Гк России. Проблемы. Теория Практика: Сборник памяти с.А. Хохлова / Отв. Ред. А. Л. Маковский; – м.,Родос, 1998. С. 358

ка», добавляя при этом, что, «несмотря на желательность в некоторых случаях этого согласия, едва ли следует отрицать односторонний характер отречения по нашему праву Постановление статьи 1547 довольно определенно говорит за односторонний характер отказа от обязательства»[16] . А.М. Гуляев также придерживался мнения об односторонней природе прощения долга «кредитор может распорядиться своим правом в таком направлении, что отказывается от юридической возможности его осуществления»[17]. При этом К.Н. Анненков, В.И. Синайский и А.М. Гуляев обосновывали свое мнение также ссылками на ряд решений Кассационного департамента Правительствующего Сената. Среди таких решений следует прежде всего отметить решение № 196 за 1880 г. по делу Яворовского «отречение от прав своих по договору стороны, имевшей право требовать исполнения по оному, как действие одностороннее, не нуждается в своей действительности в согласии на то стороны обязавшейся»[18]. Кроме того, во многих других решениях (1870 г № 238,№ 928,№ 1694,№ 1809,1871 г. № 16 и др.)[19]. Правительствующим Сенатом неоднократно подчеркивалось, что прекращение обязательства возможно как по обоюдному согласию участвующих в обязательстве лиц, так и вследствие добровольного отступления кредитора от своего права требовать исполнения обязательства.

Казалось бы, коль скоро и судебная практика, и часть ученых-цивилистов придерживались мнения об одностороннем характере прощения долга, то следовало бы соответствующим образом изменить (дополнить) формулировку статьи 1547 с тем, чтобы снять какие бы то ни было сомнения[20]. Однако во всех состоявшихся с 1832

Гк России. Проблемы. Теория Практика: Сборник памяти с.А. Хохлова / Отв. Ред. А. Л. Маковский; – м.,Родос, 1998. С. 359

по 1914 год изданиях ч. 1 т. X Свода законов названная формулировка оставалась в неизменном виде. Кроме того, в подготовленный в 1882-1899 гг. проект Гражданского уложения норма о прощении (сложении) долга была включена практически в том же самом виде (ст. 165)[21]. «Веритель вправе отказаться вполне или в части, от принадлежащего ему требования»22. Эта формулировка снова дала основание для сомнений относительно природы прощения долга. Так, И.Н. Трепицын, убежденный сторонник договорной природы сложения долга, в своем анализе проекта отмечал «не может быть признана удачной редакция нашего проекта. Здесь отмечено то, что разумеется само собою (право распоряжаться своим имуществом), и не сделано указания на то, что заслуживает быть отмеченным (договорная природа сложения долга). Получается такое впечатление, как будто сложение долга есть одностороннее волеизъявление, которое прекращает обязательства собственной силой, так что соглашение для этого не нужно»[22]. Однако в комментариях, которыми Редакционная комиссия снабдила проект уложения при публикации, в частности отмечалось, что «действующий закон допускает прекращение обязательства вследствие одностороннего отказа верителя» и что «этого взгляда придерживается и настоящий проект, на том основании, что нет практической надобности непременно требовать, чтобы отказ верителя от требования имел обязательную силу лишь в случае принятия его должником»[23].

Таким образом, можно со всей определенностью сказать, что русским гражданским правом в том виде, как оно сложилось к октябрю 1917 года, признавалось достаточным одностороннего волеизъявления кредитора для действительности прощения (сложения) долга.