Гк России. Проблемы. Теория Практика: Сборник памяти с.А. Хохлова / Отв. Ред. А. Л. Маковский; – м.,Родос, 1998. С. 105

одного эти права очерчены достаточно детально и точно, а для другого описаны весьма широко. И чем выше место органа власти в соответствующей иерархии, тем шире и менее конкретны его обязанности и необходимые для их исполнения права. Поэтому, говорить, например, о «незаконности» действий Федерального Собрания, вызвавших для кого-либо отрицательные имущественные последствия, можно лишь при несоответствии этих действий Конституции или международным договорам России либо регламентным нормам самого парламента.

Таким образом, весь вопрос об особой противоправности вредоносного поведения власти в действительности есть лишь иная ипостась старого вопроса об управомоченности на причинение вреда, как ни трудно сочетаются в современном языке слова «власть» и «право на причинение вреда». Там и постольку, где и поскольку этой управомоченности нет, там вред причинен «незаконно», то есть противоправно, и соответствующее вредоносное поведение становится элементом гражданского деликта. Надо заметить, что содержание противоправности вредоносного поведения не только в рассматриваемых случаях, а вообще, как правило, лежит за пределами гражданского права. Но, как справедливо отмечали В.А. Рахмилович, С.Н. Братусь и многие другие цивилисты, это не меняет гражданско-правовой природы ответственности за вред, причиненный соответствующими противоправными действиями (бездействием)[26].

2. Практическое значение противоправности действия (бездействия) органов власти как условия их ответственности за причиненный в результате вред связано с распределением бремени доказывания наличия (потерпевшим) или отсутствия (причинителем вреда) противоправности.

Гражданский кодекс, как и предшествующие кодификационные акты (за исключением ГК 1922 г.) не содержит ни общего правила о доказывании наличия или отсутствия противоправности в деликт-ных обязательствах, ни специальной нормы по этому поводу, относящейся к случаям причинения вреда актами власти. В литературе, если она не обходит этот вопрос молчанием, высказываются на этот счет разноречивые мнения. Например, A.M. Белякова считала, что по общему правилу (ст. 444 ГК 1964 г.) «противоправность, то есть нарушение тех или иных правовых норм, должна быть доказана ли-

Гк России. Проблемы. Теория Практика: Сборник памяти с.А. Хохлова / Отв. Ред. А. Л. Маковский; – м.,Родос, 1998. С. 106

цом, которому причинен вред»[27]. А.П. Кун, напротив, общим правилом считает презумпцию того, что «всякий вред, возникающий в результате деликта, противоправен». Но «в отношении актов власти действует иное предположение: всякий акт власти основан на законе, а вред, причиненный им, соответственно, правомерен и не подлежит возмещению, за исключением случаев, когда положительно доказано обратное»[28].

Применительно к новому законодательству вопрос о доказывании противоправности или правомерности актов власти пока не обсуждался, но высказано мнение, что для возложения ответственности за вред, причиненный как индивидуальными правовыми актами, так и актами нормативного характера, «необходимо, чтобы соответствующие акты были признаны недействительными»79. Так как трудно предположить, чтобы требование о недействительности акта было заявлено издавшим его органом, очевидно, что тем самым вопрос о бремени доказывания противоправности правовых актов решается не в пользу потерпевшего.

В отношении причинения вреда вследствие издания индивидуального, а тем более нормативного правового акта такое решение вопроса о бремени доказывания его правомерности или противоправности, наверно, правильно: необходимость доказывания властью правомерности каждого своего акта сделала бы осуществление власти невозможным. Иначе, однако, должен решаться этот вопрос применительно к «фактическим актам власти» – фактическим действиям должностных лиц органов государственной власти и местного самоуправления. Необходимость отграничивать такие действия должностного лица в сфере власти от действий хозяйственных и разграничивать властные действия в пределах полномочий должностного лица от аналогичных действий, но совершенных без полномочий, с их превышением или злоупотреблением ими, заставляет возложить на соответствующий орган бремя доказывания правомерности фактических действий должностного лица, причинивших вред.