Глава п посредничество путем совершения фактических действий

§ 1. Понятие юридических и фактических действий

Современная трактовка юридических действий

В доктрине существует следующий подход к юридическим действиям (юридическим услугам): во всех отношениях по оказанию юридических услуг «...имеется посредник, который действует в гражданском обороте либо от чужого, либо даже от собственного имени, но так или иначе в чужих интересах, непосредственно или в конечном итоге создавая, изменяя или прекращая определенные права и обязанности для своего клиента (представляемого, комитента, принципала и т.д.) в его правоотношениях с третьими лицами. К этому сводится существо юридических услуг, позволяющих управомоченным или обязанным лицам достигать необходимого правового результата с помощью других лиц - посредников»¹⁸².

Безусловно, с этим определением надо согласиться, но с рядом уточнений. Уточнения эти мы вынуждены привести в связи с тем, что указание на правовыепоследствия деятельности не всегда правильно характеризует саму деятельность. Правовые последствия могут возникать в случае, не только когда совершается гражданско-правовая сделка, т.е. лицо изъявляет волю и с этой волей связаны наступающие правовые последствия, но и когда закон связывает с определенным действием наступление правового результата¹⁸³. Без такого дополнения можно прогнозировать следующее возражение на приведенное выше определение: по договору подряда на изготовление определенной вещи подрядчик производит для своего контрагента новую вещь, которая переходит в его собственность. Таким образом, абсолютное субъективное право (право собственности заказчика) возникает в результате действий подрядчика, а значит, есть основания утверждать, что подрядчик установил правовые отношения между заказчиком и неопределенным кругом третьих лиц по поводу данной вещи.

Вместе с тем приведенный пример не может означать, что юридический характер услуг проявляется в установлении при помощи посредника относительных гражданских правоотношений (в противовес абсолютным, каковыми являются отношения собственности), поскольку, приняв это положение, мы вынуждены оставить за границами рассматриваемого определения договор комиссии. Это произойдет на том основании, что в результате деятельности комиссионера (посредника) комитент не получает, по общему правилу, обязательственных (как основной разновидности относительных) прав требования к третьим лицам, с которыми заключает сделку комиссионер, и не становится обязанным по отношению к ним.

Согласно абз.2 п.1 ст.990 ГК РФ по сделке, совершенной комиссионером с третьим лицом, приобретает права и становится обязанным комиссионер, хотя бы комитент и был назван в сделке или вступил с третьим лицом в непосредственные отношения по исполнению сделки.

Это правило, безусловно, знает несколько исключений. Во-первых, согласно п.2 и п.З ст.993 ГК РФ при неисполнении сделки третьим лицом комитент вправе требовать перевода на него всех прав по этой сделке, в том числе и в случае, когда уступка была запрещена в договоре комиссионера и третьего лица.

Во-вторых, исполняя свою обязанность в силу абз.4 ст. 1000 ГК РФ по освобождению комиссионера от обязательств, принятых на себя последним перед третьими лицами, комитент по общим правилам о переводе долга может принять на себя обязанности комиссионера по сделке с третьим лицом.

В-третьих, права и обязанности комиссионера могут перейти к комитенту в силу закона при наступлении указанного в ч.2 ст. 1002 ГК РФ обстоятельства, а именно в случае признания комиссионера несостоятельным¹⁸⁴.

Однако, в целом, комитент преследует цель приобретения или отчуждения вещи (товара), но не цель получения прав к третьему лицу, выступившему покупателем или продавцом вещи (товара).

Поэтому фраза из приведенного выше определения «...непосредственно или в конечном итоге (выделено нами - А.Е.) создавая правовые последствия хтя своего клиента...» получает свое выражение для договора комиссии именно в части возникновения у комитента правовых последствий в виде возникновения или прекращения права собственности на вещи. Более того, применительно к праву собственности комитента можно утверждать, что правовое последствие в виде его возникновения или прекращения наступает непосредственно, а не «в конечном итоге», так как в силу п.1ст.996 ГК РФ «вещи, поступившие к комиссионеру от комитента либо приобретенные комиссионером за счет комитента, являются собственностью последнего». Сложнее дело обстоит с имущественными правами, отчуждение или приобретение которых с использованием комиссионной модели договорных отношений нередко встречается на практике. По-видимому, лишь в отношении этих объектов гражданских прав можно говорить, что они возникают у комитента «в конечном итоге», так как при комиссии на покупку комиссионер сначала приобретает указанные права в собственном лице и лишь затем передает их с соблюдением установленного порядка передачи комитенту. И, напротив, при договоре комиссии на продажу имущественного права комитент утрачивает это право в момент его передачи (цессии) комиссионеру для последующей продажи третьим лицам. При этом соответствие подобных отношений природе договора комиссии способно вызвать сомнение.

Т.Е. Магнутова полагает, что юридические действия выражаются в совершении гражданско-правовых сделок либо иных действий, повлекших юридические последствия. К их числу применительно к действиям экспедитора она относит получение от транспортных предприятий разрешений на завоз груза к отправителю, заключение договора перевозки, сдачу груза транспортному предприятию, расчеты, получение груза от перевозчика и т.п. К фактическим она относит услуги, которые не порождают юридических последствий. Например, заполнение транспортных накладных, спецификаций и других сопроводительных документов, укрупнение мелких отправок, подгруппировка грузов по направлениям и пунктам назначения и т.д¹⁸⁵.

Представляется, что определение юридических действий через последствия, которые эти действия влекут, не совсем обоснованно. То же самое заполнение транспортной накладной может иметь большое юридическое значение, если эта накладная будет заполнена, к примеру, неправильно, и принципал экспедитора будет требовать от него возмещения убытков. М.Р. Саркисян с полным правом, на наш взгляд, утверждает, что фактические действия, также как и юридические,186порождают правовые последствия¹⁸⁶.

Вполне возможно, что подходить к определению юридических услуг надо несколько в другом аспекте. При этом следует заметить, что уже несколько раз произведенное нами по тексту работы отождествление терминов «юридические действия» и «юридические услуги» не является случайным. Господствующий в отечественной литературе подход к услуге определяет ее как деятельность, осуществляемую во исполнение гражданской обязанности и не связанную с созданием вещественного блага¹⁸⁷. Действия выступают в качестве существа услуги, и хотя являются более широким по своему объему понятием, но применительно к предмету нашего исследования берутся только в той части, в какой они не направлены на создание вещественного блага и могут совершаться в рамках гражданско-правового обязательства.

Подход к юридическим действиям в дореволюционной литературе

Рассмотрим, какие определения юридических действий давались в дореволюционной литературе. Это происходило, как правило, при рассмотрении отличия фактического соучастия при совершении сделок от юридического соучастия.

В работе Н.О. Нерсесова мы находим достаточно подробный обзор мнений. Так, он указывает, что Иеринг¹⁸⁸ выводит понятие фактического соучастия, в противоположность юридическому, в том числе и представительству, из отличия юридического действия, которое только производит правовые последствия, от фактического; причем он и в юридических действиях отличает специфически юридический элемент от чисто фактического. Первый составляет, пс мнению Иеринга, зародыш, ядро, необходимое условие юридической сделки, а второй безразличен для существа ее. Соучастие, относящееся только к этому последнему элементу в сделке, называется фактическим¹⁸⁹.

По мнению самого Н.О. Нерсесова, чисто фактические отношения приобретают при известных условиях юридический интерес, и наоборот, необходимый юридический элемент сделки может превратиться в фактическое отношение. Например, воля, считающаяся необходимым юридическим элементом для сделки, будучи выражена не в надлежащей форме, теряет юридический интерес и становится фактическим явлением; наоборот, деятельность писца, написавшего духовное завещание, для которого письменная форма составляет необходимое условие, или деятельность посыльного, передающего другому контрагенту волю своего принципала, является необходимым элементом данного юридического акта, хотя действия этих лиц не суть юридические, а чисто фактические¹⁹⁰.

Далее Н.О. Нерсесов приходит к выводу, что гораздо вернее будет основывать указанное отличие на воле лица действующего, т.е. на воле соучастника, составляющей внутренний момент, с которым внешнее действие органически связано¹⁹¹. Всякое действие, как скоро оно составляет внешнее проявление воли самого действующего и направлено на изменение правоотношений, становится юридическим¹⁹². На этом основании деятельность соучастника при заключении юридической сделки будет фактическая не потому, что его действия не имеют необходимого юридического значения для данной сделки, как говорит Иеринг, а потому, что оно составляет выражение воли не самого соучастника, а настоящего субъекта сделки¹⁹³.

Любые фактические действия при совершении юридических сделок имеют между собой то общее, что они направляют лишь волю принципала, единственного субъекта юридической сделки; т.е. фактический соучастник передает, излагает или исполняет только чужую волю, а не свою собственную. В этом, по мнению Н.О. Нерсесова, лежит отличие от юридических действий, которые совершает. например, представитель, заключая сделку самостоятельно, т.е. путем выражения своей собственной воли, производящей юридические последствия для принципала. Изложенный подход, на наш взгляд, недостаточно обоснован. Представляется, что в случае с фактическими действиями говорить о воле принципала (клиента посредника) вообще некорректно, поскольку подразумеваться будет иная воля, воля в ином значении (как психическое отношение субъекта к любому своему действию, например, воля лица, бросившего камень), нежели требуется для совершения юридического действия.

Сравнение нунция (посланника) и представителя

Особенно отчетливо проблема различия юридических и фактических действий видна при сопоставлении так называемого нунция (посланника) и представителя.

Н.О. Нерсесов указывает на определенный видимый признак, по которому можно узнать нунция: обыкновенно он играет роль посредника¹⁹⁴, через которого передается отсутствующему контрагенту объявление воли для известного предложения (оферта) или для принятия такового (акцепта), но никак не для того и другого одновременно. Вместе с тем, ученый делает оговорку, что в действительной жизни нередко бывает очень трудно провести резкую грань между представителем и посланником, и вопрос должен быть разрешаем на основании обстоятельств, сопровождающих совершение сделки через посредствующее лицо¹⁹⁵.

В литературе советского периода высказывались разные мнения относительно соотношения представителя и посланника. Н.В. Шерешевский предлагал нивелировать различие между представителем и посланником, поскольку «...возникновение сделки и ее характер определяются не столько внутренним психологическим процессом хотения, сколько объективным моментом внешнего обнаружения воли. Если же решающее значение признать за волеизъявлением, то подлинным творцом сделки является тот, кто выражает волеизъявление... Поэтому различие представителя и посланца теоретически не имеет оправдания»¹⁹⁶. Напротив, В.А. Рясенцев выступал с критикой подобного подхода и склонялся к мнению, выраженному И.О. Нерсесовым. Он определял посыльного как физическое лицо, передающее в устной или письменной форме волеизъявление другого лица или принимающее для передачи ему волеизъявления третьих лиц¹⁹⁷.

Следует согласиться с тем, что в противоположность нунцию (посланнику) представитель не передает чужую волю, а изъявляет свою собственную, и поэтому его действия носят юридический характер. По нашему мнению, различие между представителем и нунцием должно сохранить свое значение только для случаев совершения сделки в письменной форме. Так, если лицо передает кому-либо письменные оферту или акцепт, подписанные не им самим, а третьим лицом (субъектом будущей сделки), то мы имеем дело с нунцием (посланником). В этом случае услуги нунция (посланника) и услуги почтовой связи не имеют никаких существенных различий: в обоих случаях контрагент получает волеизъявление другого контрагента и несет одинаковый риск того, что в действительности данное волеизъявление было сделано не тем лицом, которое следует из содержания письменного документа.

Ситуация кардинально меняется в случае, когда лицо передает устное волеизъявление другого лица. По нашему мнению, интересы оборота препятствуют тому, чтобы различать здесь представителя и посланника. Третье лицо, по отношению к которому представитель изъявляет свою волю, всегда должно иметь возможность установить, будет ли представляемый связан этим изъявлением. Эта возможность обеспечивается путем фиксации полномочий представителя в особом письменном документе (доверенности) либо посредством так называемых подразумеваемых полномочий, которые следуют из обстановки, в какой действует представитель. Так или иначе, но третье лицо такой возможностью обладает в случае с представительством и будет ее лишено, если мы признаем допустимость передачи устных волеизъявлений через посланника, который не имеет никаких полномочий.

Если посланник неверно передаст волеизъявление своего принципала, то при решении конфликта потребуется либо нарушить интересы третьего лица, если мы не признаем принципала связанным тем волеизъявлением, которое сделал посланник, либо интересы самого принципала, если признаем обязательным для него волеизъявление с «искажениями», допущенными посланником. Понятно, что эти интересы никак не нарушаются, если посланник передает письменный документ за подписью своего принципала. Случаи поддельности такого документа относятся к риску третьего лица, который оно принимает на себя, вступая в отношения с контрагентом, находящимся на расстоянии.

Встречные интересы принципала и третьего лица применительно к представительству уже давно получили компромиссное решение в виде такого института, как полномочия представителя, которыми связан принципал, если представитель действует в их пределах, и которым может доверять третье лицо при принятии каких-либо волеизъявлений от представителя.

В связи с этим соображением представляется разумным отказаться от института посланника при передаче устных волеизъявлений, сохранив его в определенных пределах для передачи письменных документов.

Отдельно следует остановиться на случае, когда представитель направляется г на переговоры с третьим лицом с одной единственной целью передать положительное отношение своего принципала к полученной ранее оферте, т.е. совершить акцепт. Некоторые авторы полагают, что этот случай нельзя отнести к представительству¹⁹⁸, поскольку представитель не изъявляет собственной воли, а лишь передает волю своего принципала. Это действительно так, если посланник передает документ за подписью своего принципала. Но если посланник ставит от имени принципала свою подпись под каким-либо документом или передает акцепт устно, он изъявляет собственную волю и может рассматриваться только как представитель, а значит, должен обладать полномочиями на совершение таких действий.

Возникает вопрос, как расценить доверенность, в которой представителю предоставляется только право сказать «да» в ответ на определенное предложение третьего лица? С нашей точки зрения, эта доверенность ничем существенно не отличается от любой другой доверенности, в которой представитель обладает более широким объемом полномочий, например, не просто сказать «да» или «нет», но и участвовать в выработке условий сделки. Доверенность наделяет представителя только полномочием, как особым субъективным правом, вопрос об обязанности представителя совершить какое-либо действие лежит в плоскости его обязательственных отношений с принципалом (представляемым). Если представитель обязан в силу этих отношений сказать «да» в рассматриваемом нами примере, это не означает, что он передает чужую волю. Он изъявляет (или не изъявляет!) собственную волю, детерминированную волей представляемого, но от этого не становящейся волей последнего¹⁹⁹. Если представляемый хочет сообщить третьему лицу собственную волю, ему следует сделать это в письменном документе за собственной подписью, а не использовать услуги представителя.

Практическое значение разделения посланника и представителя можно усматривать помимо дееспособности, которая требуется для представителя, например, в ситуации, когда нунций передает письмо своего принципала третьему лицу. Отказ третьего лица от принятия этого письма не может произойти по тому основанию, что посланник не имеет полномочий на совершение таких действий, поскольку полномочие может быть дано лишь на совершение юридических действий, т.е. действий, связанных с изъявлением воли субъекта этих действий. Полномочие на совершение фактических действий - нонсенс, contraditio in adjecto.

Исследование характера действий по исполнению существующего обязательства Вопрос о характере (юридическом или фактическом) действий, направленных на исполнение уже заключенной сделки, в виде передачи вещи приобретателю, уплаты денег и проч., имеет высокую актуальность не только для интересующей нас проблемы, но и всех связанных с ней практических последствий: если такие действия не носят юридического характера, то они не могут стать предметом, в частности, договора поручения.

Высказываются диаметрально противоположные точки зрения на этот счет. По мнению Н.О. Нерсесова, соучастие для исполнения заключенной уже юридической сделки проявляется обыкновенно в виде совершения различных чисто фактических услуг, согласно воле принципала. Под эту категорию можно подвести действие лица, вручающего вещь ее приобретателю по поручению отчуждающего, лица, производящего уплату указанного ему количества денег²⁰⁰. Как видим, автор склонен признавать за такими действиями строго фактический характер.

Напротив, Е.А. Суханов указывает, что любое действие, из числа указанных в законе, направленное на прекращение существующего обязательства, представляет собой сделку. Таким образом, надлежащее исполнение обязательства, влекущее его прекращение в силу п. 1 ст.408 ГК РФ, является сделкой²⁰¹. Суть исполнения зависит от вида гражданско-правового обязательства, но может состоять в передаче товара, уплате денег, оказании услуг, выполнении работ и т.п.

Отрицать юридический характер за действием, обладающим признаками гражданско-правовой сделки, означает разрушать всякую возможность упорядочения в сфере деления действий на юридические и фактические. Поэтому следует признать, что, установив признаки сделки в действиях по надлежащему исполнению обязательства, Е.А. Суханов признал за такими действиями юридический характер.

Этот подход вызывает сомнения, несмотря на его формальное соответствие действующему правовому регулированию в России. Можно выдвинуть следующие возражения против него. Признание исполнения сделкой (по-видимому, двусторонней, поскольку здесь совпадают два встречных волеизъявления, одно -на производство действия, другое - на его принятие) влечет за собой возможность признания этой сделки недействительной с применением правил о реституции, которая всегда будет односторонней, поскольку любое исполнение происходит от одной стороны в пользу другой и не предполагает встречного предоставления. Такое предоставление происходит лишь в рамках обязательственно-правовой сделки, по которой и производится первое исполнение, и представляет собой такое же относительное самостоятельное исполнение, т.е. самостоятельную «сделку».

Вместе с тем, согласно действующему правовому регулированию возврат исполненного без правового основания происходит по правилам о неосновательном обогащении (п.1 ст. 1102 ГК РФ). Если рассматривать исполнение обязательства продавца по передаче купленной вещи как сделку, то недействительность самого договора должна влечь за собой и недействительность сделки по передаче вещи, а значит, возврат этой вещи по правилам о реституции от того лица, которому эта вещь была передана. Предположим теперь, что вещь передавалась не покупателю, а третьему лицу. Получается, что вещь в порядке реституции можно истребовать и у него, хотя в п.2 ст. 167 ГК РФ урегулирована ситуация, когда вещь невозможно истребовать в порядке реституции у стороны по основной сделке, и вопрос о возможности истребования вещи у ее конечного получателя является спорным.

По-видимому, при всем том, что с формальной точки зрения действия, направленные на исполнение (и связанное с ним прекращение) обязательства, как то передача вещи, уплата денег и проч., отвечают признакам гражданско-правовых сделок, зафиксированным в ст. 153 ГК РФ, они таковыми не являются.

В том случае, когда эти действия совершает сам должник, ситуация не столь ясна, как в случае, когда эти действия совершаются третьим лицом. Это третье лицо, например, банк, совершает действие по передаче кредитору своего клиента денежных средств, но оно не преследует цели в результате этих действий исполнить какое-либо обязательство клиента перед получателем средств и не является сделкой вследствие этой цели²⁰². Основанием для производимого исполнения выступает собственная обязанность банка по отношению к своему клиенту. Если рассматривать этот платеж под углом зрения исполнения обязательств перед клиентом как сделки, то платеж является сделкой, но уже по другому основанию, чем он являлся бы ею же, если бы его совершал сам должник (в нашем случае - клиент банка)! Эта ситуация не характерна для традиционной гражданско-правовой сделки. Если есть какое-либо действие, отвечающие признакам гражданско-правовой сделки, то это действие останется сделкой в силу тех же самых признаков, даже если субъект совершения этого действия поменяется.

Например, если какой-либо участник оборота намерен заключить договор купли-продажи определенной вещи в качестве ее продавца, то это же действие, совершенное представителем этого лица, будет сделкой только потому, что лежащих в этом действии признаков достаточно, чтобы признаваться сделкой. Таким образом, не требуется установить определенное отношение этого действия к обязанному его совершить лицу, то есть не имеет значения, что представитель совершает это действие в порядке исполнения собственной обязанности перед представляемым, возникшей в силу договора поручения или на ином основании.

При ином подходе признаки сделки может получить буквально любое действие сторон. Недопустимость такого решения отчетливо видна на примере договоров на оказание услуг: если обучение бальным танцам или экскурсионное обслуживание будет признано сделкой (только потому, что в таком виде одно лицо исполняет свои обязанности перед другим лицом), то выделение сделок как самостоятельной категории гражданского права потеряет всякий смысл.

Сущность правовой сделки состоит в том, что в ней проявляется направленная на порождение правового воздействия воля и что, по образному выражению немецкого цивилиста Я. Шаппа, вердикт правопорядка по признанию этой воли осуществляет желаемое правовое оформление²⁰³. Совершенно справедливо и еще одно замечание того же автора: «Практически закон использует понятие сделки в двойном значении. Сделкой он называет как волеизъявление, так и совокупный правовой состав, в котором отдельное волеизъявление представляет собой лишь составную часть. ... Применяя понятие сделки в первом значении, следует говорить о сделке в узком смысле (сделка как волеизъявление), во втором значении - о сделке в широком смысле (правовая сделка как совокупный состав)»²⁰⁴.

В.А. Рясенцев делал вывод, что фактические или так называемые материальные действия (изготовление вещи, ремонт имущества, переноска груза и т.д.) не могут быть объектом представительства именно потому, что они не носят юридического характера. Следовательно, в тех случаях, когда лицо, обладающее полномочием, производит фактические Ш действия, оно перестает быть представителем. Например, агент по снабжению переносит полученную им по доверенности тару со двора на склад фабрики - при совершении этих фактических действий ни о какой представительской деятельности уже говорить не приходится²⁰⁵. Эта позиция заслуживает полного одобрения.

Как указывал А. Каравайкин, существуют три основные теории об исполнении договора: согласно первой, теории действия, кредитор является исключительно пассивной стороной, он лишь фактический получатель предмета договорного обязательства. Исполнение зависит только от должника, при этом действие должника имеет всегда фактический характер²⁰⁶.

Так называемая теория удовлетворения, которую разрабатывали Гартман и Дернбург, утверждает, что исполнение обусловливается не содержанием обязательства, а целью обязательства. Кредитор должен реализовать цель, намеченную в обязательстве, должен быть удовлетворен его интерес. Сущность вопроса заключается поэтому не в действии должника, а в достижении определенного результата. Гартман заявляет даже, что обязательство есть обязанность должника перед правопорядком, а не перед верителем, для которого обязательство является лишь фактическим удовлетворением. Поэтому теория удовлетворения подчеркивает значение реального исполнения и допускает исполнение третьим лицом²⁰⁷.

Третья теория рассматривает исполнение уже не как простой факт, а как сделку: или как двустороннюю юридическую сделку, т.е. договор (Виндшейд, отчасти Унгер, Ремер, Генрици, Штрукман и др.) или как одностороннюю сделку, исходящую от должника. По теории сделки-договора исполнение не может совершаться без согласованного действия обеих сторон в обязательстве кредитора и должника; поэтому здесь налицо все признаки договора: обе стороны находятся в одинаковом положении. Необходимо волеизъявление той и другой стороны, направленное на прекращение обязательства. По теории же односторонней сделки стороны в обязательстве находятся не в одинаковом положении; волеизъявление, прекращающее обязательство, исходит только от должника, а потом уже к нему присоединяется кредитор²⁰⁸.

Рассмотрим, какой подход используется современными немецкими юристами. Я. Шапп отмечает: «Процесс договорного оформления правоотношений включает в себя, с одной стороны, обязательственно-правовой договор, порождающий обязательства и соответствующие правопритязания, с другой - акты исполнения этих обязательств»²⁰⁹. Акты по переносу права собственности признаются абстрактными вещными договорами, оторванными от лежащей в их основе обязательственно-правовой сделки. Однако иные акты во исполнение принятых обязательств не признаются сделками, что подтверждается при дальнейшем знакомстве со взглядами процитированного нами автора.

«Обязательства могут быть связаны не только с передачей права собственности на вещи ..., обязательства вместо совершения сделок могут быть связаны с совершением лишь фактических действий (например, передача владения, претерпевание использования вещи, оказание услуг, совершение сделок за другое лицо, создание произведения)... В случае совершения сделки правовое последствие наступает, потому что участвующие в сделке лица хотят этого и такое волевое желание признается правопорядком в качестве основы наступления данного последствия. По-иному обстоит дело в случае лишь фактических действий. Здесь такие действия также имеют свои последствия, и эти последствия желаются участвующими лицами. Но здесь в качестве основы правового последствия выступает само действие, а не выражающаяся в этом действии естественная воля участвующих лиц. Соответственно правопорядок связывает наступление правового последствия с самим действием»²¹⁰

Приведенные рассуждения подтверждают занятую нами позицию по вопросу о характере исполнения обязательств.

В российском гражданском праве не была воспринята конструкция абстрактных вещных договоров, и поэтому есть меньше оснований для того, чтобы называть исполнение договора, приводящее к переносу права собственности на вещи или иным последствиям, самостоятельной сделкой (сделкой в широком смысле). По-видимому, исполнение таких и некоторых других договоров обладает признаками сделки в узком смысле, как волеизъявления лица, если пользоваться терминами Я. Шаппа, то есть подход третьей группы теорий можно назвать в этой части обоснованным.

Б.Б. Черепахин высказывался по интересующему нас вопросу следующим образом: «Требуемая для перехода права собственности передача отчуждаемой по договору вещи не является самостоятельной сделкой. Ее следует рассматривать наряду с отчуждательным договором в качестве неразрывной части юридического состава, приводящего к переносу права собственности на вещь»²¹¹. Далее ученый соглашался с Д.М. Генкиным, что передача в советском праве носит не абстрактный, а каузальный характер²¹². Как видим, Б.Б. Черепахин не отрицал характера сделки за передачей вещи в силу обязательственных отношений, он лишь устанавливал ограничение «самостоятельности» данной сделки.

Мы можем отметить, что все правовое регулирование в сфере российского гражданского права построено в расчете только на сделку в широком смысле слова. Именно эти сделки могут оспариваться, признаваться недействительными. Например, признание договора купли-продажи недействительным означает, что и право собственности в результате исполнения этого договора не перешло на покупателя. Акт передачи (сделка в узком смысле, т.к. воля на перенесение права собственности на покупателя в действиях продавца присутствовала) не требуется признавать недействительным. Именно так подходят к данному вопросу отечественная доктрина и судебная практика. В Германии, напротив, недействительность обязательственно-правовой сделки не влечет автоматического ненаступления последствий по передаче вещи во исполнение такой сделки.

Аналогичным образом, на совершение исключительно сделок в широком смысле рассчитан договор комиссии: нельзя на основании этого договора обязать комиссионера передать кому-либо определенную вещь и установить это в качестве его единственной обязанности. Такой договор не будет признан договором комиссии именно по той причине, что в таких действиях будут отсутствовать признаки сделки.

В основе приведенных доводов мы можем сделать вывод о том, что исполнение существующего обязательства в российском праве должно иметь, по общему правилу, характер фактических действий. Следствием данного вывода можно назвать невозможность для таких действий выступать самостоятельным предметом какого-либо договора, направленного на оказание юридических услуг.

Обратимся еще раз к примеру с подрядчиком, создающим новую вещь и передающим ее в собственность своего заказчика. Теперь, после изучения природы юридических и фактических действий, мы можем утверждать, что эти действия подрядчика не являются юридическими ни по тому признаку, что возникает абсолютное право (право собственности) заказчика вследствие его действий, ни по тому признаку, что подрядчик, передавая вещь заказчику, исполняет собственную обязанность перед последним. В совершении этого действия подрядчиком нельзя усмотреть изъявления воли именно в том смысле, в каком оно требуется для понятия юридического действия. Действие подрядчика не безразлично для права, право признает за ним определенные юридические последствия, это действие производится осознанно, т.е. воля как психическое отношение к собственным поступкам в действиях подрядчика присутствует, но нет воли в узком смысле, воли, направленной на порождение правовых последствий. Эти последствия возникают только вследствие указания в норме права на такие действия как на основание для определенных изменений в правовых отношениях, и в этой связи исполнение обязательства стоит в ряду других явлений действительности (например, событий, таких как смерть лица, стихийное бедствие, вызвавшее невозможность исполнения и проч.), с которыми правовая норма нередко связывает определенный правовой результат.

Эта проблема, безусловно, требует самостоятельного научного изучения, и мы затронули ее поскольку, поскольку нам потребуется далее по тексту работы обращаться к ней при рассмотрении предмета тех договоров, кс оформляется посредническая деятельность.

Определение юридических действий

На основе проведенных рассуждений можно сформулировать следующее определение юридических действий: юридическим является такое правомерное действие субъекта гражданских прав, при котором он изъявляет собственную, юридически значимую волю, направленную на возникновение, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей, независимо от того, у кого возникает правовой результат от таких действий.

Соответственно, фактическим будет любое действие, которое не обладает признаками юридического.

При таком подходе мы выводим за границы понятия юридического действия деятельность подрядчика по созданию права собственности заказчика на какую-либо вещь, с одной стороны, и относим деятельность комиссионера к числу юридических услуг только по тому основанию, что эта деятельность сама по себе является юридической, а не потому, что она «в конечном итоге» порождает права и обязанности у комитента, с другой стороны.

Мы видели, насколько существенное значение придается тому, кто выступает субъектом волеизъявления при совершении определенного действия. Именно с этой сходной позиции мы можем оценить юридический характер услуг, оказываемых поверенным, комиссионером, агентом и доверительным управляющим, который признается за такими услугами в литературе²¹³. Каждое из этих лиц оказывает юридические услуги в первую очередь потому, что само совершает сделки и иные юридические действия путем изъявления собственной воли, направленной на возникновение правового результата, и лишь в качестве следствия этого выступает то обстоятельство, что правовой результат

непосредственно или опосредованно (со сделанными выше оговорками) возникает у другого лица (доверителя, комитента, принципала, учредителя управления или бенефициара). Еще одним признаком юридических услуг, производным от вышеназванных, можно считать тот, что ни одна из этих услуг не видоизменяет веши услугополучателя, не порождает и не прекращает его права собственности на веши, его обязательственного или исключительного права. Все эти экономико-правовые последствия происходят только вследствие взаимодействия лица, оказывающего юридические услуги, с третьими лицами.