Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

Учебный год 22-23 / V_A_Belov_Grazhdanskoe_pravo_Aktualnye_problemy_teorii_i_praktiki_v_2t_T_2

.pdf
Скачиваний:
36
Добавлен:
14.12.2022
Размер:
1.99 Mб
Скачать

выяснили, что закрепление исключительного права на нематериальный объект делает возможным вовлечение последнего в рыночный оборот. Тем самым появляются еще и некие распорядительные отношения. Вместе с тем нематериальный объект не может быть передан в классическом гражданско-правовом значении этого термина. Ведь передача вещи юридически прежде всего означает смену владельца, т.е. лица, осуществляющего право владения. Такое право в отношении нематериальных объектов не устанавливается и по понятным причинам не может быть установлено. Значит, передаваться должны не сами объекты, а права на них. Наконец, мы обнаружили, что предоставление исключительных прав может являться в ряде случаев недостаточным для охраны интересов обладателя нематериального результата человеческой деятельности: в этих случаях исключительные права дополняются вещными, действие которых распространяется на материальные объекты, воплощающие в себе объекты идеальные. В самом же исключительном праве обнаруживаются три правомочия, которые потенциально могут составить исключительное право: использование, воспроизведение и распоряжение.

Между тем в российской правовой доктрине господствует точка зрения, берущая свое начало еще с воззрений Г.Ф. Шершеневича, согласно которой исключительное право воплощает в себе только два правомочия: использование объекта и распоряжение самим правом. Так, например, В.А. Дозорцев - крупнейший российский специалист в области теории исключительных прав - пишет, что "к числу имущественных прав относятся право использования и право распоряжения этим использованием. Это абсолютные права на нематериальный объект при отсутствии права владения. Названные правомочия присущи режиму всех видов объектов исключительных прав, ради них и вводится категория исключительных прав"*(221). У нас данный подход вызывает определенные возражения сразу по нескольким параметрам.

Первый уровень возражений - чисто терминологический. Возьмем в качестве примера такой объект авторского права, как компьютерная программа. Если я создам 20 копий компьютерной программы, можно ли говорить о том, что я эту программу использовал? Собственно говоря, для создания копий я мог ее даже не запускать и вообще не иметь представления о том, для чего данная программа служит. Тем самым обнаруживается некоторое несоответствие легальной терминологии общепринятому терминологическому употреблению.

Второй уровень возражений касается уже юридико-технических последствий восприятия законодателем двучленной структуры исключительного права. Возьмем ст. 16 Закона об авторском праве. Согласно этой статье исключительное право автора есть право на использование произведения в любой форме и любым способом*(222). Далее, законодатель объясняет, что он понимает под "использованием" и начинает перечислять огромное число действий, представляющих собой... воспроизведение произведений при помощи различных технических и иных приемов. Результат - перегруженность содержания субъективного авторского права. Действующие законоположения сложны для толкования, они постоянно пересматриваются и, по всей видимости, будут пересматриваться по мере появления новых технических средств, меняющих форму воспроизведения. Законодатель вынужден осуществлять такой пересмотр только потому, что существует реальная угроза возникновения несоответствия между новейшими техническими достижениями и установленным им содержанием авторского права, которое будет способно ущемить интересы авторов.

Альтернативный путь, позволяющий поднять юридическую технику на более высокий уровень, состоит в признании самостоятельного значения категории "воспроизведение" как элемента исключительного права, трансформации (расширении) ее законодательного определения и противопоставлении "использованию" произведения.

По нашему мнению, воспроизведение нематериального объекта должно быть понято как копирование произведения в любой объективной форме (в том числе в форме машинного кода и форме последовательно совершаемых действий), независимо от того, сохраняется ли объективная форма произведения, с которой осуществлялось копирование, а также независимо от времени существования объективной формы копии произведения. Данное определение, в отличие от

искусственно усеченного легального определения понятия "воспроизведение" (ст. 4 Закона об авторском праве), охватывает абсолютное большинство правомочий, предоставляемых автору современным законодательством.

Правомочия, не охваченные им, могут быть сведены к различным формам использования произведения. Однако перечень таких форм использования должен быть закрытым и предопределяться возможностью извлечения выгоды непосредственно от использования произведения. Исходя из анализа российского законодательства права автора на использование произведения могут быть сведены к трем следующим возможностям: 1) создание на основе первоначального произведения вторичного (производного) художественного произведения (переработка); 2) публичной демонстрации произведения на коммерческой основе; 3) практической реализации произведения, когда таковая возможна в силу естественных свойств произведения (например, архитектурного проекта).

Разумеется, правомочия по использованию и воспроизведению объектов авторского права могут ограничиваться в целях соблюдения общественных интересов и интересов других членов общества. Такие ограничения, в свою очередь, могут быть как имплантированы в само содержание правомочий (например, распространение отдельных из них только на отдельные категории объектов авторского права), так и составлять случаи так называемого "свободного использования" произведений, перечень которых столь обширен, что подробное их изучение в рамках настоящего исследования невозможно.

Итак, содержание авторского права - воспроизведение произведения в любых возможных формах и использование произведения способами, прямо предусмотренными законом. Использование произведений любыми иными способами должно осуществляться свободно.

16.Правовой режим товарных знаков дает нам еще более явственную картину относительно значения воспроизведения как действия, составляющего содержание исключительного права. Хотя российский Закон о товарных знаках и говорит об использовании товарного знака, основной формой такого использования признается размещение товарного знака тем или иным образом на тех или иных объектах. Такое размещение есть, безусловно, не что иное, как воспроизведение товарного знака - нематериального объекта. Возможные формы именно его использования (не связанного с воспроизведением) не только не указываются в Законе, но и вообще с трудом представляются. Таким образом, содержательной стороной права на товарный знак является воспроизведение товарного знака при продвижении и реализации определенной группы однородных товаров.

17.Патентное право дает нам несколько иную картину. Здесь категория "использование", на первый взгляд, выглядит как нельзя более уместной и логичной. И хотя использование изобретений

иможет быть представлено как специфическая форма воспроизведения, вряд ли данное представление имеет смысл переносить на уровень законодательства. Оно только удалит от сознания правоприменителей истинный смысл регулируемых патентным правом отношений.

Выше мы уже отмечали, что то же изобретение можно использовать в самых различных формах. Далеко не все из них регулируются патентным законодательством*(223). Использование изобретения всегда есть использование технического решения. Безусловно, техническое решение - это информация, а потому мы не видим каких-либо оснований для отказа от предлагаемого нами подхода применительно к изобретениям. Техническое решение как информация является открытой для свободного доступа, она может без ограничений воспроизводиться всеми возможными способами, за исключением одного: практического применения технического решения (при котором информация овеществляется в том или ином продукте или процессе). Техническое решение как информация может и использоваться самыми различными способами - например, для теоретических изысканий или образовательных целей. Исключается опять-таки одна форма: практическое применение.

Именно практическое применение и есть содержание права, охраняемого патентом. Оно может быть представлено и как форма воспроизведения информации, и как форма ее

использования. Однако второй путь представляется более удобным, исходя из объективно сложившегося терминологического употребления.

18.Таким образом, содержательно различные исключительные права могут быть представлены следующим образом: 1) авторское право - это право на воспроизведение информации

влюбой форме и на ее использование в определенных формах; 2) патентное право суть право на использование информации в определенной форме; 3) право на товарный знак - это право на воспроизведение информации при совершении определенных действий и в связи с ними.

Как видим, содержательная сторона каждого исключительного права имеет свою специфику. Общее у них лишь то, что все они затрагивают действия по воспроизведению и (или) использованию нематериальных результатов человеческой деятельности. Особенности продиктованы соотношением общих для всех объектов целей охраны и спецификой самих охраняемых объектов. И здесь все достаточно просто: содержанием права становятся такие действия в отношении охраняемого нематериального результата человеческой деятельности, которые способны принести коммерческую выгоду.

19.Право на распоряжение исключительным правом на фоне изложенного кажется гораздо более простым и понятным. Как мы отмечали, существуют две формы такого распоряжения: "предоставление права" и "передача права".

При предоставлении права обладатель исключительного права разрешает иному лицу совершать те или иные действия в отношении нематериального объекта. Тем самым в отношении этого лица перестает действовать общий запрет, обеспечивающий исключительное право; напротив, у лица появляется субъективное право на совершение определенных действий, возникшее в силу разрешения обладателя исключительного права.

При передаче исключительного права происходит следующее. Лицо, передающее право, лишается всех или части правомочий на совершение действий в отношении нематериального объекта; бывший правообладатель, таким образом, вынужден соблюдать общий запрет, обеспечивающий исключительное право. Напротив, на приобретателя права более общий запрет не распространяется; он становится управомоченным субъектом, причем исходя из того, что предоставляемое право является исключительным - единственным управомоченным субъектом.

20.Перейдем теперь к анализу юридической стороны исключительного права. Исторически были выработаны две юридические модели исключительного права. Сущность первой заключается

впонимании исключительного права как права на совершение определенных действий. Управомоченный субъект имеет право совершать те действия, которые являются содержанием его права; обеспечивается же это право запретом, который адресуется всем и каждому, на совершение тех же самых действий. В таком виде исключительное право предстает пред нами как право управомоченного лица на собственные активные действия. Вторая модель может быть описана следующим образом. Действия с нематериальным объектом являются дозволенными либо не дозволенными в силу тех или иных норм законодательства, находящегося за рамками права интеллектуальной собственности. Исключительное же право создает запрет на совершение этих действий всеми и каждым, за исключением обладателя исключительного права, который может их совершать не в силу наличия у него специального права, а в силу общего дозволения ("все, что не запрещено, разрешено"), если, разумеется, отсутствуют специальные запреты; проще говоря, исключительное право становится правом запрещать совершение определенных действий всем и каждому (право запрещения)*(224).

Наиболее последовательное и развернутое обоснование второй модели регулирования (причем, что любопытно, применительно опять-таки к патентному праву) в отечественной доктрине можно встретить у А.А. Пиленко*(225). Все аргументы ученого в пользу указанной модели лежат в плоскости юридической техники. Для обоснования своего подхода ("право изобретателя есть право запрещения") ученый использует два примера, которые показывают юридико-техническое неудобство подхода противоположного ("право изобретателя есть право на действия"). Первый пример: столкновение прав изобретателя с публично-правовым запретом на

осуществление той деятельности, в рамках которой может быть применен запатентованный объект. Второй пример: столкновение прав, вытекающих из зависимых патентов. И в том, и в другом случае, по мнению ученого, право запрещения позволяет попросту избежать столкновения прав, а не разрешать их при помощи дополнительных предписаний и разнообразных фикций.

С нашей точки зрения, юридико-техническое удобство, достигаемое за счет внедрения конструкции права запрещения, не является столь значительным, каким его пытается показать А.А. Пиленко. Рассмотрим приводимые им аргументы на одном из примеров, приводимых самим автором, - патенте на спички.

Допустим, что производство спичек запрещено или обусловлено необходимостью получения специального разрешения. Соответствующие предписания являются общеобязательными для всех и каждого. Однако патент на спички предоставляет его обладателю исключительное право на их производство. Означает ли это, что патент дает право также игнорировать публично-правовые нормы, касающиеся применения охраняемого им технического решения? Безусловно, нет. На самом деле мы сталкиваемся с весьма распространенной и за рамками патентного законодательства коллизией частного субъективного права и публично-правового запрета. Любое лицо, будучи собственником охотничьего ружья, имеет в силу общих норм гражданского законодательства права пользоваться им по своему усмотрению. Однако это не означает, что такое лицо может стрелять из ружья по прохожим. Даже более, ружье должно храниться и перевозиться не по усмотрению собственника, а в соответствии с обязательными правилами, утвержденными компетентным государственным органом. Последний запрет не может быть объяснен, исходя из той общей посылки, что собственник не должен при реализации своих правомочий нарушать права третьих лиц. Этот запрет, призванный обеспечить общественную безопасность, целиком и полностью находится за рамками частного права. Подобных примеров можно привести бесконечное множество, и все они будут неопровержимым образом доказывать неизбежность столкновения субъективных частных прав и публично-правовых ограничений в самых различных сферах общественной жизни.

Второй пример. Исключительное право на производство спичек не может быть реализовано, поскольку оно противоречит иному патенту (допустим, патенту на производство серы). Коллизия прав из двух различных патентов уже является гораздо более специфической. Аналоги в других областях гражданского права найти отнюдь непросто. Более того, такая коллизия является неизбежной при закреплении первой модели регулирования ("право на действия") и, как следствие, необходимы правила для ее разрешения. Однако такие правила оказываются чрезвычайно просты: ни одно производное изобретение не может применяться без согласия обладателя исключительного права на основное изобретение. Что мы получили бы в случае внедрения права запрещения? Обладатель исключительного права на основное изобретение имеет право запрещать его использование, в том числе и в составе производного, в том числе и обладателю патента на производное изобретение. В свою очередь, обладатель права на производное изобретение имеет право запрещать использование только производного изобретения как такового, но не входящего в его состав основного изобретения. Вроде бы коллизия снимается. Встает лишь вопрос, какой ценой решается данная частная и в общем-то несущественная проблема?

Попробуем представить себе практическую реализацию права запрещения. В чем состоят действия управомоченного лица? Оно направляет письменные и устные объявления о запрете в адрес всех потенциальных пользователей изобретения? Оно публикует соответствующие сообщения или издает властные веления? Вряд ли. Как бы мы не представляли себе право воспрещения на теоретическом уровне, на практике его реализация сведется к тому же, к чему сводится реализация права на действия: все, за исключением одного лица (субъекта исключительного права), воздерживаются от совершения охватываемых содержанием исключительного права действий; сам субъект исключительного права может как совершать, так и не совершать действия, составляющие содержание его права, поскольку каждое лицо пользуется гражданскими правами по собственному усмотрению*(226).

Субъективное право и запрет являются фундаментальными юридическими категориями. Их соотношение может быть различным, но ни при каких обстоятельствах недопустимо их объединение. Конечно, воздержание от действий может составлять содержание гражданско-правовой обязанности; корреспондировать такой обязанности будет право требовать воздержания от действий. Сама по себе данная конструкция не выглядит безупречной (крайне сложно определить содержание права требования - в чем состоит его реализация со стороны управомоченного субъекта?), даже при том, что она касается отношений между заранее определенным кругом лиц. Что же говорить об аналогии применительно к отношениям с участием неограниченного круга лиц?

Безусловно, исключительное право подразумевает наличие запрета, однако не как составного элемента этого права, а как обеспечивающего его правового веления, исходящего от законодателя и адресованного всем и каждому. Если угодно, право запрещать те или иные действия принадлежит только законодателю.

Наконец, аргумент о том, что право на практическое применение изобретения не может существовать, поскольку такое "право" принадлежит каждому лицу в силу принципа свободы осуществления предпринимательской деятельности, также не выдерживает критики. Дело в том, что функция патента состоит не в предоставлении права на практическое применение изобретения, а в предоставлении исключительного права на практическое применение изобретения (неисключительное право может появиться лишь в результате его предоставления патентообладателем и будет производным от исключительного). Однако исключительное право на применение изобретения и неизбежно обеспечивающий его запрет, адресованный всем и каждому, никак не выводится ни из принципа свободы предпринимательства, ни из других общих начал гражданского законодательства.

Исходя из изложенного, мы вынуждены признать некорректной вторую модель исключительного права и определить исключительное право как право на воспроизведение и (или) использование во всех или в определенных формах нематериального результата человеческой деятельности, которому корреспондирует обязанность всех и каждого воздерживаться от воспроизведения и (или) использования во всех или в определенных формах нематериального результата человеческой деятельности*(227).

21. Классификация субъективных гражданских прав - один из наиболее разработанных в отечественной доктрине вопросов. При этом, разумеется, не была обойдена вниманием исследователей и проблема места исключительных прав в такой классификации. Также немало слов сказано о так называемой "проприетарной" концепции исключительных прав. Представляется, что вопрос о месте исключительных прав в системе субъективных гражданских прав непосредственно связан с оценкой последней концепции. Впрочем, обо всем по порядку.

Понятие абсолютного права и деление имущественных абсолютных прав на вещные и исключительные в отточенном виде представлено еще в работах Г.Ф. Шершеневича. Характеризуя исключительное право как право абсолютное, автор писал: "Исключительные права занимают место в системе прав в отделе прав абсолютных, рядом с вещными правами. Как вещное право является юридической возможностью пользоваться материальными вещами с устранением всех прочих от пользования теми же объектами, так и исключительное право представляет юридическую возможность совершения известного рода действий с устранением всех прочих от подражания. Пассивными субъектами исключительных прав являются все сограждане. Право возникает независимо от воли пассивных субъектов. Нарушителем права может быть каждый, позволивший себе подобные же действия. Различия между вещными и исключительными правами заключаются в их объекте"*(228).

Более ста лет развития юридической науки мало что добавили к этой характеристике абсолютной природы исключительного права. Современная российская наука гражданского права в целом по-прежнему опирается на воззрения Г.Ф. Шершеневича. Наиболее заметным дополнением к этим воззрениям является концепция "ослабленных абсолютных прав", разработанная В.А.

Дозорцевым*(229), на которой мы еще остановимся в дальнейшем. Пока же констатируем следующее: 1) имущественные абсолютные права подразделяются на вещные и исключительные; 2) при этом управомоченное лицо имеет право совершать определенные действия, и этому праву корреспондирует обязанность всех и каждого воздерживаться от совершения тех же действий; 3) различия между вещными и исключительными правами состоят в их объектах и, как следствие, самом характере действий, являющихся содержанием права: объект вещного права - материальный, а исключительного - нематериальный; действия, составляющие содержание вещного права, - владение, пользование и распоряжение*(230), а действия, составляющие содержание исключительного права, - воспроизведение и использование их объекта, а также распоряжение самим исключительным правом*(231).

Стоит также добавить, что отдельные ограничения исключительных прав (случаи свободного использования произведений и изобретений, право преждепользования и т.п.) не могут расцениваться как умаляющие их абсолютную природу. То же право собственности также может быть ограничено, например, частными и публичными сервитутами. Ограничения в сфере права интеллектуальной собственности, разумеется, не могут полностью отождествляться по своей юридической природе с ограничениями в сфере вещного права, но они имеют общую политико-правовую функцию: ограничить сферу возможностей управомоченного субъекта и снять отдельные запреты в отношении обязанных субъектов для обеспечения таких интересов последних, которые признаются общественно значимыми.

Таким образом, мы имеем родовое понятие "абсолютное право" и два видовых понятия "вещное право" и "исключительное право". В чем значение данного общетеоретического подхода? В первую очередь, он позволяет увидеть общие черты у вещных и исключительных прав. Можно даже сказать больше: сами эти общие черты продиктованы единой экономической функцией указанных субъективных прав. И вещные, и исключительные права юридически фиксируют присвоение тех или иных благ и служат исходной предпосылкой для юридической организации их оборота.

С другой стороны, лучшим показателем истинного значения родового понятия "абсолютное право" служит то, что оно не находит законодательного закрепления. Общие свойства вещных и исключительных прав оказываются чересчур незначительными по сравнению с различиями между ними: основания возникновения, объект, содержание отдельных правомочий, способы защиты (как следствие предыдущих различий). Это, конечно, не повод отказываться от устоявшегося в отечественной доктрине понятия "абсолютное право". Но и переоценивать его роль тоже не следует.

22. Изложенное позволяет лучше понять смысл и значение так называемой "проприетарной" концепции охраны результатов творческой деятельности - концепции, активно обсуждавшейся в дореволюционной литературе и обсуждаемой по сей день.

Вэкономическом плане проприетарная концепция приравнивает объекты исключительных прав к собственности. Этот взгляд вызывает определенные возражения (главное из которых - невозможность присвоения нематериальных объектов вне правового регулирования соответствующих отношений - подробно обосновывалось нами выше), однако для целей настоящего исследования вряд ли было бы целесообразно акцентировать внимание на экономической стороне проприетарной концепции.

Вюридическом плане указанная концепция в той или иной степени обосновывает общие черты в правовом регулировании отношений собственности на материальные и нематериальные объекты. Иначе говоря, обосновывается общность (в той или иной степени) права собственности и исключительного права. Здесь и начинается самое интересное. Не сталкиваемся ли мы с тем же самым явлением, когда объединяем вещные и исключительные права в единый класс прав абсолютных? А ведь именно последний подход свойствен классической российской доктрине гражданского права, которая, как известно, всеми силами... сопротивляется проприетарной концепции! Можно, конечно, говорить о степени общности, но сегодня и так всем очевидно, что

основания возникновения, содержание и способы защиты вещных и исключительных прав должны отличаться самым радикальным образом.

Иными словами, проприетарная концепция сегодня может анализироваться исключительно с позиций выявления либо "невыявления" общих признаков права собственности и исключительного права и оценки значения таких признаков. При этом оценка значения общих признаков будет иметь смысл лишь в контексте возможности их использования для целей законодательного распространения тех или иных норм о праве собственности (как исторически более сложившейся системы) к исключительным правам. По нашему мнению, за этими рамками проприетарная концепция представляет собой явление, абсолютно безынтересное для изучения. Например в США, где проприетарная концепция признана на доктринальном уровне, законодатель распространил на оборот исключительных прав нормы об обороте движимого имущества (кстати говоря, нормы не только частноправовые, но и публично-правовые). Разумеется, существует и специальное регулирование оборота исключительных прав, которому, самой собой, отдается приоритет. Общие нормы предназначены для восполнения пробелов. О ценности данного подхода, конечно, можно спорить, но нет сомнений в том, что он не причиняет вреда. Ведь если бы оборот исключительных прав регулировался лишь специальными нормами, ситуация не была бы хуже. Напротив, наличие норм, применяемых субсидиарно, позволяет сделать разрешение разного рода конфликтных ситуаций более предсказуемым, а значит, повысить степень определенности прав и обязанностей участников оборота*(232).

23. Тема настоящего исследования не предполагает изучения конструкции иных субъективных прав, используемых при регулировании отношений по поводу нематериальных результатов человеческой деятельности. Однако в современной литературе наметилась тенденция к выделению так называемых "ослабленных" исключительных прав. Для обозначения нашей позиции по данному вопросу мы и вынуждены сделать ниже следующие замечания.

Конструкция исключительного права является, безусловно, необходимой и ключевой конструкцией, используемой в праве интеллектуальной собственности. Однако она не является достаточной. Законодательство выделяет и другие субъективные права.

Во-первых, это абсолютные права, производные от исключительных прав. Часть из них являются законодательно установленными ограничениями самих исключительных прав (случаи свободного использования произведений и изобретений, право преждепользования). Абсолютный характер данных прав проистекает из того обстоятельства, что их содержанием являются действия управомоченного субъекта, при этом таким действиям никто (включая обладателя исключительного права) не вправе препятствовать. Иными словами, право обеспечивается запретом, адресованным всем и каждому. Другая часть прав возникает в силу тех или иных действий правообладателя (выдача лицензии и иные формы предоставления права). Абсолютная природа этих прав может быть обоснована сходным образом. Указанные права не могут рассматриваться как исключительные, поскольку они обеспечиваются принципиально иным запретом.

Возьмем в качестве примера право преждепользования. Его содержание - действия по использованию изобретения (в определенной форме). Однако обязанность всех и каждого воздерживаться от использования изобретения корреспондирует не праву преждепользования, а праву, удостоверенному патентом. Право преждепользования обеспечивается запретом на создание препятствий в его реализации, предельно общим по своему содержанию запретом. Если признать, что не всякому праву должна корреспондировать обязанность, то данный запрет вообще утратит какой-либо смысл. Он нужен только для того, чтобы сконструировать обязанность всех и каждого не совершать действий, препятствующих реализации права преждепользования.

Помимо изложенного мыслимы еще и относительные субъективные права - права требования, вытекающие из договоров, заключаемых по поводу воспроизведения и использования нематериальных результатов человеческой деятельности.

Но наряду с изложенным есть еще и отдельные объекты, правовая охрана которых строится

без использования конструкции "исключительное право". Речь идет прежде всего об охраняемых в силу норм российского законодательства наименованиях мест происхождения товаров*(233). В.А. Дозорцев предлагает считать права на указанные объекты исключительными, но вместе с тем "квазиабсолютными", "ослабленными абсолютными"*(234). При этом термин "исключительное" приобретает новое звучание: "исключительность состоит не в том, что право принадлежит исключительно одному лицу, а в том, что оно закрепляется за лицом или лицами, определенным законом и по основаниям, в нем установленным". Попробуем понять, насколько обоснован такой подход, обратившись к правовому режиму указанных выше объектов.

Право на использование наименования места происхождения товара согласно Закону о товарных знаках может предоставляться нескольким лицам (п. 3 ст. 31), причем оно не может передаваться (п. 3 ст. 40 Закона). В то же время существует запрет на использование наименования места происхождения товара теми лицами, которые не получили соответствующее свидетельство (п. 2 ст. 40 Закона). Сказанного вполне достаточно, чтобы с очевидностью заключить, что перед нами - конструкция, сильно отличающаяся от исключительного права. Во-первых, отсутствует исключительно одно лицо - управомоченный субъект. Таких лиц несколько. Во-вторых, соответствующим образом меняется и обеспечивающий право запрет - вместо всех и каждого, все и каждый, за исключением иных уполномоченных лиц. В-третьих, отсутствует одно из трех правомочий - распоряжение правом. Общие признаки сводятся, таким образом, лишь к абсолютной природе права, и то в ослабленной форме, на что справедливо указывает и В.А. Дозорцев, и нематериальной природе объекта.

По нашему мнению, наряду с квазиабсолютностью праву на наименование места происхождения товара необходимо присвоить также свойство "квазиисключительности". Все-таки понятие "исключительное право" на сегодня более-менее устоялось. Основные его свойства не вызывают особых дискуссий. Необходимость защиты наименований мест происхождения товара, на наш взгляд, не оправдывает "размывание" данного понятия. По сути, правовая охрана наименований мест происхождения товаров направлена лишь на то, чтобы предотвратить ложные указания о происхождении товаров при их продвижении на рынок и реализации. Подобные действия нарушают публичный интерес, но могут нарушить и частный интерес лица, производящего товар в соответствующем месте. Для некоего юридического оформления последнего интереса (необходимость чего далеко не бесспорна) и вводится в законодательство право на использование наименования места происхождения товара. Условно говоря, обязанность воздерживаться от недобросовестных конкурентных действий логически предшествует весьма необычному субъективному праву. Если уж законодатель и стремится по каким-то причинам создать "право на использование наименования места происхождения товара", то наука не должна слепо следовать за его стремлениями, искусственно раздвигая границы категории "исключительное право". Лучше уж признать право на использование наименования места происхождения товара правом на нематериальный объект suigeneris, хотя мы более склонны признать его законодательным недоразумением.

Очерк 16. Проблемы теории личных прав

...Для охраны чисто личных благ, наконец, <...> признана необходимость включения в систему частного права прав личности. Юридическая природа этих прав еще очень мало выяснена. До сих пор еще не разрешен вопрос о том, имеем ли мы дело с единым правом на собственную личность, из которого вытекают различные правомочия,

ограждающие <...> то или иное проявление индивидуальной жизни, или же с целым рядом отдельных институтов. <...> Несмотря на неразработанность данного вопроса, ясно, что для закрепления за субъектом прав тех благ, которые лежат в собственной его личности и в ее внешних проявлениях, права личности должны быть признаны законом и наделены позитивно-юридической охраной.

М.М. Агарков

Идея и понятие личных прав: естественно-правовая или формально-логическая доктрина? Понятие личных прав в дореволюционной России и становление понятия личных неимущественных прав в советской цивилистике. Современная судьба данной категории; соотношение понятий "личные", "неимущественные" и "личные неимущественные" права. Личные права как вид абсолютных прав: объекты, содержание, определение (анализ концепций М.М. Агаркова и Е.А. Флейшиц). Феномен "переживания" личными правами своих обладателей. Проблема отчуждаемости личных прав. Классификация личных прав.

1. Если верно, что сплоченность общества, с одной стороны, и свобода личности, с другой, являются необходимыми условиями общественного прогресса; если верно, что право должно очертить те юридические (обязательные для достижения) ориентиры, которым должно соответствовать общество, дабы оставаться сплоченным, и личность, притязающая на статус свободной, то, следовательно, должно быть верно и то, что непременной составляющей всякого гражданского правопорядка должен быть институт, регулирующий и охраняющий социальное обособление человека, его индивидуализацию в качестве члена гражданского общества (личности). Без такой индивидуализации противопоставление человека человеку и (тем более) человека обществу окажется объективно невозможным. Конечно, носителем гражданской правосубъектности человек может быть объявлен даже тогда, когда он рассматривается лишь в качестве "винтика" в общественном "механизме"*(235); не исключено даже, что найдутся люди, которым будет приятно скрыться под маской какого-нибудь "заключенного N 44", "налогоплательщика N 666", а то и вовсе безымянного "знакомого", "соседа", "члена общины", "члена общества" - только много ли будет проку от этого для самого общества? Реализация правосубъектности - это ведь не самоцель, но лишь средство удовлетворения потребностей и интересов ее носителя. А какими могут быть потребности и интересы субстанции, осознающей себя "номером", "винтиком" или "маленьким человеком"?!

История человечества - это история развития свободы личности. На заре человеческой эры не только о свободе, но и о самой личности речи быть просто не могло - выжить в одиночку не позволяли ни социальные условия, ни природные факторы. Восточные, арабские, иудейская и египетская цивилизации также представляют собой примеры обществ, почти не считавшихся с личностью*(236). Пожалуй, лишь древние греки дают один из первых примеров европейской цивилизации, которой удается за общей массой народа разглядеть отдельно взятого человека; впрочем, афинская "полития" вполне мирно сосуществует с сиракузской тиранией. Крайний индивидуализм (если не сказать - эгоизм) римских граждан в период Республики сменяется сперва военизированной Империей, а затем - средневековым сословным (феодальным) устройством общества с тотальным подчинением всякого и каждого его члена власти сюзеренов, а этих последних - власти королей. На смену им, под знаменами свободы, равенства и братства (прав и свобод личности - человека и гражданина), накатываются волны буржуазных революций, смывающие феодализм океанами крови не только бывших деспотов и тиранов, но и новоявленных граждан. Почти повсеместно следует реакция, за ней - объединительные*(237) войны; наконец,

установление новой власти, действующей, как правило, именем Бога или народа. Но ни то, ни другое начало не удерживает новоявленные государства ни от внешних завоеваний, ни от геноцида собственного народа, превращаемого, при необходимости, в бессловесное стадо (быдло, чернь, охлос): бей своих, чтоб чужие боялись! Две мировых войны, атомная бомбардировка, массовые репрессии во имя отвлеченных идей, пренебрежительное рассмотрение человеческой жизни и достоинства исключительно с позиции силы, наконец, международный терроризм и прочие подобные социальные явления на удивление мирно уживались и продолжают сосуществовать с глубинными экзистенциальными исканиями философов, трактовкой человека в качестве образа и подобия Божьего, идеями естественных неотъемлемых прав человека, Всеобщей декларацией прав человека 1948 г., институтами юридической защиты жизни, личной и имущественной неприкосновенности, чести, достоинства и репутации и, конечно, компенсации морального вреда.

Но история человечества - это история не только парадоксов, но и закономерностей. Кому-то они неизвестны, где-то лишь угадываются, в каких-то обществах являются предметом научных исследований, и едва не формализуются; одни общества сознательно или неосознанно игнорируют эти закономерности, другие по мере возможности стараются им следовать; последнее у одних получается лучше, у других - хуже. Одной из таких закономерностей является следующая: усложнение общественного устройства имеет своим необходимым следствием расширение свободы личности. "...Чем далее, тем определеннее наблюдается движение по пути охраны человеческой личности как таковой во всей совокупности ее индивидуальных интересов и особенностей. <...> Содержание гражданского права находится в прямой и непосредственной зависимости от содержания человеческих интересов и <...> вследствие этого гражданское право должно неизбежно расти вместе с ростом человеческой личности"*(238). Только самые примитивные общества могут основываться на человеке закрепощенном; любое мало-мальски развитое общество не может обойтись без того, чтобы не допустить в определенных (первоначально, конечно, незначительных, но впоследствии, по мере своего движения по пути социального прогресса - во все более и более широких) пределах свободу человека - личности. Общество же, ставящее перед собою сверхзадачи, должно сперва сделать так, чтобы точно так же поступали его члены; оно должно добиться того, чтобы каждый член общества чувствовал себя не "номером", "винтиком" или "крестиком", а... Богом. Ну или, во всяком случае, ответственным за все то, что происходит в мире, "ко всему причастным на земле"*(239). Целенаправленное "закручивание гаек", предпринимаемое властью в целях интенсификации общественного развития, может привести к достижению поставленной цели лишь на первых порах, но никогда не позволит не только развить, но и удержать достигнутых успехов. Итогом целенаправленной политики ущемления свободы личности окажется в лучшем случае застой в развитии общества, в худшем - его стагнация, дегенерация и гибель.

Таким образом, точное установление и обеспечение такой степени свободы личности, которая была бы адекватна условиям существования и потребностям развития общества, составляет необходимое условие последнего процесса. Право в целом и гражданское (частное) право в особенности непременно должны были быть вызваны на историческую сцену как одни из главных средств обеспечения свободы личности. Такое обеспечение может достигаться на трех различных уровнях - на уровне права вообще, на уровне частного права и на уровне отдельно взятой личности. Средством первого уровня является само частное право в целом, второго - категория частной (гражданской) правосубъектности, третьего - категория субъективных прав личности или личных прав.

Как видим, идея личных прав вполне адекватно выводится из самой жизни - из данных истории, социологии и правоведения. Подобно тому, как вещные права вообще и право собственности в частности являются одной из безусловно необходимых предпосылок формирования и развития рыночных отношений, точно так же и личные права (их признание, обеспечение всесторонней реализации, охраны и защиты) являются неотъемлемым признаком правового государства и непременным условием существования и развития гражданского