Учебный год 22-23 / V_A_Belov_Grazhdanskoe_pravo_Aktualnye_problemy_teorii_i_praktiki_v_2t_T_2

распределения прибыли в соответствии с единым принципом. Порядок такого распределения императивно установлен законодательством. Если решение о выплате дивидендов не принято, то усматривать существование какого-либо требования у акционера нет оснований.

Третье правомочие (участие в обсуждении) представляется нецелесообразным выделять среди прочих субправомочий. В принципе, фактическую возможность обсуждать распределение прибыли имеет любое лицо, допущенное на собрание. Конечно, ее вполне возможно отличить от возможности юридической - той, что заключена в правомочии акционера: лицо, имеющее только фактическую возможность, не подкрепленную правом, на собрание можно не пустить, с собрания можно удалить, можно не дать ему слова и т.п., в то время как с лицом, имеющим юридическую возможность, ничего подобного сделать нельзя. Другое дело, что реализация такой возможности мало что дает акционеру - владельцу одной акции.

Что же касается первого и второго субправомочия (требовать созыва и включать вопрос в повестку дня), то их вполне можно считать таковыми, однако, по нашему мнению, они, наряду с правомочием на голосование, должны входить не в состав корпоративного права на дивиденд, а в корпоративное право участия в деятельности общества. В противном случае нам придется рассматривать возможность требовать созыва собрания по любому вопросу, включения любого вопроса в повестку дня и голосование по нему в качестве отдельных правомочий (субправомочий). Едва ли это целесообразно. Думается, логичнее их рассматривать в качестве составных частей права на участие в общем собрании акционеров.

Поэтому, даже с учетом предложенных авторами аргументов в пользу существования отдельного корпоративного права на дивиденд, мы не видим возможности для такого признания. Ведь как замечают цивилисты, корпоративное право участия в распределении прибыли "слагается из правомочий на активные собственные действия носителя данного права и на требование совершения действий или воздержания от таковых обязанного субъекта"*(832). В данном же случае, пока не принято соответствующего решения, никакого требования о выплате дивидендов быть не может (а когда принято, возникает обязательственное право). С другой стороны, нет и правомочия на активные действия, точнее, часть перечисленных ими субправомочий входит в состав права участия в делах общества, и формирование из них однопорядкового правомочия вряд ли правильно.

в) Следует сказать несколько слов еще об одной недавно опубликованной работе: "Основы теории корпоративных отношений (правовой аспект)". Название обещает многое, однако данная монография оставляет больше вопросов, чем ответов. Ее автор, Н.Н. Пахомова, начинает свои рассуждения с вопроса об экономической сущности корпоративных отношений, полагая, что они "предстают как форма ограничения воль их субъектов-участников, отражающая перераспределение между ними экономических возможностей в сфере отношений собственности, т.е. как отношения собственности с множественным составом субъектов-собственников"*(833).

Если не вкладывать в это утверждение никакого юридического смысла, то его вполне можно принять за истину. Однако автор идет дальше, полагая, что гражданское право регулирует "отношения собственности в той или иной форме их проявления", исходя из неверной предпосылки, что отношения собственности - то же самое, что и имущественные отношения*(834). Эта ошибка могла бы быть простительной, если бы из нее не вытекали все остальные выводы. Корпоративные правоотношения, по мнению автора, это правоотношения, "опосредующие формирование и реализацию собственности с множественным составом субъектов-собственников"*(835). Заметим, что в рамках таких правоотношений автор объединяет отношения, возникающие между сособственниками (в общей долевой собственности) и собственно корпоративные правоотношения (с участием юридического лица). При этом Н.Н. Пахомова полагает, что в содержание права собственности входит лишь одно правомочие - правомочие присвоения, в которое в свою очередь включаются правомочия владения, пользования и распоряжения*(836). Какие же правомочия могут входить в "право собственности" участника общества? Оказывается, "в хозяйственных обществах правомочия владения, пользования и

распоряжения участников на передаваемое в собственность юридическому лицу имущество "парализуются" правом собственности юридического лица полностью... У них (участников. - А.Б.) сохраняются правомочие присвоения, а также "остаточные" правомочия, оставшиеся после "парализации" их правомочий владения, пользования и распоряжения правом собственности"*(837). Отсюда совершенно неясно, каким образом могло сохраниться некое правомочие присвоения, если все субправомочия, составляющие его содержание, были переданы обществу.

Не меньшее удивление вызывает наличие неких "остаточных" правомочий. Их автор усматривает в праве на ликвидационный остаток*(838). Отсюда неясно, как быть в той ситуации, когда данное право не реализуется (например, по причине банкротства)? Остается ли оно вещным до момента ликвидации? Что происходит в том случае, когда акционер продает свои акции? Ведь "новый" акционер не передавал обществу свои правомочия по владению, пользованию и распоряжению (он не был учредителем), но тем не менее именно он теперь имеет возможность (при наличии соответствующих юридических фактов) получить ликвидационный остаток. И уж совсем неясно, как быть, когда участник получает другое имущество (а так обычно и происходит), а не то, которое он вносил в уставный капитал. Напомним, что свойством любого вещного права является возможность следования за вещью. Здесь же лицо получает иную вещь.

В результате у автора получается своеобразный гибрид: вещное относительное право. Каким же образом в одном праве могут уживаться два противоположных начала? Предвидя данный вопрос, автор указывает на "условность" классификаций прав как на вещные и обязательственные, так и на абсолютные и относительные*(839). Разумеется, гражданское право не является точной наукой, и некоторые погрешности здесь неизбежны. Однако для того, чтобы доказать непригодность устоявшихся и имеющих практическое значение классификаций, требуется выработать собственную стройную концепцию. Искать ее в работе Н.Н. Пахомовой тщетно.

Мы подробным образом остановились на тех исследованиях, в которых сделаны попытки тем или иным образом проанализировать корпоративные правоотношения, как особый вид отношений, отличных от обязательств. Во многих других монографиях лишь указывается на такие правоотношения, однако обнаружить четкие критерии, по которым можно было бы разграничить те и другие, не удается.

г) Так, например, Н.В. Козлова полагает, что "отличие корпоративных отношений от обязательственных прослеживается как по объекту, так и по содержанию. Объектом корпоративных отношений является не отдельное действие или совокупность действий организации, а ее деятельность и результаты такой деятельности. Субъектами отношений являются не должник и кредитор, обладающий правом требования, а корпоративная организация и ее участник, обладающий корпоративными правами"*(840).

Что касается различия в объектах, то оно не прослеживается столь очевидно. Ведь объектом отношений управляющей организации и общества также является не отдельное действие, а деятельность. То же самое можно сказать по поводу деятельности товарищей в простом товариществе. Кроме того, в ряде случаев отличить "совокупность действий" от "деятельности" просто невозможно. Указание же ученого на различие в содержании нуждается в раскрытии. В том, что мы назовем участника кредитором, а общество должником, не будет никакой ошибки до тех пор, пока не будет указано принципиальное отличие корпоративного правоотношения от обязательственного. Между тем в работе Н.В. Козловой указаний на этот счет обнаружить не удается.

3. Правоотношения, возникающие на основе участия в корпорации и в связи с таким участием, несомненно, представляют собой целый комплекс правоотношений различного содержания и юридической природы, построенных на разных принципах, с различным субъектным составом и некоторыми другими видовыми особенностями.

Поскольку корпоративные правоотношения (отношения "внутри" общества), несомненно, носят относительный характер (хотя бы в силу замкнутости той сферы, в которой они существуют),

то необходимо определиться с кругом других возможных субъектов этих отношений. Как выше было определено, юридическое лицо функционирует через свои органы. Соответственно, необходимо определить их правовой статус. В этом может помочь аналогия между юридическим лицом и государством.

Государство (иные публично-правовые образования) обладает определенным сходством с юридическим лицом: оба субъекта не могут быть признаны носителями самостоятельной воли и интересов. Интересы государства производны от интересов общества. Так же как и юридическое лицо, государство не может выступать в обороте само по себе - оно действует через органы.

Современной наукой административного права государственный орган считается субъектом административных правоотношений*(841). Однако при этом, к сожалению, никакого анализа содержания отношений между органами нам обнаружить не удается. Создается впечатление, что в исследовании правоотношений наука административного права на несколько десятилетий, если не столетий, отстает от цивилистики. На основе изучения многих учебников и монографий удается наметить лишь некие наиболее общие подходы к изучению проблемы.

Прежде всего, административисты подчеркивают, что административные правоотношения (в частности, отношения между органами управления) носят характер властеотношений*(842). При этом следует иметь в виду, что содержанием правоотношения между органами административное право признает права и обязанности*(843). Заметим также, что органы наделены правами не в собственных интересах (которых у них нет), а в интересах государства в целом; при этом такие интересы, в свою очередь, производны от интересов общества.

Очевидно, компетенция различных органов имеет определенную связь с функциями государства. Государственное управление выражается в осуществлении определенных функций (прогнозирование и моделирование, планирование, руководство, координация, контроль и т.д.*(844)), и в соответствии с ними выстраивается система органов; реализация прав и одновременно исполнение обязанностей органами является функционированием государства в целом.

Насколько утверждения, справедливые для государственного аппарата, справедливы для отношений, существующих внутри юридического лица? Думается, они вполне справедливы и для последних. В данном случае аналогия между первыми и вторыми отношениями может быть проведена безо всякого ущерба для корпоративных отношений. То обстоятельство, что административные отношения регулируются публичным правом, нисколько не мешает применению тех же принципов и в отношениях между органами юридического лица.

Специфика существа отношений между органами юридического лица заключается лишь в том, что они являются частными отношениями. Если государственные органы функционируют в целях удовлетворения публичных интересов, то органы юридического лица - частных (интересов конкретного общества). И это обстоятельство никаким образом не отражается на сущности отношений, поскольку принципы их построения одни и те же.

Заключаются они, по нашему мнению, во-первых, в том, что в них участвуют совершенно специфические субъекты: их сторонами являются органы; во-вторых, в том, что данные органы выступают в качестве носителей определенной компетенции (совокупности полномочий); в-третьих, в результате принятия определенного решения вышестоящим органом (в пределах его компетенции), у нижестоящего органа возникает связанность принятым решением или обязанность сделать необходимые действия для реализации решения и, в-четвертых, само существование правоотношения между органами никак не зависит от конкретных физических лиц, входящих в его состав (они не являются субъектами такого отношения).

Таким образом, мы полагаем, что между органами юридического лица существуют отношения, имеющие форму правовых, а сами органы следует признать субъектами права. Однако делать такие выводы, основываясь лишь на аналогии, может быть несколько неосновательно. Тем не менее очевидно, между органами юридического лица есть определенная взаимосвязь, которую мы ниже раскроем на конкретных примерах. Очевидно, эта связь не фактического, а юридического

порядка: она устанавливается и регулируется объективным правом и возникает при наступлении определенных юридических фактов (создание юридического лица и образование органов). Поэтому, очевидно, связь между органами не может быть охарактеризована иначе, чем правоотношение.

Можно ли охарактеризовать последние как субъективные гражданские правоотношения и, соответственно, сами органы в качестве его субъектов? Думается, нет. Субъективные гражданские права могут принадлежать лишь субъектам гражданского права. Для того чтобы считать ту или иную субстанцию субъектом гражданского права, необходимо, чтобы она признавалась в качестве такового законом. Разумеется, законодатель не произвольно наделяет определенное явление свойствами субъекта, а руководствуется определенными признаками. В настоящий момент субъектами гражданского права являются физические, юридические лица и публично-правовые образования. Органы юридического лица никогда не признавались субъектами гражданского права и не могут быть ими признаны, пока обратное положение не будет закреплено в законе.

Тем не менее утверждение о том, что органы не являются субъектами права*(845) излишне категорично. Как уже отмечалось, в административном праве субстанции, подобные им (органы государства), являются субъектами. В связи с этим мы не видим причин для того, чтобы отказать и органам юридического лица в качестве субъектов прав (хотя бы и не гражданских в общепринятом смысле этого слова). В дальнейшем подобные правоотношения между органами юридического лица мы будем условно называть внутрикорпоративными.

Также для дальнейшего исследования необходимо определить существуют ли какие-либо правоотношения между обществом в целом и его органами. Думается, и в данном случае будет плодотворным обращение к отношениям, существующим внутри государства.

Знаменитый немецкий ученый Г. Еллинек полагает, что субъективное право следует признавать за государством, а не за его органами, поскольку лишь в лице первого сочетаются моменты государственной воли и государственного интереса. В свою очередь, воля органа должна рассматриваться законом как воля государства. Если верить в достоверность передаваемой А.И. Елистратовым концепции Г. Еллинека, то, по мысли немецкого ученого, за органами не стоит никакого другого лица, органы представляют собой государство в его волеизъявлениях*(846).

Очевидно, Г. Еллинек отрицает наличие какой-либо правовой связи между государством и его органами. Идентичную позицию занял в свое время и А.В. Венедиктов, отказавшийся признать факт существования правоотношений советского государства со своими органами*(847). Думается, эта точка зрения вполне справедлива. Действительно, фактические отношения между государством и его органами являются отношением между целым и частью, а не отношениями самостоятельных в имущественном аспекте лиц. Это означает, что такие отношения не могут быть предметом правового регулирования. Аналогичная цепочка размышлений возможна и в отношении общества как целого и органа юридического лица как части этого целого.

Таким образом, можно подвести следующие предварительные итоги. Внутри общества могут быть обнаружены следующие отношения, не являющиеся гражданско-правовыми: 1) внутрикорпоративные правоотношения, т.е. отношения между вышестоящим и нижестоящим органом, предопределенные их компетенцией, характеризующиеся односторонней зависимостью одного органа от другого и 2) фактические отношения между обществом как целым и органом как частью целого*(848). В то же время в юридических лицах, несомненно, существуют и гражданско-правовые отношения, которые условно можно назвать внешними корпоративными правоотношениями. Наша работа посвящена именно им, а не внутрикорпоративным, которые, в отличие от первых (как уже отмечалось), не являются гражданскими правоотношениями. Тем не менее в силу того, что корпоративные отношения охватывают собой и те, и другие, возникает необходимость в их разграничении.

4. Рассмотрим взаимодействие внутрикорпоративных, внешних корпоративных правоотношений и логико-фактических отношений на следующем примере. Общее собрание акционеров принимает решение о выплате дивидендов. Единоличный исполнительный орган

обязан предпринять соответствующие действия: подписать платежные поручения, распорядиться о выдаче денежных средств из кассы и т.д. Предположим, конкретное физическое лицо (генеральный директор) препятствует реализации права акционера на получение денежных средств. В этом случае если общее собрание акционеров прекращает полномочия прежнего и избирает другого генерального директора, то для последнего решение вышестоящего органа остается в силе. Очевидно, здесь имеет место внутрикорпоративное правоотношение.

Может сложиться впечатление, что здесь существует определенное правоотношение между конкретным акционером и данным генеральным директором. В действительности это не так. Общее собрание акционеров определило волю общества: выплатить дивиденды. Подобное решение относится к компетенции этого органа. Следовательно (благодаря существованию логико-фактического отношения между обществом как целым и органом как частью целого), общество выразило свою волю и обязалось к выдаче денежных средств. Если единоличный исполнительный орган не совершает необходимых действий, то он тем самым выходит за пределы своих полномочий, хотя при этом не в состоянии изменить волю общества. Конкретный акционер вчиняет иск к обществу, обязавшемуся выплатить дивиденды, а не к генеральному директору, фактически препятствующему исполнению данного решения. Такое положение вещей и свидетельствует в пользу того, что в случае принятия решения вышестоящим органом, требующего исполнения генеральным директором, имеют место именно внутрикорпоративные отношения между общим собранием акционеров и единоличным исполнительным органом. В то же время решение, налагающее на общество определенную обязанность в пользу другого субъекта гражданского права, не создает гражданско-правовых обязанностей для физического лица - генерального директора. Он не становится стороной в правоотношении. Он действует лишь как орган юридического лица, обязанный в силу своего статуса совершить необходимые действия, но не перед акционером, а перед иным (вышестоящим) органом юридического лица.

Заметим, что внутрикорпоративные отношения не всегда представляют собой полномочие вышестоящего органа принять решение, в силу которого возникает обязанность совершить действие для нижестоящего органа во исполнение воли общества. Так, например, в компетенцию общего собрания акционеров (и совета директоров) включается право одобрять крупную сделку. В этом случае воля общества определяется, во-первых, волей физического лица - генерального директора, а также волей коллегиального органа управления. Принятие решения об одобрении сделки не создает обязанность для генерального директора ее совершить. Оно лишь констатирует готовность общества вступить в соответствующее правоотношение, дозволяющую единоличному исполнительному органу совершить сделку. Такое право одобрения по содержанию крайне близко к секундарному праву контроля, о котором говорилось выше, в предыдущем очерке. Тем не менее секундарное право принадлежит определенному субъекту гражданского права, а последствия его реализации ложатся на другого субъекта, и тоже гражданского же права. В данном же случае право одобрения принадлежит не субъекту гражданских правоотношений (не обществу, и не отдельному члену совета директоров, и не отдельному участнику), а органу юридического лица, и последствия его реализации отражаются на другом органе.

Отсутствие одобрения на совершение сделки и, несмотря на это, совершение оной, свидетельствует об определенном дефекте в воле юридического лица. Каковы правовые последствия этого дефекта? Чья воля (единоличного исполнительного органа или коллегиального органа управления) должна иметь определяющее значение? От ответа на данный вопрос зависят весьма важные практические последствия. Предположим, исполнительный орган заключил договор, в силу которого общество обязалось совершить отчуждение имущества, и данный договор был исполнен. Между тем сделка подпадала под признаки крупной и требовала согласия общего собрания акционеров, которое не было получено. Подлежит ли удовлетворению виндикационный иск общества к приобретателю имущества: а) являвшемуся стороной по сделке и б) к последующему добросовестному приобретателю?

Ответ на первый вопрос, по нашему мнению, должен зависеть исключительно от

добросовестности "первого" приобретателя. В тех случаях, когда одобрения не было получено и приобретатель должен был знать об этом, иск подлежит удовлетворению (ст. 174 ГК). При этом к случаям недобросовестности, с нашей точки зрения, следует отнести и те, когда приобретатель в принципе не требовал устав юридического лица, баланс на последнюю отчетную дату и не интересовался балансовой стоимостью отчуждаемого имущества (разумеется, мы исходим из того, что отчуждение данного вида имущества не является обычной хозяйственной деятельностью юридического лица). Думается, это минимальные требования, которые в данной ситуации могут быть предъявлены к приобретателю.

Если же исходить из того, что достаточно лишь проверить полномочия единоличного исполнительного органа, а во всем остальном следует руководствоваться презумпцией добросовестности и весьма распространенным убеждением в том, что недопустима излишняя подозрительность в отношениях между хозяйствующими субъектами, то, тем самым, нормы, посвященные крупным сделкам, были бы декларативными. В абсолютном большинстве случаев интересы акционеров (участников) оказывались бы совершенно беззащитными, а сама презумпция добросовестности становилась бы неопровержимой, т.е. переставала бы являться презумпцией.

Предположим, контрагенту был предоставлен протокол общего собрания акционеров (участников) об одобрении сделки, но он был поддельным или само собрание происходило с существенными нарушениями. Разумеется, на контрагента не следует налагать бремя экспертизы подписей на протоколе или изучения всех деталей проведения общего собрания акционеров. В данном случае мы действительно требовали бы излишней бдительности и осторожности от участников имущественного оборота, тем самым стесняя его. Образование единоличного исполнительного органа - прерогатива общего собрания акционеров (участников), и именно они должны нести риск наступления последствий действий руководителя юридического лица, который подделывает документы. На этот случай им предоставлена возможность взыскать убытки с него и, разумеется, прекратить его полномочия.

Продолжим наш пример и допустим, что имущество от первоначального приобретателя было возмездно отчуждено последующему добросовестному приобретателю. При этом на первую сделку не было получено одобрения общего собрания, полномочия единоличного исполнительного органа были прекращены, и вновь образованный исполнительный орган вчиняет от имени общества виндикационный иск к последующему добросовестному приобретателю. Защищен ли такой приобретатель ст. 302 ГК, или, более узко: можно ли считать, что имущество выбыло помимо воли общества? Думается, что защищен и что в данном случае ст. 302 ГК подлежит применению. Добросовестный приобретатель не знает и не может знать о том, что предыдущая сделка порочна. Однако одного этого обстоятельства еще не достаточно, поскольку во всех случаях, когда имущество выбывает помимо воли отчуждающего его лица, третьи добросовестные лица не защищены от истребования имущества. Тем не менее в нашем примере имущество по первой сделке было отчуждено от имени общества надлежащим лицом, единоличным исполнительным органом. Последующий приобретатель не может иметь доступа к протоколам общества, с которым он не заключает договор, точнее, это общество (истец) вовсе не обязано ему их предоставлять. Ему вполне достаточно того, что между обществом (в лице действовавшего в тот момент единоличного исполнительного органа) и правопредшественником был заключен договор купли-продажи (мены), и для него это должно ясно свидетельствовать о том, что сделка состоялась по воле обеих сторон. В связи с этим, представляется, закон в приведенной ситуации должен встать на сторону добросовестного приобретателя.

К сожалению, практика дает примеры обратного подхода. В частности, обратим внимание на Постановление Президиума ВАС РФ от 03.08.2004 N 2341/04*(849), из которого мы узнаем следующее. Открытое акционерное общество "Челябинский завод дорожных машин им. Колющенко" (далее - Завод) являлось собственником здания профилактория, которое было внесено в его уставный капитал при приватизации. Впоследствии это здание было передано в уставный капитал дочернего закрытого акционерного общества (далее - ЗАО) "Бизнес-комплекс ЧЗК",

учрежденного решением совета директоров Завода от 25.04.1997 N 31. По сделке от 12.08.1998 здание отчуждено обществом "Бизнес-комплекс ЧЗК" в пользу ЗАО "Митра". После ряда сделок здание по договору от 10.04.2000 было продано фондом "За социальное партнерство" обществу

"СТК".

Решением Арбитражного суда Челябинской области от 20.04.1999 решение совета директоров Завода признано недействительным. После этого были признаны ничтожными все сделки по отчуждению здания. Затем Завод в порядке ст. 301 ГК истребовал здание у общества с ограниченной ответственностью (далее - ООО) "СТК". Последнее в свою защиту ссылалось, в частности, на ст. 302 ГК, указывая, что вывод суда о выбытии имущества из владения акционерного общества помимо его воли противоречит установленным обстоятельствам: здание в 1997 г. внесено акционерным обществом в уставный капитал ЗАО "Бизнес-комплекс ЧЗК" по решению совета директоров акционерного общества, которое лишь в 1999 г. признано недействительным. Тем не менее Президиум ВАС РФ не придал значения аргументам ответчика, посчитав, что имущество выбыло помимо воли собственника (Завода), поскольку решение совета директоров признано недействительным.

С таким решением согласиться невозможно. С нашей точки зрения, даже если бы решения совета директоров не состоялось, имущество следует считать выбывшим по воле юридического лица, поскольку все документы, связанные с внесением здания в уставный капитал обществом "Бизнес-комплекс ЧЗК", подписывались единоличным исполнительным органом (по крайней мере иного из материалов дела не следует), который своими действиями изъявлял именно волю Завода.

ООО "СТК" не был непосредственным контрагентом Завода, он полностью полагался на данные, содержавшиеся в ЕГРП, и отвечал всем признакам добросовестного приобретателя. В данном же случае позиция ответчика выглядела еще более убедительной, поскольку по поводу внесения имущества в уставный капитал в действительности состоялось решение совета директоров, впоследствии признанное недействительным (кстати, причиной этому явились процедурные нарушения). При таких обстоятельствах решение высшей судебной инстанции представляется несправедливым и несоответствующим нормам материального права.

Подводя промежуточные итоги, обратим внимание на следующие моменты. Необходимо различать внутрикорпоративные и внешние корпоративные правоотношения. В первых участвуют только органы юридического лица, во-вторых - только субъекты гражданского права. Думается, возможность существования правоотношения между органом и субъектом гражданского права исключена. Эти субъекты находятся, если можно так выразиться, "в разных плоскостях" объективного права: органы не являются субъектами гражданских правоотношений, а юридические лица - субъектами правоотношений внутрикорпоративных: для последних юридические лица являются лишь той средой, тем местом или фоном, на котором внутрикорпоративные правоотношения возникают и развиваются.

5. Рассмотрим теперь основные виды внешних корпоративных прав, существующих в рамках корпоративных правоотношений.

Как было отмечено выше, центральным правом акционера является право участия в делах акционерного общества или более узко - право участия в формировании воли общества. При этом процесс реализации интереса, заключенного в таком праве, распадается на два этапа:

1)правоотношение по созданию условий для осуществления права,

2)и собственно его осуществление.

Право участия в формировании воли юридического лица осуществляется прежде всего в возможности (правомочии) голосования на общих собраниях (акционеров, участников). С точки зрения акционера (участника), схема принятия решения общим собранием выглядит (упрощенно) следующим образом. Общество уведомляет акционера о предстоящем общем собрании. Акционер голосует на собрании (осуществляет волеизъявление) и его голос должен быть учтен. Затем решение считается принятым или непринятым в зависимости от числа голосов, отданных за него, и наступают предусмотренные законом последствия. В этой простейшей и весьма общей схеме

следует акцентировать внимание на всех трех отмеченных моментах. Во-первых, общество уведомляет акционера о собрании - такая обязанность существует в рамках правоотношения по созданию условий, необходимых для реализации интереса, и оно нами было рассмотрено выше. Во-вторых, акционер выражает свою волю - голосует (воздерживается от голосования) по определенному вопросу, а на обществе лежит обязанность учесть его голос. Ее также следует отнести к содержанию правоотношения, направленного на создание условий, которое, однако, не может быть отнесено к секундарным*(850). В-третьих, в результате волеизъявления (реализации права) наступают определенные правовые последствия, причем отражающиеся на интересах не только самого общества и акционера, но и других субъектов, в том числе лиц, пока не состоящих в правоотношениях с обществом (например, интересах потенциальных контрагентов по крупным сделкам и сделкам с заинтересованностью, если на собрании вотируется вопрос об одобрении таких сделок).

Если праву акционера на голосование соответствует обязанность общества учесть его голос, возникает вопрос: не может ли данное правоотношение быть признано обязательственным? Полагаем, что ответ на этот вопрос должен быть отрицательным из-за отмеченной выше специфики права акционера требовать учета его голоса. Ему принадлежит общее право на участие, которому корреспондирует обязанность общества сделать все от него зависящее (в частности, уведомить о собрании и учесть голос акционера на собрании) для того, чтобы акционер мог реализовать данное ему право. Это свидетельствует о том, что обязанность учета голоса находится в содержании правоотношения по созданию условий, необходимых для реализации интереса, которое, будучи относительным, тем не менее не является обязательственным. На первый взгляд может показаться странным следующее обстоятельство. Обязанность учесть голос не может возникнуть ранее того, как акционер выразит свою волю по определенному вопросу. Таким образом, хронологически, сначала следуют активные действия акционера по реализации права, а лишь затем наступает обязанность создать условия для его реализации. В действительности противоречия здесь нет, поскольку специфика самой ситуации в том и состоит, что последствия реализации акционером своего права не могут наступить до того, как само осуществление будет зафиксировано. Если оно не зафиксировано (или неверно отражено), можно считать, что акционер не выражал своей воли так, как это отражено в протоколе, и если имело место нарушение, акционер вправе обжаловать решение.

Когда созданы все условия для реализации интереса акционера, его право на участие реализовано. И в содержании права на участие мы обнаруживаем все признаки секундарного: реализуется оно благодаря действиям самого управомоченного лица, порождает определенные последствия, охраняемые законом, и ему не противостоит ничья обязанность. Последствием осуществления такого права является связанность общества волеизъявлением акционера. Общество не может воспрепятствовать наступлению последствий реализации права акционера или каким-то образом влиять на них. Решение (независимо от желания другого субъекта) принимается или не принимается в зависимости от числа голосов, отданных за него. В этот момент правоотношение, внутри которого содержится право участия акционера в формировании воли общества, между акционером и обществом прекращается.

Здесь необходимо различать следующие ситуации: 1) акционер голосовал "за" принятие решения и оно было принято, 2) акционер голосовал "против" принятия решения и оно не было принято, 3) акционер голосовал "за" принятие решения, но оно не было принято, 4) акционер голосовал "против" принятия решения, но решение все равно было принято*(851). Еще раз оговоримся, что во всех этих случаях право акционера (учитывая то, что все предпосылки обществом были созданы), независимо от последствий, было реализовано: акционер выразил свою волю, и это волеизъявление было учтено.

Разумеется, в первых двух случаях можно говорить о том, что интерес акционера был реализован в полной мере, поскольку наступили именно те последствия, которых желал управомоченный, в двух последних - не в полной, поскольку последствия (несмотря на реализацию

права) наступили противоположные. В последних случаях становится очевидно, что интерес конкретного акционера и общества может не совпадать. Такое несовпадение интереса является предпосылкой для возникновения конфликтной ситуации между акционером и обществом. Закон не может полностью примирить интересы различных субъектов. Наиболее болезненным такой конфликт для акционера становится в тех случаях, когда общество принимает решения по важнейшим вопросам против воли определенного акционера. Закон указывает выход: в таких случаях акционер вправе потребовать выкупа обществом принадлежащих ему акций.

Обратим внимание на то, что законодатель в данном случае действует вполне последовательно. Никаких оснований для оспаривания решения общего собрания акционеров здесь нет: акционеру была предоставлена возможность реализовать свое право участия и он его реализовал. Другое дело, что принадлежащих ему голосов недостаточно для того, чтобы воспротивиться принятию решения, которое его не устраивает. Таким образом, никаких пороков здесь нет. В то же время существует необходимость считаться с интересами акционеров, которые в действительности не могут существенно повлиять на принятие решений, и им предоставлено право требовать выкупа их акций.

Право требования выкупа акций является обязательственным: акционер имеет право требовать от общества (строго определенного субъекта) совершения активных действий - покупки у него акций по рыночной стоимости. Если общество не заключает с ним такого договора, возникает охранительное правоотношение, содержанием которого является аналогичное право акционера, которое может быть реализовано в судебном порядке, т.е. сопровождается правом на иск.

Заметим, что в обществах с ограниченной ответственностью установлены иные правила относительно выхода участника из общества. Очевидно, классические акционерные общества предполагают участие множества субъектов гражданского права, которые могут друг друга вовсе не знать, обладать противоположными интересами. Соответственно, случаи, когда интересы общества и конкретного акционера могут не совпадать, вполне возможны, и с точки зрения законодателя, было бы неверно предоставлять акционерам право безусловного выхода из общества (требования о выкупе акций). Общества с ограниченной ответственностью, напротив, состоят из весьма ограниченного круга участников (не более 50), которые (как предполагается) должны быть друг с другом знакомы и находиться в доверительных отношениях. Этим обстоятельством объясняется целый ряд положений закона, связанных с предоставлением возможности предусмотреть в уставе различные ограничения на отчуждение участниками своих долей, возможностью исключить участника из общества и т.д. Вполне естественно, что Федеральным законом от 08.02.1998 N 14-ФЗ "Об обществах с ограниченной ответственностью"*(852) предусматривается свободный выход участника из общества. При этом никаких обязанностей, направленных на создание условий для реализации права выхода из общества, законом не предусмотрено. Отличие здесь наблюдается также и в том, что участнику выплачивается действительная стоимость его доли, определяемая на основании данных бухгалтерской отчетности. Таким образом, если общество существует вполне благополучно и успешно, а его организационно-правовая форма - общество с ограниченной ответственностью, то выход участника из общества имеет куда более отрицательные последствия для общества, нежели выкуп у акционера принадлежащих ему акций в случае, когда организационно-правовая форма юридического лица - акционерное общество.

Продолжая говорить о последствиях реализации права участвовать в общих собраниях, необходимо заметить, что с момента, когда определенное решение принято, воля юридического лица сформирована. Правоотношение, возникшее в связи с рассмотрением конкретного вопроса повестки дня, прекращается, и одновременно возникает отношение между обществом и лицами, в отношении которых принято соответствующее решение.

Рассмотрим, например, процесс образования органов управления общества, осуществляемый общим собранием. Общее собрание обычным или кумулятивным голосованием (в

акционерных обществах с момента внесения изменений в закон - только кумулятивным) избирает совет директоров. Интересно заметить, что до последнего времени не существовало положения, которое требовало бы согласия самого кандидата в члены совета директоров на избрание в этот орган*(853). Лишь в 2002 г. постановлением Федеральной комиссии по рынку ценных бумаг*(854) (далее - ФКЦБ) было введено правило о том, что при подготовке общего собрания акционеров с вопросом об образовании совета директоров необходимо получить согласие кандидата на избрание его в этот орган (п. 2.8), да еще и в письменной форме.

Всилу избрания лица в совет директоров у него появляется секундарное право участвовать

вделах общества. Наполнение этого права несколько иное, нежели одноименное право акционера, поскольку компетенция совета директоров отлична от компетенции общего собрания акционеров. Тем не менее все вышесказанное о праве на участие в формировании воли юридического лица, принадлежащем акционеру, вполне применимо и здесь. Данное право представляет собой некоторую ценность для управомоченного лица, поскольку никто кроме субъекта им не обладает. Реализация права предполагает также наличие некоторых обязанностей по созданию предпосылок для реализации данного права (прежде всего, обязанность уведомлять о месте и времени заседания совета директоров), правда, эти обязанности лежат не на обществе, а на председателе совета директоров.

Между правами члена совета директоров и правами акционера есть одно весьма существенное различие. Думается, право членов совета директоров участвовать в делах общества является одновременно и их обязанностью, за исполнение которой и полагается вознаграждение. Акционер вправе участвовать или не участвовать в общем собрании исходя из своих собственных интересов и исключительно по собственному усмотрению*(855), голосовать сообразуясь исключительно с собственными представлениями. Член же совета директоров не только вправе, но и обязан являться на заседания этого органа, участвовать в обсуждении стоящих на повестке дня вопросов и выражать свою волю путем участия в голосовании. Таким образом, если акционер действует в собственных интересах, то член совета директоров руководствуется чужими интересами, а его положение напоминает положение поверенного. Тот также обладает одновременно правом и обязанностью совершать сделки от имени доверителя и в его интересах. Мы условились называть такие права полномочиями, и этот термин вполне соотносим со статусом члена совета директоров.

Вчьих интересах действует член совета директоров? В случае с поверенным было определено, что он действует в интересах поверенного, и в силу реализации им секундарного права наступают последствия для определенного лица - доверителя, что свидетельствует о существовании между ними секундарного правоотношения. Если экстраполировать данную ситуацию на корпоративные отношения, может сложиться впечатление, что член совета директоров действует в интересе акционера (группы акционеров), который голосовал за его избрание. Фактически, на практике дело обстоит именно так. Благодаря внесению изменений в Федеральный закон от 26.12.1995 N 208-ФЗ "Об акционерных обществах"*(856) акционер, не обладающий контрольным пакетом акций, сможет обеспечить присутствие в совете директоров лица, которое будет лоббировать его интересы, если он обладает достаточным пакетом акций, при необходимом количественном составе совета директоров. В первоначальной редакции Закона (абз. 4 п. 1 ст. 66) говорилось, что "в случае избрания членов совета директоров (наблюдательного совета) общества кумулятивным голосованием в соответствии с пунктом 4 настоящей статьи решение общего собрания акционеров о досрочном прекращении полномочий может быть принято только в отношении всех членов совета директоров (наблюдательного совета) общества". В ныне действующей редакции Закона совет директоров избирается исключительно кумулятивным голосованием и прекратить полномочия отдельного члена, не прекратив тем самым полномочия всего (всех членов) совета директоров, невозможно.

На первый взгляд такое положение может показаться странным. Поскольку миноритарный акционер может при определенных условиях обеспечить присутствие определенного лица в совете