Учебный год 22-23 / Гражданское право / Ответственность за нарушение обязательств / Ответственность за нарушение обязательств / Пирвиц_вина1
.docx3. Из буквального содержания ст. 684 действительно нельзя вывести, чтобы причинивший вред в свое оправдание мог ссылаться на отсутствие вины, т.е. доказывать, что он хотя и обладал дееспособностью, но в данном случае действовал не умышленно и не по неосторожности (ст. 647 т. X ч. I). Однако из соображений, имевшихся в виду при составлении редакции ст. 684, видно, что причинивший вред должен пользоваться правом оправдываться также и отсутствием вины со своей стороны. А именно в замечаниях на составленный бывшим II Отделением проект правил о вознаграждении за вред и убытки Министр государственных имуществ указал на существующее, по его мнению, противоречие между ст. 38 и 69 проекта (ст. 39 и 70 правил 21 марта 1851 г. = ст. 647 и 684 т. X ч. 1), так как согласно первой из этих статей вред и убытки, происшедшие от деяния случайного, не подлежат вознаграждению, а во второй статье (69) сказано, что всякий обязан вознаградить за вред и убытки, причиненные его деянием или упущением, хотя бы оные не составляли ни преступления, ни проступка. На это замечание Главноуправляющий бывшим II Отделением объяснил следующее: "Едва ли можно признать постановления статей 38 и 69 противоречащими одно другому. В ст. 38 говорится, что причинивший кому-либо убыток совершенно случайно, не только без намерения, но даже и без всякой неосторожности, не присуждается к вознаграждению за сей убыток. Но когда деяние или упущение, причинившие другому вред или убытки, были не случайные и не вынужденные ни требованиями закона или правительства, ни необходимостью личной обороны или стечением обстоятельств, которых нельзя было предотвратить, как сие сказано в ст. 69, то причинивший таким образом вред или убыток обязан вознаградить за них, хотя сие деяние или упущение по свойству своему не принадлежат к наказуемым по закону преступным деяниям. Сии статьи (т.е. 647 и 684 т. X ч. I) взаимно объясняют и дополняют одна другую без всякого, как кажется, противоречия".
Независимо от сего Главноуправляющий бывшим II Отделением Собственной Его Императорского Величества Канцелярии в объяснительной записке от 17 августа 1846 г. N 410, при которой был представлен в Государственный Совет проект правил о вознаграждении за вред и убытки, причиненные преступлением, между прочим высказал следующие соображения: "Более или менее тяжкая вина учинившего противозаконное деяние должна быть и всегда бывает поводом к определению за сие деяние наказания более или менее строгого, ибо мера оного должна быть определяема по большей или меньшей степени злонамеренности проступка. Напротив, когда дело идет о вознаграждении лишь вещественного, причиненного преступлением вреда, то нет уже никакого повода вникать в существо причин сего вреда, т.е. нанесен ли он чрез преступление умышленное или же неумышленное. Достаточно знать, что сей вред произошел не от случая, а от вины действовавшего при сем лица".
4. При строгом толковании ст. 684 т. X ч. I всякое, даже самое добросовестное, лицо, причинившее какой-либо случайный вред, подвергалось бы ответственности за убытки, между тем как лицо, которое совершило преступление, сопровождавшееся случайным вредом, освобождается по ст. 647 т. X ч. 1 от возмещения убытков.
5. Если бы наше законодательство не исходило из предположения о необходимости вины для возникновения обязательства возмещения убытков, то оно не устанавливало бы специальных правил, возлагающих на причинившего вред, в виде изъятия, ответственность даже за такие убытки, которые произошли от случайного события. Так, напр., по ст. 2105 т. X ч. I поклажеприниматель после отказа на первое требование о возврате поклажи ответствует и за случайную гибель или повреждение принятого на сохранение имущества; на основании ст. 151 т. V Уст. пит., изд. 1893 г., в случае истребления или порчи казенного контрольного снаряда во время нахождения оного на винокуренном заводе или на сохранении у заводчика, сей последний обязан возместить убытки казны независимо от того, последовало ли повреждение или истребление снаряда по вине хранителя или по причинами, от него не зависящим (реш. Гражд. кас. деп. 1879 г. N 76); ст. 683 т. X ч. 1 и 102 Общего устава железных дорог, предусматривая причины, по которым железная дорога не отвечает за утрату и повреждение груза, не дозволяют железной дороге ссылаться на общем основании ст. 647 т. X ч. I на случай, т.е. доказывать, что вред произошел без намерения и без всякой неосторожности, т.е. без вины со стороны управления железной дороги и ее агентов (реш. Гражд. кас. деп. по делу Абрамова 1887 г. N 68; по делу общества "Кавказ и Меркурий" 1893 г. N 87).
6. По ст. 193 т. X ч. I родители в случае незаконного распоряжения имуществом своих детей отвечают за все нанесенные виною их убытки наравне с лицом посторонним.
7. Мнение о том, что вина составляет по русскому праву общее основание обязательства вознаграждения за вред, высказано в нашей литературе (Мейер. Русское гражд. право. Изд. 1864 г. С. 203; Тальберг. Указ. соч. С. 103 и 158) и в кассационной практике Правительствующего Сената. Относительно причинения вреда непреступным деянием кассационный департамент неоднократно разъяснял, что лицо, причинившее вред, имеет право ссылаться и на ст. 647 т. X ч. I, а именно оправдываться тем, что оно причинило вред не только без намерения, но и без всякой с его стороны неосторожности, т.е. случайно (1884 г. N 144 по делу Кузнецова; 1881 г. N 174 по делу Щербинина; 1876 г. N 114 по делу Альбедкова; 1876 г. N 304 по делу Ящинского; N 529 по делу Савельева; 1875 г. N 9 по делу Кленской; 1873 г. N 407 по делу Баранова; 1870 г. N 1132 по делу Огнева). Такое же мнение высказано кассационным департаментом при применении ст. 647 и 684 т. X ч. I к обязательству вознаграждения за убытки, причиненные неисполнением договоров (1873 г. N 581 по делу Плотникова; 1874 г. N 34 по делу Слюсарева; 1872 г. N 349 и 422 по делам графини Мусиной-Пушкиной).
Общее между деяниями преступными (ст. 644 - 683 т. X ч. 1) и непреступными (ст. 684 - 689 т. X ч. I) заключается, по словам кассационного департамента, в том, что для обиженного возникает право на вознаграждение с виновника преступного или вредного деяния (1872 г. N 22 по делу Соколова).
При этом само собою разумеется, что Правительствующий Сенат, ставя взыскание убытков в зависимость от виновности или невиновности лица, причинившего таковые, имеет в виду убытки в собственном смысле этого слова, а не возврат имущества или ценности, послужившей к незаконному обогащению должника или постороннего лица, так как подобное восстановление имущественных прав производится на основании ст. 574 т. X ч. I независимо от виновности или невиновности лица, воспользовавшегося чужим имуществом (кас. реш. 1876 г. N 304 по делу Ящинского; 1880 г. N 84 по делу Прокопца; 1883 г. N 32 по делу Пыхачевой; 1886 г. N 26 по делу Васильева).
8. В нашей литературе (Анненков. Система русск. граждан. права. С. 534, 535) высказано мнение о том, что ст. 647 т. X ч. I в настоящее время не может иметь никакого применения ввиду постановления ст. 31 Уст. угол. суд. и ст. 7 Уст. гражд. суд., допускающих гражданский иск и в случае невменения подсудимому в вину его деяния. Но упомянутые судопроизводственные правила, постановленные лишь в видах предотвращения столкновения подсудности уголовной и гражданской, ни в чем не изменяют гражданских законов о вознаграждении за убытки. Лица, обвинявшиеся, напр., в убийстве, похищении, умышленном истреблении или повреждении чужого имущества и оправданные уголовным судом вследствие случайности причиненного вреда (ст. 92 п. 1 Улож. наказ.), никоим образом не могут быть присуждены гражданским судом к возмещению убытков (кас. реш. 1870 г. N 529; 1875 г. N 121), так как эти лица, независимо от ссылки на общее правило ст. 647 т. X ч. I, имеют право оправдываться и на основании ст. 684 т. X ч. I (кас. реш. 1869 г. N 809), а также доказывать свою невиновность на основании других постановлений гражданского закона, требующих наличности вины для установления ответственности за убытки (ст. 290, 657 - 673, 2068, 2233, 2327 т. X ч. I; ст. 21, 258, 341, 342 и др. т. XI Уст. торг.). Само собою разумеется, что убытки могут быть присуждены гражданским судом и с лица, причинившего вред в состоянии невменяемости, но такая ответственность за убытки может быть основана не на ст. 7 Уст. гражд. суд. и ст. 31 Уст. угол. суд., а только на специальных гражданских законах, допускающих в виде исключения ответственность за убытки независимо от вины лица, причинившего их (напр., ст. 683, 686 т. X ч. I).
На основании вышеизложенных соображений необходимо прийти к заключению, что понятие вины и по нашему законодательству составляет общее основание имущественной ответственности за вред, причиненный недозволенными (преступными и непреступными) деяниями или неисполнением обязательств (вытекающих из договоров или других установленных законом оснований).
V
Изложенное общее начало нашего законодательства представляется вполне справедливым и целесообразным.
I. Что касается вопроса о необходимости вины для установления ответственности за вред, причиненный недозволенными деяниями, то нельзя согласиться с мнением тех ученых (напр., Биндинга, Штейнбаха, Матайа), которые утверждают, что с законодательной точки зрения обязанность вознаграждения за вред должна быть возлагаема на лицо, причинившее таковой, независимо от вопроса о вине этого лица. Гражданское право, в отличие от уголовного, действительно не придает вообще внутреннему проявлению человеческой воли преобладающего значения, так как гражданские законы определяют права и обязанности частных лиц в их взаимных, главным образом имущественных отношениях независимо от проявления воли или каких-либо действий самих лиц. Так, гражданские законы устанавливают последствия событий, возникающих помимо человеческой воли, напр. рождения, смерти, естественного приращения имущества и т.п. Но в тех случаях, когда вопрос касается последствий деяния лица, гражданский закон, подобно уголовному, требует дееспособности лица, т.е. свободного и сознательного проявления воли. Если такая воля направлена не к установлению, видоизменению или прекращению права (юридическому действию), а к нарушению права (преступному или вообще недозволенному деянию), то подобное проявление воли называется виною, так что вина есть не что иное, как неправомерная воля дееспособного лица (Биндинг, т. II, 1877, § 37, с. 102; Гассе, с. 9). Нарушение уголовного закона подлежит вменению и наказанию вообще лишь при наличности вины, между тем как нарушенное гражданское право вообще восстанавливается, хотя бы нарушение произошло лишь фактически, без вины и даже при полном отсутствии дееспособности в лице нарушителя (Гейслер, с. 15, 18 - 20; Биндинг, т. I, с. 301). Так, напр., брак лиц, состоящих в запрещенных церковными правилами степенях родства, признается недействительным и расторгается даже при невиновности лиц, вступивших в такой брак (ст. 37, 38 т. X ч. I), незаконный владелец имущества обязан возвратить таковое собственнику, несмотря на свою добросовестность (ст. 529, 609, 640 т. X ч. I) и т.п.
Если гражданское правонарушение сопряжено с причинением имущественного вреда, то вместе с восстановлением нарушенного права должен быть по возможности устранен и имущественный вред, причиненный правонарушением. С юридической точки зрения незаконное причинение имущественного вреда вообще не уменьшает имущества потерпевшего, так как последний приобретает по закону право требовать восстановления нарушенного владения или вознаграждения за понесенные убытки, каковые права входят в состав имущества потерпевшего (ст. 417 - 419, 1258 т. X ч. 1). Но в экономическом отношении принадлежащее потерпевшему право весьма часто не соответствует понесенному вреду не только вследствие затруднений, сопряженных с отыскиванием вознаграждения, но и потому, что сам закон по особым соображениям иногда ограничивает права потерпевшего, напр. определяет размер вознаграждения в пределах наличного обогащения или по рыночной или биржевой, но не высшей, хотя бы доказанной, цене, или устанавливает сокращенные сроки давности и т.п.
Имущественный вред, причиняемый одним лицом другому, может проявляться в двух видах, резко отличающихся между собою по своим фактическим или экономическим последствиям, а именно может заключаться в уменьшении имущества потерпевшего с увеличением имущества правонарушителя или же только в уменьшении имущества потерпевшего без всякой имущественной пользы для лица, причинившего вред.
Под первый вид вреда (незаконное обогащение в обширном смысле этого слова) подходит незаконное владение чужим имуществом, а также незаконное пользование чужими имущественными правами или чужим трудом. Не подлежит сомнению справедливость постановлений о том, что восстановление нарушенного владения, отыскивание права собственности и требования, основанные на начале незаконного обогащения в техническом смысле этого понятия (напр., в случае уплаты денег по недействительному обязательству, в случае затраты имущества или труда в пользу другого лица без полномочия последнего и т.п.), допускаются даже против лиц, не обладающих дееспособностью, напр. малолетних и душевнобольных, и вообще против всяких лиц, хотя бы владеющих или пользующихся чужим имуществом или трудом вполне добросовестно. Во всех приведенных случаях (даже невольного) нарушения чужих имущественных прав потерпевшему достаточно доказать только свое право на имущество или имущественную ценность, поступившую к другому лицу без законного основания, но не требуется доказательств того, чтобы причиною незаконного обогащения было недозволенное деяние обогатившегося лица, ибо последнее обязано к возврату чужого имущества, хотя бы таковое поступило к нему помимо какого-либо действия с его стороны и даже без всякого участия его воли (напр., при добросовестной затрате денег в пользу другого лица без ведома и полномочия последнего).
Таким образом, восстановление имущественного положения сторон посредством восстановления нарушенного владения или возврата незаконного обогащения происходит независимо от вопроса о вине незаконного владельца или вообще воспользовавшегося незаконным обогащением. Вина или отсутствие вины, а также недобросовестность со стороны означенного лица могут иметь влияние только на усиление или ослабление объема его ответственности (напр., возврат всего обогащения вместе с убытками или возврат только наличного обогащения; ср. ст. 38 проекта Устава об опеках и попечительствах 1891 г.; ст. 70 и 73 Швейц. союз. зак.; ст. 1378, 1380 Франц. гражд. улож., ст. 3734 прим.; 3736 Св. узак. губ. Приб.), но не составляют необходимых условий для возникновения самого права потерпевшего на предъявление вещного иска о возвращении своей собственности или требования о возмещении обогащения.
Что касается другого рода имущественного вреда, заключающегося в причинении убытков, не соединенных с имущественным обогащением правонарушителя, то устранение такого вреда не может совершиться посредством безобидного для обеих сторон восстановления законного состава их имущества, именно путем возврата потерпевшему полученного другою стороною обогащения, но может быть произведено лишь посредством возмещения убытков из имущества правонарушителя, причем происходит уменьшение его имущества. Ввиду такого коренного различия между возмещением обогащения и вознаграждением за убытки, основания того и другого способа устранения имущественного вреда не могут быть одинаковы. Если вполне справедливо, что простой факт получения незаконного обогащения из чужого имущества должен иметь своим последствием возврат имущества или возмещение обогащения потерпевшему, то этого нельзя сказать в отношении убытков, причиняемых другому лицу без получения какой-либо имущественной прибыли, напр. в случае истребления или повреждения чужого имущества, причинения смерти или телесного повреждения и т.п. Как ни желательно ограждать интересы лиц, понесших убыток, нельзя, однако, признать справедливым и достаточным одно то основание, которое выставляется некоторыми писателями как принцип ответственности за убытки, а именно, что вознаградить за убытки обязан тот, кто фактически причинил таковые. Это начало, несмотря на кажущуюся простоту свою, вызывает множество недоумений и может оказаться несправедливым не только по отношению к лицу, являющемуся причиною убытков, но даже по отношению к потерпевшему. Лицо может быть непосредственною или косвенною, притом более или менее отдаленною, причиною убытков, понесенных другим лицом. Несомненно, что кроме причинной связи <13> между убытком и деянием лица, причинившего таковой, необходимо еще другое условие для возникновения обязательства вознаграждения, а именно недозволенность деяния, независимо от того, запрещено ли оно уголовным или гражданским законом. Но и при наличности этого условия едва ли справедливо привлекать к ответственности за убытки лиц, являющихся лишь косвенною или весьма отдаленною фактическою причиною убытков, если имеется в виду лицо, бывшее прямою причиною вреда. В случае причинения вреда от разрушения строения, взрыва котла и т.п. требование о вознаграждении можно было бы, по вышеприведенной теории, предъявлять безразлично и независимо от вопроса о вине к любому из прежних собственников строения, к архитектору и подрядчику, строившим здание, к продавцу или фабриканту котла, рабочим и другим лицам, являющимся иногда весьма отдаленными причинами вреда. Если же установить в виде общего правила, что только лицо, бывшее непосредственною причиною убытка, должно подвергаться ответственности, то это привело бы, напр., к тому, что потерпевший от поджога, произведенного малолетним по приказанию или наставлению взрослого лица, имел бы право требовать вознаграждения только с малолетнего поджигателя, а не с зачинщика преступления. Недостаточность одной причинной связи между вредом и деянием того или другого лица косвенным образом признается самими писателями, исходящими из означенного начала. Так, напр., Биндинг (т. I, с. 472) говорит, что хозяева и предприниматели обязаны безусловно отвечать за действия своих служащих и за вредные последствия своих предприятий, хотя между деянием хозяев или предпринимателей и происшедшим вредом часто не имеется полной причинной связи. Точно так же Штейнбах и Матайа, отвергая вину как основание ответственности за убытки, не ограничиваются одною фактическою причинною связью между убытком и деянием лица, но выводят обязательство вознаграждения из разнообразных оснований, как-то: из права собственности на имущество, причинившее вред, из права господства над служащими, из выгод, сопряженных с предприятиями, и т.п. Таким образом, нельзя не признать, что мнение, по которому для установления ответственности за убытки достаточно причинной связи между сими последними и деянием данного лица, представляется, по выражению Йеринга (Указ. соч. С. 217), "диким" (rohe Ansicht) и не удовлетворяющим чувству справедливости. Что же касается других приводимых Биндингом, Штейнбахом и Матайа оснований ответственности за убытки, то эти основания могут служить лишь в пояснение некоторых отдельных видов усиленной (безусловной) ответственности за причинение вреда, но не заключают в себе общего основания для справедливого установления обязательства вознаграждения за убытки.
--------------------------------
<13> Решения Гражд. кас. деп. 1871 г. N 655; 1874 г. N 359; 1877 г. N 346; 1878 г. N 112; 1888 г. N 1; Марков П.А. Журн. гражд. и угол. права 1872 г. Кн. 5. С. 846; Победоносцев К.П. Ч. 3. С. 579; Ферстер. Т. I. § 89. С. 545; Виндшейд. Т. II. § 258. С. 41; Вентиг. С. 13; Сергеевский Н.Д. О значении причинной связи в уголовном праве. 1880. Вып. 1. С. 38, 46, 71, 72, 86.
Основанием рассматриваемой ответственности должна быть признана вина лица, причинившего убытки. Как уже было объяснено выше, лицо, на которое возлагается ответственность за убытки (в собственном смысле этого слова), обязано уплатить вознаграждение, несмотря на отсутствие какого-либо обогащения с его стороны. Таким образом, уплата вознаграждения за причиненные другому лицу убытки соединена всегда с имущественным лишением, которое может иметь для ответственного лица весьма тягостные последствия, между тем как убыток может быть почти нечувствительным для потерпевшего. Хотя иностранные законодательства <14>, а отчасти и наше право <15> предоставляют суду при определении размера вознаграждения сообразоваться с обстоятельствами дела, в том числе и с имущественным положением потерпевшего и причинившего вред, тем не менее нельзя не признать, что взыскание даже самого скромного вознаграждения, далеко не соответствующего размеру действительного убытка, представляется все-таки для ответственного лица почти равносильным денежному наказанию. При всем различии, которое существует и должно быть делаемо между наказанием и вознаграждением за убытки, эти два разнородных последствия уголовного и гражданского правонарушения имеют ту общую черту, что они причиняют правонарушителю известное зло или страдание.
--------------------------------
<14> Статья 260 Уст. герм. гражд. суд. 1877 г.; ст. 51 Швейц. союз. закона об обязат.; ст. 1492 Сакс. гражд. улож.; ст. 1843, 1844 Цюрих. гражд. улож.; ст. 81, 942 проекта Бавар. гражд. улож. 1861 г.; ст. 724 проекта Герм. гражд. улож. 1888 г.; Laurent. Principes de droit civil. T. XX. N 525, 533; Sourdat. Traite general de la responsibilite. 1872. T. I. N 464 bis, 694.
<15> Статья 657, 661 - 664, 666, 667, 670, 683 т. X ч. 1; ср. также ст. 3455, 4557, ч. 3 Свода узак. губ. Приб.
В этом смысле вознаграждение за убытки может быть названо "гражданским наказанием" (Лоран, т. XX, N 530; Виндшейд, т. II, § 326, с. 263). Подобно тому как уголовное право вообще не допускает не только чисто личных наказаний, но и денежных штрафов, если обвиняемый в преступном деянии не будет признан виновным, точно так же и гражданское право не может в принципе допустить, чтобы лицо лишалось принадлежащего ему имущества посредством взыскания с него вознаграждения за убытки, причиненные им без всякой вины с его стороны. Нельзя не согласиться с положением Йеринга (Указ. соч. С. 199) "ohne Schuld keine Verantwortlichkeit fur die That, d.h. keine Verpflichtung zum Schadenersatz". Только наличность вины (умысла или неосторожности) может составлять для потерпевшего вполне справедливое основание требовать возмещения убытков, несмотря на тягостные последствия для виновника убытков. Человек, у которого развито нравственное чувство, не потребует возмещения убытков из имущества ребенка или даже вполне дееспособного лица, причинившего вред без всякой неосторожности, напр. в болезненном припадке. Естественное или инстинктивное желание получить вознаграждение от лица, бывшего фактическою причиною вреда, возникает у потерпевшего лишь в момент обнаружения вреда под первоначальным впечатлением чувства негодования или обиды, чувства, вызываемого часто не столько сожалением о понесенной имущественной потере, сколько невольным предположением о вине правонарушителя. Но если потерпевший впоследствии убеждается, что лицо, являющееся причиною убытков, не заслуживает упрека в допущении какой-либо вины, напр., если оно никак не могло предвидеть вреда или действовало в невменяемом состоянии и т.п., то чувство злобы теряется и потерпевший, по чувству справедливости, уже не решается требовать возмещения своего убытка, если он не вынужден к тому крайнею бедностью, напр. в случае лишения его средств к существованию.
Все законодательства, в том числе и наше, действительно допускают в точно определенных случаях причинения вреда ответственность за убытки даже при отсутствии (вполне ясной) вины со стороны правонарушителя или так называемую ответственность за случай или случайный вред; но эта ответственность обусловливается всегда разными ограничениями, допускается в более или менее тесных рамках и основывается большею частью на установленном самим законом (след., правильном) предположении вины лица, признаваемого ответственным за убытки.
Совершенное устранение вины как общего основания обязательства вознаграждения за вред не только противоречило бы началам справедливости, но должно бы повлечь за собою изгнание нравственных начал также из других областей гражданского права. Исходя из положения, что за происшедшие убытки отвечает тот, кто их причинил, т.е. что для возникновения такой ответственности достаточно установить только фактическую причинную связь между убытками и данным лицом, следовало бы еще тем более признать, что и добросовестный владелец чужого имущества обязан не только возвратить собственнику самое имущество с наличными доходами и приращениями, но и вознаградить за все понесенные собственником убытки, подобно тому как это предписывается для недобросовестных владельцев (ст. 610 - 624, 641 - 643 т. X ч. 1). Между тем добросовестный владелец по всем законодательствам не обязан возмещать убытков и не обязан даже к вознаграждению за доходы, которыми он уже воспользовался в неведении о незаконности своего владения, хотя такое пользование составляет обогащение незаконного владельца и убыток собственника.
Признание фактической причинной связи единственным основанием для установления ответственности за убытки, происшедшие от недозволенных деяний, действительно в значительной степени упростило бы получение вознаграждения за убытки, но ограждало бы лишь односторонние интересы потерпевших, так как привлекаемые к ответственности лишались бы права ссылаться не только на случай, но даже на собственную вину потерпевших или на непреодолимую силу. Высказанное в ст. 684 т. X ч. 1 общее правило о вознаграждении за убытки, последовавшие от деяний преступных, даже при буквальном его толковании и без сопоставления этого постановления с другими правилами о вознаграждении (ст. 647) и с законодательными мотивами несомненно дает лицу, причинившему убытки, возможность освободиться от ответственности, если оно докажет, что было принуждено к причинению вреда требованиями закона или правительства или необходимою личною обороною или стечением непредотвратимых обстоятельств. Но несмотря на то что закон этот не ограничивается наличностью одной причинной связи между убытками и данным лицом, но придает некоторое значение и состоянию (принужденной) воли правонарушителя, К.П. Победоносцев (Курс гражд. права, ч. 3, изд. 1880 г., с. 590) вполне справедливо признает это постановление закона по его логическому толкованию "суровым".
В иностранных законодательствах суду предоставляется при определении размера вознаграждения сообразоваться между прочим и со степенью вины лица, причинившего вред (ст. 1324 Австр. гражд. улож.; ст. 10 и сл. разд. 6 ч. I Прусск. земск. улож.; ст. 1847, 1848 Цюр. гражд. улож.; ст. 51 Швейц. союз. зак. об обяз.; ст. 1128 проекта Бельгийского гражд. улож.; Лоран. Т. XX. N 530; Сурда. Т. 1. N 107, 659, 689, 690).
Подобное же начало применяется и у нас по обычному праву крестьян в виде правила "грех пополам". Этим правилом руководствуются между прочим в случаях неумышленного причинения вреда, когда в ответчике нельзя с точностью предполагать намерения нанести убыток истцу или когда со стороны ответчика есть неполная вина. Половинная стоимость поврежденного имущества или вообще убытка присуждается по следующим указываемым крестьянами причинам: "чтобы обида меньше была" или "чтобы обеим сторонам легче было" или "чтобы обеим сторонам не так обидно было" (Пахман С.Б. Обычное гражд. право. Т. I. С. 432 - 434). Но если справедливость и народное сознание требуют, чтобы при определении размера вознаграждения принималась во внимание степень вины причинившего вред, то необходимо признать, что и самое право на вознаграждение должно быть основано на вине, а не на простом факте причинения вреда, так как в последнем случае приходилось бы всегда присуждать вознаграждение в полном размере.