Учебный год 22-23 / КНИГИ2б1 / Степанов Д.И. - статьи / ДИС - Правопреемство при реорганизации в форме выделения

ПРАВОПРЕЕМСТВО ПРИ РЕОРГАНИЗАЦИИ В ФОРМЕ ВЫДЕЛЕНИЯ

© Д.И. Степанов 2002 г.

Все права защищены.

Опубликовано в Вестнике ВАС РФ 2002 №7 с.111-120, №8 с.94-107.

Доктрина гражданского права в последние годы стала проявлять все большее внимание проблемам создания и функционирования юридических лиц различных организационно-правовых форм, причем вопросы реорганизации юридических лиц до недавнего времени либо вообще не затрагивались, либо рассматривались по ходу изложения материала как формально необходимая часть исследования.¹ При этом изучению проблем правопреемства, возникающих при проведении реорганизации юридических лиц, уделяется еще меньшее внимание, и это при том, что институт правопреемства (преемства в правах и обязанностях) является центральным в деле регулирования процедур проведения реорганизации юридических лиц, определяющим содержание отдельных юридико-технических построений, применяемых гражданским законодательством.

Однако недавно свершившаяся реформа законодательства о наследовании (где вопросы правопреемства также являются наиболее существенным элементом механизма правового регулирования), а также предстоящая реформа законодательства о реорганизации² выдвинула данную проблему на передний план.

I.

В отечественной частноправовой науке можно выделить два диаметрально противоположных подхода к определению природы правопреемства, к пониманию его общей теоретической конструкции. Исторически первым, берущим своим истоком римское частное право, является понимание правопреемства как перехода прав и обязанностей от одного лица к другому. Данная позиция предполагает, что в результате совершения определенных действий происходит переход (передача) прав и обязанностей от одного лица к другому. Подобный подход проистекает из подразделения всех способов приобретения прав (обязанностей) на оригинальные, или первоначальные, и производные,³ или деривативные, при этом критерием разграничения выступает то, что при производном правоприобретении право приобретателя опирается на право, существовавшее у другого лица.⁴ В данном случае лицо, у которого ранее существовало право, именуется auctor, а новый приобретатель successor, само же деривативное приобретение права называется с точки зрения auctor’a – передачей права, а с точки зрения successor’a – преемство в праве – succesio.⁵ В единственной в советской цивилистике монографии, специально посвященной вопросам правопреемства, Б.Б. Черепахин определял правопреемство как переход субъективного права (в широком смысле – также правовой обязанности) от одного лица (праводателя) к другому (правопреемнику) в порядке производного правоприобретения (в соответствующих случаях – производного приобретения правовой обязанности).⁶ При этом основанием, occasio legis, допустимости подобного понимания правопреемства выступает простой факт, а именно неизменность основной юридической характеристики переходящего права или переходящей обязанности,⁷ а в рамках правоотношения – сохранение его содержания.

Противники указанного понимания сущности правопреемства, развивая приведенное выше положение вглубь, приходят к заключению, что в таком случае происходит обособление прав и обязанностей на отрезке их движения от праводателя (auctor’a) к правопреемнику (successor’у). Очевидно, что здесь акцент в понимании природы правопреемства делается на слове передача прав и обязанностей; права и обязанности, чтобы удовлетворять изложенной концепции понимания правопреемства, должны якобы обособляться и передаваться (передача по аналогии с договорами, направленными на передачу вещей, мыслится здесь в виде своеобразной traditio) как объекты sui generis, а потому мысленно можно допустить, что во временнóм отношении права и обязанности лишаются своего субъекта и становятся бессубъектными на период их перехода от одного лица к другому. Вместе с тем, утрированное изложение подобной позиции вовсе не является действительным отражением происходящего процесса, а лишь выступает переводом на рассудочный язык сложного юридического явления, и попыткой осмысления идеального по своей природе процесса в рамках материального пространства и линейного времени. Однако концепция правопреемства как перехода (передачи) прав и обязанностей от одного лица к другому, действительно постулируя тезис о переходе прав и обязанностей, не задается целью показать механизм перехода прав и обязанностей, она лишь фиксирует реально происходящий процесс и пытается дать его объяснение в привычных для цивилистической доктрины понятиях.

Иная точка зрения, высказанная по вопросу определения юридической сущности правопреемства, сводится к пониманию правопреемства как смены субъектов правоотношения. В новейшей литературе такая позиция в наиболее последовательном виде выражена В.А. Беловым.⁸ В данном случае о правопреемстве можно говорить лишь условно, ибо преемства собственно в правах (обязанностях) не происходит вовсе, поскольку при подобном понимании правопреемства права или обязанности ни к кому не переходят, происходит лишь прекращение одного правоотношения с известным субъектным составом и возникновение нового правоотношения.⁹ В советской цивилистике невозможность перехода (передачи) прав и обязанностей обосновывалась В.А. Рясенцевым,¹⁰ В.П. Грибановым¹¹ и рядом других правоведов в связи с рассмотрением вопросов, связанных с переходом права собственности.

Не вдаваясь в подробный анализ полемики, имевшей место между В.А. Рясенцевым и его сторонниками, а также Б.Б. Черепахиным и представителями отстаиваемой им точки зрения, следует отметить, что основанием для размежевания доктринальных позиций по рассматриваемому вопросу на уровне общей теории права выступает фундаментальное различие в понимании содержания и объекта правоотношения, а уже на уровне отраслевой науки – допустимость установления прав на права или, иначе, включения в объект одного права иных прав. Исследователи, включающие в объект правоотношения права и обязанности, либо признающие права и обязанности оборотоспособными (подлежащими обособлению, опредмечиванию) также допускают и возможность правопреемства, понимаемого в виде перехода (передачи) прав и обязанностей от одного лица к другому с сохранением в силе ранее возникшего правоотношения, которое в таком случае не прекращается с последующим возобновлением вновь, а лишь изменяется, модифицируется за счет смены участников. Напротив, ученые, не допускающие включение в состав имущества прав и обязанностей, либо в принципе отрицающие возможность установления каких-либо связей между правом и его объектом, кроме непосредственных одночленных, противятся пониманию правопреемства как перехода прав и обязанностей.

Отличительным достоинством концепции последовательного прекращения и возникновения правоотношений при правопреемстве является то, что она пытается дать объяснение механизму процесса правопреемства, чего нельзя сказать о первой из рассмотренных выше концепций. Однако понятность и очевидная, на первый взгляд, логичность процесса правопреемства, понимаемого как последовательное прекращение и возникновение правоотношений, в общетеоретическом и практическом плане приводит к печальным последствиям, поскольку implicite отрицается вообще возможность производного правопреемства.¹² Понимание правопреемства как прекращения одних правоотношений и возникновения новых с иным субъектным составом чрезвычайно удобно можно было бы использовать при объяснении правопреемства, возникающего при реорганизации юридических лиц, однако здесь обязательно бы возник вопрос, а почему вновь возникающие правоотношения с иными участниками сохраняют права и обязанности, идентичные ранее существовавшим? Кроме того, если говорить, что возникающие вновь правоотношения имеют иное содержание,¹³ то становится совсем непонятно, почему в новом правоотношении, имеющем иное содержание, новые субъекты приобретают права и принимают обязанности, идентичные тем, что существовали при наличии прежних правоотношений.

Несмотря на кажущуюся противоположность указанных выше концепций при более пристальном их рассмотрении обнаруживается скорее сходство, нежели различие. Представляется, что обе точки зрения, отталкиваясь от одинаковых исходных моментов, но различающиеся в своих методологических подходах, приходят к сходным выводам. Различие между этими концепциями заключается в том, чтó принимается за причину, а что – за следствие. Если в первой концепции в результате движения прав и обязанностей осуществляется смена участников правоотношения, то во второй «движение» (для представителей этой концепции права статичны и неизменны, они, как и правоотношения, прекращаются и возникают вновь) прав и обязанностей происходит в результате замены субъектов правоотношения. В первом случае конкретное правоотношение сохраняется, изменясь, а во втором одно правоотношение с известным субъектным составом прекращается с немедленным возникновением нового правоотношения, единственным новшеством которого является новый субъектный состав, а содержание, понимаемое как совокупность прав и обязанностей, – остается аналогичным прежнему правоотношению. Таким образом, научная дискуссия по рассматриваемому вопросу сводится к субъективной оценке последствий тех или иных действий и выставлению границ правоотношения: что такое прекращение правоотношения, или иначе, где заканчивается одно правоотношение и начинается другое.

Аргумент, нередко высказываемый в опровержение или в упрек концепции понимания правопреемства как перехода (передачи) прав и обязанностей, что при подобном понимании правопреемства возможно существование бессубъектных прав и обязанностей, в равной степени применим и к противоположной точке зрения. Если подходить с рассудочных позиций к концепции правопреемства как последовательного прекращения и возникновения правоотношений, то права и обязанности при бесконечно малых временных промежутках могут рассматриваться как не имеющие своего субъекта, поскольку по прекращении одного правоотношения и до возникновения нового они должны признаваться не имеющими своего субъекта. Данный момент не только указывает на спорность обеих концепций, но и лишний раз доказывает их сходство.

Природа правопреемства, его юридическая сущность как в общем плане, так и в отдельных его проявлениях, наблюдаемых в том числе при реорганизации юридических лиц, требует своего дальнейшего углубленного изучения. Основная проблема, которая видится в данном случае, состоит в объяснении процесса, механизма перехода прав и обязанностей от одного лица к другому.

В советской доктрине гражданского права, прочно стоявшей на материалистическом понимании окружающей действительности, право не рассматривалось само по себе, а его понятие выводилось из каких-либо внешних по отношению к собственно праву обстоятельств, при этом для определения сущности права как объективного явления использовались различные критерии, которые, однако, не позволяли понять субстрат, «материю» самого права. Вместе с тем, очевидным фактом для большого числа исследователей выступал идеальный, смысловой характер правовой действительности. Право на протяжении всей истории его развития предстает перед нами как смысловое, идеальное образование, наконец, как идея. В цивилистической литературе советского периода обоснованно отмечалось, что права и обязанности являются юридическими категориями, которые, как и всякие иные идеальные категории, не могут передаваться.¹⁴

Права и обязанности есть также смысловые, идеальные категории, которые могут мыслиться как рациональные построения. То же самое можно сказать и о принадлежности определенного права (обязанности) известному лицу, поскольку связь лица с правом также является смысловой, идеальной по своей природе. При подобном понимании правовой действительности, очевидно, что переход прав и обязанностей вполне возможен от одного лица к другому, но не передача прав (обязанностей), если под передачей подразумевается вручение, traditio. Самостоятельная циркуляция прав в гражданском обороте, представляющая огромную теоретическую проблему современного гражданского права, возможна лишь при условии обособления, оформления прав и обязанностей как специфических объектов, права на которые не могут устанавливаться непосредственно, а лишь с использованием особых инструментов, которые позволяют заключать права для целей их оборота в специальные идеальные оболочки.¹⁵

Учитывая, что права и обязанности суть претерпевающие, пассивные объекты, переход их от одного лица к другому возможен лишь при условии совершении определенных действий со стороны праводателя и/или правопреемника. Таким образом, право вводит специальные конструкции, формулы, посредством которых удостоверяется переход прав и обязанностей от одного лица к другому, как правило, не создавая собственно механизмов передачи прав и обязанностей, которые переходят ipso jure от одного лица к другому самостоятельно, без их вручения [traditio, cessio] или иных фактических действий, направленных на их «перемещение». Соответственно, различные правовые инструменты, используемые для осуществления правопреемства, выполняют лишь символическую или семиотическую, знаковую функцию, манифестируя для правопредшественника и правопреемника, а также для третьих лиц, что с определенного момента произошел переход прав и обязанностей.¹⁶ Очевидно, что именно поэтому объяснение перехода прав и обязанностей в порядке универсального или сингулярного правопреемства в обычных, с точки зрения традиционной догматики права, терминах представляет огромную сложность и порождает множество споров.

Поскольку правопреемство сопутствует производному правоприобретению, право правопреемника всегда зависит от того, какое право имел его праводатель, что характеризуется известным афоризмом о невозможности передать больше того, что имел праводатель.¹⁷ Вместе с тем, как будет показано ниже, в отдельных случаях к правопреемнику может перейти право (обязанность) в объеме, отличном, от ранее существовавшего, при этом правопреемник может получить как права, которых не было у праводателя, так и лишиться некоторых прав, ранее принадлежавших праводателю. Это, однако, не порочит развиваемой конструкции перехода прав и обязанностей в порядке правопреемства, поскольку, как уже было указано, отношения между субъектом права и самим правом являются идеальными связями, а потому при трансформации связей возможна либо их частичная утрата и, соответственно, утрата прав, либо возникновение новых, в том числе возникающих непосредственно из закона.

II.

В доктрине гражданского права традиционно принято подразделять правопреемство на универсальное и сингулярное. Понятие универсального преемства в правах и обязанностях было развито в рамках наследственного права еще в эпоху римского права на основе представлений о преемстве личности, загробном мире и продолжении человека в его потомках,¹⁸ а затем прочно закрепилось в континентальном правопорядке.¹⁹ Критерием разграничения правопреемства на универсальное и сингулярное выступает объем передаваемых прав и обязанностей, причем объем этот определяется в соотношении к совокупности всех прав и обязанностей auctor’a: если от правопредшественника переходят все его права и обязанности в их совокупности, то имеет место универсальное, или общее, преемство, если часть – то сингулярное, или частное. В наследственном праве сингулярному правопреемству придают нередко еще более узкое значение, говоря, что при сингулярном правопреемстве возможен переход лишь одних прав (одного права), исключая обязанности,²⁰ противопоставляя его тем самым универсальному правопреемству, при котором происходит переход всех прав и обязанностей,²¹ как наличных, так и скрытых, которые возникнут в будущем. Принимая во внимание отсутствие полной определенности в составе имущества, при универсальном преемстве правопреемник должен направить свою волю не на приобретение отдельных прав или обязанностей, а на приобретение всего имущества в совокупности, в результате он приобретает даже такие правоотношения, о существовании которых не знал.²²

Поскольку при правопреемстве обычно имеет место переход прав и обязанностей от одного лица к другому, такое правопреемство принято именовать транслятивным, то есть переносящим права и обязанности.²³ В отличие от этого, при конститутивном правопреемстве не происходит перехода собственно прав или обязанностей от одного лица к другому, в этом случае правопредшественник на основании своего права, сохраняя его за собой, устанавливает для правопреемника другое право, которое ограничивает затем право auctor’a, пока существует.²⁴ Конститутивное правопреемство не является правопреемством, если под последним понимать переход прав и обязанностей от одного лица к другому, поскольку в данном случае не происходит движения прав или обязанностей. Правопреемством его называют лишь потому, что в данном случае имеется производное правоприобретение, причем право приобретателя нового права возникает на основании права auctor’a, субъективное право последнего задает рамки и определяет содержание права преемника, именно поэтому здесь усматривают признаки правопреемства.

Традиционно в отечественной цивилистической доктрине (как в исследовательских публикациях, так и в учебной литературе) принято говорить об универсальном характере правопреемства, возникающего при реорганизации.²⁵ При этом универсальным называют правопреемство, возникающее при различных формах реорганизации. Вместе с тем, правопреемство, имеющее место при реорганизации в форме преобразования, слияния, присоединения и разделения бесспорно может быть отнесено к универсальному правопреемству. Однако вопрос о правопреемстве, осуществляющемся при реорганизации в форме выделения, не столь однозначен, поскольку к создаваемому в результате выделения юридическому лицу переходит лишь часть прав и обязанностей реорганизованного юридического лица.

В литературе реорганизация юридического лица рассматривается как один из способов его прекращения, отличающийся от ликвидации организации наличием правопреемства.²⁶ Любая реорганизация сопровождается выбытием из гражданского оборота как минимум одного юридического лица, субъекта права, либо существенным изменением имущественного положения юридического лица, соответственно, встает вопрос о переходе прав и обязанностей к иному лицу или лицам, являющимися правопреемниками реорганизованного юридического лица. При этом прекращение деятельности одного юридического лица выступает не как цель реорганизации, а лишь как сопутствующее реорганизации явление, внешнее собственно феномену реорганизации. При реорганизации юридического лица происходит либо смена организационно-правовой формы существующей организации (преобразование), либо устранение (слияние, присоединение) или появление новых юридических лиц (разделение, выделение), зачастую сопровождающееся сменой организационно-правовой формы.

При реорганизации в форме преобразования, слияния и разделения бесспорно происходит прекращение деятельности юридического лица. Совершенно иная ситуация в случае с реорганизацией в форме присоединения и выделения: присоединенное юридическое лицо действительно прекращает свою деятельность, но что происходит с юридически лицом, к которому осуществлено присоединение, аналогично и с реорганизованным в форме выделения юридическим лицом, - прекращает ли оно свою деятельность, и вообще, подвергается ли оно реорганизации?

При реорганизации в форме выделения происходит такое расщепление²⁷ юридического лица, при котором из его состава обособляется одно или несколько юридических лиц,²⁸ а само реорганизуемое юридическое лицо фактически продолжает существование и после завершения процесса реорганизации.

Для отечественного законодательства, в отличие от многих развитых западных правопорядков, характерно деление реорганизационных процедур по расщеплению компаний на разделение и выделение,²⁹ а процедур по объединению компаний – на слияние и присоединение. Для выяснения критерия такого разграничения следует ответить на вопрос, продолжает существование расщепляемое юридическое лицо или нет (при разделении, выделении) либо продолжает свое существование хотя бы одна из организаций, участвующих в объединении (при слиянии, присоединении).³⁰

При реорганизации юридического лица в форме выделения или присоединения не происходит прекращения текущей экономической деятельности юридического лица, соответственно реорганизованного в форме выделения и присоединения. В поддержку такого мнения выступают положения позитивного права,³¹ федеральных законов, посвященных отдельным организационно-правовым формам коммерческих организаций. Так, п.1 ст. 55 Федерального закона «Об обществах с ограниченной ответственностью»³² (далее: ФЗ об ООО) прямо указывает, что реорганизуемое в форме выделения общество с ограниченной ответственностью не прекращается, к аналогичному заключению можно прийти при толковании п.1 ст. 53 указанного закона в отношении реорганизованного в форме присоединения общества, то есть общества, к которому осуществлено присоединение. Идентичные формулировки можно встретить в п.1 ст. 19 и ст. 17 Федерального закона «Об акционерных обществах»³³ (далее: ФЗ об АО).

Однако не стóит думать, что при отсутствии прекращения текущей деятельности юридического лица не происходит его реорганизации, при этом если в отношении реорганизованного в форме присоединения юридического лица еще можно сомневаться, происходит ли реорганизация, то при реорганизации в форме выделения вполне очевидно происходит именно реорганизация, которая характеризуется существенным изменением имущественного положения такого лица, а, возможно, также составом участников и структурой основного капитала. Таким образом, юридическое лицо, реорганизованное в форме выделения или присоединения,³⁴ не прекращает своей текущей хозяйственной деятельности, но признается реорганизованным. Именно поэтому в специальных федеральных законах, посвященных отдельным организационно-правовым формам, юридическое лицо, из которого произведено выделение, именуется реорганизованным юридическим лицом, а выделенное юридическое лицо – созданным в результате выделения. Иная точка зрения, не признающая юридическое лицо, из которого произведено выделение, подвергшимся реорганизации, противоречила бы не только указанным положениям федеральных законов, а также п.4 ст.58 ГК РФ, но и реальной действительности, а также складывающейся правоприменительной практике.

Итак, реорганизация в форме выделения и присоединения имеет свою специфику, проявляющуюся в том, что в ходе проведения процесса реорганизации юридическое лицо не прекращает своей деятельности, однако по окончании процесса реорганизации такое юридическое лицо признается реорганизованным, то есть de jure новым юридически лицом, при этом черты нового субъекта права здесь очень сложно рассмотреть.³⁵ Кроме того, если признать, что реорганизованное в форме выделения юридическое лицо не тождественно юридическому лицу, существовавшему до реорганизации, становится очень сложно провести грань между реорганизацией в форме выделения и разделения.

Действительно, если в результате проведения реорганизации в форме выделения юридическое лицо признается реорганизованным, то где проходит грань между реорганизованной в форме выделения организацией и юридическим лицом, созданным в результате разделения, ведь одно из юридических лиц, созданных в результате разделения может иметь ту же организационно-правовую форму, фирменное наименование, идентичные с ранее существовавшей организацией характеристики основного капитала и даже органы управления юридического лица? В чем же состоит существенное различие между юридическими лицами, реорганизованными в форме выделения и разделения, не понятно. Однако подобная трудность может возникнуть лишь при поверхностном взгляде на проблему. Кроме приведенного выше критерия, позволяющего разграничить выделение и разделение по признаку прекращения деятельности юридического лица, можно привести следующие соображения.

Существенным признаком реорганизации в форме выделения, позволяющим отграничить ее от реорганизации в форме разделения, выступает механизм правопреемства по отдельным обязательствам, в которых состояло юридическое лицо до реорганизации. Если при реорганизации в форме разделения юридическое лицо прекращает свою деятельность, а потому происходит реальный переход прав и обязанностей от юридического лица, существовавшего до реорганизации, к юридическим лицам, возникшим в результате реорганизации, при этом переход сопровождается заменой одной из сторон во всех ранее существовавших обязательствах реорганизованного юридического лица, то при реорганизации в форме выделения такой переход имеет место лишь в отношении юридического лица, созданного в результате выделения.

Совершенная иная ситуация с правами и обязанностями из обязательств, которые не переходят к юридическому лицу, созданному в результате выделения. В подобных обязательствах юридическое лицо, реорганизованное в форме выделения, внешне остается тем же субъектом, что и до реорганизации, однако в действительности это уже иной субъект, как с точки зрения имущественного положения, так и с позиций позитивного права, признающего такое лицо реорганизованным. Учитывая, что формально юридическое лицо представляется тем же субъектом (сохраняется прежняя фирма, организационно-правовая форма, органы управления и исполнительные органы), гражданское право не видит необходимости в создании каких-либо конструкций по замене стороны в обязательстве. Наряду с этим, учитывая, что в результате выделения юридическое лицо подвергается реорганизации, основным элементом которой является изменение имущественного положения соответствующего юридического лица, в данном случае законодатель предоставляет кредиторам право предъявить требование о досрочном исполнении или прекращении обязательств (п.2 ст.60 ГК РФ). Таким образом, по обязательствам, не переходящим к выделенному юридическому лицу, реорганизация в форме выделения воздействует лишь на ту часть обязательственных правоотношений, где реорганизованное юридическое лицо находится на пассивной стороне (стороне должника). Во всех иных случаях, в том числе, когда кредиторы не заявили соответствующих требований, изменение субъекта права не отражается на существе обязательства, и каких-либо внешних признаков правопреемства, имеющего место при любой форме реорганизации, не проявляется.