А. Соглашение

При такой системе определение гонорара предоставляются взаимному соглашению между адвокатом и тяжущимися.

На первый взгляд кажется, что это самое естественное решение вопроса. "Если",- говорит г. Арсеньев: - "писатель, передающий другому лицу право на издание своего сочинения, автор оперы или драмы, уполномачивающий на ее представление дирекцию того или другого театра, берущий на себя преподавание в школе, могут заключать и заключают письменные условия о количестве следующего им за то вознаграждения, то мы не видим причины, по которой заключение таких условий должно было бы считаться предосудительным со стороны адвоката. Отдавая другому, по свободному соглашению с ним, свой труд, свое время, свои силы, он имеет полное право обеспечить себя договором, юридически обязательным"*(1234).

Далее, адвокат знает, сколько труда и времени придется ему употребить на подготовку и защиту дела в суде, и какая сумма будет надлежащим эквивалентом за его услуги. Выдающийся своими способностями, красноречием и знаниями адвокат ценит свой труд выше, чем какой-нибудь его коллега среднего качества и, потому, будет иметь возможность обусловить себе соответствующее своему достоинству вознаграждение.

С другой стороны, никто лучше самого тяжущегося не знает его имущественного положения и не может точнее определить, какую сумму он в состоянии затратить на ведение дела.

Таким образом, договаривающиеся стороны, соблюдая свои интересы, будут вырабатывать такие условия вознаграждения, которые наиболее соответствуют обстоятельствам данного случая.

Однако договорное определение гонорара, представляющееся с первого взгляда вполне правильной системой вознаграждения, оказывается при ближайшем рассмотрении совершенно несоответствующим существу дела.

Прежде всего, аналогия, существующая между адвокатурой и другими либеральными профессиями, не может быть распространена на вопрос о вознаграждении. В самом деле, государство нисколько не заинтересовано в том, чтобы литераторы, композиторы и учители были бескорыстны; для него не имеет значения ни их жадность, ни их умеренность. Они могут, продавая свой труд, торговаться со своими издателями, директорами театров и содержателями школ, сколько душе их угодно. Но от судьи, прокурора и адвоката государство требует бескорыстия и не может дозволить им торговли своими услугами наравне с прочими гражданами, живущими личным трудом. Не менее несостоятелен и второй довод: что адвокат лучше всех может оценить свой труд. Это далеко не так. Вопервых, что должно служить масштабом при оценке, такой чисто интеллектуальной деятельности, как правозаступничество? В какую сумму ценить час труда, употребляемого адвокатом на подготовку, час судебного заседания, в котором он принимает участие? Сколько стоят на наличные деньги его добросовестность, честность. репутация, красноречие, находчивость в споре? Очевидно, что все это такие вещи, которые вообще не поддаются не только точной, но даже приблизительной оценке на деньги, и что сам адвокат не в состоянии произвести ее. Во-вторых, такая оценка, трудная вообще, становится просто невозможной, если условие о гонораре заключается до начала процесса. Сами адвокаты сознаются в этом. "Я со своей стороны",- говорит немецкий адвокат Генле: - "нигде не мог решиться,- и, кажется, с большинством моих коллег было бы то же самое, заключать наперед с защищаемой стороной определенное условие о будущих услугах". Потому-то другой автор и называет договорное определение гонорара до начала деятельности - "тягостной необходимостью"*(1235).

Значение третьего довода, заключающегося в том, что клиент лучше кого-нибудь другого знает свое имущественное положение и, потому, будет предлагать адвокату ту сумму, какую в состоянии заплатить, должно быть в немалой степени ограничено. В самом деле, когда издатель, директор театра или содержатель школы заключают договор с автором, композитором или учителем, они преследуют только свои материальные интересы и могут по своему произволу соглашаться или не соглашаться на предлагаемые им условия, соразмеряя их со своими средствами и с ожидаемой прибылью. В ином положении находится клиент, в особенности, если он является в роли обвиняемого. Он обращается к адвокату не с целью приобрести материальную выгоду, а чтобы спасти свое имущество, свободу, доброе имя, честь и даже жизнь. Он не равноправный контрагент по заключению коммерческой сделки. В минуту отчаяния, он готов пожертвовать всем, готов отдать последнюю рубашку, чтобы только добиться своего спасения. Обратившись к адвокату за помощью вследствие доверия к его добросовестности, талантам и знанию, он нередко видит в нем единственного человека, способного выручить его из беды, и согласиться заплатить, сколько тот просит, лишь бы обеспечить себе его поддержку. "Подсудимый,справедливо замечает проф. Фойницкий,- которому грозит опасность наказания, подобен тяжко больному; для избавления его от такой опасности он готов пожертвовать свыше меры услуги, и получать от него в этот момент какие бы то ни было обязательства, значит употреблять во зло его угнетенное душевное состояние"*(1236). На этом основании еще Квинтилиант весьма метко заметил: "обычай торговаться с тяжущимися сторонами и набавлять цену, смотря по сомнительности дела, свойствен одним морским разбойникам (mos piraticus): такой гнусный торг даже в человеке, не особенно разборчивом, непростителен, а тем более в ораторе, защищающем людей честных и по делам правым"*(1237).

Итак, обе договаривающиеся стороны находятся в ненормальных условиях: одна должна быть бескорыстной, другая действует под влиянием психического принуждения: одна не должна преследовать своих личных интересов, другая не в состоянии заботиться о них. Можно ли при таких обстоятельствах сказать, что "контрагенты, соблюдая свои интересы, будут вырабатывать условия вознаграждения, наиболее соответствующие данному случаю?" Вовсе нет. Эти условия будут определяться, с одной стороны, степенью произвола и жадности адвоката, а с другой стороны большею или меньшей уступчивостью клиента, которая находится в прямой зависимости от степени грозящей ему опасности. Мало того. Если вспомнить общее начало гражданского права, по которому одной из причин недействительности договоров служит психическое принуждение, и принять во внимание, что подсудимые нередко находятся именно в таком состоянии, то окажется, что договоры между адвокатами и клиентами обладают презумпцией недействительности, и что римское право вполне основательно запретило всякие сделки о гонораре до окончания процесса. (См. ч. I, стр. 61).

Отсюда ясно, что договорное определение гонорара можно было бы признать целесообразным только при том предположении, что все адвокаты от природы бескорыстные и деликатные люди. Но так как подобное предположение нелепо, то система вознаграждения по взаимному соглашению не может быть принята ввиду того, что она является, как справедливо заметил еще Рамдор, "источником неотвратимых злоупотреблений и непреоборимых препятствием охранить клиентов от притеснений со стороны адвокатов, а адвокатов от упреков в недозволенном корыстолюбии"*(1238).