Учебный год 22-23 / Ягельницкий, диссертация-2

недействительность сделки, направленной на обязывание, автоматически влечет и отсутствие перехода права собственности165.

Применительно к правопреемству это различие будет иметь значение при рассмотрении последствий некоторых недействительных сделок166, направленных на передачу прав. В правопорядках, в которых выделяется направленная собственно на передачу права распорядительная сделка, установление недействительности обязательственной сделки не повлечет автоматического возвращения права к отчуждателю: напротив, у правопредшественника возникнет только право требовать возврата неосновательного обогащения в натуре, если переданное право сохранилось у преемника167. В отношениях с третьими лицами система, предусматривающая наличие абстрактных распорядительных сделок, приведет к тому, что покупатель от преемника, приобретшего свое право по оспоренной сделке, сможет передавать имущество третьему лицу и третье лицо будет приобретать право в порядке преемства, в том числе по безвозмездным сделкам, в то время как в иных системах третьи лица будут лишь пользоваться защитой, предусмотренной для добросовестного приобретателя.

Поэтому, как нам кажется, разница в данных подходах сведется к соотношению виндикации и кондикции как способов защиты права отчуждателя, а также к более или менее широкому применению норм о добросовестном приобретении. В порядках, признающих само существование и особую силу вещных сделок, ограничиваются основания оспаривания передачи права, поэтому в большем числе случаев считается, что при распоряжении правом правопреемство состоялось, и на первый план

165При таком решении возникают сложности с признанием эвикции не ответственностью из договора, а некоей «ответственностью из закона». См. Егоров А.В., Ерохова М.А., Ширвиндт А.М. Обобщение применения арбитражными судами норм ГК РФ о вещно-правовых способах защиты права // Вестник гражданского права. 2007. № 4 // СПС КонсультантПлюс. П. I.

166Имеются в виду в основном оспоримые сделки, в отношении которых не применяется концепция

«общего порока», а также сделки с нарушением формы, см. Drobnig U. Transfer of Property // Towards a European Civil Code / Eds. A. Hartkamp et al. Nijmegen, 2000. Pp. 737-738.

167 Помимо немецкого, к таковым относят также шотландский и эстонский, см.: Principles, Definitions and Model Rules of European Private Law. Draft Common Frame of Reference. Full edition. Vol. 5 / Ed. by C. von Bar, E. Clive. München, 2009. Pp. 525-526.

71

выходит кондикция, применяющаяся ко внутренним отношениям продавца и покупателя. В тех правопорядках, в которых вещные сделки не выделяются, наоборот, в силу более широкого круга оснований оспаривания правопреемства ведущую роль занимает виндикация либо иные иски, направленные на признание права за лицом, порочно распорядившимся правом, но уже в отношении всех третьих лиц168. Если речь идет об уступке прав по недействительному основанию, то следствием применения первого подхода будет кондикция, а второго – отсутствие перехода права.

В целом, вопрос о существовании распорядительных сделок лежит в плоскости политики права и должен быть решен законодателем на основании выбора более приоритетного интереса и менее обременительного для государства способа защиты права, а также исходя из традиций той или иной правовой системы. Догматически в том, что касается именно правопреемства, за исключением описанного выше различия, и та и другая модели обнаруживают большое сходство.

§ 4. Дискретная и континуальная теории правопреемства

При рассмотрении вопроса о правопреемстве нельзя не затронуть несколько оживившуюся в последнее время дискуссию о том, какой из подходов к правопреемству лучше отражает существо этого явления. Конкурирующими являются, по господствующему мнению, два подхода. Согласно первому, правопреемство представляет собой в подлинном смысле переход, передачу прав и обязанностей. Сторонники второго полагают, что правопреемство должно рассматриваться как прекращение права или обязанности у субъекта, которому оно ранее принадлежало, и возникновение иных, тождественных по содержанию прав и обязанностей у нового субъекта. Первую из позиций иногда именуют транзитивной теорией правопреемства, а вторую – дискретной169; впрочем, такое

168См. Туктаров Ю.Е. Абстрактная модель передачи права собственности на движимые вещи // Вестник ВАС. 2006. № 8. С. 23-26.

169Чепига Т.Д. Общие вопросы правопреемства в гражданском праве // Российское правовое государство: итоги формирования и перспективы развития: В 5 ч. Часть 2: Гражданское, гражданское процессуальное и

72

словоупотребление представляется не совсем удачным, потому что, вопервых, транзитивную теорию правопреемства несложно спутать с транзитивным правопреемством, что будет неверно, а во-вторых, из-за того, что в философии принято противопоставлять дискретное (то есть прерывное) континуальному (непрерывному)170; мы будем придерживаться именно последнего словоупотребления171.

Несколько иной подход к классификации теорий правопреемства предложил В.А. Белов. Дискретной теории, которую ученый называет теорией замены права, автор противопоставляет два иных подхода: теорию передачи и теорию перемены лиц172. Мы не смогли уловить нюансы, которые могли бы оправдать выделение этих двух последних теорий как различных, поэтому, учитывая, что и В.А. Белов в итоге рассуждений сводит эти два подхода к одному и противопоставляет им одни и те же аргументы, мы будем рассматривать положительные и отрицательные черты именно дискретной и континуальной теорий правопреемства.

Одним из первых в отечественной науке спор о континуальной и дискретной теориях правопреемства затронул С.А. Муромцев, который, как представляется, склонялся ко второй из теорий и писал: «Сукцессия есть понятие условное, фигуральное. Процесс, который характеризуется этим именем, имеет на самом деле иной характер. Когда собственник или кредитор "передают" другому лицу свое право собственности или право требования, тогда на самом деле здесь прекращается в полном составе одно право и взамен его учреждается другое, во всем подобное ему, но с другим субъектом», «…преемство в правах есть абсурд»173.

В советской науке проблема словесного описания правопреемства переросла в дискуссию, среди участников которой выделяются

арбитражное процессуальное право: Материалы Всероссийской научно-практической конференции / Под ред. Ю.Н. Старилова. Воронеж, 2004. С.247-280. Та же терминология в работе: Долинская В.В. Основные положения и тенденции акционерного права: Дис. … д-ра юрид. наук. М., 2006. С. 504.

170Философский энциклопедический словарь / Гл. ред. Л.Ф. Ильичев и др. М., 1983. С. 432-433.

171На указанную терминологическую несообразность обращает внимание и В.А. Белов. См. Белов В.А. Гражданское право. Общая часть. Том I. Введение в гражданское право: Учебник. М., 2011. С. 482, сн. 770.

172Белов В.А. Сингулярное правопреемство в обязательстве. М., 2007 // СПС Гарант. § 2 гл. 1.

173Муромцев С.А. Определение и основное разделение права. СПб, 2004. С. 99, 101.

73

Б.Б. Черепахин и В.А. Рясенцев. Б.Б. Черепахин придерживается тезиса о том, что правопреемство – это «переход субъективного права (в широком смысле – также правовой обязанности) от одного лица (праводателя) к другому (правопреемнику) в порядке производного правоприобретения (в соответствующих случаях – производного приобретения правовой обязанности)»174, далее высказываясь в том смысле, что правопреемство представляет собой один из видов изменения правоотношения. В.А. Рясенцев считал, что все случаи, которые принято именовать «правопреемство», на самом деле представляют собой прекращение одного правоотношения и возникновение другого с аналогичным содержанием175. К сторонникам дискретной теории правопреемства советского периода российской науки следует отнести также В.П. Грибанова176, Б.С. Антимонова177 и В.С. Толстого178. В современных российских комментариях и учебниках превалирует словоупотребление, свойственное континуальной теории преемства179. Сторонниками дискретной теории являются В.А. Белов180, Д.В. Ломакин181, К.И. Скловский182 и некоторые другие специалисты183.

Основная дискуссия сторонников транзитивной или континуальной теории правопреемства разворачивается вокруг выяснения смысла слов

174Черепахин Б.Б. Правопреемство по советскому гражданскому праву. Гл. 1, § 1, п. 1.

175Советское гражданское право: Учебник. Т.1. / Отв. ред. В.А. Рясенцев. М., 1965. С. 270. Автор главы

В.А. Рясенцев.

176Грибанов В.П. Правовые последствия передачи имущества по договору купли-продажи в советском гражданском праве // Грибанов В.П. Осуществление и защита гражданских прав. М., 2000 // Классика российской цивилистики.

177Антимонов Б.С. Возникновение права собственности у покупателя при новых формах розничной торговли в советских магазинах // Ученые записки ВИЮН. М., 1959.

178Толстой В.С. Исполнение обязательств. М., 1973. С. 170-173.

179См., например, Гражданское право: Учебник. Т. 3 / Отв. ред. Е.А. Суханов. М., 2006. С. 41-42. Автор

главы Е.А. Суханов; Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части первой (постатейный) / Под ред. О.Н. Садикова. М., 2005 // СПС КонсультантПлюс. Коммент. к ст. 218. Автор комментария М.Г. Масевич; Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части первой / под ред. Т.Е. Абовой, А.Ю. Кабалкина. М., 2004 // СПС КонсультантПлюс. Коммент. к ст. 129. Автор комментария В.П. Мозолин.

180Белов В.А. Сингулярное правопреемство в обязательстве. М., 2002. С. 22-23. Он же. Правопреемство в связи с законодательной концепцией квалификации имущественных прав как объектов гражданских прав // Законодательство. 1998. № 6 // СПС Гарант.

181Ломакин Д.В. Корпоративные правоотношения: общая теория и практика ее применения в хозяйственных обществах. М., 2008 // СПС КонсультантПлюс. Гл. II, § 2, п. 5.

182Скловский К.И. Механизм перехода права и последствия цессии // Хозяйство и право. 2002. № 2 // СПС КонсультантПлюс; Он же. О природе сделки и передаче права // Закон. 2010. № 6. С. 139.

183Тетерин С.В. Проблемы допустимости уступки требования: Дис. … канд. юрид. наук. Иркутск, 2004.

С. 58; Тубаев А.Р. Правопреемство в гражданском праве как fictio juris // Интеллект - 2005. Сборник научных трудов. С. 96).

74

«переход» и «передача»; затрагивается и вопрос о правомерности словосочетания «право на право» (хотя с точки зрения аргументативной техники это совершенно лишнее звено в рассуждении о правопреемстве). По сути спор сводится к критике аргументации противоположного подхода.

Один из наиболее интересных аргументов дискретной концепции, выдвинутый В.А. Беловым и касающийся невозможности существования бессубъектных субъективных прав в течение какого-то времени, пока праводатель право передал, а правопреемник – еще не принял, вследствие чего право прекратилось, не представляется убедительным, если сделать разумное допущение о моментальном изменении права: никаких серьезных препятствий к такому допущению нет. А если не сделать такого допущения и распространить мысль о существовании некоторого момента времени между прекращением старого права и возникновением нового на дискретную концепцию, то окажется, что в процессе исполнения любого договора куплипродажи имеется момент времени, в который право собственности уже прекратилось у продавца, но еще не возникло у покупателя, то есть продаваемая вещь является бесхозяйной, ибо не имеет собственника. Можно, конечно, признать, что вещь действительно является бесхозяйной, а у покупателя возникает секундарное право принять вещь и создать у себя право собственности. Однако это представляется неверным: нет причин без особых оснований столь серьезно осложнять механизм правопреемства. Следовательно, довод В.А. Белова «от времени» нельзя признать доводом только против континуальной теории преемства184.

В связи с изложенным выше необходимо попытаться выяснить, в чем же главная проблема различного описания правопреемства.

Стержневая мысль, которая лежит в основе континуального подхода к правопреемству, – это мысль о тождестве прав и обязанностей, которые ранее были у одного субъекта, тем правам и обязанностям, которые будут у

184 См. Васильев Г.С. Правопреемство в праве собственности как разновидность сингулярного правопреемства // Правоведение. 2006. № 6. С. 53-54.

75

нового. В этой связи слова «переход», «передача» являются чрезвычайно удачными, поскольку когда нечто переходит, то переходит именно то, что переходит, и ничего другое. Выражение «переход», таким образом, успешно, хотя и имплицитно, выражает идею равенства прав, их сохранения в неизменном виде. Поэтому для сторонников следования традиционному словоупотреблению из самой лексики очевидно, что переход права в том же состоянии, так называемый «принцип неизменности», – это правило, в то время как модификация прав при переходе – исключение, которое каждый раз должно доказываться.

При рассмотрении в этом аспекте дискретной теории правопреемства обнаруживается любопытный факт: оказывается, что внутри этой самой «дискретной» теории, выделенной пока по критерию используемых слов, можно выявить два поднаправления юридической мысли. Первое поднаправление – назовем его «условно дискретная теория правопреемства»

– исходит из того, что права и обязанности прекращаются в лице старого субъекта, возникают в лице нового, однако содержание вновь возникших прав, как правило, тождественно содержанию прав, которые были ранее. Таким образом, условно дискретная теория правопреемства, несмотря на «дискретную» терминологию, поддерживает принцип неизменности переходящих прав.

Второе из направлений – назовем его «подлинно дискретная теория правопреемства», – исходя из той же «дискретной» терминологии, считает, что в лице нового субъекта возникает новое право, и содержание нового права определяется не старым правом, а некоторыми иными обстоятельствами. Таким образом, идея тождества переходящих прав и обязанностей оказывается откинутой, а ее место занимают иные соображения. Каждый случай сохранения права в том же содержании подлежит обоснованию, в то время как каждый случай модификации права никакого особенного обоснования не требует. Содержание прав нового субъекта определяется во многом с чистого листа.

76

В отношении условно дискретной теории правопреемства мы полагаем, что расхождение во взглядах между этой теорией и теорией континуальной, поскольку оно не влечет нежелательных практических последствий, никак не может быть признано существенным, ведь «правоотношение» – это не более чем конвенционально установленный инструмент правовой науки, способ познания реальных общественных процессов. В.А. Белов, к примеру, вопреки достаточно устоявшемуся взгляду, отрицает и явление «изменение правоотношения» вообще. Он полагает, что никакого изменения правоотношения185 вообще быть не может, а есть всегда прекращение одного и возникновение другого186. Иные исследователи, напротив, полагают возможным выделить категорию изменения правоотношения, при котором оно сохраняет «во всем существенном свое тождество»187, «свою юридическую сущность», когда «развитие… происходит в пределах качественного состояния»188.

Вопрос сводится к субъективному мнению исследователя о том, что именно считать «существенным», «юридической сущностью». Если в какойто момент времени имелось некоторое множество, в которое входили элементы (A, B, C, D), а в следующий возникло множество (A, B, C, E), можно, как представляется, одинаково убедительно аргументировать и то, что произошло изменение первоначального множества, и то, что первое множество прекратилось, а второе – возникло; убедительность и той и другой аргументации кратно возрастает, если рассматриваемые множества принадлежат не к объектам материального мира, а к неким идеальным, надстроечным явлениям. Примерно с тем же успехом можно спорить, имело

185Тем более странна приверженность В.А. Белова дискретной теории правопреемства. Автор указывает, что «изменение правоотношения» суть «вывеска», «фикция», но не описание «реальных процессов» (Белов В.А. Гражданское право: Учебник. Т. I. М., 2011. С. 457). Остается, однако, совершенно неясно, о каких реальных процессах вообще можно вести речь, если, как указано на с. 382 того же учебника, сама категория правоотношения является… «фикцией»! Невозможность сколько-нибудь настоящего противопоставления прослеживается и в терминологии: В.А. Белов, несмотря на критику словосочетания «изменение правоотношения», полагает правильными термины «замена» и «преобразование правоотношений» (там же, с. 456).

186Там же.

187Гамбаров Ю.С. Курс гражданского права. Том 1: Часть общая. СПб, 1911. С. 645.

188Юртаева-Ривель М.А. Изменение обязательств по советскому гражданскому праву: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 1975. С. 6.

77

ли место в процессе биологического развития гусеницы «изменение гусеницы» или на самом деле состоялись «прекращение гусеницы и возникновение бабочки».

Представляется, что можно провести некую аналогию между спором сторонников ложной дискретной и континуальной теорий преемства и основным противоречием понятия «движение», которое, как известно, сочетает в себе противоположные моменты – изменчивости и устойчивости189. При более фундаментальной постановке проблемы следует задаться вопросом, допускают ли сторонники дискретной теории правопреемства изменение каких-либо духовных (идеологических, надстроечных) явлений или нет. Видимо, если последовательно проводить их подход, отрицательный ответ будет логичным; однако в такой постановке вопрос является скорее философским, чем юридическим, и очевидно выходит за пределы темы настоящей работы.

Отсутствие сущностного различия между условно дискретной и континуальной теориями правопреемства можно проследить, если обратиться к высказываниям авторитетных цивилистов. Д.И. Мейер указывал: «…прекращение прав представляет различные стороны… право прекращается окончательно, или оно прекращается только для субъекта, которому дотоле принадлежало, и переходит к другому лицу»190. Примерно в том же смысле высказывался и Г.Ф. Шершеневич191. Совершенно замечательна в этом отношении фраза советского ученого О.А. Красавчикова, отметившего, что при цессии «правоотношение прекращается для цедента, возникает для цессионария, изменяется для должника»192. Применительно к различию ложной дискретной и континуальной теорий С.А. Муромцев, стоявший на позиции, что «на самом деле здесь прекращается в полном составе одно право и взамен его

189С той, разумеется, разницей, что понятие «движения» применяется традиционно к материи, а «право» - явление духовное. Подробнее о движении, см., например, Философский энциклопедический словарь. С. 138.

190Мейер Д.И. Русское гражданское право. Петроград, 1914 // СПС Гарант. Ч. 1 гл. 1 п. 6.

191Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. Т.1. М., 2005 // Классика российской цивилистики. § 8.

192Красавчиков О.А. Юридические факты в советском гражданском праве. М., 1958. С. 77.

78

учреждается другое, во всем подобное ему, но с другим субъектом», отмечал, «что этот момент не имеет никакого практического значения, а потому игнорируется юристом»193. С ним соглашается Д.И. Степанов: «…научная дискуссия по рассматриваемому вопросу сводится к субъективной оценке последствий тех или иных действий и выставлению границ правоотношения: что такое прекращение правоотношения, или иначе, где заканчивается одно правоотношение и начинается другое (курсив автора – А.Я.)»194. Эта дискуссия на самом деле является прямым следствием другого, более общего вопроса – о понятии правоотношения. Поэтому при анализе двух сталкивающихся концепций правопреемства стоит видеть именно два подхода к правоотношению. Для В.А. Белова характерно понимание правового отношения через общее понятие отношения195. При таком подходе отношение между новыми субъектами не может быть тождественно отношению, которое существовало между другими лицами196. Сторонники же континуальной концепции исходят из специального юридического подхода к правоотношению, который более соответствует утвердившемуся отношению к субъективному праву как к некой имущественной ценности197.

Попытки вывести из той или иной концепции, взятой отдельно, без привязки к конкретным ситуациям, некие практические последствия, которые бы не вытекали из противоположного подхода, не представляются убедительными198.

193Муромцев С.А. Указ соч. С. 99.

194Степанов Д.И. Правопреемство при реорганизации в форме выделения // Вестник ВАС РФ. 2002. № 7.

С. 115.

195Белов В.А., Бабаев А.Б. Очерк 6. Проблемы общего учения о гражданском правоотношении // Гражданское право: актуальные проблемы теории и практики / Под общ. ред. В.А. Белова. М., 2007. С. 214-

196См. бурную дискуссию выдающихся представителей немецкой цивилистической доктрины конца позапрошлого века в: Виндшейд Б. Учебник пандектного права. Т. 1. СПб., 1874. С. 145-146 сн. 3. В итоге спор, видимо, был решен исходя из удобства и соответствия обыденному словоупотреблению в пользу «перехода прав», см. Эннекцерус Л. Курс германского гражданского права: Т. 1. Полутом 2. М., 1950. С. 89

сн. 3.

197Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М., 2004 // Классика российской цивилистики.

Ч. XIV.

198См., например, работу сторонника континуального подхода, в которой делаются не вполне убедительные попытки доказать внутреннюю противоречивость и нелогичность концепции В.А. Белова: Косоруков С.А. Основные проблемы теории и практики сингулярного правопреемства в обязательстве по российскому гражданскому праву: Дис. … канд. юрид. наук. М., 2006. С. 36-44.

79

В отношении советской цивилистики, как представляется, необходимо отметить следующее обстоятельство, в существенной мере повлиявшее на развитие учения о правопреемстве. Советское позитивное право различным образом регулировало объем правомочий публичного собственника и гражданина на одни и те же вещи. Государство обладало в действительности «полным» правом собственности, возможностью использовать вещь любым образом, в то время как объем правомочий гражданина был совсем иным: человеку предоставлялось право, которое называлось даже не «право собственности», а «право личной собственности», и рамки реализации этого права, признаваемые за гражданином, были существенно ýже, чем полновластие собственника-государства. Вследствие этого возникал вопрос: что происходит при купле-продаже, когда вещь передается от полновластного публичного собственника (через организации торговли, владеющие товаром на не вполне понятных правах) гражданину в «личную собственность». Непросто признать, что право, субъектом которого стал гражданин, – это то же право, которое было у государства. Эта особенность советского права в значительной мере, как нам кажется, повлияла на существенное число сторонников дискретной теории правопреемства.

К приверженцам дискретной теории правопреемства можно отнести и Д.В. Ломакина, который применительно к корпоративным правоотношениям при рассмотрении вопроса о передаче права участия в корпорации указывает, что более корректно говорить не о переходе прав в рамках правопреемства, а о прекращении прав участия (членства) у отчуждателя доли и возникновении их у ее приобретателя. В качестве основного довода ученый, следуя логике В.П. Грибанова, приводит то обстоятельство, что содержание корпоративных прав, предоставленных старому и новому участникам корпорации, может различаться. Автор в качестве примера приводит дополнительные права, предоставленные отдельным участникам общества с ограниченной ответственностью, которые при отчуждении ими своей доли в уставном капитале общества полностью или в части, не могут быть переданы новому

80