Учебный год 22-23 / Дополнительная литература для чтения / Расторжение / Зейц А.Г. Влияние изменившихся обстоятельств на силу договоров (clausula rebus sic stantibus)

Цивилистическая мысль прошлого

227

d’Étаt, развивший теорию непредвиденности (la théorie de l’imprévision), согласно коей непредвиденные изменения давали возможность концессионному предприятию требовать или расторжения договора, или соответствующего повышения цен.

Основы для этой теории Conseil d’Étаt находил в публичном интересе, ибо концессионному предприятию, выполнявшему определенную публичную функцию, необходимо было гарантировать возможность нормальной работы.

Несмотря на все стремления внести теорию непредвиденности в гражданское право, судебная практика в общем оставалась верной принципу art. 1134 Code civil, согласно коему «les conventions légalement formées tiennent lieu de loi à ceux qui les ont faites» («соглашения, законно совершенные, имеют силу закона для тех, кем они совершены»). Отсюда вполне логично вытекало и отрицание cl. r. s. st., ибо, как говорилось еще в одном из старых решений Cour Cassation от 31 декабря 1876, «la règle de l’article 1134 est générale, absolute et régit les contrats, dont l’exécútion s’étend à des époques succesives de même qu’à ceux de toúte aûtre nature» («ни в коем случае, – замечала Cour de Cassation, – судам не принадлежит право, учитывая время и обстоятельства, изменять соглашение сторон, как бы это ни казалось справедливым»).

Однако законодатель не мог не считаться с изменившимся экономическим положением страны и совершенно новыми условиями военной и послевоенной конъюнктуры. Так, закон Файо (loi Faillot), касавшийся торговых договоров, заключенных до 1 августа 1914 г., предоставлял каждой из сторон право отсрочить исполнение договора или отступиться от него, если она докажет, что благодаря войне выполнение договорных условий будет для нее более обременительным, чем это могло быть предусмотрено при заключении договора1. Еще далее шел Закон 9 мая 1920, объявивший эти договоры погашенными, если исполнение по ним не будет потребовано до 31 июля 1920 г.

Закон этот совершенно не касался договоров, заключенных после объявления войны. В июле 1920 г. в Палату депутатов был внесен проект закона о пересмотре и этих договоров. Однако проект, вызвавший ожесточенную критику, был

1  В его обоснование Комиссия гражданского законодательства Палаты депутатов положила учение об основании (cause) обязательства: «tout contrat synallagmatique est le résultat d’un équillibre prévisionnel, entre les avantages a recuellir et les charges à supporter par chacún des contractants: la convention, prévisionnel, ce calcul d’équivalence, qui est la cause de l’obligation de chaque partie euvers l’autre. L’obligation deviendra donc à la vérité sans cause, si cet equilibre intracontractuel, né de la commune intention des parties, est detruit par un événement, qui n’était dans les prévisions d’aucun des co-contractants et qui à pour conséquense de procurer à l’un un enrichissement escompter et d’infliger à l’autre que perte à laquelle il ne pouvait attendre» (цит. по: E. Schkaff, La dépréciation monétaire ses effets en droit privé, Paris, 1926, p. 254).

Таким образом, основание обязательства сводилось, по мнению Комиссии, к эквивалентному соотношению исполнения и контрисполнения. Некоторые трибуналы применяли эту теорию к отдельным случаям последующих изменений, делавших старые договоры бессмысленными

(см.: Capitant, De la cause des obligations, 1927, p. 314 и далее).

ВЕСТНИК ГРАЖДАНСКОГО ПРАВА № 5 2013 ТОМ 13

228

объявлен «абсурдным, неприменимым и революционным» (Жез) и не был принят Палатой депутатов.

Обесценение франка вновь поставило вопрос об устойчивости договоров. Требование переоценки, выдвинутое мелкими держателями займов, служащими и т.д., встретило упорное сопротивление государства, для коего принудительный курс (cours forcé) являлся единственным средством избавиться от финансовых затруднений. И судебная практика, и законодатель твердо встали на полную позицию номинализма1.

Тем не менее и здесь были сделаны отдельные исключения, таковы: Закон 1922 г. о повышении пенсии жертвам несчастных случаев в промышленности

ив особенности появившийся после долгой борьбы в июле 1925 г. Закон о пересмотре долгосрочных договоров найма помещений, несколько компенсировавший домовладельцев, понесших значительные убытки вследствие твердых жилищных цен.

Вособенности расцвела cl. r. s. st. в Италии2, поставленной вследствие войны

ипослевоенного кризиса в тяжелое положение. Еще до войны, в отличие от других стран, итальянская судебная практика подводила под понятие невозможности исполнения простую затруднительность. «Каждая сторона, вступая в договор, обязуется отнюдь не неограниченно, но в пределах разумного соотношения между исполнением и контрисполнением, и за этими пределами исчезает воля обязаться», – говорится в решении Cour de Rome от 10 февраля 1918 г. Развитая во время войны и в последующие годы эта практика находит легальное подтверждение в Декрете 27 мая 1915 г., признавшем войну непреодолимой силой не только тогда, когда она делала исполнение обязательства невозможным, но

итогда, когда исполнение делалось затруднительным.

Таким образом, основываясь на нарушении эквивалентности, итальянская судебная практика принимает cl. r. s. st. в рамках учения о невозможности.

Тем же путем, что и западноевропейские страны, шла дореволюционная Россия. И здесь вопрос о влиянии войны на торговый оборот подвергся оживленному обсуждению среди юристов. Русская промышленность и торговля всегда находились в тесной связи и зависимости от иностранного капитала. Вот почему объявление войны, сопровождаемое разрывом хозяйственных связей с заграницей, катастрофическим падением экспорта и значительным уменьшением импорта, поставило многие предприятия в чрезвычайно тяжелое положение. Уже в первые месяцы войны, когда хозяйственный организм страны не был еще

1  См.: Schkaff, op. cit., p. 260–312; Jeanne Rozis, L’exécution des obligations et les variations de valeur de la monnaie, 1925, p. 22–43; Wahl, Einwirkung der Geldentwertung bei Rechtsverhältnissen in Frankreich, DJZ, 1925, Heft 19, S. 170. Короткий, но четкий разбор теоретических вопросов, связанных с прекращением и изменением договоров, дает Рипери (Riperi, La règle morale dans les obligations civiles, 1927, p. 135–162).

2  Rozis, op. cit., p. 31, 159–160.

Цивилистическая мысль прошлого

229

подорван, перед юристами встал вопрос, как быть с обязательствами, ставшими вследствие войны обременительными для стороны, и не является ли изменение конъюнктуры, вызванное войной, основанием для расторжения обязательств.

На эту точку зрения встала юридическая комиссия при Петроградском обществе фабрикантов и заводчиков1. В разработанном ею заключении указывалось, что стороны, заключившие торговую сделку, имеют право отказаться от исполнения ее, «если ввиду обстоятельств военного времени предприятие поставлено в положение, существенно разнящееся от того положения, во время которого был заключен договор». Далее было признано, что для Петрограда обстоятельства военного времени создали положение непреодолимой силы. Этот взгляд поддерживал в литературе Беляцкин2, считавший, что необычайный подъем цен, не находившийся ни в каком соответствии с существовавшими ранее ценами, может трактоваться как отраженный результат непреодолимой силы и в некотором смысле сама непреодолимая сила.

Однако изложенная точка зрения встретила серьезный отпор со стороны целого ряда цивилистов.

Ельяшевич, Каминка, Пергамент, Вормс, Канторович3 выступили в защиту неприкосновенности договоров, указывая, что война как непреодолимая сила имеет место только в отношении тех сделок, на которых сама война или связанные с ней события отразились непосредственно, создав временную или полную невозможность исполнения. К этому мнению примыкало и заключение комиссии юристов при Московской товарной бирже: «Состояние России на положении войны само по себе не может быть признано обстоятельством, освобождающим контрагентов от обязанности исполнить договор, хотя бы и заключенный до войны. Если под влиянием событий военного времени изменились условия исполнения обязательств, например вздорожали цены на товары и материалы или увеличилась стоимость производства, то эти обстоятельства сами по себе не могут оправдать неисполнение договоров или требований об изменении условий сделок» (Вестник права, 1914, № 33). Господствующее мнение было поддержано и судебной практикой, и, таким образом, вопрос о влиянии изменившейся конъюнктуры был разрешен в отрицательном смысле.

Однако для отдельных договоров были сделаны исключения. Таков, например, Указ от 23 июля 1914 г., предоставлявший призванным и их семействам

1  Вормс, Война и форс-мажор, Вестник права, 1914, № 38.

2  Гражданский оборот и война, Вестник гражданского права, 1915, № 38.

3  Литературачрезвычайнообширна:Пергамент,Войнаинепреодолимаясила,Вестникправа,1914, №36;Ельяшевич,Войнаигражданскийоборот,Вестникфинансов,1914,№30и31;Осецкий,Войнаиобязательства,1915;Венедиктов,Война,ростценистарыедоговоры,1917;Синайский,Эвакуациивсовременномрусскомправе,Юридическийвестник,1916,кн.16,с.61;Яблочков,Эвакуация иквартирныедоговоры,Вестникгражданскогоправа,1916,№3,с.74;Каминка,Войнаичастное право, Право, 1914, № 31, 34, 38; Канторович, Война и исполнение обязательств, 1917 и др.

ВЕСТНИК ГРАЖДАНСКОГО ПРАВА № 5 2013 ТОМ 13

230

отказаться от заключенных ими договоров по найму квартир; Указ от 30 октября 1915 г. о расторжении вследствие запрещения продажи спиртных напитков договоров на помещения под питейные лавки. И если бы революция не уничтожила все старые законы, возможно, что в России мы наблюдали бы тот же процесс, что и в других странах.

Таким образом, война вызвала во всех европейских странах почти один и тот же процесс победоносного вторжения cl. r. s. st. в систему гражданского права. Возникнув в виде экономической невозможности, она в дальнейшем обособляется от нее, приобретая значение общего принципа, лежащего в основе всех заключаемых договоров, причем интенсивность этого процесса зависит от хозяйственного положения каждой страны.

Обратимся теперь к выяснению теоретической природы оговорки изменившихся обстоятельств, остановившись из множества выдвинутых теорий на наиболее типичных.

Глава третья.

Попытки теоретического осознания и обоснования clausula rebus sic stantibus

Как показывает само название cl. r. s. st., центр тяжести вопроса переносился старыми юристами на молчаливое условие, оговорку сторон при заключении договора. «Все договоры заключаются с молчаливой оговоркой rebus sic stantibus», – учила доктрина пандектного права. Среди современных юристов это учение не пользуется признанием, ибо оно фактически оперирует с фикцией1, и при этом весьма примитивной. Еще Крейтмайер, творец Баварского кодекса Максимилиана, замечал, что cl. r. s. st. не на все распространяется и только cum grano salis применима ко многим соглашениям.

В действительности учение о молчаливом условии (stillschweigende Bedingung, conditio tacita) находилось в вопиющем противоречии с основами гражданского права. Всякое условие предполагает прежде всего волеизъявление – безразлично, будет ли оно непосредственно устанавливать условие или последнее будет вытекать из всех обстоятельств данной сделки, но во всяком случае воля долж-

1  Мынесобираемсяостанавливатьсянавопросеотеоретическойценностификций.Намкажется,что ониимеюттольколишьинструментальное,чистотехническоезначение(см.:Weigelin,Überrechtliche und sittliche Fiktionen, Archiv für Rechtsund Wirtschafsphitosophie, Bd. XVIII, 1–1924). Через посред-

ство фикций часто вводятся в старую правовую систему новые отношения. Такова, например, роль молчаливого условия в английском гражданском праве, долгое время не признававшем освобождения от обязательства вследствие невозможности исполнения. Брешь в судебной практике была пробитатем,чтосудысталисчитатьдоговорынебезусловными,нозаключеннымиподмолчаливым условием,чтосторонынеотвечают,еслиранеекакого-либонарушениядоговораисполнениеегосде- лается невозможным вследствие того, что предмет погибнет без вины того или иного контрагента.

Цивилистическая мысль прошлого

231

на быть изъявлена. В подавляющем большинстве случаев, к коим применялась cl. r. s. st., стороны не думали и не могли даже думать о возможности изменений, ибо сами же защитники клаузулы выставляли как conditio sine qua non ее применения непредвиденность изменений. Таким образом, нельзя было говорить об изъявлении воли, считать сделку действительной только при данных обстоятельствах. Там же, где нет волеизъявления, не может быть и условия. Поэтому прав Эндеман1, категорически отрицавший возможность молчаливого условия вообще.

Среднее место между старой теорией «молчаливого условия» и современными субъективными теориями cl. r. s. st. и по времени, и по значению среди этих теорий занимает виндшейдовское учение о предположении (Voraussetzung). В своей появившейся в 1850 г. работе «Die Lehre von Voraussetzung»2 Виндшейд обосновывает учение о предположении как неразвитом условии. Всякая сделка заключается при представлении о чем-либо существующем или в будущем наступающем. Это представление, даже и не развитое в условие, имеет для судьбы сделки серьезное значение. Если оно могло было быть известным другой стороне, то при его отпадении наступают определенные правовые последствия. «Если кто изъявляет волю под предположением, – пишет Виндшейд3, – то он этим еще не ставит существование желаемого правового последствия в зависимость от предположения, но все-таки несомненно, что при неосуществимости предположения существование желаемых правовых последствий (Wirkung) не соответствует его настоящей воле. Это расхождение между действительной и настоящей волей (wirklichen und eigentlichen Wille) сглаживается тем, что на обогатившегося возлагается обязанность возвратить то, что он получил и получит». Таким образом, по Виндшейду, вследствие отпадения предположения может быть предъявлен иск о неосновательном обогащении.

Если же договор еще не исполнен, то должник может защищаться против притязания кредитора путем exceptio doli.

Виндшейдовское учение о предположении было воспринято первым проектом Германского уложения – «маленькими Виндшейдом», как его называли его противники.

В нем содержалась ст. 742, согласно коей, если «кто при явно выраженном или молчаливо изъявленном предположении о наступлении будущего события или правового последствия учиняет исполнение, то он может, если предположение не исполняется, от получателя все исполненное потребовать назад»4. Однако Вторая комиссия под влиянием Ленеля и др. отказала учению Виндшейда в при-

1  Endemann, Lehrbuch des Bürg. Rechts, Bd. I, S. 375.

2  Oertmann, Die Geschäftsgrundlage, Erlangen, 1921, S. 138 (ставит появление работы Виндшейда в связь с дороговизной и преобразованиями 1818 г.).

3  Windscheid, Lehrbuch des Pandektenrechts, Bd. II, Frankfurt, 1900, § 423, S. 824; Bd. I, § 97–100. 4  Цит. по: Planck, Bürgerliches Gesetzbuch, Bd. II, S. 370.

ВЕСТНИК ГРАЖДАНСКОГО ПРАВА № 5 2013 ТОМ 13

232

знании. Точка зрения Виндшейда подверглась весьма ожесточенной критике1. Совершенно справедливо указывали, что учение о предположении уничтожает границы между мотивом и условием, подрывает устойчивость гражданского оборота, что мотив, а следовательно, и предположение, стоят вне сделки и поэтому не могут иметь влияния на ее судьбу.

От этих упреков пытался освободиться Эртман (Oertmann) в вышедшей

в1921 г. работе «Die Geschäftsgrundlage». Виндшейдовское предположение заменяется у него основанием сделки: «Die Geschäftsgrundlage ist die beim Geschäftsschluss zutage tretendе und vom etwaiger Gegner in ihrer Bedeutsamkeit erkannte und nicht beanstandete Vorstellung einer Beteiligten vom Sein oder vom Eintritt gewisser Umstände auf deren Grundlage der Geschäftswille sich aufbaut» («Основание сделки есть при заключении сделки выступающее и другой стороне известное

вего значении неоспариваемое представление одного участвующего или общее представление нескольких участвующих, на основании коих сделка строится»)2. Недостаток этого основания или последующее его отпадение обосновывает право отступления (Rücktritt) или для длящихся отношений – отказа (Kündigung).

Вотличие от Виндшейда, Эртман передвигает проблему основания сделки из области воли в область представления. Виндшейдовское предположение, представляя собой самоограничение воли и не отличаясь тем самым существенно от условия, имело чисто негативное значение. Сторона хотя и изъявляла волю безусловно, но в то же время давала понять, что без наличия этого предположения воля не была бы изъявлена. Наоборот, Эртман, опираясь на громадный материал cl. r. s. st., указывал, что о таком отрицательном значении предположения говорить нельзя, ибо оно выступает только при сомнении в устойчивости предположения, но в таком случае сторона должна была бы обезопасить себя внесением в сделку условия, и если она этого не сделала, то это было бы ее упущением.

Вдействительности же в подавляющем большинстве случаев стороны даже и не сомневались в непоколебимости своего предположения, и оперировать здесь с «самоограничением воли» значило бы вводить фикцию.

1  За учение о предположении высказались Беккер, Барон (Baron, Система римского права, т. I, с. 107), Колер(Гражданское право Германии, Петербург, 1911, с. 306), ныне Эренцвейг(A. Ehrenzweig, op. cit., Wien, 1925, Bd. I, § 101–101, 289), Майр (H. Mayr, op. cit., Bd. I, S. 278), Хенле(Henle, Lehrbuch des Bürg. Rechts, Berlin, 1926, Bd. I, S. 230–241), Синайский (Основы гражданского права, Рига, 1924, т. 1, с. 108; иначе в своей старой работе: Русское гражданское право, Киев, 1917, т. 1, с. 197); против предположения: Ленель, Вендт, Дернбург (Dernburg, Пандекты, т. I,

с. 289), Эндеман (Endemann, op. cit., 1903, Bd. I, S. 295, 375), Регельсбергер (Regelsberger, Pandekten, Bd. I, S. 198), Кроме (Crome, op. cit., Bd. I, § 78).

Из иностранных законодательств учение о предположении было принято, только Саксонским гражданским уложением (см.: Schoop, Die clausula rebus sic stantibus in der Zivilgesetzgebung der deutschen Sprachkreises, 1927, § 15) и частично находило признание в решениях швейцарских судов (см.: Fick, Die Frage der Aufwertung und der Einfluss wirtshaftlicher Katastrophen auf bestehende Verträge nach schweizerischem Recht, 1925, S. 7; ср. также: Schoop, ibid.).

2  Oertmann, op. cit., S. 37; 20–31.

Цивилистическая мысль прошлого

233

Эртмановское основание сделки имеет чисто положительное значение как составляющее фундамент для волеизъявления представление о существовании или наступлении известных обстоятельств. Другим крупным преимуществом эртмановской конструкции было стремление к объективированию понятия. В противоположность Виндшейду, Эртман не довольствовался простой возможностью знания предположения другой стороной, но требовал безусловной ее известности и неоспоримости и, кроме того, ее выражения во внешних обстоятельствах сделки.

Подходя к критике эртмановского учения об основании сделки, следует прежде всего отметить, что эта теория страдает глубочайшими внутренними противоречиями.

Как правильно указывал Лохер1, у Эртмана далеко не все обстоит благополучно с изгнанием волевого момента из понятия основания сделки. По Эртману, для того чтобы представление могло определить судьбу сделки, оно должно быть известно другой стороне и ею не оспариваться. Эта неоспариваемость и представляет Ахиллесову пяту эртмановской конструкции, ибо здесь в область основания сделки вносится фактически тот волевой элемент, от которого Эртман так пытался освободиться.

В самом деле, не оспаривая значимости представления одной стороны, другой контрагент молчаливо его принимает, соглашается с ним и тем самым, очевидно, считает его решающим для судьбы сделки, иными словами, путем молчаливого волеизъявления делает его условием. Таким образом, мы возвращаемся к нашему старому знакомому – «молчаливому условию».

Несостоятельность учения об основании сделки в особенности ярко сказывается на ее отношении к cl. r. s. st. По Эртману, оба эти института суть внутри одной области две различные формы выражения и понимания одной и той же политикоправовой идеи (с. 45–46). Cl. r. s. st. понималась Эртманом как молчаливо выраженная оговорка, входящая, в противоположность основанию, в содержание сделки. По Эртману, основание сделки значительно шире cl. r. s. st., ибо оно охватывает не только существование известных обстоятельств, но и наступление будущих.

Однако, как указывает сам Эртман, в громадном большинстве случаев отпадение основания конкурирует с cl. r. s. st. Нам кажется, что это расщепление одного и того же института происходит вследствие субъективного подхода Эртмана. Уже само его понимание cl. r. s. st. как молчаливой оговорки является неверным, ибо оно, как отмечено выше, выдвигает на первый план фикцию.

В действительности и cl. r. s. st., и то, что Эртман называл последующим отпадением основания2, суть одно и то же и представляют собой единый принцип невменения.

1  Locher, Geschäftsgrundlage und Geschäftszweck, Arch. f. d. civ. Praxis, 1923, Bd. I, S. 110.

2  Нам кажется справедливым упрек Лохера и Эннекцеруса в неправильном внедрении Эртманом учения об основании сделки в учение об ошибке.

ВЕСТНИК ГРАЖДАНСКОГО ПРАВА № 5 2013 ТОМ 13

234

Прежде всего из того, что стороны заключили сделку при наличии определенного представления, вовсе не следует, что отпадание этого представления влекло бы за собой расторжение договора. В самом деле, если немецкий купец закупал товар для поставки во Францию и ввоз был затем запрещен, то где гарантия того, что, зная возможность этого запрещения, он все равно не заключил бы сделку, ибо ведь эртмановское представление не есть conditio sine qua non, но имеет характер положительного представления, тем более что при нормальных условиях этот товар мог быть вывезен в другую страну или использован, – быть может, только с меньшей прибылью – в Германии.

Далее, если бы отпадание основания само по себе приводило к расторжению сделки, то почему бы не допустить расторжение там, где цены поднялись на 2–3%? Ведь и здесь мы имеем дело с отпадением основания.

Эртман прекрасно понимал опасность подобного применения отпадения основания, ибо оно повлекло бы за собой внесение неустойчивости в гражданский оборот. Он пытается выйти из затруднения признанием того, что отпадение основания сделки только там дает возможность отступления от договора, где дальнейшее его сохранение не могло быть вменено должнику согласно принципу доброй совести (§ 242 BGB).

Но этим самым центр тяжести проблемы освобождения должника от лежащих на нем обязанностей переносится с представления сторон на предписание правопорядка – на принцип невменения исполнения.

Совершенно прав другой сторонник учения об основании сделки Генрих Леман1, когда он упрекает Эртмана в известной непоследовательности. К этому же сведению действия отпадения основания сделки к принципу невменения приводят нас и другие соображения. Всякое обязательство устанавливается или прекращается путем волеизъявления или при наступлении определенного события, с которым закон (вернее, правопорядок) связывает известные правовые последствия. Вот почему нам кажется, что само по себе представление не может оказать никакого влияния на судьбу сделки и только там, где правопорядок придает им определенные правовые последствия, они могут служить обоснованием для отступления от договора.

Однако центр тяжести все-таки лежит не в них. В жизни есть много случаев, где стороны или вовсе не имели представления о существовании определенных обязательств, или их представления не возвысились до основания сдел-

1  H. Lehmann, Allgemeiner Teil des Bürg. Gesetzbuches, 1922, с. 188. Леман считает, что право отступления принадлежит стороне не там, где сохранение договора противоречило бы доброй совести,нотам,гдепредставление,внесенноевсодержаниесделки,имелодляпоследнейрешающее значение. Другой сторонник этой теории Бёкель (Böckel, Die Veränderung der Vertragsgrundlagen, 1922) сводил основание сделки к хозяйственным затратам, вернее, калькуляции. Изменение договорного основания мы имеем там, где использование может последовать только с затратами, лежащими вне принятого на себя должником риска. Такое сведение к изменению хозяйственных затрат является слишком узким и не может быть приемлемым, тем более что в торговом обороте имеют значение не столько затраты на исполнение, сколько затраты на воспроизводство.

Цивилистическая мысль прошлого

235

ки. Тем не менее и здесь исполнение обязательства точно так же не может быть вменено должнику1.

Совершенно иначе ставится проблема основания сделки Лохером. В противоположность Эртману, он понимает под основанием сделки не представление сторон, но обстоятельства, необходимые для достижения цели сделки. Они лишены всякого психологического значения и относятся к цели сделки, как причины к следствию.

«Для ограничения обстоятельств, которые, как основание сделки, заслуживают уважения, не может иметь значения ни психологическое отношение сторон к этим обстоятельствам, существовавшее при заключении сделки, ни волевые отношения (Виндшейд), ни представления (Эртман).

Первое приводит к фикции, второе – к несоответствующим случайным результатам; напротив, могут быть обстоятельства, которые рассматриваются как основание сделки и отграничены только по своему причинному значению для достижения через соглашение сторон до цели сделки выдвигающейся цели одной стороны»2. Отпадение этих оснований сделки имеет значение лишь постольку, поскольку оно затрагивает цель, преследуемую сделкой. Таким образом, центр тяжести проблемы переносится с основания сделки на ее цель.

Под целью сделки Лохер понимал «по содержанию сделки желаемые последствия» («nach dem Inhalt des Rechtsgeschäfts bezweckte Erfolg»).

Цель сделки есть цель стороны и как таковая нечто одностороннее3. Однако одностороннего установления цели достаточно только для односторонней сделки. В иных же случаях необходимо соглашение о цели, ибо только таким образом цель одной стороны вносится в содержание сделки, делается по содержанию сделки желаемым последствием4.

1  Штампе (Stampe, Richtlinien für die Klausula-Praxis, Jher. Jahrb., Bd. 72, S. 382) отмечал также трудность доказывания наличия двустороннего представления.

2  Locher, Die Geschäftsgrundlage und Geschäftszweck, Arch. f. civ. Praxis, N. F., Bd. 1, 1923, II, 1, S. 51: «Основание сделки – это совокупность тех обстоятельств, без коих существование или наступление по содержанию сделки желаемых последствий путем сделки, вопреки ее обычному значению и затратам, по содержанию сделки недопустимо».

3  Близко к Лохеру в этой части его учения подходит во французской литературе Капитан (Capitant), опирающийся на развитое французскими судами учение об основании (cause) сделки. Понимая под основанием «but visé par le contrartant», он утверждает, что «обязательство есть средство для достижения цели. В отличие от мотива чисто субъективного, внешнего по отношению к сделке, cause вытекает из природы заключенного стороною договора, а поэтому входит в содержание сделки и является «raison détérminante» соглашения сторон. Для двусторонних договоров cause – это намерение получить встречное удовлетворение. Если вследствие каких-либо последующих изменений эта цель делается недостижимой, обязательство перестает существовать» (De la cause des obligations, 1927, p. 19, 21–28, 41, 290).

4  Точка зрения Лохера поддерживается, правда, с некоторыми оговорками, Шоопом (Schoop, Die clausula rebus sic stantibus in der Zivilgesetzgebung des deutschen Sprachkreises, 1927, с. 1, 80 и др.).

ВЕСТНИК ГРАЖДАНСКОГО ПРАВА № 5 2013 ТОМ 13

236

Если эта цель делается в дальнейшем абсолютно или относительно недостижимой, то, по мнению Лохера, наступают последствия, предусмотренные § 812 BGB: «Если кто через действие другого или иным способом получит что-либо за счет другого без юридического основания, тот обязан возвратить ему полученное. Обязанность к возврату наступает тогда, когда правовое основание отпадает или с предоставлением по содержанию сделки желаемые последствия не наступили» («mit einer Leistung nach dem Inhalt des Rechtsgeschäfts bezweckte Erfolg nicht eintritt»).

Если же действие еще не исполнено, то сторона, которая после исполнения действия предъявит иск о неосновательном обогащении вследствие ненаступления по содержанию сделки желаемых последствий, может, если она докажет это обстоятельство, отступиться от сделки1.

Я не собираюсь останавливаться на проблеме цели и основания сделки, ибо, несмотря на весь громадный интерес этой проблемы, ее рассмотрение составило бы задачу целой работы, потому что как раз именно по вопросу о цели сделки среди юристов царит поистине вавилонское смешение. Каждый юрист понимает этот термин по-своему. В результате получается невероятная путаница понятий, в которой далеко не легко разобраться. Вот почему я ограничусь рассмотрением точки зрения Лохера лишь постольку, поскольку она относится к исследуемой мной проблеме. К сожалению, именно этот вопрос – о соотношении cl. r. s. st. и неосуществления цели сделки – не был достаточно ясно разработан Лохером2.

Лохер разделял все случаи клаузулы на две группы. В первой идет речь о границах жертв, вменяемых сторонам по содержанию сделки. Здесь мы имеем дело с относительной невозможностью осуществления целей в противоположность второй группе, куда принадлежат случаи абсолютной невозможности осуществления целей, например запрещение.

В общем же, как подчеркивает Лохер, случаи клаузулы – это важнейшая область применения отпадения цели3. Таким образом, мы принуждены будем остановиться на значении иска из неосновательного обогащения для нашей проблемы, тем более что, кроме Лохера и Хенле, на иск о неосновательном обогащении пытались опереться Эннекцерус, Мюллер4, Барт, Wahl для случаев обесценения денег. Из самого названия неосновательного обогащения видно, какую важную роль в этой проблеме играет приобретение имущественной ценности

1  Locher, op. cit. На § 812 BGB ссылается Хенле в случае отпадения будущего предположения

(ожидания) (Henle, Lehrbuch des bürg. Rechts, 1926, Bd. I, S. 211).

2  Op. cit., S. 90: «Hiernach handelt es sich bei der Bestimmung des Verhältnisses von «Klausel» Problem und Geschäftsgrundlage nicht um die Feststellung eines Gegensatzes, sondern um die Frage welches diejenigen, zum Begriff der Geschäftsgrundlage gehörigen Gesichtspunkte sind unter denen die Klauselfälle sich in das allgemeinere Problem der Geschäftsgrundlage einreihen und von denen die Lösung der Klauselfälle, vom Standpunkt der Geschäftsgrundlage aus gesehen, abhängt».

3  Ibid.

4  Enneccerus, Lehrbuch des Bürg. Rechts, 1923, Bd. I, § 116a, § 112; Müller, op. cit.