзя считать произвольным при наличии согласия должника на соответствующие действия третьих лиц. Кроме того, ограничение прав лица допускается для защиты таких интересов третьих лиц, которые с точки зрения законодателя заслуживают уважения (п. 2 ст. 1 ГК РФ).

По условиям оборота обеспечения предоставляются с согласия основного должника. Чаще всего это согласие явно следует из основного договора, обращенной к обеспечительному должнику просьбы и т.п. Но оно может выражаться косвенно (например, должник обязывается перед кредитором, зная о полученном им обеспечении).

Установить презумпцию согласия должника на получение кредитором обеспечения затруднительно. Конечно, наличие обеспечения часто является главным условием предоставления кредита, а потому на первый взгляд должник всегда должен быть согласен с наличием обеспечения. Но обеспечение увеличивает стоимость кредита и создает для должника дополнительные обязанности перед обеспечительным должником. В частности, если обеспечение предоставляется третьим лицом уже после возникновения основного обязательства и не является альтернативой досрочному взысканию долга, оно попросту невыгодно основному должнику. Поручитель потребует с него помимо исполнения основного обязательства проценты на выплаченную поручителем кредитору сумму (ст. 365 ГК РФ). Если должник будет принудительно "облагодетельствован" залогом, после реализации предмета залога залогодатель предъявит основному должнику не только требования из основного договора, но и потребует возмещения расходов, вызванных реализацией права залога. Должнику выгоднее исполнить обязательство лично, пусть и с просрочкой. При таких условиях презумпция согласия должника может обернуться произвольным вторжением в его частную сферу. Кроме того, в норме обеспечительный механизм предполагает согласие должника на создание обеспечения, и в случае получения кредитором обеспечения при полном неведении должника или против его воли возникает вопрос о добросовестности такого кредитора. Мы склонны высказаться против презумпции согласия должника на обеспечение его долга.

Случаи презумпции согласия нельзя смешивать со случаями, когда согласие должника не требуется. Если обеспечение получено кредитором после допущенного должником нарушения (обычно это просрочка исполнения), доводы нарушителя о том, что ему невыгодно привлечение обеспечения, не должны приниматься. Столкновение интересов должника, нарушившего обязательство, и добросовестного кредитора следует разрешить в пользу последнего. В таком случае должник обязан принять вторжение в свою частную сферу. Здесь мы согласны с мнением А.Х. Гольмстена, считавшего, вопреки многим <65>, что без согласия должника поручительство может быть установлено "лишь в том случае, когда должник уже in mora" <66>.

--------------------------------

<65> В частности, абз. 1 ст. 2305 ФГК предусмотрено, что право регресса к основному должнику возникает у поручителя независимо от того, было ли поручительство дано с ведома или без ведома должника.

<66> Гольмстен А.Х. Указ. соч. С. 174 (сн. 1).

Как должны строиться отношения сторон, если обеспечение предоставлено кредитору исключительно по его собственной инициативе и не в связи с нарушением должником обязательства? Например, общество предоставляет кредитору залог в обеспечение долга дочерней компании, не поставив ее в известность; заимодавец, опасаясь ухудшения имущественного положения заемщика, без его ведома заключает договор поручительства. Если в приведенных ситуациях кредитор получит исполнение от обеспечительного должника, а применение общих правил о последствиях исполнения обеспечительного обязательства окажется затруднительным в силу возражений должника, из этого отнюдь не последует, что права "самозваного" обеспечительного должника не могут быть защищены. Когда обеспечение получено кредитором по собственной инициативе, логично считать, что платеж совершен в его интересах, и именно он должен осуществить встречное предоставление обеспечительному должнику. Таким предоставлением может быть уступка требования из основного обязательства, для которой, как известно, не требуется согласие должника <67>.

--------------------------------

<67> Поскольку в описанной ситуации обеспечительный должник исполняет в отношении кредитора свое обязательство, отношения между ним и основным должником невозможно квалифицировать как negotiorum gestio (ст. 980 ГК РФ). Кроме того, гестор должен действовать, исходя из очевидной выгоды доминуса. Но выгода от полученного исполнения очевидна только для кредитора. Основному должнику может быть выгоднее исполнить обязательство лично, пусть и с просрочкой.

Таким образом, основной должник обязан компенсировать обеспечительному должнику его расходы по правилам об обеспечениях в случае, если он прямо или косвенно выразил согласие с обеспечением своего долга либо если обеспечение было получено кредитором пусть и без согласия должника, но в связи с допущенным им нарушением обязательства.

Какой может быть природа отношений между основным должником и обеспечительным должником, исполнившим обязательство? Деликтный иск в отношениях между ними невозможен, так как основной должник не причиняет обеспечительному вред в смысле гл. 59 ГК РФ. Возможность кондикционного иска тоже затруднена, поскольку имущественные отношения сторон имеют правомерное основание, а именно согласие основного и обеспечительного должников на осуществление платежа. Кондикционное обязательство не может возникнуть из действия, сознательно направленного на достигнутый правовой результат.

Что касается регресса и суброгации, то, как было показано выше, для использования обеих правовых конструкций в обеспечительных отношениях нет принципиальных возражений. И суброгация, и регресс являются или могут являться следствием исполнения обязанности должника третьим лицом и выполняют в отношении этого третьего лица одну и ту же функцию: позволяют ему компенсировать расходы, произведенные за чужой счет.

В нашем праве регресс и суброгация являются двумя самостоятельными вариантами развития отношений между должником и лицом, уплатившим его долг. Здесь уместно еще раз критически взглянуть на восходящее к римскому праву и до сих пор столь распространенное в цивилистике отношение к суброгации как к способу приобретения или осуществления лицом регрессного требования. Доводы в пользу такого подхода могут быть логичными (регресс - это право, а суброгация - основание его возникновения) и изящными (как у Савиньи: если регредиенту выгодно выступить по отношению к должнику в качестве цессионария, предоставим ему фиктивную цессию - суброгацию <68>). Но они не объяснят нам соотношение между регрессными и суброгационными требованиями в отечественном праве. Ориентируясь на него, наш юрист рассматривает суброгацию как альтернативу регрессу, и наоборот. Там, где суброгация, компенсация может быть получена путем вступления в существующее обязательство; там, где регресс, - путем приобретения нового требования.

--------------------------------

<68> Излагается по: Гольмстен А.Х. Указ. соч. С. 183.

Функциональное сходство не исключает принципиальные различия в природе суброгации как производного приобретения прав, с одной стороны, и регресса как производного обязательства - с другой <69>. А это значит, что в зависимости от обстоятельств дела использование одного из инструментов может оказаться более выгодным.

--------------------------------

<69> Статья 382 ГК РФ (извлечение): "Правила о переходе прав кредитора к другому лицу не применяются к регрессным требованиям".

Перейдем к детальному сравнению суброгации и регресса с точки зрения преимуществ и недостатков.

Суброгация или регресс?

Направленность воли обеспечительного должника.

Основой оборота является свободная воля сторон. Поэтому первым вопросом, на который следует ответить, является следующий: соответствует ли суброгация воле обеспечительного должника? На что он рассчитывает, уплатив кредитору <70>? Платеж кредитору может быть осуществлен с целью приобрести право требования. Но для достижения этой цели используется цессия, в том числе под условием неисправности должника. Платеж может иметь целью освобождение должника от долга <71>. В этом случае плательщик не заинтересован в приобретении требования как такового.

--------------------------------

<70> Для простоты изложения мы будем использовать выражение "платит", понимая, что залогодатель не платит, а предоставляет свое имущество. Но это различие не влияет на общую логику.

<71> См.: Гражданское уложение. Проект Высочайше учрежденной Редакционной Комиссии по составлению Гражданского уложения / Под ред. И.М. Тютрюмова. Т. 2. СПб., 1910. С. 214.

На какие последствия направлена воля обеспечительного должника? Хотя поручители и залогодатели ориентируются на общее правило, установленное законом (п. 7 ст. 350, ст. 365 и 387 ГК РФ), на практике встречаются договоры о предоставлении обеспечения. В них обычно устанавливается срок, в течение которого основной должник обязан компенсировать обеспечительному должнику его расходы. Иначе говоря, стороны договариваются о механизме, аналогичном регрессу. Сошлемся и на мнение В.А. Белова, подтверждающего, что, несмотря на наличие нормы о суброгации поручителю прав кредитора в основном обязательстве, на практике поручитель требует от должника возмещения своих убытков. В 1998 г. автор имел основания утверждать, что "по данному вопросу сложившийся гражданско-правовой обычай имеет приоритет над нормой гражданского закона" <72>. Как упоминалось выше, даже ВАС РФ занимал по этому вопросу изменчивую позицию.

--------------------------------

<72> Белов В.А. Поручительство. Опыт теоретической конструкции и обобщения судебной практики. С. 62.

Нередки ситуации, в которых с большой долей вероятности можно утверждать, что воля обеспечительного должника будет направлена на приобретение именно регрессного требования.

Во-первых, личным обеспечением может быть гарантировано исполнение неденежного обязательства. Если поручитель передает кредитору в качестве исполнения свою продукцию, вряд ли ему интересно получить тот же товар от должника, а иногда это и просто невозможно. В таком случае для защиты интересов поручителя предпочтителен регресс.

Во-вторых, осуществление прав кредитора в некоторых обязательствах требует профессиональных знаний. Так, кредитные договоры могут иметь весьма сложную структуру, предполагать представление должником финансовой и иной документации, бывает, что расчет денежного потока по договору непрост. Представим распространенную ситуацию: поручителем перед банком является гражданин. Не будет ли для него более удобным приобрести регрессное требование?

Следует вспомнить и оговорку, включенную в ст. 365 ГК РФ: суброгация имеет место, если иное не "вытекает из отношений" между поручителем и основным должником. Кто в случае спора решит, что вытекает из отношений между сторонами? Сегодня - только суд. Почему не предоставить право выбора обеспечительному должнику?

Наличие нескольких обеспечений.

Нередко основное обязательство обеспечено несколькими способами. Что происходит с обеспечениями, если требование кредитора удовлетворено одним из обеспечительных должников?

В силу универсальности правила ст. 384 ГК РФ ("право первоначального кредитора переходит к новому кредитору в том объеме и на тех условиях, которые существовали к моменту перехода права") его следует распространять и на случаи суброгации <73>. Поэтому исполнивший обязательство обеспечительный должник в случае суброгации получает обеспеченное требование к основному должнику. При регрессе у обеспечительного должника возникает новое требование, на которое не распространяются гарантии, обеспечивавшие основное обязательство <74>. И хотя законодатель в утилитарных целях может принять любое решение, обосновать переход к регредиенту обеспечительных прав трудно. Ведь гарантии предоставляются для обеспечения исполнения конкретных обязательств, и обеспечительные должники не обязаны гарантировать права кредитора по другому (регрессному) обязательству.

--------------------------------

<73> Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации. Часть первая: Учеб.-практич. комментарий. С. 799. Комментарий к ст. 387 ГК РФ (автор комментария - А.А. Павлов).

<74> Смирнов В.Т. Указ. соч. С. 5.

Очевидно, что при наличии нескольких обеспечений обеспечительному должнику выгоднее суброгация.

Исковая давность.

При суброгации обеспечительный должник вступает в существующее правоотношение, поэтому основания для изменения течения срока исковой давности отсутствуют. Если требование об исполнении предъявлено ему поздно, он может не успеть заявить требование к основному должнику в пределах срока исковой давности. В результате ему придется довольствоваться натуральным обязательством. Опасность суброгации с этой точки зрения усиливается отсутствием в нашем законодательстве нормы, предусматривающей ответственность кредитора перед обеспечительным должником за неоправданную задержку в предъявлении требований основному должнику <75>.

--------------------------------

<75> Ответственность кредитора установлена ст. 2.110 PEL/Drobnig, Pers. Sec.

При регрессе обеспечительный должник получает новое, собственное право требования к должнику. Срок исковой давности по этому требованию течет вновь с момента удовлетворения требования кредитора.

С точки зрения правил о сроках исковой давности регресс, безусловно, выгоднее обеспечительному должнику, чем суброгация.

Возражения основного должника.

Реализация права обеспечительного должника в отношении основного должника зависит от допускаемых законом возражений последнего. При суброгации применяется императивное правило ст. 386 ГК РФ: "Должник вправе выдвигать против требования нового кредитора возражения, которые он имел против первоначального кредитора к моменту получения уведомления о переходе прав по обязательству к новому кредитору". Понятно, что если считается существующим обязательство, существуют и связанные с ним возражения. Этот вывод применим к отношениям с использованием как акцессорных, так и независимых обеспечений.

При использовании в обеспечительных отношениях регресса право основного должника на возражения следует обосновывать свойством производности регрессного обязательства от основного (исполненного обеспечительным должником) и свойствами обеспечительной конструкции, в рамках которой возникает регресс.

Так, при использовании независимых обеспечений возражения должника (например, возражения принципала против регрессного требования гаранта) не могут касаться обстоятельств, связанных с основным обязательством. Гарант платит не при нарушении принципалом основного обязательства, а при получении от бенефициара требования о платеже, соответствующего по формальным признакам условиям гарантии. Возражения принципала могут касаться только несоблюдения этих условий.

Иное дело - использование акцессорного обеспечения. Оно предоставляется с определенной целью, известной всем участникам отношений. От лица, являющегося обеспечительным должником, кредитор может получить только то, что мог бы получить с должника. Иной платеж - за рамками данной правовой конструкции и не обязывает должника. Если у должника есть возражения об отсутствии основного долга, то платеж обеспечительного должника юридически не есть исполнение обязанности основного должника, а потому нет и регресса. Если же возражения должника касаются условий погашения долга (возможность зачета, условие об отсрочке и т.п.), то следует рассуждать иначе. Наличие акцессорного обязательства дает кредитору дополнительный фактический источник погашения долга, но не дополнительные юридические возможности, улучшающие качество требования кредитора из основного обязательства. Поэтому обеспечительный должник всегда может противопоставить кредитору возражения основного должника <76>. Право на возражения даны обеспечительному должнику не только в его интересах, но и в интересах основного должника. Если поручитель, залогодатель и т.д., не воспользовался ими, он поступил недобросовестно по отношению к основному должнику и не может извлекать из этого выгоду. Следовательно, ему можно отказать в защите права на получение возмещения за счет основного должника. Под страхом потери этого права акцессорный обеспечительный должник заинтересован в том, чтобы известить основного должника о требовании кредитора и получить информацию об имеющихся у основного должника возражениях.

--------------------------------

<76> Для поручительства эта возможность прямо предусмотрена в ст. 364 ГК РФ. В отношении иных акцессорных обеспечений она должна предполагаться.

С точки зрения допустимых возражений основного должника суброгация и регресс предоставляют обеспечительному должнику одинаковые права.

Состав требований обеспечительного должника.

При обсуждении вопроса следует различать расходы обеспечительного должника, вызванные удовлетворением требований кредитора из основного обязательства, с одной стороны, и дополнительные расходы (убытки), возникшие у него в связи с предъявлением ему требования об уплате долга основного должника, - с другой <77>.

--------------------------------

<77> Очевидно, что с основного должника не могут быть взысканы суммы, уплаченные в связи с неправомерным поведением обеспечительного должника (например, при нарушении им договора поручительства или залога).

При суброгации обеспечительный должник занимает место кредитора и получает его права в том составе, в каком они существуют к моменту суброгации. Это могут быть сумма основного долга, проценты - плата за пользование заемными средствами, проценты-санкции, убытки кредитора. Сохранение качественной разнородности перешедших к обеспечительному должнику прав означает в первую очередь, что входящие в их состав проценты продолжают нарастать в соответствии с условиями основного обязательства. Очевидно, что в порядке суброгации не может перейти требование о возмещении судебных и иных расходов, которые понес обеспечительный должник в связи с предъявлением ему требования. Но поскольку причина расходов - в поведении основного должника, справедливо возложить их на него. В отношении поручителя законодатель так и делает (ст. 365 ГК РФ). В отношении залогодателя такая норма отсутствует. Между тем для него подобные расходы могут оказаться весьма чувствительными (в силу ст. 337 ГК РФ залог обеспечивает, помимо прочего, возмещение необходимых расходов залогодержателя на содержание заложенной вещи и расходов по взысканию). Возмещение таких расходов залогодателя возможно в порядке регресса.

При регрессе основное обязательство прекращается. Это означает, что прекращается и начисление любых процентов, будь то плата за пользование заемными средствами или санкции за неисполнение обязательства (пеня, проценты по ст. 395 ГК РФ). Вся сумма, уплаченная обеспечительным должником кредитору, в новом обязательстве предстает как качественно однородное целое. Требование об уплате этой суммы составляет существо регрессного обязательства. Понятно, что в таком случае никаких специальных оговорок по поводу возмещения судебных и т.п. расходов не требуется.

Вывод: справедливое регулирование возможно как в случае суброгации, так и при возникновении у обеспечительного должника регрессного требования.

Размер требований обеспечительного должника.

Арифметический расчет показывает, что размер требований обеспечительного должника при суброгации и регрессе будет различным.

Оценим положение обеспечительного и основного должника на примере поручительства <78>. Дано: кредит предоставлен должнику на год под 24% годовых и не возвращен в срок. Через месяц после истечения срока договора долг был полностью погашен поручителем в размере: 100 тыс. руб. - основной долг, 26 тыс. руб. - плата за кредит за 13 месяцев, 1 тыс. руб. - проценты по ст. 395 ГК РФ за месяц <79>; итого - 127 тыс. руб. Какая сумма причитается поручителю, если должник погасит долг двумя месяцами позже?

--------------------------------

<78> Сказанное ниже mutatis mutandis применимо и при использовании других видов обеспечений.

<79> Здесь и далее в примерах ставка рефинансирования условно равна 12% годовых.

1. При суброгации. Как кредитор в обязательстве из кредитного договора поручитель может получить: 100 тыс. руб. - основной долг, 30 тыс. руб. - плата за кредит за 15 месяцев, 3 тыс. руб. - проценты по ст. 395 ГК РФ за три месяца; итого - 133 тыс. руб.

2. При регрессе. Поручитель уплатил кредитору 127 тыс. руб. Соответственно, регрессное требование есть требование об уплате этой суммы. На эту сумму начисляются проценты, размер которых за два месяца составит 2540 руб. <80>. Итого: 129 540 руб.

--------------------------------

<80> Мы исходим из обоснованной выше необходимости начисления процентов на сумму регрессного требования.

С увеличением просрочки основного должника разрыв будет увеличиваться. Так, через год поручитель сможет получить в порядке суброгации на 19 тыс. руб. больше, чем в порядке регресса.

Изменим условия. Покупатель не уплатил в срок стоимость покупки (100 тыс. руб.). Через полгода долг был полностью погашен поручителем в размере: 100 тыс. руб. - основной долг, 6 тыс. руб. - проценты по ст. 395 ГК РФ за месяц; итого - 106 тыс. руб. Какая сумма причитается поручителю, если должник погасит долг перед ним на полгода позже?

1. При суброгации. Как кредитор в обязательстве из договора купли-продажи поручитель может получить: 100 тыс. руб. - основной долг, 12 тыс. руб. - проценты по ст. 395 ГК РФ за год; итого - 112 тыс. руб.

2. При регрессе. Поручитель уплатил кредитору 106 тыс. руб. Соответственно, регрессное требование есть требование об уплате этой суммы. На эту сумму начисляются проценты, размер которых за 11 месяцев составит 6360 руб.; итого - 112 360 руб. С увеличением просрочки основного должника разрыв будет увеличиваться в пользу регресса.

Чем суровее условия основного обязательства, тем выгоднее обеспечительному должнику суброгация, а основному должнику - соответственно регресс. При льготных условиях основного обязательства и длительном периоде времени между его нарушением и удовлетворением кредитора обеспечительным должником, последнему выгоден регресс, а основному должнику - суброгация.

Обратимся к вопросу о возмещении должнику его убытков, связанных с предъявлением кредитором требования. При суброгации возникает вопрос о возможности начисления процентов на сумму этих убытков <81>. При регрессе же все расходы обеспечительного должника капитализируются в сумме регрессного требования, поэтому на них проценты начисляются в общем порядке.

--------------------------------

<81> Практика исходит из того, что проценты начисляются на сумму денежного обязательства, а не на сумму убытков от его нарушения (см., например, Постановления Президиума ВАС РФ от 28 октября 1997 г. N 171/97; от 6 июня 2000 г. N 761/00).

Очевидно, что ни суброгация, ни регресс сами по себе не гарантируют обеспечительному должнику больший размер требования. Выгодность той или иной конструкции зависит от обстоятельств дела.

Частичное исполнение основного обязательства.

Поскольку суброгация имеет целью компенсировать обеспечительному должнику произведенные расходы, требование перейдет к нему лишь в объеме, в котором обеспечительный должник удовлетворил требование кредитора. Это означает, что при погашении долга частично возникнет множественность лиц на стороне кредитора. Круг сокредиторов будет включать первоначального кредитора и одного или нескольких обеспечительных должников. Следует признать, что обязательства с множественностью лиц в целом менее желательны, чем индивидуальные, поскольку любая общность прав порождает проблемы в их реализации (теория систем утверждает, что чем проще система, тем она надежнее). С этой точки зрения регресс, приводящий к возникновению самостоятельного обязательства между основным и обеспечительным должниками, проще и надежнее. Но в совокупности с другими обстоятельствами в конкретной ситуации этот вывод может оказаться неверным.

Определенно можно сказать лишь то, что суброгация части прав из основного обязательства не ставит требование обеспечительного должника вровень с требованием первоначального кредитора. Права последнего будут иметь приоритет в силу упоминавшегося выше правила nemo censetur subrogare contra se. В связи с этим обстоятельством суброгация не дает обеспечительному должнику видимых преимуществ по сравнению с регрессом.

Запрет уступки прав из основного обязательства.

Вопрос о том, возможен ли переход прав из основного обязательства в порядке суброгации при условии, что стороны этого обязательства договорились о запрете цессии, может быть решен двояко. Если признавать, что норма ст. 388 ГК РФ является универсальной и применяется в отношении любого перехода прав (как по сделке, так и в силу закона), то запрет цессии блокирует и суброгацию. Но этот вывод представляется неверным.

Как минимум в двух случаях суброгации (суброгация прав обеспечительному должнику - ст. 365 ГК РФ и страховщику - ст. 965 ГК РФ) законодатель ясно указывает, что суброгация может быть исключена лишь по соглашению с лицом, в интересах которого она установлена (суброгантом), но не по соглашению между основным должником и кредитором. В противном случае эти лица конкурировали бы с законодателем в решении вопроса о целесообразности защиты прав потенциального суброганта.

Кроме того, договорные ограничения, сделанные лицом в собственных интересах, могут противопоставляться другому лицу, если оно также действует к своей пользе. Поэтому должник и может ссылаться на запрет цессии в отношениях с цессионарием. Но обеспечительный должник действует в интересах основного и с его согласия, а потому ссылка последнего на необходимость защиты еще одного его интереса в ущерб обеспечительному должнику была бы явно недобросовестной.

Представляется, что запрет цессии в основном обязательстве не препятствует суброгации. Поэтому в такой ситуации она успешно конкурирует с регрессом.

Процессуальное преемство.

Если обеспечительный должник удовлетворит требование кредитора в период рассмотрения его иска об исполнении основного обязательства, суброгация создаст возможность для вступления обеспечительного должника в дело в качестве надлежащего истца. При регрессе существовавшее между основным должником и кредитором правоотношение прекращается и замена стороны в таком правоотношении невозможна. Права обеспечительного должника могут быть реализованы только путем заявления нового - регрессного - иска <82>.

--------------------------------

<82> См.: Постановление ФАС Уральского округа от 15 декабря 2003 г. N Ф09-3679/03-ГК по поводу прав поручителя. Напомним, что в 2003 г. суды опирались на упомянутый выше п. 18 Постановления Пленума ВС РФ и Пленума ВАС РФ от 8 октября 1998 г. N 13/14.

Если процессуальное преемство предоставляет интерес для обеспечительного должника, то ему выгоднее суброгация. Однако этот довод имеет значение только при наличии судебного спора.

Банкротство основного должника.

Ситуация, в которой наиболее остро проявляется конфликт между участниками обеспечительных отношений, - это, конечно, банкротство основного должника. От характера требования обеспечительного должника может зависеть не только большая или меньшая выгодность его положения, но и возможность получения возмещения вообще. Основной проблемой является возможность отнесения обязательства между основным и обеспечительным должниками к текущим платежам <83>.

--------------------------------

<83> Статья 5 Федерального закона от 26 октября 2002 г. N 127-ФЗ (с изм.) "О несостоятельности (банкротстве)".

В разъяснении, данном по поводу текущих платежей <84>, ВАС РФ следует четкой логике: для целей законодательства о банкротстве момент возникновения обязательства определяется не по формально-юридическим, а по "генетическим" признакам. Иначе говоря, учету подлежат различные типы "родственных" связей между обязательствами. В частности, при новации датой возникновения нового обязательства считается дата возникновения первоначального обязательства (п. 13 Постановления); при исполнении по банковской гарантии регрессное требование квалифицируется так же, как и обеспеченное им обязательство (если это обязательство возникло до даты возбуждения дела о банкротстве должника-принципала, регрессное требование гаранта не относится к текущим платежам независимо от момента его возникновения - п. 7 Постановления). По поводу суброгации ВАС РФ еще раз подтвердил, что переход права требования к другому лицу путем уступки или на основании закона означает вступление лица в существующее обязательство и не может изменить момент его возникновения (п. 12 Постановления).

--------------------------------

<84> Постановление Пленума ВАС РФ от 23 июля 2009 г. N 63 "О текущих платежах по денежным обязательствам в деле о банкротстве".

Исходя из принципов конкурсного права, такой подход является верным. А это, в свою очередь, означает, что сравнительные преимущества и недостатки регресса и суброгации могут быть оценены только по обстоятельствам дела.

Критика ст. 365 ГК РФ

Для поручительства законодатель решает проблему конкуренции суброгации и регресса особым образом: помимо суброгации прав из основного обязательства "поручитель также вправе требовать от должника уплаты процентов на сумму, выплаченную кредитору" (ст. 365 ГК РФ). Уплатив основной долг, проценты на него, проценты - санкции за просрочку, обеспечительный должник может потребовать уплаты процентов на всю сумму в целом. Поскольку проценты на проценты не начисляются, следует признать, что уплаченная обеспечительным должником сумма в данном случае рассматривается законодателем как качественно однородная.

Природа этих процентов спорна. Поскольку они начисляются в связи с платежом обеспечительного должника, а не вследствие нарушения обязательства перед ним со стороны основного должника, их нельзя рассматривать как меру ответственности (ст. 395 ГК РФ). В отсутствие общего правила о законных процентах эти проценты придется квалифицировать по аналогии с теми, которые должен уплатить заемщик заимодавцу в отсутствие иной договоренности между ними (ст. 809 ГК РФ).

Но еще более спорным является основание их начисления. Если право требовать уплаты процентов является дополнительным требованием (а это следует из закона <85> и признано практикой), то оно должно сопровождать основное требование. Таковым могло бы явиться право регресса. Но обеспечительный должник в порядке суброгации приобретает не право регресса, а права из основного обязательства. Приходится признать, что проценты начисляются на сумму, которая не является объектом существующего обязательства (обязательственного права требования). Впрочем, законодатель может формулировать нормы, руководствуясь не формальной логикой, а соображениями политики права и утилитарными целями. В частности, в данном случае мотив законодателя легко усматривается в желании сделать положение обеспечительного должника более привлекательным, т.е. в конечном счете стимулировать кредит. Ведь без установления процента на сумму несуществующего регрессного требования права исполнившего основное обязательство поручителя по сути совпадали бы с правами кредитора.

--------------------------------

<85> См., например, ст. 200 ГК РФ.

Каков практический результат применения ст. 365? Конечно, поручитель получает повышенную защиту и повышенный доход. Для основного же должника стоимость долга при "вмешательстве" в дело поручителя значительно увеличивается. С момента суброгации плата за заемные средства и сумма санкций за просрочку их уплаты увеличиваются на размер ставки рефинансирования, т.е. по общему правилу не менее чем в два раза. Чем позднее кредитор обратится к поручителю, тем на большую сумму будут начисляться спорные дополнительные проценты и тем более тяжелым, может быть, непомерным, станет для основного должника бремя долга. Учитывая, что размер процентов по кредитам у нас и так традиционно завышен, в частности по сравнению с европейскими странами, экономическая обоснованность такого подхода вызывает сомнения. Чрезмерное усиление бремени процентов никогда не помогало взысканию долгов. Интерес же обеспечительного должника в получении вознаграждения за предоставление обеспечения защищается при суброгации взысканием процентов по основному обязательству <86>, при регрессе - взысканием процентов, начисляемых на сумму регрессного требования. Если же стороны считают, что вознаграждение обеспечительного должника следует увеличить, они могут предусмотреть условие об этом в соответствующем соглашении.

--------------------------------

<86> Немаловажно и то, что обоснованность взимаемого процента определяется, помимо прочего, личностью кредитора. Так, заимодавцы-предприниматели часто включают в стоимость кредита накладные и т.п. расходы. Например, если место такого заимодавца занимает гражданин, то процент перестает быть обоснованным.

Предложения de lege ferenda

Общий вывод.

Исследовав природу суброгации и регресса, мы пришли к выводу, что в обеспечительных отношениях допустимо использовать обе конструкции.

Сравнив суброгацию и регресс, мы показали, что определить одну из конструкций как более выгодную для обеспечительного должника невозможно. Ответ на этот вопрос выясняется по обстоятельствам дела.

Анализ правила ст. 365 ГК РФ показал, что в нем заложено противоречие.

Прежде чем сделать общий вывод, следует ответить на вопрос: чей интерес нуждается в предпочтении?

Российскую правовую традицию, длительное время опиравшуюся на идеологию православия, а затем на социалистические ценности, рассматривают как продебиторскую. Сегодня много говорится о необходимости больше ориентировать наше законодательство на защиту кредитора. Считается, что именно прокредиторский подход характеризует право стран с развитой рыночной экономикой. Косвенным подтверждением правильности этого вывода является ощутимое развитие в названных странах законодательства о защите прав потребителя <87>, которое служит своеобразным противовесом нормам, защищающим в обязательственных отношениях кредитора.

--------------------------------

<87> Так, Европейские принципы обязательственного права содержат специальные разделы об особенностях регулирования соответствующих отношений с участием потребителя (см., например, PEL/Drobnig, Pers. Sec.).

Рынок, безусловно, нуждается в защите кредитора. Именно кредитор своей готовностью кредитовать поддерживает "обращение веществ" в экономике. Кредитор, которому приходится бесплодно бегать за неисправным должником, ужесточает условия кредита, а то и сворачивает его, от чего страдает множество исправных участников оборота. Об этом еще в начале прошлого века убедительно писал А.Л. Фрейтаг-Лоринговен, критикуя чрезмерные симпатии к должникам по обеспеченным обязательствам со стороны Редакционной комиссии проекта Вотчинного устава: "...она постоянно считается не только с возможностью, но даже с вероятностью злоупотреблений со стороны кредиторов и измышляет самые разнообразные против них средства. С возможностью злоупотреблений со стороны должников она, напротив, по этому поводу вовсе не считается и вследствие этого весьма мало озабочена охраной интересов кредиторов. Такой односторонний взгляд и несправедлив, и нецелесообразен..." Приводя примеры несправедливости и нецелесообразности критикуемого подхода, автор доказывал, что, спасая должника "от козней верителей", составители проекта добьются лишь недоверия к кредиту, что нанесет вред должникам, интересы которых так тщательно охраняет Редакционная комиссия <88>.

--------------------------------

<88> Фрейтаг-Лоринговен А.Л. Материальное право проекта вотчинного устава. Т. 2. Залоговое право. Заключения. Юрьев, 1914. С. 238 - 239.

Регулирование обеспечительных отношений должно быть ориентировано на интересы кредитора. Поскольку кредитор заинтересован в наличии обеспечения, в отношениях между основным и обеспечительным должниками следует исходить из приоритета интересов последнего.

При установлении обеспечения неизвестно, что будет выгодно обеспечительному должнику в момент возникновения у него требования к основному должнику. Поэтому решение вопроса о последствиях исполнения основного обязательства обеспечительным должником следует отнести на момент такого исполнения. Для устранения неопределенности по поводу судьбы основного обязательства должно быть установлено общее правило. При суброгации сохраняются все меры, обеспечивающие исполнение основного обязательства, что создает условия для справедливого распределения бремени между лицами, изначально принявшими риск по конкретному долгу. Поэтому общим правилом должна быть суброгация. Но обеспечительному должнику следует предоставить право выбора между суброгацией и регрессом, ограничив существование этого права пресекательным сроком. При выборе обеспечительным должником регрессного требования оно должно считаться возникшим в момент исполнения основного обязательства. Поскольку правила о последствиях исполнения касаются частных интересов сторон, они должны быть диспозитивными. При установлении обеспечения основной и обеспечительный должники могут договориться об иных последствиях исполнения (установить плату за принятие риска, срок исполнения обязанности по возмещению обеспечительному должнику его расходов и т.д.).

Предложенный подход можно распространить на любые акцессорные обязательства, как личные, так и вещные. Более того, в отношении акцессорных обеспечений регулирование, независимо от того, каким оно будет, должно быть единообразным. Это объясняется единой структурой отношений между участниками (кредитор, основной должник и обеспечительный должник), одинаковыми условиями реализации обеспечения (наличие действительного требования из основного обязательства), одинаковой каузой исполнения, предложенного кредитору.

Применим ли изложенный подход к независимым обеспечениям? Рассмотрим проблему на примере банковской гарантии. Как любое обеспечение, предоставленное третьим лицом, она включена в систему из трех правоотношений. Однако обеспечительная функция этой системы находит непосредственное юридическое выражение только в отношениях между сторонами основного обязательства (принципалом и бенефициаром). Бенефициар обязан использовать банковскую гарантию в обеспечительных целях, но обязан только в отношении принципала. Для обеспечительного должника (гаранта) эти отношения незначимы и не влияют на его обязанность платить по требованию бенефициара (ст. 379 ГК РФ). Получив это требование, гарант проверяет его формальное соответствие условиям гарантии, не более. С гражданско-правовой точки зрения банковская гарантия есть "просто обязательство платить при определенных условиях" <89>. Гарант не имеет права отказываться от исполнения по гарантии, ссылаясь на нарушения, допущенные сторонами основного договора, его недействительность или прекращение <90>. Таким образом, платеж добросовестного обеспечительного должника во исполнение независимого обеспечительного обязательства может иметь место и в отсутствие основного обязательства. В этом и выражается свойство независимости обеспечительного обязательства <91>. При таких условиях оправданно указание на регресс как на обычное последствие исполнения гарантом своей обязанности (ст. 379 ГК РФ).

--------------------------------

<89> Шмиттгофф К.М. Экспорт: право и практика международной торговли. М., 1993. С. 227, 229.

<90> Более того, современный оборот не исключает уступку прав по гарантии независимо от цессии требования из основного обязательства (см.: PEL/Drobnig, Pers. Sec. P. 367).

<91> Статья 5 Унифицированных правил для гарантий по требованию. Публикация Международной торговой палаты N 758 (2010); Конвенция ООН о независимых гарантиях и резервных аккредитивах 1995 г. (не вступила в силу); см. также: Pierce A. Demand guarantees in international trade. L., 1993. P. 23 ff.

Означает ли это, что суброгация принципиально несовместима с исполнением обязательств, аналогичных банковской гарантии? Отличие независимого обеспечения от акцессорного имеет для обеспечительного должника принципиальное значение только до момента прекращения обеспечительного обязательства. Но после этого правовое положение всех обеспечительных должников похоже: любой из них, исполнив свое обязательство перед кредитором с целью погашения чужого долга, имеет право получить компенсацию понесенных расходов. Эта общность обеспечений (сходство как внешнее - по структуре отношений, так и внутреннее - по целям, функциям используемых правовых инструментов) указывает, что нет теоретических препятствий для наделения обеспечительного должника, предоставившего независимое обеспечение, теми же правами, что и у акцессорных должников. Сегодня эти рассуждения кажутся далекими от практики. По действующему ГК РФ в качестве гарантов могут выступать только финансовые институты (банки и страховые компании), для которых выдача гарантий является частью профессиональной деятельности. Обычно они заранее определяют природу и размер требования к принципалу в договоре с ним, там же предусматривают гарантии получения возмещения своих расходов и мало нуждаются в суброгации прав по основному обязательству. Но думается, что в ближайшем будущем положение изменится. Во-первых, следует ожидать, что вслед за большинством правопорядков в нашем законодательстве будут устранены столь строгие ограничения субъектного состава отношений по независимым гарантиям <92>. Во-вторых, неизбежная интеграция в мировую торговлю усложнит как схемы кредитования, так и обеспечительные инструменты. Эти процессы расширят потребности участников оборота, и для ограничения их прав придется искать все более веские основания.

--------------------------------

<92> См.: п. 1.2 подразд. 3 разд. 3 Концепции развития гражданского законодательства.

В любом случае соглашение бенефициара и гаранта об уступке последнему прав из основного обязательства следует допустить в силу принципа свободы договора.

Частный вывод.

Предложения общего характера не касаются многочисленных ситуаций, усложняющих отношения сторон при исполнении основного обязательства обеспечительным должником. Это частичное или ненадлежащее исполнение, банкротство основного должника, обман или недобросовестность со стороны участников отношений и т.д. Указанные ситуации требуют специального рассмотрения. Мы остановимся лишь на случае множественности обеспечений, как представляется, самом трудном с правовой точки зрения.

Начнем с вопроса о том, все ли обеспечения способны переходить в порядке суброгации. Положительный ответ в отношении акцессорных обязательств сомнений не вызывает <93>.

--------------------------------

<93> На возможность перехода права залога законодатель прямо указывает в ст. 365 ГК РФ.

В отношении независимых обеспечений возможны сомнения. Независимое обеспечение в отношениях между кредитором (бенефициаром) и обеспечительным должником (гарантом) юридически не связано с основным обязательством (ст. 379 ГК РФ) и не входит в число дополнительных требований, "привязанных" к основному при суброгации прав из него. Поэтому логика суброгации неприменима к независимым обеспечениям. Но если кредитор, получив исполнение от одного обеспечительного должника, впоследствии получит платеж и от другого - гаранта, кредитор неосновательно обогатится. Требование, заявленное таким кредитором по банковской гарантии, нельзя квалифицировать иначе, как недобросовестное. В силу этого есть основание обязать кредитора уступить требование по банковской гарантии обеспечительному должнику, вступившему в основное обязательство в порядке суброгации <94>.

--------------------------------

<94> Обязанность кредитора "передать права, обеспечивающие... требование", предусмотрена в отношении поручителя, исполнившего обязательство должника (п. 2 ст. 365 ГК РФ).

Не противоречит ли установление такой обязанности бенефициара норме ст. 372 ГК РФ ("право требования к гаранту не может быть передано другому лицу, если в гарантии не предусмотрено иное")? Поскольку этот запрет введен в интересах не гаранта (обороту известны гарантии на предъявителя), а принципала, допустимость суброгации нужно оценивать с точки зрения его, принципала, интересов. В частности, согласие принципала на суброгацию прав по гарантии можно презюмировать в силу того, что все обеспечения предоставлены кредитору с ведома или по просьбе принципала как должника в основном обязательстве.

Какой принцип следует положить в основу взаимодействия обеспечительных должников с кредитором и друг с другом? Теоретический анализ затрудняется разнообразием возможных вариантов. Обеспечительные должники могут предоставить однородные и разнородные обеспечения (например, залог и банковская гарантия); обязаться уплатить весь долг (каждый обеспечил залогом всю сумму долга) или его часть; часть, ограниченную долей ("уплачу половину долга"), либо сумму ("поручаюсь за возврат 100 тыс. руб."); обязаться солидарно с другим обеспечительным должником или субсидиарно ("уплачу, если не уплатит первый гарант"); обязаться совместно с другими обеспечительными должниками либо обязаться на основании самостоятельного обязательства и т.д.

При поиске ответа следует опираться на сущность обеспечительных отношений. Все обеспечительные должники обязываются с одной целью: обеспечить уплату одного и того же долга, и для кредитора все они выступают "заместителями" должника. Поэтому отношения между кредитором и множеством обеспечительных должников подобны отношениям между сторонами обязательства с пассивной множественностью. По общему правилу кредитору должно быть предоставлено право выбрать обеспечение, за счет которого будет исполнено его требование к неисправному должнику. Иначе говоря, обязанность обеспечительных должников для кредитора предстает как аналогичная солидарной обязанности. Солидарность наилучшим образом защищает интерес кредитора, а значит, соответствует целям института обеспечения обязательств. При наличии иной договоренности с некоторыми или всеми обеспечительными должниками порядок осуществления кредитором его обеспечительных прав будет скорректирован в соответствии с такой договоренностью.

Рассмотрим пример с обязательством на сумму 120 тыс. руб., обеспеченным двумя поручительствами. Поручитель N 1 обязался отвечать за исполнение обязательства в полном объеме. То же сделал и поручитель N 2. Кредитор может, предотвращая последующие расчеты между поручителями, взыскать с каждого по 60 тыс. руб.; взыскать 120 тыс. руб. с любого из поручителей или иначе распределить между ними взыскиваемую сумму. Если же поручитель N 2 обязался отвечать за исполнение обязательства в размере 40 тыс. руб., кредитор не может взыскать с него больше этой суммы. Если бы поручители обязались отвечать в долевом порядке, кредитор мог бы взыскать с каждого не более половины долга.

Отношения между обеспечительными должниками целесообразно подчинить следующей логике. Все они действовали с одинаковой целью, добровольно приняли на себя один и тот же риск. Они находятся в одинаковом отношении к этому риску (по сути это их общий риск). Принцип равенства требует, чтобы они были в одинаковом отношении и к возможности уменьшения этого риска. Предпочтения кредитора не могут нарушать баланс интересов обеспечительных должников. Поэтому окончательные расчеты между обеспечительными должниками аналогичны расчетам между солидарными должниками. Если обеспечительные должники приняли риск в разных пропорциях, в конечном счете они должны принять его в тех же пропорциях.

Вернемся к рассмотренному выше примеру. Оба поручителя обязались отвечать за исполнение обязательства в полном объеме. Если кредитор взыскал с поручителя N 1 всю сумму долга - 120 тыс. руб., то, получив в порядке суброгации требование к поручителю N 2, поручитель N 1 может взыскать с него в порядке регресса только 60 тыс. руб., чтобы в результате принятый поручителями на себя одинаковый риск равномерно распределился между ними. Изменим условия: поручитель N 2 обязался отвечать за исполнение обязательства в размере только 40 тыс. руб. Если кредитор взыскал с поручителя N 1 всю сумму долга (120 тыс. руб.), поручитель N 1 может получить с поручителя N 2 сумму, пропорциональную доле принятого им риска. Поручитель N 2 принял на себя риск, в три раза меньший, чем поручитель N 1. Значит, реально возникший риск (120 тыс. руб.) должен распределиться между ними в пропорции 1:3. Поэтому поручитель N 1 может получить с поручителя N 2 только 30 тыс. руб.

Та же логика может применяться при приобретении обеспечительным должником прав по иным обеспечениям, поскольку размер принятого обеспечительным должником риска следует из условий обеспечительного обязательства. В частности, существенным условием договора о залоге является указание размера обеспеченного требования, условием банковской гарантии - ее сумма.

УЧАСТИЕ ГОСУДАРСТВА В ОТНОШЕНИЯХ,

РЕГУЛИРУЕМЫХ ГРАЖДАНСКИМ ПРАВОМ:

К ВОПРОСУ О ПРАВОВОМ ПОЛОЖЕНИИ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ОРГАНОВ

В.А. СЛЫЩЕНКОВ

Слыщенков В.А., кандидат юридических наук, доктор права (Ph.D. in Law).

Статья посвящена вопросу гражданской правосубъектности государственных и муниципальных органов в российском праве. В статье исследуется правовое положение органов власти по действующему законодательству, приводится соответствующий теоретический анализ, изучается правовое положение органов власти в немецком, английском праве и в советском законодательстве. На основании проведенного исследования доказывается необоснованность наделения органов власти статусом юридического лица в действующем российском праве. Для цели участия в гражданском обороте государственные и муниципальные органы правомерно рассматривать как части соответствующего публично-правового образования (субъекта гражданского права), по образцу органов юридического лица, которые признаются частями юридического лица. Преодоление ошибочного представления о гражданской правосубъектности органов власти является одной из задач дальнейшего развития российского гражданского права.

Ключевые слова: юридическое лицо, правовое положение государственных и муниципальных органов, публично-правовое образование как субъект гражданского права, правосубъектность публично-правового образования, советское юридическое лицо, орган власти как часть публично-правового образования, казна.

The article is dedicated to the issue of civil law personality of state and municipal organs in Russian law. The article includes a research of the legal position of government bodies according to the effective legislation, the relevant theoritical analysis as well as the research of the legal position of government bodies in German and English law, and in the Soviet legislation. Based upon the examination made it is submitted that legal personality of government bodies under current Russian law represents a wrong approach. For the purpose of participation in private law turnover it is correct to view state and municipal organs as parts of the corresponding public law entity (a civil law person), similar to organs of a legal person which are regarded as parts of the legal person. Abandonment of the wrong view of government bodies as civil law persons is one of the tasks of further development of Russian civil law.

Key words: legal person, legal position of state and municipal organs, public law entity as civil law person, legal personality of public law entity, Soviet legal person, government body as part of public law entity, the State (the treasury).

Имеющая место тенденция законодательства и правоприменительной практики придавать государственным органам, таким, как министерства и пр., а также органам местного самоуправления статус юридического лица в российском гражданском праве нуждается в подробном юридическом анализе и оценке. Цель настоящей статьи состоит в том, чтобы способствовать определению такого правового положения государственных и муниципальных органов, которое наилучшим образом соответствует целям и задачам присутствия этих органов в гражданском обороте.

Государство и государственные органы как участники

гражданско-правовых отношений: общая характеристика

Согласно ст. 124 Гражданского кодекса Российской Федерации <1> государство (Российская Федерация и субъекты Российской Федерации), а также муниципальные образования (публично-правовые образования <2>) являются субъектами гражданского права и участвуют в гражданско-правовых отношениях на равных началах с физическими и юридическими лицами. Пункт 2 той же статьи добавляет, что такое участие подчиняется правилам, установленным для юридических лиц, "если иное не вытекает из закона или особенностей данных субъектов". Пункты 1 и 2 ст. 125 ГК РФ устанавливают, что от имени государства и от имени муниципальных образований действуют государственные и муниципальные органы соответственно.

--------------------------------

<1> Далее - ГК РФ.

<2> Этот термин используется, в частности, в Постановлении Пленума ВАС РФ от 22 июня 2006 г. N 23 "О некоторых вопросах применения арбитражными судами норм Бюджетного кодекса Российской Федерации" для обозначения Российской Федерации, субъектов Российской Федерации, муниципальных образований как участников гражданских правоотношений. См. также определение термина "расходные обязательства" в ст. 6 Бюджетного кодекса (здесь и далее (если не указан иной источник) - судебные акты и разъяснения высших судов по вопросам судебной практики, законы и иные нормативные акты приводятся по СПС "КонсультантПлюс").

Уникальность гражданско-правового статуса государства, неприменимость к государству понятия юридического лица <3> были признаны советскими исследователями <4> и поддержаны в российской доктрине <5>. Позиция КС РФ, согласно которой публично-правовые образования обладают специальной правоспособностью <6>, подчеркивает особое правовое положение государства и муниципальных образований как субъектов гражданского права. В отличие от общей правоспособности коммерческих организаций (п. 1 ст. 49 ГК РФ), правоспособность государства <7> должна соответствовать его публично-правовой природе. Этот принцип выражен, например, в следующих законодательных положениях: публично-правовые образования вправе обязываться по векселю только в случаях, предусмотренных федеральным законом <8>; государство и муниципальные образования, их органы не могут быть доверительными управляющими <9>; государственные и муниципальные органы (т.е. государство и муниципальные образования <10>) не вправе участвовать в хозяйственных обществах и товариществах на вере, если иное не установлено законом (п. 4 ст. 66 ГК РФ) <11>. Специальную правоспособность государства надлежит учитывать как при толковании установленных в действующем законодательстве полномочий государственных органов, так и при подготовке новых законов: публично-правовым образованиям и их органам не должны предоставляться гражданские права, осуществление которых вступает в противоречие с задачей по выражению и защите общественных интересов; соответственно, публично-правовое образование не должно иметь права, например, на осуществление предпринимательской деятельности, т.е. деятельности, направленной на систематическое получение прибыли (абз. 3 п. 1 ст. 2 ГК РФ), за исключением особых случаев, когда общественные интересы требуют осуществления государством предпринимательской деятельности в какой-либо форме.

--------------------------------

<3> В настоящей работе "юридическое лицо" понимается в смысле ст. 48 ГК РФ, т.е. как субъект гражданско-правовых отношений, но не отношений, регулируемых нормами иных отраслей права, например административного или конституционного права. Следует отметить, что в общеправовом значении (не в сугубо гражданско-правовом смысле) понятие юридического лица можно распространить на любые субъекты права (с определенными характеристиками), в том числе на государственные органы и публично-правовые образования (см.: Нерсесянц В.С. Общая теория права и государства: Учебник для юридических вузов и факультетов. М., 1999. С. 512 - 514). Ср. возражения, которые выдвигал О. Гирке против наименования "юридическое лицо" (juristische Person): оно "не говорит ровно ничего (nichtssagend), так как выражает лишь то, что личность составного лица (Verbandspersonlichkeit) есть юридическое понятие; в этом смысле также личность индивида является "юридической" (Gierke O. Deutsches Privatrecht. Erster Band. Allgemeiner Teil und Personenenrecht. Leipzig, 1895. S. 469 (Fn. 3) (приводится по электронной библиотеке на сайте http://dlib-pr.mpier.mpg.de)).

<4> См.: Брагинский М.И. Участие Советского государства в гражданских правоотношениях. М., 1981. С. 136.

КонсультантПлюс: примечание.

Учебник "Гражданское право: В 4 т. Общая часть" (том 1) (под ред. Е.А. Суханова) включен в информационный банк согласно публикации - Волтерс Клувер, 2008 (3-е издание, переработанное и дополненное).

<5> См.: Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части первой (постатейный) / Отв. ред. О.Н. Садиков. М., 2005. С. 344; Кутафин О.Е. Субъекты конституционного права Российской Федерации как юридические и приравненные к ним лица. М., 2007. С. 48; Гражданское право: Учебник: В 4 т. Т. 1: Общая часть / Отв. ред. Е.А. Суханов. М., 2010. С. 376.

<6> Пункт 3 Определения КС РФ от 4 декабря 1997 г. N 139-О; п. 4 Определения КС РФ от 1 октября 1998 г. N 168-О; п. 2 Определения КС РФ от 2 ноября 2006 г. N 540-О.

<7> Здесь и далее, если из контекста не следует иное, для целей настоящей работы термин "государство" обозначает также муниципальные образования, а термин "государственные органы" - также органы местного самоуправления; равным образом используемый в настоящей работе термин "органы власти" обозначает государственные и муниципальные органы.

<8> Статья 2 Федерального закона от 11 марта 1997 г. N 48-ФЗ "О переводном и простом векселе"; п. 3 Определения КС РФ от 4 декабря 1997 г. N 139-О.

<9> Пункт 2 ст. 1015 ГК РФ; п. 4 Определения Конституционного Суда от 1 октября 1998 г. N 168-О. Пункт 2 ст. 1015 ГК РФ устанавливает запрет передачи имущества в доверительное управление государственным и муниципальным органам, но не говорит о государстве и муниципальных образованиях как таковых. В свете правила ст. 125 ГК РФ эту формулировку п. 2 ст. 1015 ГК РФ нельзя признать удачной: запрет относится именно к передаче имущества в доверительное управление публично-правовым образованиям, которые выступают в гражданском обороте посредством своих органов. Именно это понимание нормы п. 2 ст. 1015 ГК РФ выражено в указанном Определении КС РФ.

КонсультантПлюс: примечание.

Учебник "Гражданское право: В 4 т. Общая часть" (том 1) (под ред. Е.А. Суханова) включен в информационный банк согласно публикации - Волтерс Клувер, 2008 (3-е издание, переработанное и дополненное).

<10> См.: Жабреев М.В. Публичные образования и их органы: гражданско-правовой статус и участие в гражданских правоотношениях // Цивилистические записки: Межвузовский сборник научных трудов. М., 2001. С. 185 - 190. Неточность формулировки абз. 3 п. 4 ст. 66 ГК РФ, соединенная с представлением об органах публично-правовых образований как субъектах гражданского права, дала повод для толкования, будто это положение Кодекса запрещает участие в уставных капиталах юридических лиц государственным и муниципальным органам, выступающим от своего имени; участие же (действующих посредством своих органов) публично-правовых образований в уставных капиталах юридических лиц не ограничивается (см.: Гражданское право: Учебник: В 4 т. Т. 1: Общая часть / Отв. ред. Е.А. Суханов. С. 384 - 385; Щербакова Н. Учреждение хозяйственных обществ с участием публично-правовых образований // Хозяйство и право. 2002. N 6. С. 92). Это ошибочное понимание проникло также в судебную практику (см. Постановление Президиума ВС РФ от 26 февраля 2003 г. N 196пв-02). Указанное толкование не согласуется с позицией КС РФ, выраженной в Определении от 1 октября 1998 г. N 168-О: законодательные ограничения участия в гражданском обороте в равной мере распространяются на публично-правовые образования как таковые и на их органы; соответственно, нельзя обойти (установленный для государственного или муниципального органа) запрет на участие в гражданско-правовых отношениях (будь то участие в уставном капитале юридического лица или доверительное управление имуществом) простым указанием, что в данном случае участником выступает публично-правовое образование (действующее через свой орган), а не орган в самостоятельном качестве.

<11> Статья 25 Федерального закона от 21 декабря 2001 г. N 178-ФЗ "О приватизации государственного и муниципального имущества", ст. 80 БК РФ допускают участие публично-правовых образований в уставном капитале юридических лиц. В свете выявленного КС РФ начала специальной правоспособности публично-правовых образований конституционность такого общего, ничем не ограниченного и не обусловленного разрешения представляется сомнительной. О применении принципа специальной правоспособности государства в сфере создания юридических лиц см.: Кантор Н. Цели и принципы создания юридических лиц публично-правовыми образованиями // Хозяйство и право. 2004. N 5. С. 36 - 43.

Немецкая юридическая доктрина также сформулировала подобное ограничение коммерческой деятельности государства, в том числе применительно к созданию и участию в коммерческих организациях (акционерных обществах и пр.) <12>. Ограничение основано на законе, относится как к местному самоуправлению, так и к федерации в целом и к отдельным землям: "Так называемая предпринимательская деятельность государства (erwerbswirtschaftliche Betatigung des Staates) должна преследовать публичную цель (der offentliche Zweck)..." <13>. Таким образом, немецкое право, как и российское, утверждает начало специальной правоспособности государства. Сравнение с английским правовым регулированием позволит показать вопрос в новом свете: английское право усвоило иной принципиальный подход к проблеме правоспособности государства.

--------------------------------

<12> См.: Maurer H. Allgemeines Verwaltungsrecht. Munchen, 2009. S. 48 - 49. S. 40.

<13> Ibid. S. 49.

Несмотря на критику и сомнения со стороны судей <14>, правило, что "Корона - и министры Короны как ее агенты - могут делать все то, что может делать частное лицо, при условии, что это не запрещено законом и парламент одобрил финансирование", остается основополагающим для английского права <15>. Этот принцип обеспечивает свободу действий министров как в области публичного права <16>, так и применительно к заключению частноправовых договоров. "Вопрос в этой области, - указывает Дж. Хоуэлл, - состоит не в том, имеется ли у Короны право заключать договоры, - очевидно, имеется. Вопрос в том, может ли Корона заключать договоры с любой целью или вообще подобно тому, как это делает частное лицо (an individual), так как сам монарх является физическим лицом" <17>. Английские суды и доктрина дали утвердительный ответ: ведь "противоречило бы самой природе короля, если бы он имел меньше правовых возможностей, чем его народ" <18>.

--------------------------------

<14> См.: Howell J. What the Crown May Do (www.blackstonechambers.com/ news/ publications/ what_ the_ crown_ may.html); в недавнем решении Апелляционного суда (Court of Appeal) по делу Shrewsbury & Atcham Borough Council and Congleton Borough Council v. the Secretary of State for Communities and Local Government and Shropshire County Council [2008] EWCA Civ 148, лорд-судья Карнват (Carnwath LJ) отметил (п. 48), что Корона "как орган правительства может осуществлять полномочия только ради общего блага (public benefit) и ради очевидных "правительственных" целей (identifiably "governmental" purposes), рамки которых установлены законом"; впрочем, это было сказано попутно (obiter dictum), т.е. не касалось существа решения, кроме того, не нашло поддержки у двух других судей в данном деле (здесь и далее решения английских судов приводятся по электронной базе данных на сайте www.bailii.org).

<15> См.: Daintith T., Page A. The Executives in the Constitution. Structure, Autonomy, and Internal Control. Oxford University Press, 1999. P. 34.

<16> Например, в деле R v. Secretary of State for Health ex p. C [2000] 1 FLR 627, EWCA Civ 49, Апелляционный суд, опираясь на правило, что Корона имеет те же права, что и частное лицо, подтвердил полномочие Государственного секретаря по вопросам здоровья (Secretary of State for Health) вести не предназначенный для обнародования список лиц, которых не следует допускать к работе с детьми (Consultancy Service Index); основанием для включения в список является, например, сексуальное домогательство к детям. Законодательство прямо не предоставляет Государственному секретарю право вести такой список (см.: Howell J. Op. cit. P. 12).

<17> Howell J. Op. cit. P. 17.

<18> Цит. по: Ibid. P. 17 (fn. 72).

Своеобразие (по сравнению с немецким или российским правом) английской трактовки правосубъектности государства, утверждение принципа общей правоспособности государства связаны с традиционным отождествлением государства и короля (или королевы), Короны <19>. "Что касается термина "Государство", - пишет Ф.В. Мэйтланд, - он пришел поздно - малоизвестен до 1600 г., - и хотя он, возможно, занял господствующее положение в политической теории и изредка попадал в преамбулы законов, он медленно проникал в английские юридические книги. О Государстве сказано удивительно мало в Комментариях Блэкстоуна. Верно, что "Народ" существует и "свободы Народа" должны преобладать над "прерогативами Короля"; но именно потому, что Король не является частью Народа, Народ не может быть ни Государством, ни Политическим союзом (Commonwealth)" <20>. Английские юристы и законодатель не пользуются обычным для современной юридической мысли в континентальной Европе понятием государства как обезличенной организации общественной власти: Англия - "безгосударственное общество" (stateless society) <21>. Лорд Саймон (Simon) в решении по делу Town Investments Limited and others v. Department of the Environment <22> объясняет: "..."Корона" и "Ее величество" - специальные термины конституционного права. Они соответствуют, хотя не полностью, таким терминам политической науки, как "исполнительная власть" (the Executive), "администрация" (the Administration) или "правительство" (the Government), едва ли известным законодательству, которое сохранило историческую терминологию" <23>.

--------------------------------

<19> См.: Loughlin M. The State, the Crown and the Law // The Nature of the Crown. A Legal and Political Analysis / M. Sunkin, S. Payne (eds). Oxford University Press, 2003. P. 51 - 64.

<20> Maitland F.W. State, Trust and Corporation / D. Runciman, M. Ryan (eds). Cambridge University Press, 2003. P. 38 (сноски внутри цитаты опущены).

<21> Loughlin M. Op. cit. P. 43 (со ссылкой на Дайсона (Dyson)).

<22> [1978] AC 359.

<23> P. 17 (по тексту на сайте www.bailii.org).

Понятийная неразбериха усугубляется тем, что "Корона" как юридическое понятие не имеет четкого определения: "Термин "Корона" используется в нескольких значениях. В самом узком смысле этот термин обозначает "украшенный драгоценными камнями головной убор, лежащий под охраной в лондонском Тауэре"; в самом широком значении он... близко подходит к понятию государства; действительно, неспособность выработать теорию государства обычно объясняют наличием понятия Короны. Между этими двумя крайностями этот термин может обозначать монарха лично, Королеву или Короля в данный момент времени или исполнительную власть (the executive) в целом... Понятие Короны как исполнительной власти остается самым распространенным, равно как и "Корона" в значении монарха" <24>. В гражданско-правовом контексте Корона - понимаемая как монарх - характеризуется как корпорация одного лица (corporation sole), т.е. юридическое лицо <25>, и как индивид. Именно эти характеристики обосновывают общую гражданскую правоспособность монарха, а следовательно, находящихся на службе у монарха министров <26>.

--------------------------------

<24> Daintith T., Page A. Op. cit. P. 27 (сноски внутри цитаты опущены).

<25> "Английское право признает две разновидности корпораций: корпорации одного лица, которые по сути являются правительственными, муниципальными или религиозными должностными лицами (officers), получившими корпоративный статус для цели административного удобства, и корпорации многих лиц (corporations aggregate), которые включают нескольких физических лиц. Обе разновидности корпораций обладают юридической личностью (artificial personality)..." (English Private Law. Vol. 1 / P. Birks (ed). Oxford University Press, 2000. P. 152).

<26> См.: Howell J. Op. cit. P. 12 - 22. Имеется еще одно обоснование, так называемая Доктрина Рама (Ram doctrine), заключающаяся в утверждении, что Корона уполномочена на все то, на что имеет право частное лицо, просто потому, что в законе нет соответствующего запрета (см.: Ibid. P. 22 - 26).

Усвоенный английской юридической доктриной взгляд на правовое положение Короны носит отпечаток средневековых феодальных представлений о государственном управлении как частном деле короля. В решении по делу Town Investments Limited and others v. Department of the Environment лорд Диплок (Diplock) отметил: "...словарь, используемый юристами в области публичного права, не соответствует этому [состоявшемуся] развитию [от единоличного управления феодальным монархом к конституционной монархии сегодняшнего дня] и остается более пригодным для описания конституционной реальности монархии Тюдоров или даже нормандской монархии, чем для описания конституционной реальности двадцатого века" <27>. Эта традиция оказала влияние на определение гражданско-правового статуса государственных органов в Англии. Однако исследование данного вопроса - основного для настоящей работы - следует начать с российского права.

--------------------------------

<27> P. 3 (по тексту на сайте www.bailii.org).

* * *

Хотя ст. 125 ГК РФ указывает, что органы публично-правовых образований приобретают права и осуществляют обязанности "от имени" публично-правовых образований, это словоупотребление само по себе не свидетельствует об отношении представительства (ст. 182 ГК РФ) между органом как представителем и публично-правовым образованием как представляемым; соответственно, не служит обоснованием для квалификации государственных органов как (юридических) лиц, которые могли бы вступить в гражданско-правовое отношение представительства. Так, общепризнано, что орган юридического лица, допустим, единоличный исполнительный орган, взятый в своем качестве органа, не является лицом; следовательно, орган юридического лица не является его представителем в смысле ст. 182 ГК РФ. Президиум ВАС РФ в Постановлении от 1 ноября 2005 г. N 9467/05 указал: "Согласно статье 53 Гражданского кодекса Российской Федерации юридическое лицо приобретает гражданские права и принимает на себя гражданские обязанности через свои органы, действующие в соответствии с законом, иными правовыми актами и учредительными документами. Действия органов юридического лица, направленные на установление, изменение или прекращение прав и обязанностей юридического лица, признаются действиями самого юридического лица. В силу указанной нормы органы юридического лица не могут рассматриваться как самостоятельные субъекты гражданских правоотношений и, следовательно, выступать в качестве представителей юридического лица в гражданско-правовых отношениях".

Пункт 1 ст. 53 ГК РФ устанавливает, что юридическое лицо действует "через" свои органы. Однако в других положениях Кодекса орган юридического лица описывается с помощью выражения "действовать (или выступать) от имени" (п. 2 ст. 54; п. 2 ст. 91; п. 4 ст. 103 ГК РФ). Таким образом, законодательство здесь не отличается терминологическим единством: выражение "действовать от имени" может употребляться как по отношению к представителю по доверенности или законному представителю, так и по отношению к органу юридического лица, и использование этого термина само по себе не подтверждает гражданскую правосубъектность органа, в том числе государственного или муниципального органа. Сказанное следует учитывать при толковании нормы п. 3 ст. 125 ГК РФ, которая не делает отдельные государственные или муниципальные органы ни представителями в смысле ст. 182 ГК РФ, ни юридическими лицами: речь идет лишь о том, что в определенных случаях органы публично-правовых образований действуют за рамками их обычной компетенции, "установленной актами, определяющими статус этих органов" (ср. п. 1 и 2 ст. 125 ГК РФ). Решение проблемы гражданско-правового статуса органа публично-правового образования требует более основательного исследования.

Несмотря на молчание ГК, некоторые федеральные законы называют органы публично-правовых образований юридическими лицами <28>. В подзаконных правовых актах, которые посвящены общим вопросам компетенции государственных органов, последние повсеместно именуются юридическими лицами: так, федеральные органы исполнительной власти объявляются юридическими лицами в положениях о них, которые утверждаются Правительством согласно ст. 12 Федерального конституционного закона от 17 декабря 1997 г. N 2-ФКЗ "О Правительстве Российской Федерации" <29>. Российская юридическая доктрина отнесла органы публично-правовых образований к особому виду юридических лиц - учреждениям (ст. 120 ГК РФ) <30>. Из ряда положений недавно принятого законодательства следует, что законодатель считает государственные и муниципальные органы казенными учреждениями <31>.

--------------------------------

<28> Статья 41, п. 9 ст. 35, п. 7 ст. 37 Федерального закона от 6 октября 2003 г. N 131-ФЗ "Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации"; п. 7 ст. 4, п. 4 ст. 20 Федерального закона от 6 октября 1999 г. N 184-ФЗ "Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации"; п. 2 ст. 2 Федерального закона от 8 января 1998 г. N 7-ФЗ "О Судебном департаменте при Верховном Суде Российской Федерации"; ст. 1 Федерального закона от 11 января 1995 г. N 4-ФЗ "О Счетной палате Российской Федерации"; ст. 11.1, п. 12 ст. 1 Федерального закона от 31 мая 1996 г. N 61-ФЗ "Об обороне"; ч. 4 и 5 ст. 2 Федерального закона от 6 февраля 1997 г. N 27-ФЗ "О внутренних войсках Министерства внутренних дел Российской Федерации"; ср. п. 11 ст. 161 БК РФ (в ред. Федерального закона от 8 мая 2010 г. N 83-ФЗ), согласно которой установленные ст. 161 БК РФ правила о казенных учреждениях распространяются на государственные и муниципальные органы.

<29> Например, п. 12 Положения о Министерстве финансов Российской Федерации, утв. Постановлением Правительства от 30 июня 2004 г. N 329 ("Министерство финансов Российской Федерации является юридическим лицом, имеет печать с изображением Государственного герба Российской Федерации и со своим наименованием, иные печати, штампы и бланки установленного образца и счета, открываемые в соответствии с законодательством Российской Федерации"); п. 11 Положения о Федеральной налоговой службе, утв. Постановлением Правительства от 30 сентября 2004 г. N 506 ("Федеральная налоговая служба и ее территориальные органы являются юридическими лицами, имеют бланк и печать с изображением Государственного герба Российской Федерации и со своим наименованием, эмблему, иные печати, штампы и бланки установленного образца, а также счета, открываемые в соответствии с законодательством Российской Федерации"); см. также: п. 12 Положения о Министерстве транспорта Российской Федерации, утв. Постановлением Правительства от 30 июля 2004 г. N 395; п. 11 Положения о Министерстве энергетики Российской Федерации, утв. Постановлением Правительства от 28 мая 2008 г. N 400; п. 12 Положения о Министерстве природных ресурсов и экологии Российской Федерации, утв. Постановлением Правительства от 29 мая 2008 г. N 404; п. 12 Положения о Министерстве культуры Российской Федерации, утв. Постановлением Правительства от 29 мая 2008 г. N 406; п. 11 Положения о Федеральной таможенной службе, утв. Постановлением Правительства от 26 июля 2006 г. N 459. См. также: Чиркин В.Е. Юридическое лицо публичного права. М., 2007. С. 68 - 69, 222 - 224.

КонсультантПлюс: примечание.

Учебник "Гражданское право: В 4 т. Общая часть" (том 1) (под ред. Е.А. Суханова) включен в информационный банк согласно публикации - Волтерс Клувер, 2008 (3-е издание, переработанное и дополненное).

<30> См.: Гражданское право: Учебник: В 4 т. Т. 1: Общая часть / Отв. ред. Е.А. Суханов. С. 379 - 380.

<31> См.: п. 2 ст. 41 Федерального закона "Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации"; абз. 39 ст. 6, п. 11 ст. 161 БК РФ; п. 1 ст. 11.1 Федерального закона от 31 мая 1996 г. N 61-ФЗ "Об обороне" (все указанные законодательные акты - в ред. Федерального закона от 8 мая 2010 г. N 83-ФЗ "О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с совершенствованием правового положения государственных (муниципальных) учреждений").

Подход нынешнего законодательства к наделению органов публично-правовых образований гражданской правосубъектностью отличается моментом произвольного усмотрения, не имеющим внутренней логики <32> и не связанным общими правилами гражданского законодательства о юридических лицах. Несовершенство законодательства объясняется отсутствием всякого направляющего принципа: называя конкретные государственные органы юридическими лицами, законодатель руководствуется не правовой природой органа власти, а лишь собственным изменчивым усмотрением.

--------------------------------

<32> Так, ни ФС РФ, ни Президент, ни Правительство РФ не считаются юридическими лицами, тогда как аналогичные региональные органы власти, напротив, признаны таковыми в силу п. 7 ст. 4, п. 4 ст. 20 Федерального закона "Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации". Показательным является подход законодателя к гражданской правосубъектности воинских частей и иных военных структур: эти образования получают статус юридического лица (федерального казенного учреждения) на основании решения Министра обороны (см. ст. 11.1 Федерального закона "Об обороне" (в ред. Федерального закона от 8 мая 2010 г. N 83-ФЗ)).

Положения правовых актов, в которых государственные или муниципальные органы объявляются юридическими лицами, плохо согласованы с правилами о создании юридических лиц, в том числе с нормой п. 2 ст. 51 ГК РФ: "Юридическое лицо считается созданным со дня внесения соответствующей записи в Единый государственный реестр юридических лиц". Действительно, законодательство обычно указывает, что тот или иной орган "является юридическим лицом" или "имеет права юридического лица", но эта формулировка нуждается в уточнении в том смысле, что орган публично-правового образования (если рассматривать его как юридическое лицо) может приобрести статус юридического лица лишь с момента регистрации <33>. Государственная регистрация является необходимым условием создания юридического лица по российскому праву: соответствие организации приведенным в ст. 48 ГК РФ или каким-либо иным признакам юридического лица, а равно прямое указание в законодательстве на предоставление организации соответствующего статуса не следует считать достаточным для возникновения юридического лица <34>. Иной взгляд (допускающий, что некоторые юридические лица не требуют регистрации для своего существования, тогда как другим регистрация необходима) грозит привести к неоправданному разнообразию порядка создания юридических лиц в данном существенном моменте, что нарушит лежащий в основе гражданского права (ст. 1 ГК РФ) принцип равенства участников гражданского оборота, а также повредит интересам третьих лиц.

--------------------------------

<33> См.: Бараненков В.В. Гражданско-правовая личность органов государственной власти (к вопросу о "юридических лицах публичного права") // Государственная власть и местное самоуправление. 2007. N 6. С. 3; ср. ст. 41 Федерального закона "Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации", в которой сделана попытка учесть общие правила о регистрации юридических лиц в контексте наделения органов местного самоуправления гражданской правосубъектностью.

<34> См.: Жабреев М.В. Указ. соч. С. 198 - 204; Усков О.Ю. Проблемы гражданской правосубъектности государственных органов и органов местного самоуправления // Журнал российского права. 2003. N 5. С. 28 - 29.

Нельзя исключить, что некоторые государственные или муниципальные органы, которые названы юридическими лицами в соответствующем законодательстве, не выполняют требование обязательной государственной регистрации юридических лиц. Тем не менее представляется, что на практике органы публично-правовых образований весьма часто регистрируются в налоговых инспекциях как юридические лица <35>.

--------------------------------

<35> Например, Федеральной таможенной службе присвоен ОГРН 1047730023703, дата внесения в реестр: 9 сентября 2004 г.; Министерству финансов Российской Федерации - ОГРН 1037739085636, дата внесения в реестр: 15 января 2003 г.; Министерству экономического развития и торговли Российской Федерации - ОГРН 1027700575385, дата внесения в реестр: 26 декабря 2002 г.; Счетной палате Российской Федерации - ОГРН 1027700499859, дата внесения в реестр: 5 декабря 2002 г.; Межрайонной инспекции Федеральной налоговой службы N 46 по г. Москве - ОГРН 1047796991550, дата внесения в реестр: 23 декабря 2004 г. (см. открытую базу данных на сайте http:// egrul.nalog.ru/ fns/ index.php).

Но даже соблюдение требования обязательной государственной регистрации не в состоянии замаскировать очевидную неприспособленность государственных органов к существованию и деятельности в форме юридических лиц. Органы власти, объявленные юридическими лицами, не помещаются в установленные рамки гражданско-правового регулирования, к ним затруднительно или невозможно применить важнейшие нормы гражданского законодательства о юридических лицах.

Государственные органы не имеют учредительных документов, указанных в ст. 52 ГК РФ: устава или учредительного договора; в большинстве случаев к ним также нельзя применить правило, что "юридическое лицо, не являющееся коммерческой организацией, может действовать на основании общего положения об организациях данного вида" (п. 1 ст. 52 ГК РФ) <36>. Новая редакция (утвержденная Федеральным законом от 8 мая 2010 г. N 83-ФЗ) п. 1 ст. 14 Федерального закона от 12 января 1996 г. N 7-ФЗ "О некоммерческих организациях" допускает "положение" (которое утверждается органом, действующим от лица учредителя, т.е. публично-правового образования) в качестве учредительного документа отдельного казенного учреждения. В силу этой нормы федеральные министерства и другие органы власти, действующие на основании положений, могли бы обрести гражданско-правовой учредительный документ, но этому препятствует правило п. 5 ст. 1 указанного Федерального закона, которое вывело из сферы действия Закона органы публично-правовых образований.

--------------------------------

<36> См.: Усков О.Ю. Проблемы гражданской правосубъектности государственных органов и органов местного самоуправления. С. 30; Жабреев М.В. Указ. соч. С. 211. На федеральном уровне, возможно, единственным примером являются общие положения согласно п. 4 ст. 11.1 Федерального закона "Об обороне": "Управления объединений, управления соединений и воинские части Вооруженных Сил Российской Федерации в качестве юридических лиц действуют на основании общих положений, утверждаемых Министром обороны Российской Федерации" (см.: Приказ Министерства обороны от 7 сентября 2009 г. N 935 "Об утверждении Типового общего положения о федеральном бюджетном учреждении "Управление объединения (управление соединения, воинская часть) Вооруженных Сил Российской Федерации" и Типового положения о филиале "Войсковая часть 00000" федерального бюджетного учреждения "Управление объединения (управление соединения, воинская часть) Вооруженных Сил Российской Федерации").

Требования к содержанию учредительных документов юридического лица приведены в п. 2 ст. 52 ГК РФ <37>. Положение об органе публично-правового образования, если рассматривать его как учредительный документ, не будет отвечать норме п. 2 ст. 52 ГК РФ по меньшей мере частично. Так, в положениях о федеральных министерствах можно найти наименование, порядок управления, предмет и цели деятельности. Но они не содержат указаний на организационно-правовую форму министерства, орган или органы, которые действуют от лица министерства без доверенности в гражданском обороте, полное место нахождения (лишь город - г. Москва). Существенно, что по своей структуре положение о министерстве отличается от устава некоммерческого юридического лица: положение в основном посвящено "полномочиям" органа власти <38>. Действительно, положения, а равно иные документы о компетенции государственных и муниципальных органов рассчитаны на применение в рамках публично-правовых отношений: было бы неуместным ожидать от этих документов соответствия нормам гражданского законодательства, в том числе п. 2 ст. 52 ГК РФ. Остается загадкой, каким образом - в свете отсутствия надлежащих учредительных документов - государственным органам удается регистрироваться в налоговых инспекциях в качестве юридических лиц.

--------------------------------

<37> Хотя Федеральный закон "О некоммерческих организациях" в целом не распространяется на государственные и муниципальные органы (п. 5 ст. 1), законодатель, полагая по какой-то причине недостаточной эту общую норму п. 5 ст. 1, дополнительно указал в п. 11 ст. 33 Федерального закона от 8 мая 2010 г. N 83-ФЗ, что правило абз. 5 п. 3 ст. 14 Федерального закона "О некоммерческих организациях" (о требованиях к содержанию уставов бюджетных и казенных учреждений) не применяется "к органам государственной власти (государственным органам), органам местного самоуправления (муниципальным органам) и органам управления государственными внебюджетными фондами, а также к их территориальным органам".

<38> См. также: Жабреев М.В. Указ. соч. С. 211.

Считается, что государственные органы как учреждения владеют имуществом на праве оперативного управления (ст. 296 ГК РФ) <39>. Этот режим предполагает имущественную обособленность субъекта и определенное ограничение возможностей собственника по изъятию имущества: из п. 2 ст. 296, п. 1, 3 ст. 298 ГК РФ (в ред. Федерального закона от 8 мая 2010 г. N 83-ФЗ) следует, что собственник не вправе распорядиться или изъять имущество, которым учреждение пользуется в соответствии с назначением имущества (из состава имущества, закрепленного собственником или приобретенного учреждением за счет средств, специально выделенных собственником), а равно не вправе распорядиться или изъять денежные средства и имущество, полученные или приобретенные учреждением от приносящей доходы деятельности (если такая деятельность разрешена учредительными документами) <40>. Недопустимое вторжение в имущественную сферу учреждения может быть оспорено последним. Таким образом, вполне вероятно возникновение имущественных споров между государственным органом, которое признано учреждением, и иным компетентным органом власти, принявшим решение об изъятии имущества <41>. Возможность такого конфликта возникает из нежелательного смешения методов частного и публичного правового регулирования. Любые споры подобного рода между государственными органами должны разрешаться на основе публично-правовых принципов и правил: не следует допускать наличие у государственного органа каких-либо защищаемых гражданским правом интересов в отношении имущества, находящегося под контролем данного органа <42>. Такой интерес имеется лишь у публично-правового образования в целом.

--------------------------------

КонсультантПлюс: примечание.

Учебник "Гражданское право: В 4 т. Общая часть" (том 1) (под ред. Е.А. Суханова) включен в информационный банк согласно публикации - Волтерс Клувер, 2008 (3-е издание, переработанное и дополненное).

<39> См.: Гражданское право: Учебник: В 4 т. Т. 1: Общая часть / Отв. ред. Е.А. Суханов. С. 380.

<40> Положения абз. 2 п. 4 ст. 298 ГК, п. 3 ст. 161 Бюджетного кодекса (оба законодательных акта - в ред. Федерального закона от 8 мая 2010 г. N 83-ФЗ) допускают приносящую доход деятельность казенного учреждения в соответствии с его учредительным документом, однако доходы от такой деятельности не остаются в распоряжении казенного учреждения, а поступают в соответствующий бюджет. Впрочем, согласно п. 7, 8 ст. 33 Федерального закона от 8 мая 2010 г. N 83-ФЗ вступление в силу последнего правила отсрочено до 1 января 2012 г. См. также: Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части первой (постатейный) / Отв. ред. О.Н. Садиков. С. 766, 770; п. 41 Постановления Пленума Верховного Суда и Пленума Высшего Арбитражного Суда от 1 июля 1996 г. N 6/8 "О некоторых вопросах, связанных с применением части первой Гражданского кодекса Российской Федерации"; п. 2, 9 Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда от 22 июня 2006 г. N 21 "О некоторых вопросах практики рассмотрения арбитражными судами споров с участием государственных и муниципальных учреждений, связанных с применением статьи 120 Гражданского кодекса Российской Федерации".

<41> Подобные споры действительно возникают и доходят до суда, который разрешает их со ссылкой главным образом на п. 2 ст. 296 ГК: например, спор между одной из военных структур, владеющей недвижимым имуществом на праве оперативного управления, и Федеральным агентством по управлению государственным имуществом (Росимущество), принявшим решение об изъятии данного имущества (см.: Постановление Федерального арбитражного суда Московского округа от 16 марта 2010 г. N КГ-А40/1364-10-1,2 по делу N А40-78263/09-92-491).

<42> См. также: Усков О.Ю. Проблемы гражданской правосубъектности государственных органов и органов местного самоуправления. С. 31 - 32.

Помимо некоторой имущественной независимости, право оперативного управления предполагает также ограничения по участию в гражданском обороте. Пункт 4 ст. 298 ГК РФ (в редакции Федерального закона от 8 мая 2010 г. N 83-ФЗ) устанавливает: "Казенное учреждение не вправе отчуждать либо иным способом распоряжаться имуществом без согласия собственника имущества". Гражданская правосубъектность органов власти вынуждает смириться с порожденной этим правилом несообразностью: государственные органы - казенные учреждения не вправе передавать друг другу находящееся под их контролем имущество, ведь не согласованную собственником передачу следует рассматривать как распоряжение, запрещенное п. 4 ст. 298 ГК РФ <43>.

--------------------------------

<43> См.: Бараненкова И.В. Юридические лица в "новом облике" Вооруженных Сил Российской Федерации // Право в Вооруженных Силах. 2009. N 6. С. 59.

Признание органов публично-правовых образований юридическими лицами влечет распространение на них правил о реорганизации и ликвидации юридических лиц, установленных ст. 57 - 64 ГК РФ. Учреждение, а следовательно, государственный орган - учреждение, не может быть ликвидировано в связи с банкротством (п. 4 ст. 61, п. 1 ст. 65 ГК РФ). Таким образом, оставляя в стороне банкротство, следует отметить другие нормы из этой области, применение которых к органам власти ведет к явно не соответствующим правовой природе государственного органа последствиям. Реорганизация (слияние, присоединение, разделение, выделение, преобразование) требует составления передаточного акта или разделительного баланса (ст. 59 ГК РФ), а также выполнения ряда действий для цели гарантии прав кредиторов (ст. 60 ГК РФ). При ликвидации учредители ликвидируемого юридического лица обязаны после принятия решения о ликвидации сообщить об этом в соответствующий государственный орган (налоговую инспекцию) для цели внесения в реестр записи о том, что юридическое лицо находится в процессе ликвидации (п. 1 ст. 62 ГК РФ), назначить ликвидационную комиссию (п. 3 ст. 62 ГК РФ). Далее, требуется опубликовать объявление о ликвидации, о порядке и сроке предъявления требований кредиторами, который не может быть менее двух месяцев (п. 1 ст. 63 ГК РФ); составить промежуточный и окончательный ликвидационный баланс (п. 2, 5 ст. 63 ГК РФ); погасить требования кредиторов в очередности, установленной ст. 64 ГК РФ; если имеющихся у учреждения денежных средств недостаточно для удовлетворения требований всех кредиторов, последние вправе обратиться с иском об удовлетворении оставшейся части требований к собственнику имущества учреждения, т.е. в случае (являющегося учреждением) государственного или муниципального органа - к публично-правовому образованию (п. 6 ст. 63 ГК РФ). Решение Президента РФ, например, о ликвидации (упразднении) какого-либо министерства (ст. 9 Федерального конституционного закона "О Правительстве Российской Федерации") должно учитывать необходимость соблюдения норм ст. 57 - 64 ГК РФ: если министерство считается юридическим лицом, министерство нельзя упразднить без ликвидации его юридической личности. Указанные выше процедуры реорганизации и ликвидации связаны с существенными временными и финансовыми затратами, в которых нет необходимости <44>. Распространение этих процедур на государственные органы вызвано ошибочным представлением об имущественной обособленности органа власти, которой тот на самом деле не обладает.

--------------------------------

<44> Законодатель вывел из-под действия общих правил о ликвидации некоммерческих организаций казенные учреждения (см.: п. 4.2 ст. 1 Федерального закона "О некоммерческих организациях" (в ред. Федерального закона от 8 мая 2010 г. N 83-ФЗ)); порядок ликвидации казенных учреждений определяется органами исполнительной власти и администрацией муниципального образования (ст. 19.1 Закона). Но в силу п. 5 ст. 1 Закона это никак не затрагивает ликвидацию государственных и муниципальных органов, если они признаются учреждениями.

Еще одно важное последствие, связанное с приданием органам публично-правовых образований статуса юридического лица, состоит в том, что эти органы рассматриваются как "организации", по терминологии НК РФ, и являются по общему правилу налогоплательщиками (п. 1 ст. 9, абз. 2 п. 2 ст. 11 НК РФ) <45>. Учитывая направленность налогов на финансовое обеспечение деятельности государства <46>, целесообразность налогообложения государственных органов представляется весьма сомнительной.

--------------------------------

<45> В качестве примера из судебной практики см. решение Арбитражного суда Республики Татарстан от 25 мая 2010 г. по делу N А65-3986/2010-СА2-22 (http:// kad.arbitr.ru/ ?id= 64B9F433- CA34- 4280- AFE5- D73F3F1121F6); ср. Комментарий к Налоговому кодексу Российской Федерации, частям первой и второй / Под ред. Ю.Ф. Кваши. М., 2010. С. 40. В отличие от органов власти, публично-правовые образования не подпадают под определение организации, данное в ст. 11 НК РФ (см.: решение ВАС РФ от 24 января 2008 г. N 16720/07).

<46> См.: Финансовое право / Отв. ред. Н.И. Химичева. М., 2009. С. 373.

Ряд исследователей отмечают практические неудобства и несообразности, связанные с наделением государственных органов гражданской правосубъектностью. Однако предложения разрешить проблему посредством признания существенных отличий и особенностей участия государственных органов в гражданском обороте и в связи с этим выделения государственных органов в отдельную новую категорию субъектов гражданского права, например "юридических лиц публичного права" <47> или "субъектов с правами юридического лица" <48>, не кажутся убедительными. Субъектами гражданского права являются юридические и физические лица, а также публично-правовые образования (абз. 2 п. 1 ст. 2 ГК РФ); никаких других субъектов гражданское законодательство не знает, а значит, орган власти либо является юридическим лицом в полном смысле этого слова, либо не относится к субъектам гражданского права вообще <49>.

--------------------------------

<47> См.: Кантор Н. О государственных органах как юридических лицах публичного права // Хозяйство и право. 2005. N 4. С. 53 - 63.

<48> См.: Головизнин А. Некоторые вопросы участия в гражданском обороте органов государственной власти (местного самоуправления) // Хозяйство и право. 1999. N 6. С. 62 - 63.

<49> См. также: Усков О.Ю. Проблемы гражданской правосубъектности государственных органов и органов местного самоуправления. С. 28 - 29.

Непрекращающиеся попытки, вопреки смыслу гражданского законодательства, придать органу государства статус юридического лица объясняются поверхностным взглядом на правовую природу органа власти в его гражданско-правовом измерении. "Должность, - пишет Н. Лазаревский, - имеет всю видимость особого учреждения, не зависящего в своем существовании от отдельных лиц, ее занимающих. Этот характер самостоятельного юридического лица, учреждения, особенно напрашивается, если мы берем не отдельные должности, станового или столоначальника, а целые ведомства: любое министерство имеет свое имущество, свои дома, имеет ряд предоставленных ему полномочий" <50>. При подготовке законов законодатель должен руководствоваться не видимостью и обыденным представлением, а правовыми принципами; в противном случае изданные законы принесут не пользу, а лишь вред и сложности в правоприменении. Разумеется, отсутствие гражданской правосубъектности органа публично-правового образования никак не ухудшает практические возможности по участию такого органа в гражданском обороте: любые сделки, заключенные органом в рамках его обычной компетенции (п. 1, 2 ст. 125 ГК РФ) или специальных полномочий (п. 3 ст. 125 ГК РФ), являются сделками непосредственно публично-правового образования <51>. Правовой статус органа публично-правового образования в российском гражданском праве не отличается от статуса органа юридического лица.

--------------------------------

<50> Лазаревский Н. Ответственность за убытки, причиненные должностными лицами. Догматическое исследование. СПб., 1905. С. 283.

КонсультантПлюс: примечание.

Статья В. Артемова "Органы местного самоуправления как субъекты гражданского права" включена в информационный банк согласно публикации - "Государственная власть и местное самоуправление", 2002, N 4.

<51> См. также: Артемов В. Органы местного самоуправления как субъекты гражданского права // Хозяйство и право. 2003. N 3. С. 113 - 114.

Правовое положение государственных органов

в гражданском обороте: теоретический анализ

Распространенное в российском праве понимание государственных органов как юридических лиц является частью наследства советской эпохи. В советское время не существовало препятствий для признания государственных органов юридическими лицами: так, к юридическим лицам относился местный совет народных депутатов; юридическими лицами могли быть признаны управления и отделы исполкомов "областных, краевых, районных, городских, районных в городах" советов народных депутатов <52>; кроме того, министерства и другие органы управления считались юридическими лицами <53>.

--------------------------------

<52> См.: Субъекты гражданского права. М.: Юридическая литература, 1984 / Под ред. С.Н. Братуся. С. 182 - 185; Брагинский М.И. Указ. соч. С. 46 - 47.

<53> См.: Субъекты гражданского права. С. 25 - 26, 181 - 182; Брагинский М.И. Указ. соч. С. 145, 159.

Основные материальные активы на территории СССР ("91% производственных фондов" <54>) были сосредоточены в руках государства. Созданное государством юридическое лицо - часть социалистического государства, управляющая переданным ей имуществом для решения поставленных задач <55>. Предоставление статуса юридического лица связано с необходимостью индивидуализации труда соответствующих коллективов работников <56>. М.И. Брагинский пишет: "...действующие при социализме экономические законы объективно требуют включения в систему товарных (в том числе и денежных) отношений отдельных звеньев государства, прежде всего тех из них, которые созданы для осуществления хозяйственной деятельности. А это, в свою очередь, приводит к тому, что вместо одного субъекта - Советского социалистического государства - в гражданском праве выступает множество экономически самостоятельных государственных предприятий, учреждений и организаций" <57>.

--------------------------------

<54> Брагинский М.И. Указ. соч. С. 18.

<55> Субъекты гражданского права. С. 60 - 62. Показательно, что производственные ("хозрасчетные") предприятия рассматривались в советской гражданско-правовой доктрине как государственные органы, подобные обычным органам государственного управления (см.: Братусь С.Н. Юридические лица в советском гражданском праве (понятие, виды, государственные юридические лица). М., 1947. С. 196).

<56> См.: Брагинский М.И. Указ. соч. С. 18.

<57> Там же. С. 19.

По советскому законодательству все государственные юридические лица создавались в так называемом "распорядительном порядке", при котором инициатива о создании исходила от компетентного вышестоящего государственного органа и этот же вышестоящий орган принимал все решения, необходимые для создания и деятельности данного юридического лица <58>. Государственная регистрация (государственных) юридических лиц не производилась; реестра юридических лиц не велось <59>. Наделение статусом юридического лица происходило посредством прямого указания в утвержденном уставе (или положении) организации. Однако такое указание или специальное решение о придании статуса юридического лица практиковалось не во всех случаях <60>.

--------------------------------

<58> Там же. С. 91; см. также: Положение о порядке создания, реорганизации и ликвидации предприятий, объединений, организаций и учреждений, утв. Постановлением Совета Министров СССР от 2 сентября 1982 г. N 816 // Свод законов СССР. 1990. Т. 5. С. 379.

<59> См.: Субъекты гражданского права. С. 94.

<60> Там же. С. 96.

Согласно советскому законодательству статус юридического лица - не предпосылка (необходимое условие) участия в товарно-денежных отношениях, а характеристика предприятия или иного социального образования, наличие или отсутствие которой не имело существенного значения для целей практической деятельности. Поэтому организации иногда считались "самостоятельными участниками имущественного оборота" без официального признания их юридическими лицами: до 1961 г. такими фактическими юридическими лицами считались, в частности, государственные бюджетные учреждения: "Официально они были признаны юридическими лицами лишь в 1961 г. (ст. 11 Основ). Но и до этого учреждения, имевшие самостоятельную смету, руководители которых являлись распорядителями кредитов, при совершении сделок выступали в гражданском обороте не от имени государства, а от своего имени и отвечали по своим долгам денежными средствами, отпущенными им по смете, т.е. и до издания Основ эти учреждения действовали как юридические лица" <61>.

--------------------------------

<61> Субъекты гражданского права. С. 55.

Организация могла утратить статус юридического лица совершенно случайным образом. Например, централизация бухгалтерского учета по однотипным мелким учреждениям предполагала составление общей сметы расходов по всей группе, отказ от индивидуальной сметы для отдельного учреждения, передачу прав по распоряжению средствами, выделенными по смете, руководителю вышестоящей организации, при которой создана централизованная бухгалтерия. Ликвидация индивидуальной сметы означает отсутствие обособленной имущественной базы как "неотъемлемого признака юридического лица" <62>: "Таким образом, централизация бухгалтерского учета (целесообразная по существу) приводит к тому, что включенные в его систему [мелкие] учреждения полностью... лишаются права распоряжения важнейшей частью своего имущества - денежными средствами... Полному лишению этого права соответствует ликвидация самостоятельной сметы, а тем самым и прекращение правосубъектности организации, притом это осуществляется лишь фактически, без принятия соответствующего решения в установленном порядке" <63>.

--------------------------------

<62> См.: Субъекты гражданского права. С. 178.

<63> Там же. С. 179.

Понимание юридического лица в бухгалтерских категориях сделало возможной дискуссию вокруг вопроса, может ли "система" выступать в имущественном обороте как субъект наряду с ее отдельными правосубъектными элементами; иными словами, можно ли говорить о правосубъектности как отрасли промышленности в целом (как единой хозяйственной системы во главе с министерством), так и отдельных предприятий этой отрасли <64>. Большинство исследователей, указывает М.И. Брагинский, сходятся в том, что система в целом не обладает правосубъектностью, которая принадлежит ее отдельным элементам, включая центр системы <65>. Если хозяйственная система становится правосубъектной, то входящие в нее организации утрачивают статус юридического лица <66>. Эта дискуссия еще раз показывает, что по советскому законодательству любая производственная единица, социальное образование или хозяйственная система легко превращаются в юридическое лицо и обратно.

--------------------------------

<64> См.: Брагинский М.И. Указ. соч. С. 25 - 30; Субъекты гражданского права. С. 144 - 155 (по вопросу о правосубъектности промышленных объединений).

<65> См.: Брагинский М.И. Указ. соч. С. 30.

<66> См.: Брагинский М.И. Указ. соч. С. 28; Субъекты гражданского права. С. 153.

Правосубъектность трактовалась в экономических категориях: "В основу правосубъектности организации положен экономический критерий, которым является такая степень имущественной обособленности и, как следствие этого, организационного единства, которая создает для нее возможность самостоятельного, от своего имени, в рамках закона и в соответствии с планом владеть, пользоваться и распоряжаться закрепленным за ней имуществом" <67>. При этом теоретическая определенность понятия юридического лица достигалась посредством выделения ряда признаков юридического лица: а) организационное единство; б) имущественная обособленность; в) самостоятельная имущественная ответственность; г) выступление в отношениях с третьими лицами от своего имени <68>. Соответствие последним делает социальное образование юридическим лицом: "Признание организации юридическим лицом зависит не столько от того, будет ли она официально названа им, сколько от того, обладает ли она теми свойствами, которые в своей совокупности служат основой ее самостоятельного участия в гражданских правоотношениях и тем самым выступления от своего имени" <69>.

--------------------------------

<67> Субъекты гражданского права. С. 55.

<68> См.: ст. 23 Гражданского кодекса РСФСР 1964 г. (в первоначальной редакции); Субъекты гражданского права. С. 52.

<69> Субъекты гражданского права. С. 54; см. также: Брагинский М.И. Указ. соч. С. 27.

Таким образом, в обстоятельствах плановой экономики конструкции юридической личности и имущественной обособленности служили целям распределения общенародной социалистической собственности между органами управления и хозяйствования. В этих условиях наделение статусом юридического лица представляется второстепенным вопросом чисто экономического порядка, техническим моментом включения данной организации в систему плановой экономики. Юридическое лицо - часть социалистического государства не является юридическим лицом в том значении, которое придается этому термину в современном российском праве. Пункт 2 ст. 1 ГК РФ устанавливает: "Граждане (физические лица) и юридические лица приобретают и осуществляют гражданские права своей волей и в своем интересе". В этом определении юридическое лицо рассматривается не как часть государства, но как свободное лицо. Согласно действующему российскому законодательству, юридическое лицо руководствуется собственными интересами; напротив, решения социалистического юридического лица предопределены государственным экономическим планом <70>.

--------------------------------

<70> Субъекты гражданского права. С. 64: "...решение [руководителя юридического лица]... определяется всенародной волей коллектива, организованного в государство, т.е. актом централизованного планирования..."; с. 65: "...в условиях социалистического общества воля единоначальника (т.е. руководителя юридического лица. - В.С.) и решения, им принимаемые, не могут быть противопоставлены... общегосударственной воле...".

Итак, встречающаяся в действующем законодательстве и правоприменительной практике трактовка органа публично-правового образования как юридического лица остается в плену устаревших советских гражданско-правовых представлений, не учитывает момент свободы воли, самостоятельности и независимости, лежащий в основе юридического лица согласно его понятию. Государственные органы не могут обладать свободой воли и собственными интересами в сфере гражданско-правовых отношений. Соответственно, они относятся к государству, как части к целому; любые защищаемые гражданским правом интересы государственного органа следует понимать как интересы государства в целом. Следует согласиться с мнением О.Ю. Ускова: "...у органов государства нет и не может быть никаких "собственных нужд", отличных от нужд государства, точно так же, как не может быть "собственных нужд" у органов юридического лица" <71>.

--------------------------------

<71> Усков О.Ю. Проблемы гражданской правосубъектности государственных органов и органов местного самоуправления. С. 33 - 34.

В современном российском праве государственный орган правильно признавать субъектом гражданского права, юридическим лицом только в исключительных случаях, когда имущественная обособленность лежит в основе данного органа, принадлежит к его существенным характеристикам. Примером является Центральный банк (п. 1, 2 ст. 75 Конституции РФ, Федеральный закон от 10 июля 2002 г. N 86-ФЗ "О Центральном банке Российской Федерации (Банке России)"). Представляется, что такие исключения могут распространяться только на органы исполнительной власти, должны быть обоснованными, возможны лишь на федеральном уровне и нуждаются в утверждении специальным федеральным законом.

Для цели лучшего раскрытия гражданско-правовых характеристик государственного органа представляется актуальным сопоставление правового положения органа государства и органа юридического лица.

Трактовка действий органа юридического лица как действий самого юридического лица, т.е. квалификация органа не как представителя, но как части юридического лица <72>, является результатом определенного исторического развития. В ходе этого развития воззрения на юридическое лицо как на образование, лишенное реальной воли, обладающее волей только в силу фикции, в интересах которого действуют представители, подобно тому, как опекуны действуют от имени ребенка или недееспособного человека, сменились взглядом на юридическое лицо как на лицо с реальной волей <73>. Согласно последнему подходу, законодательство наделяет организацию юридической личностью именно потому, что она рассматривается как "носитель единой и постоянной коллективной воли"; закон придает воле и способности действовать организации правовой характер, но - как и в случае с физическим лицом - не создает эту волю и способность, а только признает и регулирует <74>. "Составное (т.е. юридическое. - В.С.) лицо (Verbandsperson), - продолжает О. Гирке, - также дееспособно. Оно не является мертвой идеальной конструкцией (Begriffsding), которая нуждается в представительстве другими лицами, но живым существом, которое как таковое волит и действует. Разумеется, в своем не постигаемом чувствами единстве оно может действовать лишь через органы, которые состоят из отдельных людей. Однако в действиях своих органов, например в решении собрания или в исполнительных актах (Ausfuhrungshandlung) правления, оно осуществляет себя так же непосредственно, как индивид (Einzelperson) - в говорении или в движении руки. "Представительство" здесь имеет место, но это - не заместительство одного лица другим, а изображение (Darstellung) целого частью" <75>.

--------------------------------

<72> См.: Постановление Президиума ВАС РФ от 1 ноября 2005 г. N 9467/05.

<73> См.: Гражданское уложение. Кн. 1. Положения общие: проект Высочайше учрежденной Редакционной комиссии по составлению Гражданского уложения (с объяснениями, извлеченными из трудов Редакционной комиссии) / Под ред. И.М. Тютрюмова; Сост. А.Л. Саатчиан. М., 2007. С. 72; Gierke O. Die Genossenschaftstheorie und die deutsche Rechtsprechung. Berlin, 1887. S. 603 - 614 (приводится по электронной библиотеке на сайте http://dlib-pr.mpier.mpg.de).

<74> См.: Gierke O. Die Genossenschaftstheorie und die deutsche Rechtsprechung. S. 608 - 609.

<75> Gierke O. Deutsches Privatrecht. Erster Band. Allgemeiner Teil und Personenenrecht. S. 472 (сноски внутри цитаты опущены); по теории органа см.: Gierke O. Die Genossenschaftstheorie und die deutsche Rechtsprechung. S. 614 - 630; см. также: Черепахин Б.Б. Труды по гражданскому праву. М., 2001. С. 472 - 473.

Юридическое лицо выступает во внешних отношениях с помощью своих органов, но было бы неверным усматривать в этом моменте отличие юридического лица от физического, ведь и последнему необходимы органы, чтобы волить и действовать. Настоящее отличие состоит в том, что лишь юридическое лицо имеет органы в правовом смысле, т.е. наличие у юридического лица органов является значимым правовым моментом <76>.

--------------------------------

<76> См.: Gierke O. Die Genossenschaftstheorie und die deutsche Rechtsprechung. S. 615.

Такой же подход О. Гирке применяет к органам государства, с одобрением цитируя появившуюся судебную практику, которая отказывается от приравнивания государственного служащего к доверенному лицу <77>.

--------------------------------

<77> Ibid. S. 622 (Fn. 2).

Опираясь на собственную теорию должности (государственного органа), в российской досоветской литературе вывод об отсутствии у государственного органа юридической личности защищал Н. Лазаревский: "Государство как субъект мыслимо только при наличности правительства как того органа, через посредство которого оно действует - не только существует как масса, но и проявляется вовне, как единство. Правительство же вообще не есть субъект. Оно лишено органа, который проявлял бы его вовне как единство, как именно правительство, а не государство. Затем, оно лишено самостоятельной цели, оно не есть нечто, как сказали бы немцы, для себя сущее. Своих интересов оно не имеет" <78>.

--------------------------------

<78> Лазаревский Н. Указ. соч. С. 292.

Поскольку орган власти олицетворяет государство, постольку для практического удобства допустимо выступление органа власти в гражданском обороте под собственным наименованием без специального указания, что орган действует за государство <79>. Любые сделки и юридические действия, совершенные органом, в любом случае являются сделками и юридическими действиями непосредственно государства.

--------------------------------

<79> Ср.: Gierke O. Die Genossenschaftstheorie und die deutsche Rechtsprechung. S. 173 (Fn. 5).

Итак, в имущественном обороте государственный орган следует рассматривать как часть государства - субъекта гражданского права, подобно органу юридического лица. Перефразируя слова О. Гирке о том, что только юридическое лицо имеет органы в правовом смысле, можно утверждать следующее: гражданско-правовое измерение органа власти исчерпывается упоминанием об органах и их компетенции в законодательстве (ст. 125 ГК РФ). Таким образом, орган публично-правового образования (как и орган юридического лица) предстает как гражданско-правовая конструкция, признанное гражданским правом образование, но это не делает орган субъектом гражданского права, т.е. лицом, действующим "своей волей и в своем интересе" (п. 2 ст. 1 ГК РФ).

Полное отсутствие гражданской правосубъектности не означает, что государственный орган - гражданско-правовое ничто. Применительно к российскому праву трактовка органов государства как адресатов отдельных норм гражданского права (а равно как субъектов административного права или иной отрасли публичного права) не препятствует отрицанию их гражданской правосубъектности в смысле п. 2 ст. 1 ГК РФ. Для целей гражданского права любые законодательные нормы о государственных органах, их компетенции, правах и обязанностях и пр. остаются правилами об отношениях внутри публично-правового образования как единого субъекта гражданского права, обладающего свободой воли и действующего в своих интересах. Подобным образом гражданско-правовые нормы об органах и отношениях между органами юридического лица, например акционерного общества, относятся к внутреннему устройству организации. Их цель состоит в том, чтобы регулировать деятельность частей организации, а следовательно, обеспечить ее участие в гражданском обороте как лица.

Вышесказанное позволяет по-новому взглянуть на проблематику гражданской правосубъектности государственного органа. Если понимание органов юридического лица как его частей (но не поверенных) означает становление юридического лица как самодостаточного действующего субъекта, то гражданско-правовая трактовка государственных органов как юридических лиц (но не частей государства) приводит применительно к государству к обратному выводу. Надо учесть, что в рамках данной трактовки возможно толкование, будто органы, действуя от имени государства (ст. 125 ГК РФ), выступают как доверенные лица, поверенные <80>. Это, в свою очередь, предполагает недееспособность государства (ведь последнее нуждается в представительстве, чтобы участвовать в гражданском обороте), что противоречит гражданскому законодательству <81>. Впрочем, данного неудовлетворительного вывода позволяет избежать другой подход, согласно которому органы, в зависимости от ситуации, действуют либо как юридические лица, в своих интересах, либо как органы публично-правового образования в строгом смысле, т.е. публично-правовое образование действует через свой орган <82>. Но и это понимание уязвимо для критики, ведь его сторонники не раскрывают, зачем вообще наделять государственные органы статусом юридического лица. Выше было показано, что распространенный в российской правовой доктрине взгляд на орган публично-правового образования как на юридическое лицо коренится в устаревших представлениях о юридической личности и имущественной обособленности, на которые опиралось советское гражданское законодательство, но которые не соответствуют правовым основам свободного общества.

--------------------------------

<80> См.: Кутафин О.Е. Указ. соч. С. 130.

<81> К публично-правовым образованиям применяются нормы об участии в гражданских правоотношениях юридических лиц (п. 2 ст. 124 ГК РФ), а юридические лица являются не только правоспособными (ст. 49 ГК РФ), но и дееспособными (п. 1 ст. 48 ГК РФ).

КонсультантПлюс: примечание.

Учебник "Гражданское право: В 4 т. Общая часть" (том 1) (под ред. Е.А. Суханова) включен в информационный банк согласно публикации - Волтерс Клувер, 2008 (3-е издание, переработанное и дополненное).

<82> См.: Гражданское право: Учебник: В 4 т. Т. 1: Общая часть / Отв. ред. Е.А. Суханов. С. 377, 380.

Ф. Кокошкин утверждал, что государственный орган не является субъектом гражданского права, но тем не менее он обладает своей волей внутри государства: "...орган нельзя рассматривать как нечто само по себе абсолютно безличное, как одну лишь форму для проявления личности государства. Он действительно является таковым, поскольку компетенция его содержит в себе права и обязанности государства по отношению к подданным. Но как скоро мы противопоставим государственные органы друг другу, они получают характер самостоятельных субъектов воли" <83>. Этот взгляд представляется верным: хотя органы публично-правового образования нельзя признать субъектами в гражданско-правовом смысле, они обладают правосубъектностью, правами и обязанностями для целей публичного права, например, в рамках конституционного или административного права, что в первую очередь проявляется в отношениях органов власти друг к другу <84>.

--------------------------------

<83> Кокошкин Ф. К вопросу о юридической природе государства и органов государственной власти. М., 1896. С. 15 - 16, 29.

<84> Ср. О. Гирке, который пишет о компетенции органа как источнике его прав и обязанностей (Gierke O. Die Genossenschaftstheorie und die deutsche Rechtsprechung. S. 173). В своем учении о должности Н. Лазаревский пытается обосновать полную неправосубъектность государственного органа, в том числе в публично-правовой сфере (см.: Лазаревский Н. Указ. соч. С. 283 - 296). Этот подход является ошибочным; в этой части критические замечания исследователя против разработанных немецкими учеными, в том числе О. Гирке, конструкций государственного органа нельзя признать обоснованными (Там же. С. 267 - 282).

Понимание юридического лица как значимой и для частного, и для публичного права абстракции лежит в основе развитого В.Е. Чиркиным учения о юридическом лице публичного права <85>. В этом контексте, подчеркивая публично-правовое измерение государственного органа, В.Е. Чиркин относит государственные органы к "юридическим лицам публичного права" <86>, одновременно допуская наличие у органа публичной власти "элементов гражданской правосубъектности". Ученый указывает: "Сами по себе государственные и муниципальные органы не являются по своему существу субъектами гражданского права, к ним не может быть отнесено общее понятие юридического лица, которое содержится в ст. 48 ГК РФ. С другой стороны, осуществляя властные полномочия, они уже поэтому выступают и не могут не выступать вовне в отношениях с другими образованиями, гражданами, их объединениями как самостоятельные единицы, "образования", обособленности в некоторых частноправовых отношениях. Поэтому... [мы говорим] об элементах гражданско-правовой правосубъектности у юридических лиц публичного права, констатируя одновременно, что это не превращает их по своему основному качеству в юридических лиц частного права" <87>. Предполагаемая в такой трактовке частичная гражданская правосубъектность органа вызывает возражения, поскольку гражданское право не знает "квазисубъектов" <88>. Последовательный подход требует выбора одного из двух вариантов: либо государственный орган вообще не является лицом в гражданском праве, даже в малейшей степени не обладает гражданской правосубъектностью, либо он признается юридическим лицом. Как смыслу, так и букве российского гражданского права соответствует только первый вариант.

--------------------------------

<85> См.: Чиркин В.Е. Указ. соч. С. 45 - 46.

<86> Там же. С. 116 - 121. Там же. С. 94: "Юридическое лицо публичного права - это признанное публичной властью в этом качестве материальное и публично-правовое некоммерческое образование, выступающее в правоотношениях в различных организационно-правовых формах в целях общего блага путем законного применения публичной власти, сотрудничества с ней, давления на нее, имеющее название, другие идентифицирующие признаки, обладающее имуществом, имеющее права и обязанности и несущее ответственность за свои правовые акты и действия".

<87> Там же. С. 121; с. 118 - 119.

<88> См.: Усков О.Ю. Проблемы гражданской правосубъектности государственных органов и органов местного самоуправления. С. 28 - 29.

Вопрос о правовом бытии органа - в сравнении с правосубъектностью носителя власти (Verwaltungstrager), т.е. государства, муниципальных образований, ряда других лиц, - затрагивается в современном немецком административном праве. "Отношения между различными органами одного носителя власти (например, между органами государства. - В.С.), - пишет автор ведущего учебника, - а также отношения между этими органами и самим носителем власти должны регулироваться. Должно быть определено, к примеру, какие задачи носителя власти каким именно органом выполняются, каким образом назначаются на должность, каким образом должна формироваться воля в коллегиальном органе и т.д. Это достигается посредством права о внутреннем организационном устройстве (das interne Organisationsrecht) или внутреннего права (Innenrecht). Оно отличается от внешнего права (Aubenrecht), которое регулирует отношения между правовыми лицами (Rechtspersonen), тем, что оно регулирует правовые отношения внутри правового лица... Адресатами внутреннего права являются органы, возможно, также подразделения или части органов... Органы становятся - в качестве адресатов положений внутреннего права - правовыми субъектами, но только правовыми субъектами внутреннего права, не внешнего права" <89>.

--------------------------------

<89> Maurer H. Op. cit. S. 528 - 529.

Итак, в действующем немецком праве государственные органы являются не лицами, т.е. не субъектами "внешнего права" (Aussenrecht), но составными частями носителя власти (Verwaltungstrager), например государства в целом <90>. Кроме того, следует подчеркнуть, что государственные органы не признаются юридическими лицами публичного права (juristische Personen des offentliches Rechts). К последним относятся организации, обладающие гражданской правоспособностью и при этом служащие публичным интересам: их правоспособность "коренится" (wurzelt) в публичном, а не в частном праве <91>. Примером является учреждение (Anstalt), например государственная радиостанция <92>, а также ряд других образований, являющихся лицами частного права <93>. При этом такие заведения, как школы, больницы, музеи, кладбища, в немецком праве правоспособностью обычно не обладают и считаются частью муниципального образования как субъекта права (nichtrechtsfahige Anstalt) <94>. Предусмотренная ст. 80 - 88 Германского гражданского уложения организационно-правовая форма фонда (Stiftung) в настоящее время редко применяется к государственным или муниципальным организациям, однако ранее больницы, школы, иные подобные заведения часто существовали на основе фондов <95>.

--------------------------------

<90> Ibid. S. 527.

<91> Ibid. S. 521.

<92> Ibid. S. 605.

<93> Ibid. S. 522 - 523.

<94> Ibid. S. 605.

<95> Ibid. S. 609.

В английском праве, напротив, государственные органы (например, министр) признаются юридическими лицами <96>. Министры получают статус юридического лица - корпорации одного лица (corporation sole) - "чтобы активы, которыми они наделены, могли автоматически переходить к их преемникам в данной должности" <97>. Например, королевский Указ (order) о Государственном секретаре по окружающей среде, транспорту и регионам устанавливает в ст. 2, в частности, следующее: "(1) Лицо, которое в дату вступления в силу настоящего Указа является Государственным секретарем по окружающей среде, транспорту и регионам и любой преемник этого лица признаются по должности (by that name) корпорацией одного лица. (2) Корпоративная печать Государственного секретаря по окружающей среде, транспорту и регионам должна удостоверяться подписью Государственного секретаря или лица, уполномоченного Государственным секретарем действовать в этом качестве" <98>. Также местные органы власти объявлены юридическими лицами <99>.

--------------------------------

<96> См.: Wade W. The Crown, Ministers and Officials: Legal Status and Liability // The Nature of the Crown: A Legal and Political Analysis. NY, 2003. P. 24.

<97> Ibid. P. 24.

<98> См.: The Secretary of State for the Environment, Transport and the Regions Order 1997, S.I 1997/2971 (http:// www.uk-legislation. hmso.gov.uk/ si/ si1997/ 19972971.htm).

<99> См.: Leyland P., Anthony G. Textbook on Administrative Law. NY, 2009. P. 54; ст. 222 Закона о местном управлении (Local Government Act) 1972 г. (http:// www.opsi.gov.uk/ RevisedStatutes/ Acts/ ukpga/ 1972/ cukpga_19720070_en_1).

Распространение понятия корпорации одного лица - которое в Средние века применялось к должностям епископа, священника и иным церковным должностям <100> - на государственные должности началось в середине XIX в. <101>. Развитие в этом направлении, как представляется, связано со своеобразием английского конституционного устройства: таким путем иные государственные органы обособляются от монарха (как индивида и корпорации одного лица) для целей участия в гражданском обороте <102>.

--------------------------------

<100> См.: Maitland F.W. Op. cit. P. 15 ff.

<101> До этого времени в Англии вне церковной сферы существовало лишь две корпорации одного лица: король и чемберлен Лондона (Chamberlain of London) (Ibid. P. 46 - 47).

<102> Однако ср. лорд Саймон в Town Investments Limited and others v. Department of the Environment: "Факт инкорпорации сам по себе, преследующий единственно цели административного удобства, не делает Государственного секретаря, или Министра, или Министерство организацией (entity), отделенной от Короны... Остается отметить также фундаментальный конституционный принцип, согласно которому Корона в Великобритании является единой и неделимой (one and indivisible)" (P. 18 (по тексту на сайте www.bailii.org)).

"Одной из основных причин... - пишет Ф.В. Мэйтланд, - создания ряда новых корпораций одного лица было то, что наша Корона более или менее тождественна Королю и было затруднительно сделать Корону арендатором (leaseholder) или держателем (copyholder) (какого-либо принадлежащего третьим лицам имущества. - В.С.) в прямом смысле" <103>. Также лорд Диплок в решении по делу Town Investments Limited and others v. Department of the Environment очень ясно описывает этот процесс: "С распространением правительственной деятельности в начале девятнадцатого века формальности передачи прав на недвижимость сделали неудобным для Короля лично совершать сделку, а принятие арендного держания (leasehold tenure), учитывая подразумеваемый таковым долг службы в пользу феодального сеньора, будь такое принятие совершено им непосредственно, считалось несовместимым с его верховной властью (supremacy). Соответственно, с начала девятнадцатого века можно обнаружить целую россыпь законов (a whole variety of statutes), которые санкционировали приобретение земли, необходимой для целей определенного правительственного органа (a particular government department) или правительства вообще, именем и за печатью (in the name and under the seal) назначенных глав комиссий или министров (Commissioners or Ministerial heads of departments)" <104>.

--------------------------------

<103> Maitland F.W. Op. cit. P. 47.

<104> P. 3 - 4 (по тексту на сайте www.bailii.org).

В конечном счете юридическая личность государственного органа объясняется неразработанностью в английской юридической доктрине понятия государства как субъекта права: "Все это... кажется мне последствием неуклюжей попытки (awkward endeavour) игнорировать личность наибольшей из когда-либо существовавших общественной и политической организаций (body corporate and politic)" <105>, т.е. государства. Необходимо, продолжает Ф.В. Мэйтланд, признавать юридическую личность за английским государством в целом, а не за королем или королевой: "Сейчас очевидно, что Король Эдвард (имеется в виду Эдвард VII, даты правления: 1901 - 1910 гг. - В.С.) не есть Государство (хотя Людовик XIV мог быть); тем не менее, кажется, есть законодательные основания для вывода, будто Государство тождественно "Его величеству". Выход из этой путаницы (mess), ибо это действительно путаница, состоит в признании того факта, а это в самом деле факт, что наш суверен (sovereign lord) - не "корпорация одного лица", но глава сложной и высокоорганизованной "корпорации многих лиц" (corporation aggregate of many), очень многих. Я не вижу большого вреда в том, чтобы называть эту корпорации Короной. Но слово получше недавно вернулось в наши законы. Это слово - политический союз (Commonwealth)" <106>.

--------------------------------

<105> Maitland F.W. Op. cit. P. 47.

<106> Ibid. P. 41.

Несмотря на этот призыв знаменитого юриста, проблема юридической квалификации государства (или правительства в целом) как единого субъекта права не решена в английском праве до настоящего времени. Иногда по этому поводу высказываются судьи. Так, в решении по делу Town Investments Limited and others v. Department of the Environment лорд Диплок заявил: "...вместо того чтобы говорить о "Короне", следовало бы говорить о "Правительстве" - термин, подходящий для обозначения как коллективно, так и индивидуально всех Министров Короны и Парламентских секретарей, под руководством которых государственные служащие, занятые в различных правительственных департаментах, выполняют административную работу правительства" <107>. Лорд Саймон далее отмечает: "...юридическая конструкция (the legal concept), которая мне представляется наилучшим образом соответствующей современной ситуации, заключается в том, чтобы рассматривать Корону как корпорацию многих лиц (corporation aggregate), возглавляемую Королевой" <108>. Но в другом деле лорд Вулф (Woolf) делает эклектичное, поэтому неудачное обобщение: "...по меньшей мере для некоторых целей Корона обладает юридической личностью. Ее можно надлежащим образом определить как корпорацию одного лица или как корпорацию многих лиц" <109>.

--------------------------------

<107> P. 3 (по тексту на сайте www.bailii.org).

<108> P. 18 (по тексту на сайте www.bailii.org).

<109> M v. Home Office, [1993] 3 All ER 537 (P. 35 (по тексту на сайте www.bailii.org)). В. Вэйд удивляется: "Но как она может быть и той, и этой?" (Wade W. Op. cit. P. 24).

Принятая в английском праве трактовка юридического статуса государственных должностных лиц в целом остается в плену феодальных представлений. В вопросе о юридической личности государственных органов английская юриспруденция не может предоставить ориентиры для российского права.

Гражданская правосубъектность государственных органов легко совмещается с феодальным или деспотическим устройством государства. Видимо, именно этот момент заставил Н. Лазаревского горячо выступать против придания государственным органам статуса юридического лица: "Не для того существует государство, чтобы властям было кого "тащить и не пущать", а, наоборот, население потому терпит над собою власть, кого тащащую, кого и не пускающую, что в некоторых отношениях нуждается в ней. Видеть в правительстве субъекта, а в государстве объект властвования значит переворачивать жизненный смысл явлений наизнанку. Конечно, в эпоху династических войн и Людовика XIV государство, население было в положении, которое ближе всего подходит к положению объекта. Но мы говорим не о том государстве, каким оно некогда было, а о государстве, каким оно является по представлениям настоящего времени..." <110>. Эти слова сохраняют определенную актуальность и в настоящее время. Распространенная в действующем российском законодательстве и правоприменительной практике трактовка государственных органов как юридических лиц нуждается в переосмыслении. Юридическая личность государственных органов неоправданно обособляет орган, создает неправильную видимость, будто государственный орган способен иметь собственные интересы в частноправовой сфере. Остается сожалеть, что Концепция развития гражданского законодательства Российской Федерации весьма некритическим образом, без какого-либо теоретического объяснения присоединяется к распространенному представлению, согласно которому государственные органы являются юридическими лицами по российскому гражданскому праву <111>.

--------------------------------

<110> Лазаревский Н. Указ. соч. С. 291 (сн. 2).

<111> См.: Концепция развития гражданского законодательства Российской Федерации. М., 2009. С. 70.

Наличие у органа публично-правового образования статуса юридического лица отражает и усиливает такие негативные явления российской правовой жизни, как привилегированное положение казны и коммерциализация деятельности публично-правовых образований.

* * *

Согласно п. 4 ст. 214 ГК РФ в казну входит все имущество публично-правового образования, в том числе средства, отраженные в бюджете, кроме закрепленного за государственными предприятиями и учреждениями (на праве хозяйственного ведения или оперативного управления соответственно). Аналогичное правило о казне муниципального образования содержится в п. 3 ст. 215 ГК РФ. Если в этих статьях Кодекса законодатель говорит о казне как об имущественном комплексе, принадлежащем государству, то в ст. 1071 ГК РФ ("Органы и лица, выступающие от имени казны при возмещении вреда за ее счет"), напротив, казна понимается как субъект. Эта двусмысленность объясняется тем, что в гражданском обороте государство присутствует в своем имущественном измерении как собственник определенного имущества <112>. "Казна" - общий термин для обозначения государства как субъекта гражданского права, а также принадлежащего этому субъекту имущества. "Казна" и "государство" - два наименования одного и того же субъекта, казну нельзя рассматривать как особый субъект, созданный для обслуживания имущественных интересов государства. Подобное воззрение было бы несовместимо с правилом об ответственности казны за причинение вреда государством (ст. 1069 - 1071 ГК РФ) <113>. Казна обладает единством в том смысле, что одному публично-правовому образованию соответствует только одна казна <114>.

--------------------------------

<112> Gierke O. Deutsches Privatrecht. Erster Band. Allgemeiner Teil und Personenenrecht. S. 475: "Государство выступает в частном праве прежде всего как субъект имущества (Vermogenssubjekt). В этом качестве оно именуется казной (Fiskus)".

<113> Ibid. S. 476.

<114> Ibid. S. 477 - 478.

Гражданская правосубъектность государственных и муниципальных организаций (обладающих имуществом на праве хозяйственного ведения или оперативного управления) означает юридическое обособление находящихся под их контролем частей имущества публично-правового образования. Эти части имущества перестают относиться к казне, как она определена в п. 4 ст. 214, п. 3 ст. 215 ГК РФ. Если в случае государственных предприятий и учреждений (библиотеки, больницы и пр.) такое обособление частей государственного имущества может быть оправдано особыми функциями и целями этих организаций, то выделение из состава казны имущества, переданного государственным органам, не имеет какого-либо оправдания. Действительно, функции и цели государственного или муниципального органа являются функциями и целями соответствующего публично-правового образования. Тем не менее если органы публично-правового образования приравниваются к казенным учреждениям <115>, то закрепленное за ними имущество не относится к казне, поскольку казенное учреждение владеет имуществом на праве оперативного управления <116>.

--------------------------------

<115> Пункт 11 ст. 161 БК РФ (в ред. Федерального закона от 8 мая 2010 г. N 83-ФЗ).

<116> Пункт 1 ст. 120, ст. 296 ГК РФ.

В своем (необоснованно полученном) качестве учреждения государственный орган самостоятельно отвечает по совершенным им сделкам (например, по договору на закупку канцелярских принадлежностей или на ремонт помещения, которое данный орган занимает) находящимися в его распоряжении денежными средствами, при недостаточности которых субсидиарную ответственность несет государство <117>. Таким образом, по обязательствам, возникшим из сделок государственного органа, казну можно привлечь к гражданско-правовой ответственности <118> лишь дополнительно и опосредованно, не добившись прежде удовлетворения за счет выделенных органу власти средств <119>. Это ставит публично-правовое образование в привилегированное положение по сравнению с юридическими лицами. Отказ от ошибочного представления о гражданской правосубъектности государственных органов является одним из условий создания более справедливого и прозрачного порядка обращения взысканий на средства бюджета и казны в целом <120>.

--------------------------------

<117> Абзац 4 п. 2 ст. 120 ГК РФ (в ред. Федерального закона от 8 мая 2010 г. N 83-ФЗ).

<118> Пункт 12 Постановления Пленума ВС РФ и Пленума ВАС РФ от 1 июля 1996 г. N 6/8 "О некоторых вопросах, связанных с применением части первой Гражданского кодекса Российской Федерации".

<119> См. также: Усков О. Самостоятельная правосубъектность государственных органов и ответственность государства по обязательствам из договора // Хозяйство и право. 2003. N 9. С. 111.

<120> Вопросам субсидиарной ответственности казны (бюджета) по обязательствам казенных учреждений посвящены ст. 242.3 - 242.5 БК РФ (в ред. Федерального закона от 8 мая 2010 г. N 83-ФЗ); по проблематике исполнения за счет казны судебных решений о возмещении причиненного вреда см.: Михайленко О.В. Имущественная ответственность за вред, причиненный осуществлением публичной власти: теоретические аспекты и проблемы ее реализации на практике. М., 2007. С. 223 - 283.

Юридическая личность государственных органов влияет на объем ответственности казны за нарушения обязательств. Гражданско-правовая ответственность предполагает обязанности по возмещению убытков, уплате неустойки и процентов за пользование денежными средствами ввиду их неправомерного удержания (ст. 393 - 395 ГК РФ). По общему правилу п. 1 ст. 401 ГК РФ основанием ответственности является вина (умысел или неосторожность) лица, не исполнившего или ненадлежащим образом исполнившего обязательство; важнейшее исключение из этого правила предусмотрено в п. 3 ст. 401 ГК РФ для случаев нарушения обязательства при осуществлении предпринимательской деятельности: ответственность наступает здесь независимо от вины, освободить от ответственности могут только обстоятельства непреодолимой силы. Если должник не несет ответственности за нарушение обязательства (например, за неоплату заказанного товара), при этом обязательство прекратилось невозможностью исполнения (ст. 416 ГК РФ) или по иным основаниям, но у должника имеется полученное от кредитора имущество (заказанный товар), последнее подлежит возвращению кредитору по правилам о неосновательном обогащении (п. 3 ст. 1103 ГК РФ). Если это имущество не может быть возвращено в натуре, то - опять же по правилам о неосновательном обогащении - возмещается "действительная стоимость" имущества в момент приобретения (п. 1 ст. 1105 ГК РФ). В случае сохранения обязательства в силе нормы о неосновательном обогащении не применяются, но кредитору доступен против неисправного должника договорный иск об оплате или предоставлении иного исполнения по условиям договора (ввиду освобождения должника от ответственности дополнительные требования о возмещении убытков и пр. не могут быть предъявлены). Освобождение от ответственности уменьшает объем платежей, которые причитаются с неисправного должника, или вообще исключает какие-либо выплаты (по сравнению с гипотезой полной гражданско-правовой ответственности).

Придание государственным органам статуса учреждений предполагает распространение на деятельность органов норм об основаниях гражданско-правовой ответственности и освобождении от нее. Учреждения не ведут предпринимательской деятельности в строгом смысле (как она определена в абз. 3 п. 1 ст. 2 ГК РФ), но могут осуществлять приносящую доходы деятельность <121>, правда, лишь в виде исключения - если возможность такой деятельности предусмотрена учредительными документами (п. 4 ст. 298 ГК РФ (в ред. Федерального закона от 8 мая 2010 г. N 83-ФЗ)). Соответственно, сделки, заключенные органами власти - учреждениями, не связаны с предпринимательской деятельностью. Поэтому ответственность органов власти за неисполнение обязательств наступает при наличии вины (п. 1 ст. 401 ГК РФ). Отсутствие вины будет установлено, в частности, в ситуации недостаточного финансирования расходов органа власти из бюджета публично-правового образования (при отсутствии внебюджетных источников финансирования). В результате данный орган - а через него казна - будет освобожден от ответственности за нарушение заключенных им договоров, например за просрочку оплаты (ввиду невыделения органу достаточных средств из бюджета) заказанного товара <122>. Казна пользуется привилегией: отсутствие денежных средств освобождает публично-правовое образование от ответственности за неисполнение или ненадлежащее исполнение гражданско-правовых обязательств.

--------------------------------

<121> См. ниже о различении предпринимательской и приносящей доход деятельности.

<122> См.: п. 7 информационного письма Президиума ВАС РФ от 14 июля 1997 г. N 17 "Обзор практики применения арбитражными судами статьи 333 Гражданского кодекса Российской Федерации"; ср. п. 8 Постановления Пленума ВАС РФ от 22 июня 2006 г. N 21 "О некоторых вопросах практики рассмотрения арбитражными судами споров с участием государственных и муниципальных учреждений, связанных с применением статьи 120 Гражданского кодекса Российской Федерации"; см. также: Усков О. Самостоятельная правосубъектность государственных органов и ответственность государства по обязательствам из договора. С. 110.

Другое отрицательное последствие гражданской правосубъектности органов власти состоит в коммерциализации деятельности публично-правового образования, что связано с возможностью осуществления органами власти (поскольку они считаются учреждениями) приносящей доход деятельности (при наличии соответствующего указания в учредительном документе и с зачислением всех доходов в бюджет публично-правового образования <123>). В данном случае под коммерциализацией деятельности публично-правового образования понимается расширение сферы и объема приносящей доход деятельности органов власти.

--------------------------------

<123> Абзац 2 п. 4 ст. 298 ГК РФ, п. 3 ст. 161 БК РФ (оба законодательных акта - в ред. Федерального закона от 8 мая 2010 г. N 83-ФЗ). Норма о поступлении доходов от деятельности казенных учреждений в бюджет вступает в силу не позже 1 января 2012 г. (см.: п. 7, 8 ст. 33 Федерального закона от 8 мая 2010 г. N 83-ФЗ).

В контексте законодательства о некоммерческих организациях (в том числе об учреждениях) приносящая доход деятельность отличается от предпринимательской деятельности <124>. Подобно предпринимательской деятельности некоммерческой организации (абз. 2 п. 3 ст. 50 ГК РФ), приносящая доход деятельность носит вспомогательный характер по отношению к основным целям учреждения; отличие же от предпринимательской деятельности состоит в том, что последняя является систематической (абз. 3 п. 1 ст. 2 ГК РФ), тогда как приносящая доход деятельность учреждения - нет <125>. Положения п. 3 - 4 ст. 41 БК РФ (в редакции Федерального закона от 8 мая 2010 г. N 83-ФЗ) <126> приводят к выводу, что приносящая доход деятельность казенных учреждений может включать разовое извлечение доходов от использования и продажи имущества, от разовых платных услуг, а также безвозмездные поступления от третьих лиц.

--------------------------------

<124> Пункт 2 ст. 24 Федерального закона "О некоммерческих организациях" (в ред. Федерального закона от 8 мая 2010 г. N 83-ФЗ): "Некоммерческая организация может осуществлять предпринимательскую и иную приносящую доход деятельность лишь постольку, поскольку это служит достижению целей, ради которых она создана и соответствует указанным целям, при условии, что такая деятельность указана в его учредительных документах" (выделено мной. - В.С.).

<125> См.: Лескова Ю.Г. Предпринимательская и приносящая доход деятельность некоммерческих организаций // Цивилист. 2009. N 2. С. 30.

<126> См. также п. 1.1 Порядка осуществления федеральными бюджетными учреждениями операций со средствами, полученными от приносящей доход деятельности, утв. Приказом Министерства финансов от 1 сентября 2008 г. N 88н.

Статус государственных органов как казенных учреждений может быть использован для наделения органов власти правом вести деятельность по извлечению доходов без учета принципа специальной правоспособности государства, который предполагает такую деятельность лишь для цели достижения общественных интересов. Орган как казенное учреждение (подобно государству в целом) обладает специальной правоспособностью (абз. 1 п. 1 ст. 49 ГК РФ), которая (в отличие от специальной правоспособности государства) не препятствует направленной на получение доходов деятельности. Ведь для последней достаточно соответствующего указания в учредительном документе казенного учреждения - без какого-либо сопоставления такой деятельности с общественным интересом (п. 4 ст. 298 ГК РФ (в ред. Федерального закона от 8 мая 2010 г. N 83-ФЗ)).

Заключение

Исследование правосубъектности органов публично-правового образования в настоящей статье показывает, что гражданско-правовое понятие юридического лица не должно распространяться на органы власти. Встречающаяся в российском законодательстве и правоприменительной практике трактовка государственных и муниципальных органов как учреждений, т.е. юридических лиц гражданского права, в основном объясняется, видимо, тремя моментами: во-первых, поверхностным взглядом на органы власти в их отношении к имущественному обороту, а именно игнорированием юридического существа органа как составной части субъекта гражданского права; во-вторых, инерцией специфического подхода советской гражданско-правовой доктрины; наконец, в-третьих, непоследовательностью в проведении взгляда на государство как на субъект гражданского права, (единую) казну. Отрицательные последствия наделения органов власти юридической личностью были изложены выше; положительной стороны, а равно необходимости в придании государственным и муниципальным органам статуса юридического лица не имеется. Одной из задач дальнейшего развития российского гражданского права представляется преодоление ошибочного представления о гражданской правосубъектности органов публично-правовых образований.