
Учебный год 22-23 / kn2gl20
.pdf480 |
Книгавторая |
Разъяснение того, справедливо ли государю или народи начинать войну за нарушения естественного права, не направленные против них самих или их подданные; опровержение мнения, согласно которому по природе для применения наказания требуется юрисдикция
лишь за намерение погубить врага, если ничего не предпринято для совершения этого».
2. Но не всякая преступная воля, обнаруженная какимлибо действием, влечет за собой наказание. Ибо если даже не все проступки, подвергаемые преследованию, влекут за собой наказание, то в тем меньшей мере — умысел и покушение. Во многих случаях имеет место сказанное Цицероном («Об обязанностях», кн. I): «Я не знаю, достаточно ли тому, кто причинит кому-нибудь досаду, раскаяться в своем проступке». Закон, данный евреям, против большинства начавшихся непредумышленных преступных посягательств на религию или даже против посягательств на человеческую жизнь не постановил ничего, потому что и относительно божественных вещей, не ясных для нас, нам нетрудно впасть в ошибку, а порыв гнева заслуживает прощения.
3.Впрочем, при столь широкой возможности вступления в брак недопустимо посягательство на чужой брачный союз и при достаточно равномерном распределении имущества — прибегать к обману в целях обогащения за чужой счет. Ибо хотя одна из десяти заповедей — не пожелай жены ближнего твоего, — если иметь в виду цель закона, то есть «дух его», очевидно, имеет широкое значение (ибо ведь закон преследует ту цель, чтобы все соблюдали даже совершенную чистоту души109), тем не менее даже внешнее предписание, «телесное постановление», относится к душевным движениям, обнаруживаемым поступками. Это явно вытекает из слов евангелиста Марка (X, 19), который приводит то же самое предписание «не обмани», после того как он установил «не укради». В том же смысле еврейское слово и соответствующее ему греческое слово встречаются у пророка Михея (II, 2) и в других местах.
4.Покушение на преступление, стало быть, не следует карать оружием, если только деяние не является тяжким и не простерлось до того, что из такого акта явно проистекло зло, хотя еще и не то, которое было замышлено, или же несомненна серьезная опасность, так что наказание или сопряжено с предупреждением будущего вреда (о чем мы толковали выше, в главе о защите), или же ограждает достоинство от посягательства, или же предотвращает опасный пример.
XL. 1. Нужно также учитывать, что цари и обладатели равных с ними прав имеют право требовать наложения наказания не только за преступные действия против них самих и их подданных, но и за такие, которые не касаются их в частности, но нарушают — в чьем угодно лице — право естественное и право народов. Ибо свобода способствовать человеческому общению с помощью наказаний, которая сначала, как мы сказали, принадлежала отдельным лицам, составляет верховную власть государств и судебных учреждений, не потому, что они повелевают другими, но потому, что они сами никому не подчинены. Подчинениедругимисключаетэтоправо.
Напротив, тем почетнее взыскивать за чужие, а не за свои обиды, поскольку при взыскании за свои обиды есть основание весьма опасаться, чтобы досада не превысила меры собственной обиды инеотравиладуши.
2. На том же основании древние прославляли Геркулеса за то, что он освободил от Антея, Бузириса, Диомеда и тому подобных тирановземли 110,по которымон,по словам Сенеки,
Глава XX |
481 |
путешествовал не ради стяжания, но ради возмездия («О благодеяниях», I, гл. 14; Исократ, «Панегирик Елены»), совершая, как указывает Лисий, величайшие благодеяния для людей, карая несправедливых. Диодор Сицилийский так говорит об этом: «Он облагодетельствовал государства, устраняя несправедливых людей и беспечных царей». А в другом месте он сообщает: «Он обошел мир, карая неправедных». Дион Прусийский о том же пишет: «Злодеев он наказывал и царства гордых разрушал или передавал другим». Аристид в «Панафинейской речи» заявляет, что Геркулес своей общей заботой о человеческом роде заслужил быть превознесенным к
богам.Подобным же образом заслуживал похвалы Тесей за уничтожение разбойников Окироиа, Синима и Прокруста; он выведен в «Молящих» Еврипида, где говорится следующее:
Сначала подвиги в Элладе имя мне Стяжали мстителя за злодеяния 111.
Валерий Максим (кн. V, гл. 3) говорит о том же: «Какие бы ни были где-либо чудовища или злодеяния, доблестью духа и силой руки он их уничтожал».
3. Итак, мы не сомневаемся в том, что войны против тех, кто непочтителен к родителям, справедливы; таковы были согдианцы, прежде чем Александр отучил их от этой дикости (Плутарх, «О судьбе Александра»). Войны справедливы против тех, кто лакомится человеческим мясом112, от подобного обычая, по словам Диодора, Геркулес заставил отвыкнуть древних галлов113. Справедливы войны и против тех, кто занимался морским разбоем. Сенека («О благодеяниях», кн. VII) пишет: «Если кто не вторгается в мою родину, но опасен для своей и, оставив в покое мой народ, тревожит свой, то тем не менее его отчуждает от всех столь великая порочность». Августин указывает: «Если какое-нибудь государство замыслит или уже замыслило нечто такое, что осуждено и отвергнуто родом человеческим, то это почитается преступным замыслом» («О граде божием», кн. V).
Ведь о таких варварах, скорее напоминающих зверей, нежели людей, вернее сказать то, что напрасно высказал Аристотель о персах, которые ничем не были хуже греков, а именно — что против них естественно свойственна война. Сюда также относятся слова Исократа в «Панафинейской речи» о том, что справедливая война направлена против диких зверей, а затем
— против людей, подобных диким зверям.
4. До сих пор мы следуем мнению Иннокентия и других (Иннокентий, с. quod super his, de voto Arch.; Флор, ч. Ill, разд. XXII, § 5; Сильвестр, на слово «папа», № 7), которые полагают, что можно вести войну против тех, кто совершает преступление против природы 114. Против этого мнения возражают Витториа («Сообщения об Индии», I, № 40), Васкес («Опорные вопросы», кн. I, гл. 25), Азорий, Молина и прочие, которые, по-видимому, защищают справедливость войны, если ее предпринимает тот, кто потерпел обиду сам или когда потерпело ее его государство, или тот, кто имеет юрисдикцию над теми, на кого нападает. Они ведь полагают, что власть наказывать есть собственное следствие гражданской юрисдикции, тогда как мы считаем, что эта власть имеет источником естественное право, о чем мы кое-что сказали в начале первой книги. И, разумеется, если согласиться с теми, с кем мы расходимся во мнении, то враг вовсе
16 О праве войны и мира
482 |
Книгавторая |
Следуетотличать естественное правоот внутригосударст венныхобычаев в широком смысле
И от права божественного, которое не усваивается всеми сознательно
не будет иметь никакого права наказывать врага, даже пекле того как последний начнет войну по поводу, не заслуживающему наказания. Это право, однакоже, допускает большинство и подтверждает обычай всех народов не только по окончании, но и в течение войны и отнюдь не вследствие гражданской юрисдикции, но в силу того естественного права, которое существовало до гражданских учреждений и даже ныне процветает там, где люди живут отдельными семействами, не будучи распределены по государствам.
XLI.Ноздесьнужнособлюдатьнекоторыепредосторожности. Во-первых, нельзя принимать за право естественное внутригосударственные обычаи, хотя бы и не без разумного основания принятые между многими народами. Таковы, пожалуй, были те, которые отличали персов от греков, по поводу чего можно, кстати, сослаться на следующее место у Плутарха: «Под видом желания обратить варварские народы к более образованным
обычаям нередко скрывается посягательство на чужоевладение».
XLII. Во-вторых, нельзя неосмотрительно причислять к запретам природы то, что недостаточно установлено как таковое и что скорее воспрещено божественной волей. К этому разряду, пожалуй, должно относить запреты внебрачного сожительства, а также, например, того, что называется кровосмешением, я еще ростовщичествоП5.
Вестественном праве следует различать очевидное от неочевидного
XLIII. 1. В-третьих, необходимо тщательно различать, с одной стороны, общие начала, как, например, предписание вести достойный образ жизни, то есть согласно разуму, а также некоторые другие, близкие к этому, но настолько очевидные, что не допускают сомнения, как, например, предписание не похищать чужого имущества, и, с другой стороны, производные выводы, из которых одни усваиваются легко, как, например, что вступившим в брак не дозволено прелюбодеяние (L. Si adu-terium, § fratres. D. ad L. lul. de adult.), другие же — труднее, как, например, что отмщение, находящее удовлетворение в чужомстрадании,порочно116. Пожалуй, тут происходит то же, что и в математике, где существуют некоторые первые понятия или близкие к первым, некоторые доказательства, которые понятны сразу и получают признание, и такие понятия, которые хотя на самом деле истинны, тем не менее ясны не всем.
2. Итак, подобно тому как в отношении внутригосударственных законов мы извиняем тех, кто не приобрел знания или понимания таковых, так и относительно законов природы возможно извинять тех, кому в приобретении такого знания препятствуют как неспособность к рассуждениям, так и неправильное воспитание117 {евангелие от Матфея, X, 15; евангелие от Луки, XII, 47, 48). Ибо если незнание закона само по себе столь неизбежно, что оно устраняет самое преступление, то даже в соединении с некоторой небрежностью оно уменьшает Преступление. И потому-то Аристотель сравнивает варваров, которые, получив дурное воспитание, совершают подобного рода преступления, с тем, кто имеет извращенные стремления вследствие болезни («Этика Никомаха», кн. VII). Плутарх говорит о некоторых-«болезнях духа, которые отклоняют человека от естественного состояния».
Глава XX |
483 |
3. Наконец, добавим еще, чтобы, сказав однажды, не повторять этого более, что войны, предпринимаемые в целях наказания, подозрительны с точки зрения справедливости, если вызвавшие их злодеяния не принадлежат к числу ужаснейших и несомненных или если не привходит одновременно какая-нибудь иная причина. О римлянах Митридат говорил, пожалуй, не отступая от истины: «Они преследовали не преступления царей, но их власть ивеличие»(Юстин, кн. XXXVIII).
XLIV. 1. Порядок изложения довел нас до рассмотрения преступлений против бога; спрашивается, следовательно, можно ли начинать войну в целях возмездия за такие преступления. Этот вопрос достаточно обстоятельно обсуждал Коваррувиас (С. peccatum, p. II, § 10). Однако он, следуя другим, полагает, что власть налагать наказания не может иметь места вне юрисдикции в собственном смысле. Подобное мнение мы отвергли уже ранее. Отсюда вытекает, что подобно тому как в делах церковных об епископах в некотором смысле говорится, что они «приняли попечение о вселенской церкви» И8, так и на царей, кроме особой заботы о своем государстве, возложено также общее попечение о человеческомобществе.
Преобладающее основание в пользу отрицательного мнения относительно справедливости такого рода войн состоит в том, что бог достаточно заботится о возмездии, которое совершается само собой, откуда пошла пословица: «Оскорбление богов подлежит их заботе», а также: «Клятвопреступление имеет достаточного отмстителявлицебога».
2. По правде говоря, то же самое можно сказать и о других преступлениях; ведь не может быть сомнения в том, что и для наказания их достаточно божественной справедливости; и тем не менее они правильно караются людьми, что ни в ком не встречает возражений. Но возьмет кто-нибудь и скажет, что прочие преступления следует карать людям, поскольку другие люди терпят от того вред и опасность. Но нужно, напротив, заметить, что людьми караются не только преступления, непосредственно приносящие вред другим, но и так же, например, как самоубийство, скотоложствоинекоторыеиные.
3. Хотя религия сама по себе имеет целью снискание милости божией, тем не менее она имеет величайшее влияние на человеческое общество. Ведь не напрасно же Платон называет религию защитой власти и законов и узами честной дисциплины. Плутарх сходным образом называет религию «узами всякого общества и основанием законодательства». У Филона также имеется следующее место: «Действительнейшая связь любви, нерасторжимыеузыдружескойприязниестьпоклонениеединомубогу» 119.Всепротивоположноеисходитотнечестия.
Первопричина, увы, печальных людских злодеяний — Бога природы незнанье "О (Силий Италик).
Всякое ложное убеждение в делах божественных опасно, а сопровождающее его расстройство души особенно опасно. У Ямвлиха приводится следующее пифагорейское изречение: «Вогопознание есть добродетель и мудрость и совершенное блаженство». Оттого Хризипп называл закон царицей вещей божественных и человеческих; а по Аристотелю («Политика», кн. VII), первая забота государства — о вещах божественных121, у
16*
Возможно ли предпринимать войну вследствие совершения преступления противбога
484 |
Книгавторая |
римлян же юриспруденция есть «познание дел божественных и человеческих». По Филону, царское искусство есть «попечение о делахчастных,государственныхисвященных».
4. Все сказанное должно соблюдаться не только в какомнибудь одном государстве — как говорит у Ксенофонта Кир, что подданные его тем будут преданнее ему, чем более они проникнутся страхом божиим, — но и во взаимном общении человеческого рода («Воспитание Кира», кн. VIII). «С уничтожением благочестия, — замечает Цицерон, — исчезает даже взаимное доверие и общение человеческого рода, а также отличнейшая добродетель» («О природе богов», кн. I). Он же в другом месте пишет: «Справедливость возрастает, когда сознаешь промысел верховного правителя и господина, его попечение, его волю» («О границах добраизла»,IV).
Очевидным доказательством этого служит то, что когда Эпикур устранил божественный промысел, то от справедливости не осталось ничего, кроме пустого названия122, так что, по его словам, она порождается путем простого соглашения и существует не долее, чем общая польза; а воздержание от того, что может повредить другому, достигается одним только страхом наказания. Весьма замечательные слова его по этому предмету приведены у ДиогенаЛаэртского.
5.Эту связь заметил и Аристотель, который в «Политике» (кн. V, гл. 11) так говорит о царе: «Ведь народ менее страшится несправедливого обращения со стороны государя, которого он считает благочестивым». И Гален в книге девятой о мнениях Гиппократа и Платона, сообщив о многочисленных исследованиях
омире и божественной природе, не имеющих никакого применения к нравам, признает, что вопрос о провидении имеет величайшее значение как в частных, так и в гражданских добродетелях. То же известно и Гомеру, который в шестой и девятой песнях «Одиссеи» «людям диким и несправедливым» противополагает тех, у «ого «ум проникнут религией». Так, и Юстин, следуя Трогу, одобряет справедливость древних иудеев, проникнутую религией 123; о тех же иудеях также говорит Страбон: «Они поступают справедливо и благочестиво, как подобает любителям истины». А Лактанций («Божественные наставления», кн. V) пишет: «Итак, если благочестие состоит в богопознании, то высшее его проявление состоит в служении богу; тот как бы не ведает справедливости, кто не держится веры в бога. Как же может знать ее тот, кому неизвестен источник ее возникновения?». То же и в другом месте: «Религия свойственна справедливости» («О гневегосподнем»).
6.Но наибольшее применение имеет религия в более обширном обществе, нежели гражданское, потому что в гражданском обществе ее заменяют законы и неуклонное приведение в исполнение законов, тогда как в том великом общении осуществление законов в высшей степени затруднительно, поскольку они могут быть исполнены не иначе, как с помощью оружия. И таких законов здесь весьма немного. Эти законы, сверх того, получают свою санкцию преимущественно в виде страха божия; оттого о тех, кто преступает право народов, повсеместно говорится, что они нарушают право божественное. Неплохо, стало быть, говорили императоры, что осквернение религии есть преступление против человечества (L. IV. С. de haereticis).
Глава XX |
485 |
XLV. 1. Для проникновения внутрь самого предмета в целом необходимо отметить, что истинная религия, свойственная всем эпохам, зиждется преимущественно на четырех положениях; из них первое гласит, что бог есть и един; второе — что бог не есть что-либо видимое, но нечто превосходящее все ( видимое; третье
— что бог имеет промысел в делах человеческих и судит о них справедливейшими решениями; четвертое — что один и тот же бог
— создатель всего, кроме самого себя. Эти четыре положения подтверждаются столькими же заповедями из числа десяти.
2. Ибо, во-первых, несомненно, исповедуется единство божие; во-вторых, — его невидимая природа; именно поэтому воспрещено воспроизводить его образ (Второзаконие, IV, 12). Так говорил и Антисфен: «Он невидим для глаз, не сходен ни с чем, оттого никто не может познать его с помощью изображения»124. Филон же («Извлечения») пишет: «Нечестиво воспроизводить изображение невидимого в живописи или изваянии»125. Диодор Сицилийский следующее говорит о Моисее: «Он не воздвиг изображения, потому что не допускал, чтобы бог имел человеческий образ»126. Тацит сообщает: «Иудеи познают единого бога одним только умом; святотатство совершают те, кто воспроизводит изображения бога из тленного материала наподобие человека». Плутарх же на вопрос, почему Нума удалил изображения из храмов127, приводит такое основание: «Потому что бог может быть постигнут только одним умом».
В третьей заповеди разумеется божеское знание и попечение о делах человеческих, даже о людских помышлениях, ибо это составляет основание клятвы. Поскольку бог есть свидетель сердца человеческого, постольку, когда кто-нибудь погрешит, к нему взывают о возмездии; тем самым одновременно обозначается как божественная справедливость, так и его всемогущество.
В четвертом предписании источник возникновения всего полагается в боге — создателе мира, в память чего было некогда установлено празднование субботы, а именно путем особого освящения превыше прочих обрядов 128. Так что если кто-нибудь нарушит другие обряды, то по закону наказание было произвольным, как, например, при нарушении постановлений о воспрещенной пище; за нарушение же предписания о соблюдении субботы была установлена смертная казнь, потому что нарушение постановления о праздновании субботы означало отрицание творения мира богом. Создание же богом мира подразумевает его всеблагость, премудрость, вечность и всемогущество.
3. Из этих умозрительных понятий вытекают, однакоже, понятия действенные, как-то: долг почитания, любви, поклонения и повиновения богу. Так, Аристотель («Топика», I, 9) сказал, что того, кто отрицает долг почитания бога и любви к родителям, следует смирять не доказательствами, но наказанием. И тогда как в разных местах различные вещи составляют предмет почитания, богопочитание распространено повсеместно («Топика», II, 4).
Истина понятий, названных нами умозрительными, с очевидностью может быть также доказана доводами, почерпнутыми из природы вещей, среди которых наибольшую силу имеет тот, согласно которому чувства обнаруживают сотво-
Наиболее общие понятия о боге, каковы они и каким образом они предписываются первыми из десяти заповедей
486 |
Книгавторая |
Какможно наказыватьтех, ктовпервые их нарушил?
ренные вещи, а сотворенные вещи приводят нас так или иначе к чему-тонесотворенному.
Но так как не всем понятны такое доказательство и иные тому подобные, то достаточно, что испокон веков повсюду, за исключением весьма немногих местностей, эти понятия усваивались как слишком простодушными, чтобы хотеть вводить в заблуждение, так и другими, более разумными людьми, чтобы быть вовлеченными в заблуждение. Такое согласие при столь великом разнообразии законов и мнений по иным предметам в достаточной мере доказывает живучесть предания от первых людей до нас, никогда не встречавшего серьезного опровержения, что только и достаточно для внушениякнемудоверия129.
4. Дион Прусийский добавил сюда уже упомянутые нами слова о боге, говоря о единой «убежденности», то есть об уверенности в существовании бога, мат прирожденной нам и «усвоенной» нами из предания. Плутарх называет эту уверенность «древнимубеждением, достовернее которого не может ни существовать, ни высказываться какого-либо доказательства и основание которого зиждется в общем благочестии». Аристотель («О небе», кн. III) говорит: «Всем людям свойственно убеждение в существовании богов». В том же смысле сказано у Платона в десятой книге диалога «Законы».
XLVI. 1. Поэтому не без вины те, которые, будучи наделены слишком косным умом, чтобы найти или усвоить достоверные доказательства для указанных понятий, их отвергают, тогда как они служат руководством к возвышенному и противные мнения лишены какогобытонибылооснования.
Но так как мы толкуем о наказаниях именно человеческих, то здесь необходимо учитывать противоречие между самими понятиямиивозможностьюотступленияотних.Самыеэтипонятияо том, что существует некоторое божество (я оставляю в стороне вопрос о том — одно или несколько), пекущееся о делах человеческих, в высшей степени всеобщи и совершенно необходимы для установления религии, как истинной, так и ложной. «Ибо надобно, чтобы приходящий к богу (то есть «имеющий веру», поскольку у евреев вера называется приходом к богу) веровал, что он есть, и ищущим его — воздает» (посл. ап. Павла к евреям, XI, 6).
2.Сходно сказано у Цицерона («О природе богов», кн. I): «Есть
ибыли философы, которые считают, что боги не имеют никакого попечения о -делах человеческих. Если же истинно мнение таковых, то каково же может быть благочестие, какова — святость, какова может быть самая религия? Ибо все это в своей чистоте и непорочности должно воздаваться божественному промыслу, посколькусуществуетпопечениеичто-либоуделяетсячеловеческому роду бессмертным! богами». Эпиктет говорит: «Благочестию в особенности свойственно иметь благие помышления о богах, об их существовании, о справедливом и правильном попечении их обо всех делах человеческих». Элиан заявляет, что никто из варваров не уклонился в безбожие, что все люди130утверждают, что божество существует и имеет попечение о нас (кн. II, гл. 31). Плутарх, в книге «Об общих понятиях» говорит, что существующее понятие о боге уничтожается, если отвергнуть провидение, «ибо ведь мыслить
ипонимать божество должно не только как бессмертноеиблаженное, ноикакчеловеколюбивое,какимеющее
Глава XX |
487 |
попечение о людях и споспешествующее им». Лактанций указывает: «Не должно быть почитания божеству, если оно ничего не оказывает поклоняющемуся ему; оно не внушает никакого страха, если не гневается на отказывающего в поклонении». И, наоборот, то же самое следует, если мы, преследуя нравственную цель, отрицаем бытие божие или попечение его очеловеческихпоступках.
3. Оттого-то как бы в силу некоей необходимости оба эти понятия сохранились у всех почти известных нам народов уже в течение столь многих веков131. В связи с этим юрист Помпоний веру в бога приписывал праву народов (L. veluti. de lust, et iure); а у Ксенофонта приведены слова Сократа о том, что «богопочитание есть закон», который имеет силу для всех людей. Это и Цицерон утверждает как в первой книге трактата «О природе богов», так и во второй книге «Об изобретении». Дион Прусийский в речи двенадцатой называет это «убеждением, присущим всем людям вообще, необходимым и естественным для всех наделенных разумом, не менее варварам, чем грекам». И немного далее — «убеждением весьма прочным и постоянным у всех людей, усвоенным ими и неизменным». Ксенофонт в своем «Пиршестве» говорит, что как греки, так и варвары полагают таким образом, что богам ведомо и настоящее,ибудущее.
4. Те люди, которые впервые стали отвергать эти понятия, обычно подвергаются преследованию в благоустроенных государствах,что,какнамизвестно,случилосьсДиагоромМилетским и с эпикурейцами, изгнанными из благонамеренных государств; равным образом, я полагаю, что их можно карать именем человеческого общества132, основы которого они нарушают без достаточного основания. Софист Гимерий в жалобе на Эпикура заявляет: «Итак, ты грозишь наказанием за высказанное мнение? Никоим образом. Ибо ведь дозволено излагать нечестивые учения, но неборотьсясблагочестием».
XLVII. 1. Прочие понятия не столь очевидны, как, например, то, что нет богов кроме единого; что из всего, что мы видим, ни мир, ни небеса, ни солнце, ни воздух, не есть бог; что ни мир, ни его материя не существовали вечно, но созданы богом. В самом деле, понятие об этом, как мы видим, с течением времени у многих народов пришло в забвение и как бы утратилось — и тем легче, что законы здесь проявили меньше попечения, потому что и безтаких понятий можетсохранитьсякакая-либорелигия.
2. Самый закон божий дан тому народу, который достаточно ясным и несомненным познанием этих вещей просветили пророки, отчасти же лицезрение самих чудес, частью же дошедшее до него свидетельство бесспорного авторитета; и хотя поклонение ложным богам и вызывало сильнейшую ненависть, тем не менее не все осужденные за это преступление наказывались смертью, но лишь те, чьи проступки имели место при особых обстоятельствах, как, например, зачинщики, вовлекшие в соблазн других людей (Второзаконие, XIII, 16), община, обратившаяся к поклонению ранее неведомым богам (Второзаконие, XII, 23), звездопоклонники, почитавшие светила и покинувшие закон, оттого отставшие от почитания истинного бога (Второзаконие, XVII, 2) (что у Павла выражено в словах «служение твари, а не 'творцу»)133. Это же преступление
Но нельзя нам наказатьдругих, что доказывается доводами еврейского
488 |
Книгавторая |
Несправедливо начинать войну против тех, ктоне соглашается принимать христианскую веру
у потомков Исава тоже каралось некоторое время, как можно в этом убедиться из книги Иова (XXXI, 26, 27); сюда относятся также те, кто посвящает своих детей Молоху, то есть Сатурну (кн. Левит, XX,2).
3. Но бог не сразу осудил на наказание хаяанеян и соседние с ними народы, ранее впавшие в преступное суеверие, а лишь тогда, когда они увенчали это преступление многими злодеяниями (кн. Бытия, XV, 16). Так, и у других народов он извинял времена заблуждения и поклонения ложным божествам(Деяниясв.ап.,XVII, 38). Совершенно верно сказано у Филона («Посольство к Каю»), что каждому своя религия кажется лучше всех, потому что о ней судят по соображениям не разума, но чувства. От этого мало отличается изречение Цицерона о том, что никому не убедительно ни одно философское учение, кроме того, которому он следует сам («Акад.», кн. IV). Он добавляет, что большинство усваивает убеждения прежде, чем в состоянии рассудить, какое из них наилучшее.
4. Заслуживают также извинения, а не наказания со стороны людей те, кто, не получив никакого закона от бога, поклоняется звездам, силам прочих естественных вещей, духам, как в изображениях, так в животных или в прочих предметах, или душам тех, кто прославился доблестью или благодеяниями по отношению к человеческому роду, или бесплотным духам, в особенности если подобного рада культы не являются выдумкой и оттого не удаляются от почитания всевышнего бога134, так что можно причислить скорее к нечестивым, нежели к уклоняющимся тех, которые установили божеские почести заведомо злым духам как таковым, олицетворениям пороков и людям, жизнь которых была исполненапреступлений.
5. В наибольшей мере повинны те, кто приносит в жертву богам кровь невинных людей. За прекращение у карфагенян этого обычая заслужили135одобрения Дарий, царь персидский, и Гелон, тиран Сиракузский (Юстин, кн. XIX; Плутарх, «Изречения» и «Об отсрочкебожественноговозмездия»).Плутархпередает,чтонекоторые народы, приносившие богам человеческие жертвы, римляне намеревались покарать, но так как те оправдывались, ссылаясь на древность обычая, то не потерпели никакого зла; им только было воспрещено на будущее время совершать что-либо подобное («Римскиевопросы»,12).
XLVIII. 1. Что же сказать о тех войнах, которые объявляются каким-нибудь народам по той причине, что они не согласны принять предложенной им христианской религии? Я уже не спрашиваю, предлагается ли то, что следует, и как должно быть предложено. Но допустим, что поступают так, как нужно. Остановимсянадвухобстоятельствах,заслуживающихзамечания.
Во-первых, в истине христианской религии, поскольку ведь в ней к естественной и первоначальной религии добавлено немало иного, невозможно убедить с помощью чисто естественных доказательств; но здесь приходится опираться на историю как воскресения Христова, так и на чудеса, совершенные как им самим, так и апостолами. Это — вопросы факта, некогда доказанные бесспорными свидетельствами, но факта весьма древнего. Отсюда ясно, что христианское вероучение не может быть воспринято в глубине души теми, кто ныне впервые слы-
Глава XX |
489 |
шит о нем, без тайного содействия божия. Такое содействие, если дается кому-нибудь, то не в виде награды за какие-нибудь дела; если же в нем бывает отказано или же если оно оказывается менее щедро, то это происходит не по причине неправедных поступков, но в силу причин, большей частью нам не известных и оттого не наказуемых перед судом человеческим. Это имеет в виду правило Толедского собора (Cap. De ludaels. dist. XLV): «Священный собор предписывает, что отныне никого не следует принуждать веровать. Ибо кого бог сподобит, над тем он смилуется; кого же не сподобит, то не смилуется136. Таков обычай священных книг, а именно — если причины вещей скрыты, то эти причины приписываются божественнойволе137.
2. Во-вторых, Христу, создателю нового завета, угодно всецело, чтобы никто не принуждался к принятию его закона ни наказаниями в этой жизни, ни страхом таких наказаний (посл. ап. Павла к римлянам, VIII, 15; посл. ап. Павла к евреям, II, 15; евангелие от Иоанна, VI, 67; евангелие от Луки, IX, 54; евангелие от Матфея, XIII, 24) '». В этом смысле правильнее всего следующее место у Тертуллиана: «Новый завет не ограждается карающим мечом». В старинной книге, носящей название «Постановлений» Климента, о Христе сказано: «Людям предоставленасвободавыбора,за чтоследуетненаказаниевременной смертью, но воздаяние в ином веке». Афанасий учит: «Господь, не принуждая никого, но предоставляя свободу воли, обращался ко всем вообще:«Комуугодноследоватьзамной?» 139;капостоламже:«Разве выхотитеотступить?» 140.Златоуствтолкованиинато жесамоеместо у Иоанна говорит. «Он вопрошает: «Разве вы хотите отступить?» — в этом и состоит обращение отвергающего всякое насилие и принуждение».
3. Этому не противоречит притча о браке, где повелевается «принудить войти» (евангелие от Луки, XIV, 23). Ибо подобно тому как в самой притче слово «принудить» означает образ действий приглашающего141, так и в выводе из этой притчи оно употребляется в том же смысле (евангелие от Луки, XXIV, 29; евангелие от Матфея, XIV, 22; евангелие от Марка, VI, 45; посл. ап. Павла к галатам, II, 14). Прокопий в «Тайной истории» сообщает о том, как было мудрыми отвергнуто намерение Юстиниана принудить самаритян путем насилия и угроз к принятию христианства, он сообщает и о неудобствах, проистекших из этого, о чем можно прочесть в той же книге142.
XLIX. 1. Те, которые дают наставления или исповедуют христианство и в этих целях прибегают к наказаниям, поступают, без сомнения, вопреки самому разуму, ибо ведь в самом учении христианском нет ничего (я здесь имею в виду это учение само по себе, а не поскольку оно искажается какими-нибудь дополнениями), что было бы вредно для человеческого общества, напротив, в нем нет ничего, что бы не было ему полезно. Само дело говорит за себя, и иноверные вынуждены это признать. Плиний сообщает, что христиане принуждают друг друга клятвой воздерживаться от воровства, от грабежа и от измены вероучению. Аммиан Марцеллин утверждает, что в этом вероучении не преподается ничего иного, кроме заповедей справедливости и кротостиш. И народная пословица гласит: «Кай Сей — хороший человек вне зависимости от того, что он христианин» (Тертуллиан, «Апология», гл. 3, и «Против народов», I,
гл.4).
Справедливо выступать войнойпротив тех, кто жестоко поступает с христианами изза их веры