Гк России. Проблемы. Теория Практика: Сборник памяти с.А. Хохлова / Отв. Ред. А. Л. Маковский; – м.,Родос, 1998. С. 148

Представляется, однако, что, оценивая действия руководителя (или иного должностного лица) юридического лица по заключению сделок, мы не можем выходить за рамки правоотношений, регулируемых нормами о представительстве и доверенности. Руководитель юридического лица является его законным представителем и поэтому вправе совершать сделки от имени юридического лица без доверенности. Что же касается иных должностных лиц, то совершать сделки от имени юридического лица они вправе не в качестве органа юридического лица, а лишь как его представители, располагающие соответствующими полномочиями, основанными на доверенности или учредительных документах этого юридического лица. Если же такие лица совершают сделки, не имея указанных полномочий либо превышая их, то в соответствии со статьей 183 ГК соответствующая сделка может создавать, изменять и прекращать гражданские права и обязанности для представляемого (юридического лица) лишь при условии последующего одобрения им этой сделки.

Практически во всех случаях, когда подобные совершенные сделки признавались арбитражными судами недействительными, в т. ч. и в связи с тем, что руководители или другие представители юридических лиц (истцов) действовали с превышением полномочий, речь шла о сделках, обязательства по которым были исполнены одной из сторон (ответчиком), не представившей, однако, доказательств прямого письменного одобрения контрагентом совершенной сделки. Возникает вопрос, насколько правомерно применять положения о недействительности сделок к фактически исполненным договорам, когда обращающаяся в арбитражный суд в качестве истца сторона является должником? Следует ли в подобных ситуациях требовать от добросовестного контрагента представления еще каких-либо доказательств, подтверждающих прямое одобрение должником совершенной сделки?

Думается, что таким доказательством прямого одобрения сделки, вполне достаточным для целей статьи 183 ГК, может служить принятие контрагентом исполнения обязательства, предложенного добросовестной стороной. Кстати сказать, Г.Ф. Шершеневич допускал такую возможность. Он считал, что «последующее согласие может быть явно выражено или может также быть выведено из действий, т.е. то лицо, в интересе которого (выделено мною – В.В.) была совершена сделка, может или прямо одобрить действия лица, взявшего на себя роль представителя, и принять их на свой счет, или присвоить себе результаты, вытекающие из действий этого лица ....

Гк России. Проблемы. Теория Практика: Сборник памяти с.А. Хохлова / Отв. Ред. А. Л. Маковский; – м.,Родос, 1998. С. 149

Было бы в высшей степени несправедливо подвергать третьих лиц опасности опровержения сделки со стороны представляемого под тем предлогом, что она выходит за пределы полномочия, когда сделка оказалась для него невыгодной»[13].

Примечательно, что проблема ущемления интересов добросовестной стороны в результате возможного признания недействительным исполненного ею договора находилась в центре внимания российских дореволюционных юристов при подготовке проекта Российского Гражданского уложения. Во всяком случае, проект Книги V Гражданского уложения «Обязательственное право», внесенный 14 октября 1913 г. в Государственную Думу, включал в себя следующее положение: «Возражение о недействительности договора может быть предъявляемо до тех пор, пока существует право требовать исполнения основанных на договоре обязательств» (часть третья ст. 32)[14].

И, наконец, последнее замечание относительно практики арбитражных судов, связанной с применением положений ГК РФ об основаниях и последствиях недействительности сделок. Допуская, с одной стороны, чрезмерно широкое применение указанных положений в отношении договоров, исполненных одним из контрагентов, с другой стороны, арбитражно-судебная практика не всегда использует реальные возможности применения норм о недействительных сделках в ситуациях, когда незаконность совершенных сделок представляется очевидной.

Прежде всего, речь идет о трактовке понятия «сделка, не соответствующая требованиям закона или иных правовых актов». В качестве таковой, как правило, признается лишь сделка, которая не соответствует прямым предписаниям законодательства. Если же такие прямые предписания отсутствуют, а противоправность сделки тем не менее не вызывает сомнений, в лучшем случае предпринимаются попытки косвенным образом «подвести» эту сделку под конкретную правовую норму, что далеко не во всех случаях является бесспорным. Иллюстрацией к сказанному может служить следующий пример.