Учебный год 22-23 / V_A_Belov_Grazhdanskoe_pravo_Aktualnye_problemy_teorii_i_praktiki_v_2t_T_2

лиц (абз. 1 п. 1 ст. 26 ГК). В иных случаях одобрение подразумевается; для реализации этого права управомоченному субъекту достаточно бездействовать, однако, если он не желает совершения сделки, то ему нужно прямо выразить свою волю (например, согласие на сделку подразумевается в случае отчуждения общего движимого имущества одним из супругов (абз. 1 п. 2 ст. 35 СК)). В приведенном делении критерием для отграничения одного права контроля от другого является порядок реализации данного права.

Следует также различать, чьи интересы в первую очередь имеет в виду закон, предоставляя право контроля управомоченному субъекту. В некоторых случаях управомоченное лицо действует в интересах других лиц. Например, в интересах частично дееспособных лиц родителям и попечителям предоставлена возможность контролировать их юридически значимые действия. Некоторое сходство с приведенным примером имеет следующая ситуация. В соответствии с п. 2 ст. 64 Федерального закона от 26.10.2002 N 127-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)"*(791) (далее - Закон о банкротстве) целый ряд сделок не могут быть совершены обществом без письменного согласия временного управляющего. Сходство с вышеописанной ситуацией заключается в том, что временный управляющий действует не в своем интересе (как и родитель, попечитель). Однако, говоря о том, что субъект преследует цель обеспечить интересы другого лица, не следует забывать и о том, что при этом он (пусть и во вторую очередь) имеет в виду свои интересы. Как уже отмечалось, во всяком субъективном праве должен быть заключен интерес самого управомоченного лица. В частности, у временного управляющего нельзя отрицать наличия собственного интереса, поскольку размер причитающегося ему вознаграждения во многом зависит от успешности его деятельности*(792). Поэтому в большинстве случаев возможность осуществления контроля над действиями другого лица предоставлена исключительно в интересах самих управомоченных субъектов. Так, например, унитарное предприятие не вправе распоряжаться недвижимостью без согласия учредителя (п. 2 ст. 295 ГК); аналогичное право контроля предоставлено учредителю казенного предприятия в отношении любого имущества, за исключением продукции предприятия (п. 1 ст. 297 ГК). Наконец, еще один пример секундарного права разрешающего действия мы находим в некоторых подинститутах общей собственности (см.:

п. 2 ст. 253 ГК; абз. 1 п. 2 ст. 35 СК).

Необходимо также различать права контроля в зависимости от источника их возникновения. Например, в случае перевода долга соответствующее право контроля устанавливается не соглашением сторон, а возникает прямо из закона, при наступлении определенных юридических фактов (п. 1 ст. 391 ГК).

Аналогичными по содержанию правами контроля, что и кредитор при делегации, обладают залогодержатель при отчуждении залогодателем предмета залога (абз. 1 п. 2 ст. 346 ГК), собственник недвижимого имущества, переданного в доверительное управление в отношении доверительного управляющего (п. 1 ст. 1020 ГК). Однако данным правам присуща определенная специфика: они установлены диспозитивными нормами ГК, следовательно, могут не возникать при наличии соответствующих условий в договоре. Возможно возникновение права контроля и из различных договоров. Так, например, передавая движимую вещь в доверительное управление, учредитель управления вправе ввести ограничения на ее отчуждение; стороны в обязательстве вправе установить, что уступка права требования осуществляется с согласия должника и т.д.

Особенности источника возникновения права контроля предопределяют специфику защиты соответствующего секундарного права.

1. Если основанием возникновения является не воля сторон, а иной юридический факт, указанный в законе, то неполучение одобрения или наличие запрета управомоченного лица на совершение сделки способно привести к недействительности сделки в целом.

а) При этом если одобрение подразумевается, сделка всегда оспорима: иск может быть предъявлен только лицом, управомоченным контролировать другого субъекта (абз. 2 п. 2 ст. 35 СК). Такое положение вещей вполне логично. Контрагент сособственника (супруга) может и не знать о состоянии лица в браке, поэтому было бы слишком большой несправедливостью считать

сделку между ними ничтожной. Тем не менее в случае когда третье лицо узнает о нежелании другого сособственника, оно перестает быть добросовестным, и поэтому сделка может быть оспорена лицом, управомоченным давать согласие на совершение сделки.

б) В случае когда согласие должно быть прямо выражено, сделка, совершенная без такого согласия, по общему правилу, является ничтожной. Закон предписывает ничтожность сделок, совершенных частично дееспособным лицом в возрасте от 6 до 14 лет (малолетним) (ст. 172 ГК), унитарным предприятием и учреждением, должником в период наблюдения без согласия управомоченного лица (ст. 168 ГК). В то же время оспоримы сделки частично дееспособных лиц в возрасте от 14 до 18 лет (ст. 175 ГК). Думается, подобный подход законодателя не всегда оправдан.

Что касается сделок частично дееспособных лиц, как можно увидеть, закон относится к ним дифференцированно, часть из них относя к ничтожным, а часть - к оспоримым, в зависимости от возраста субъекта. При этом ничтожная сделка может быть признана действительной по иску лица, обладающего правом контроля (п. 2 ст. 172 ГК). Очевидно, закон стремится обеспечить наиболее всестороннюю и полную защиту интересов малолетнего, однако те средства, к которым он прибегает, представляются неоправданными.

Ничтожная сделка не может породить никаких правовых последствий, в том числе и по решению суда. Как в свое время тонко заметил Р. Иеринг, не может возникнуть правовая жизнь из юридически мертвого семени*(793). Положение о "неисцелимости" ничтожных сделок известно еще со времен римского права, и, насколько нам известно, в отечественном законодательстве проводилось весьма последовательно. Таким образом, положение п. 2 ст. 172 ГК является новеллой, которую мы не можем признать удачной. По всей видимости, следовало бы: а) или сохранить положение о ничтожности подобных сделок без возможности их исцеления, б) или, напротив, установить оспоримость сделок, совершенных малолетними, предусмотрев при этом в их интересе более длительный срок исковой давности и (или) установив, по возможности, максимально широкий круг лиц, имеющих право на предъявление соответствующего иска.

Обратимся к положениям закона, посвященным ограниченным вещным правам. Думается, сделки, совершенные субъектом ограниченного вещного права без согласия собственника (когда такое согласие необходимо), вполне обоснованно рассматриваются законодателем в качестве ничтожных (абз. 1 п. 2 ст. 295, п. 1 ст. 298 ГК, ст. 18, 19 Федерального закона от 14.11.2002 N 161-ФЗ "О государственных и муниципальных унитарных предприятиях"*(794), ст. 168 ГК). В данном случае третье лицо - непосредственный контрагент субъекта ограниченного вещного права - всегда знает, с кем он имеет дело. Необходимость получения согласия прямо следует из закона и не может исчезнуть благодаря какому-либо положению устава, или по соглашению сторон*(795). Следовательно, если сделка с данным видом имущества требует согласования, добросовестное лицо всегда проявит интерес в получении необходимого одобрения. Отсутствие согласия и в то же время совершение сделки ясно свидетельствуют о недобросовестности третьего лица, поэтому вполне логично считать такую сделку ничтожной*(796).

Таким образом, мы рассмотрели способы защиты того правового положения, которое наступает в результате реализации права контроля, возникающего не из соглашения сторон.

Обратимся теперь к различным договорным ограничениям, установленным в интересах определенного субъекта.

2. По общему правилу, при нарушении права контроля, возникшего из договора, должны наступать последствия, предусмотренные договором. Например, подобное нарушение может рассматриваться сторонами в качестве существенного и, как следствие, вести к расторжению договора (п. 2 ст. 450 ГК). С другой стороны, в договоре могут быть предусмотрены и различные санкции (пени, штрафы) на случай неисправного поведения другого субъекта. Если в договоре не предусмотрено иного, управомоченный субъект при любых обстоятельствах имеет право на взыскание убытков (ст. 15, 393 ГК). Следует иметь в виду лишь следующее обстоятельство: договор создает права и обязанности только для тех лиц, которые в нем участвуют. Поэтому для третьих лиц, независимо от действий сторон, никаких неблагоприятных последствий наступать не

должно.

Проиллюстрируем нашу мысль на следующем примере. Предположим, художник продает свою картину своему другу, лицу А. При этом в договоре зафиксировано, при каких условиях должна храниться картина, а также включен запрет отчуждения картины третьим лицам под угрозой уплаты штрафа. Мотивы включения таких ограничений в договор вполне очевидны. Художник, несмотря на то, что перестает быть собственником полотна, заинтересован в том, чтобы картина просуществовала как можно дольше, поскольку он вложил в нее свой талант. Дальнейшая судьба творения ему небезразлична. Допустим, субъект А отчуждает картину лицу Б. Казалось бы в отсутствие всяких ограничений лицо А как собственник картины вправе был бы владеть, пользоваться и распоряжаться ею, руководствуясь лишь собственным усмотрением, в том числе уничтожать ее. Но субъект А добровольно принял на себя определенные обязанности личного характера. Очевидно, в этом случае должны наступить последствия, предусмотренные договором, в частности необходимость уплатить штраф.

Нам могут возразить: договор купли-продажи исполнен (между художником и субъектом А), следовательно, прекратились все обязанности, возникшие из него (обязанность передать вещь в собственность и встречная обязанность уплатить деньги). Как следствие, подобное условие недействительно. Представляется, что это не так. Из одного юридического факта могут возникать различные правоотношения. При этом, с нашей точки зрения, не имеет существенного значения, следует ли квалифицировать подобный договор как собственно куплю-продажу, смешанный или непоименованный договор. Важно лишь то, что из договора возникло правоотношение, в силу которого одно лицо обязано совершать определенные действия или воздерживаться от них, а другое лицо имеет право требовать совершения соответствующих действий (или бездействия). Лицо А добровольно приняло на себя обязанность, и никаких оснований для признания его обязанности не существующей мы не видим.

Нельзя усмотреть никаких препятствий к заключению подобного договора (установлению подобного обязательства) и в том, что собственник в силу закона имеет право свободно владеть, пользоваться и распоряжаться имуществом (п. 1 ст. 209 ГК). Во-первых, закон вовсе не исключает существования различных ограничений (как вещного, так и личного характера). Во-вторых, в любом случае осуществление права не должно нарушать прав и законных интересов других лиц (п. 2 ст. 209 ГК), как это происходит в нашем случае*(797). В то же время очевидно, на покупателя (субъект Б) условия договора между художником и лицом А не распространяются. Таким образом, сделка между лицами А и Б вполне действительна, последнее лицо становится собственником и вправе обращаться с картиной любым образом по своему усмотрению. Художнику остается лишь требовать уплаты штрафа у лица А, и такое решение вполне логично. Условия договора связывают лишь художника и субъекта А, следовательно, все последствия нарушения обязанностей, возникающих из договора, должны касаться только этих субъектов. Ограничение права собственности А на картину имеет личный характер и не обременяет права собственности на эту самую картину других лиц-правопреемников.

3. Наконец, в последнюю, своего рода промежуточную группу включаются права контроля, возникающие из диспозитивных норм закона. Каким образом защищаются подобные права? Обладает ли управомоченное лицо, чье право контроля проигнорировано, возможностью требовать признания сделки, совершенной в нарушение своего права, недействительной или же его возможности ограничены исключительно внутридоговорными последствиями, неспособными отразиться на интересах третьих лиц?

Думается, что диспозитивные положения дозволительно рассматривать не столько как норму закона, сколько как подразумеваемое условие договора*(798). Совершая какую-либо сделку без согласия секундарно-управомоченного лица, субъект "нарушает" не диспозитивную норму права (закона)*(799), а норму договора, и значит, не сообщает совершенной им сделке свойства недействительности.

Все, что было сказано о праве контроля, касается контроля над сделками. Между тем в

законе встречаются указания на возможность контролировать юридические действия, не являющиеся сделками. Так, например, в силу ст. 514 ГК РСФСР 1964 г. в целях охраны интересов лица (живопись, скульптура, фотопроизведения), изображенного на произведении, запрещена возможность его опубликования, воспроизведения и распространения произведения изобразительного искусства, на котором изображено лицо. Очевидно, данные действия не являются сделками и признать их "недействительными" просто невозможно. Во всяком случае, такой иск был бы совершенно бесцельным и абсурдным. Думается, в этом случае управомоченному лицу для защиты его интересов предоставлена лишь возможность взыскать убытки.

8. Третью классификационную группу секундарных прав составляют права лишающего действия, т.е. те секундарные права, в результате осуществления которых умаляется или прекращается право пассивной стороны. Приходится констатировать большое разнообразие таких прав, в связи с чем представляется целесообразным определенным образом их систематизировать.

Прежде всего, заметим, что некоторые из них могут быть осуществлены односторонним волеизъявлением управомоченного лица, в то время как для реализации других, как будет показано далее, необходимо изъявление воли не только управомоченным, но и третьим лицом - определенным субъектом, не совпадающим с пассивной стороной секундарного правоотношения. Тем не менее для деления данного вида секундарных прав целесообразнее использовать иной критерий. Точнее сказать, мы уточним тот критерий, который использовался нами на предыдущей ступени классификации (при делении секундарных прав), поскольку такое основание деления представляется более существенным.

Думается, следует взять за основу тот же признак - характер действия права - и проанализировать, в каких формах может происходить умаление прав пассивной стороны. Не претендуя на всеохватывающий характер классификации и оставляя определенный простор для выделения других членов, укажем следующие из них. Умаление прав пассивной стороны может состоять в следующих обстоятельствах: 1) прекращение обязательственного права в отношении управомоченного субъекта, 2) изменение содержания обязательственного права в отношении управомоченного субъекта, 3) затруднение реализации права в отношении управомоченного субъекта, 4) отчуждение субъективного гражданского права (вещного, обязательственного, исключительного) в интересах управомоченного субъекта.

1.В цивилистике встречается указание на такие секундарные права, как право зачета и право одностороннего отказа от исполнения обязанности (право отказа от договора). Объединяет эти права то обстоятельство, что в результате их осуществления пассивная сторона лишается возможности увеличить свою имущественную сферу за счет субъекта, обладающего секундарным правом, поэтому они могут быть включены в первую выделенную нами группу прав.

2.В то же время можно указать и ряд аналогичных прав, обладающих менее интенсивным действием. К ним можно, например, отнести частичный отказ от исполнения обязанности из договора (частичный отказ от договора).

3.Одновременно можно выделить ряд секундарных прав, заключающих в себе возможность совершения действий, которые не уменьшают объем права требования кредитора, однако создают дополнительные сложности для осуществления его права. В частности, к ним можно отнести возможность приостановления исполнения обязанности секундарно-управомоченным лицом в случае непредоставления пассивной стороной обусловленного исполнения или наличия обстоятельств, очевидно свидетельствующих о том, что такое исполнение не будет произведено в установленный срок (п. 2 ст. 328 ГК). Также в данную группу прав может быть помещено одностороннее изменение порядка расчетов (скажем, перевод лица на аккредитивную форму расчетов).

Можно заметить, что явления, входящие во все три рассмотренные группы прав, рассматриваются цивилистами в качестве мер оперативного воздействия. Не имея возможности подробно остановиться на существующих в литературе взглядах, по поводу понятия мер оперативного воздействия и их видов, укажем лишь основные их признаки, с целью отыскания

сходства и различия с выделяемыми нами группами прав.

Согласно учению В.П. Грибанова, под мерами оперативного воздействия следует понимать такие юридические средства правоохранительного характера, которые применяются к нарушителю гражданских прав и обязанностей непосредственно самим управомоченным лицом*(800). В числе характерных особенностей данных средств цивилист указывал: а) их превентивное, предупредительное значение, б) односторонний характер действия управомоченного субъекта, не связанный с обращением в юрисдикционный орган, в) специфический характер гарантий правильности их применения, г) невыгодность последствий их применения для обязанного лица и д) обеспечительную функцию данных средств*(801). Как мы видим, все вышеуказанные признаки могут быть присущи секундарным правам. Особенно для нас важно отметить, во-первых, односторонний характер данных мер*(802), а во-вторых, наличие неблагоприятных последствий их применения для обязанного субъекта, в том числе умаление его прав.

Несмотря на очевидные "области пересечения", было бы неверно ставить знак равенства между правом применять меры оперативного воздействия и секундарными правами, рассматриваемыми в трех указанных группах. Так, традиционно относимое к мерам оперативного воздействия право на отказ от исполнения договора*(803) считаем невозможным рассматривать в качестве права на применение меры оперативного воздействия, поскольку оно не обладает всеми признаками такого явления. Вследствие того, что договор в результате отказа от его исполнения прекращается (одновременно прекращаются права и обязанности, возникшие из него), с одной стороны, отсутствует какой-либо обеспечительный элемент в соответствующем праве, а с другой - нельзя говорить о превентивном характере соответствующего действия: на должника ничто больше не "воздействует". Напротив, может возникнуть обязанность другого содержания (уплатить неустойку, возместить убытки). В то же время право на отказ от исполнения договора является секундарным правом.

Рассматриваемые группы секундарных прав лишающего действия объединяет то обстоятельство, что в результате их осуществления происходят определенные изменения в обязательственном правоотношении между лицами, являющимися одновременно активной и пассивной стороной секундарного правоотношения.

4. Существенными отличиями обладает группа секундарных прав, осуществление которых влечет отчуждение субъективного гражданского права пассивного субъекта. К ним следует отнести целый ряд прав, предусмотренных ГК, не имеющих пока общепризнанного обозначения*(804). Речь идет, в частности, о праве хранителя продать вещи, принадлежащие поклажедателю при неисполнении последним обязанности взять вещь обратно (п. 2 ст. 899 ГК), о праве перевозчика реализовать невостребованные грузы (ст. 34 Устава железнодорожного транспорта РФ*(805)). Объединяет все вышеописанные правомочия продажи то обстоятельство, что в результате их осуществления пассивная сторона секундарного правоотношения лишается права собственности на вещь.

Отдельно следует рассмотреть право продажи подрядчиком результата работ при уклонении заказчика от их принятия (п. 6 ст. 720, ст. 738 ГК). Несмотря на сходство указанного явления с секундарным правом перевозчика и хранителя, оно имеет свои особенности. Прежде всего, необходимо ответить на вопрос: какие лишения терпит заказчик вследствие продажи результата работ? Теряет ли он право собственности на вещь?

В нормах, посвященных договору подряда, не установлено момента возникновения права собственности на результаты работ у заказчика. Следует согласиться с А.Е. Шерстобитовым в том, что, исходя из п. 1 ст. 223 ГК, право собственности у заказчика не должно возникнуть до момента приемки результатов работ (если иное не предусмотрено договором)*(806). Соответственно (по общему правилу), если заказчик уклонится от приемки, то права собственности у него и не возникнет. Следовательно, реализация подрядчиком своего секундарного права влечет прекращение принадлежащего заказчику права требования передачи результатов работ*(807).

Более сложным для исследования представляется право продажи, возникающее из договора

строительного подряда. Согласно ст. 219 ГК право собственности на здания, сооружения и другое вновь создаваемое недвижимое имущество, подлежащее государственной регистрации, возникает с момента такой регистрации. Объект считается завершенным строительством с момента выдачи разрешения на ввод его в эксплуатацию (п. 1 ст. 55 Градостроительного кодекса РФ*(808)), при этом для получения такого разрешения необходимо предоставить акт приемки объекта. В то же время п. 2 ст. 25 Федерального закона от 21.07.1997 N 122-ФЗ "О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним"*(809) предусматривает возможность регистрации права собственности на объект незавершенного строительства. Учитывая приведенные положения законодательства, Президиум ВАС РФ пришел к выводу, что незавершенные строительством объекты, не являющиеся предметом действующего договора строительного подряда, относятся к недвижимому имуществу*(810). Следовательно, при уклонении заказчика от приемки результата работ для реализации подрядчиком права продажи последнему необходимо: 1) прекратить договор подряда и 2) зарегистрировать право собственности*(811). Только после этого подрядчик вправе осуществить продажу "результатов работ"*(812).

Исходя из установленного фактического состава, необходимого для реализации права продажи, следует, что в действительности подобное право не может считаться секундарным. Дело в том, что в результате его осуществления интересы заказчика не могут пострадать: договор строительного подряда расторгнут, а права и обязанности из него (в соответствии с п. 2 ст. 453 ГК) прекратились. Следовательно, в момент продажи отсутствует пассивная сторона, на интересах которой могли бы отразиться последствия отчуждения здания подрядчиком. "Право продажи" в описанном случае является не секундарным правом, а частным случаем правомочия собственника на распоряжение вещью (п. 1 ст. 209 ГК).

Очерк 20. Проблема корпоративных правоотношений

...Мы не предрешаем вопроса, можно ли положение акционера квалифицировать юридически (конструировать), как правоотношение верителя, кредитора, как обязательственное правоотношение. Попытки такой конструкции со стороны юристов были сделаны не раз. <...> Юридическое подведение правоотношения акционера под понятие обязательственного отношения лишило бы ясности и определенности понятие обязательства... <...> Есть такие гражданские права, которые не относятся ни к вещным, ни к обязательствам.

Л.И. Петражицкий

Хочется мне вам сказать, панове, что такое есть наше товарищество... Нет уз святее товарищества! Отец любит свое дитя, мать любит свое дитя, дитя любит отца и мать. Но это не то, братцы: любит и зверь свое дитя. Но породниться родством по душе, а не по крови может один только человек. Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей...

Нет, братцы, так любить, как русская душа, - любить не то, чтобы умом или чем другим, а всем, чем дал бог, что ни есть в тебе... Нет, так любить никто не может! ...Пусть же знают они все, что такое значит в Русской земле товарищество!

Н.В. Гоголь

Проблематика корпоративных правоотношений в современных научных исследованиях: общий обзор. Концепции корпоративных правоотношений: а) Д.В. Ломакина, б) В.А. Белова и Е.В. Пестеревой, в) Н.Н. Пахомовой, г) Н.В. Козловой. Виды отношений и правоотношений, возникающих вследствие участия в корпорациях. Разграничение внутренних корпоративных и внешних корпоративных правоотношений. Секундарные правоотношения с участием членов коллегиального органа управления. Секундарные правоотношения с участием единоличного исполнительного органа и их отграничение от иных правоотношений в юридическом лице.

1. Корпоративные правоотношения - одна из излюбленных тем современной цивилистики. Несмотря на то, что данное словосочетание встречается в современной юридической литературе с поразительной регулярностью, серьезных научных цивилистических исследований феномена корпоративных прав практически нет. Под лозунгом "практической актуальности" издается огромное количество всевозможных курсов и лекций корпоративного права, но едва ли не единственная ценная информация, которую можно извлечь из большинства из них, заключается лишь в том, что "корпоративное правоотношение - это общественное отношение, урегулированное нормами корпоративного права"*(813).

Встречаются и весьма оригинальные суждения. Так, например, оказывается, корпоративные правоотношения могут быть... абсолютными и относительными. В качестве примера абсолютного корпоративного правоотношения приводится ссылка на ст. 66 ГК, согласно которой хозяйственное общество может иметь право собственности на имущество*(814). Не совсем понятно, в чем "корпоративность" такого права собственности.

Авторы учебного пособия по корпоративному праву идут еще дальше, когда утверждают, что единственным существенным признаком, отличающим корпоративное правоотношение от всех иных, является наличие корпорации как одного из участников такого правоотношения*(815). Получается, что любой гражданско-правовой договор, который заключается обществом или товариществом, будет корпоративным договором, а правоотношения, из него возникающее - корпоративными правоотношениями. Размышления о юридической природе корпоративных правоотношений порой заставляют исследователя обращаться к весьма оригинальным конструкциям, например к вещному относительному праву*(816).

Впрочем, наряду с этим можно указать и на ряд цивилистических работ, в которых намечены некоторые пути к разрешению проблем, затронутых в настоящем очерке. Приступить к их изучению мы считаем правильным с установления содержания субъективных прав, составляющих корпоративные правоотношения.

Корпоративные правоотношения имеют нечто общее с так называемыми внутренними отношениями сособственников, товарищей, соавторов, сонаследников и иных лиц, обладающих общими правами и несущих общие обязанности. Всякая корпорация суть объединение или сообщество. Сфера существования корпоративных отношений и правоотношений - это сфера общей (совместной) деятельности нескольких лиц. Внутренние правовые связи относительного характера, складывающиеся у участников такого сообщества друг с другом и с самим сообществом в целом (если таковое наделяется качествами субъекта права - юридического лица), являющиеся юридической формой отношений такого соучастия, и будут корпоративными правоотношениями в широком смысле этого слова.

Корпоративные правоотношения в собственном, узком смысле слова существенным образом отличаются от рассмотренных выше по двум следующим основаниям (признакам).

Во-первых, гражданско-правовые корпоративные отношения как особого рода правоотношения имеет смысл выделять тогда и именно тогда, когда сообщество в целом противопоставляется своим участникам (каждому в отдельности и всем вместе) в качестве субъекта права (юридического лица) со своими потребностями, волей и интересами, которые не обязательно должны совпадать с потребностями, волей и интересами участников (сотоварищей, соавторов, сонаследников). Необходимость такого противопоставления вызвана тем, что отношения между самими участниками основываются на общности их потребностей, целей и интересов, чего не наблюдается в их взаимоотношении с сообществом в целом как лицом. В.А. Белов весьма удачно именует отношения участников сообщества друг с другом "отношениями участия в общей деятельности", а отношения участников с сообществом - "отношениями участия в чужой деятельности"*(817).

Во-вторых, юридическое лицо обладает определенной структурой, которая придает некоторую специфику отношениям, складывающимся "внутри" юридического лица, в том числе отношениям между его участниками, отношениям участия в общей деятельности. Отношения, существующие внутри сообщества, представляют собой сложный комплекс обязательственных, секундарных и некоторых иных отношений между различными субъектами. Отличить одни от других, выделив среди них отношения корпоративные, - отдельная и весьма непростая задача.

2. В рамках настоящей работы мы лишены возможности рассмотреть внутренние правоотношения, существующие во всех известных организационно-правовых формах юридических лиц. В качестве примера мы будем рассматривать преимущественно те из них, которые существуют в акционерных обществах: именно эта организационно-правовая форма юридического лица наиболее последовательным образом воплощает в себе общие принципы корпоративных отношений, а значит и позволяет наиболее полным образом раскрыть и изучить все многообразие корпоративных правоотношений.

а) Феномен корпоративных правоотношений в акционерных обществах получил достаточно подробное освещение в современной литературе. Одним из наиболее ранних современных исследований в этой области является работа Д.В. Ломакина. Предметом его исследования становятся корпоративные правоотношения в широком смысле этого слова: так, по его мнению, акционерные (корпоративные) правоотношения складываются не только между акционером и акционерным обществом, но и между акционером и всеми другими акционерами, взятыми в качестве единого целого, а также между каждым отдельным акционером*(818). Данное утверждение вызывает определенные возражения. Правоотношений одного акционера с сообществом акционеров в целом не может существовать в ситуации признания акционерного общества юридическим лицом: смысл такого признания в значительной степени стирается, если субъектом корпоративных правоотношений признавать не только само общество, но и его акционеров*(819).

Более того, даже если принять мнение ученого за правильное, вызывает удивление следующая его мысль: "Акционерное правоотношение и соответственно членские права... не вписываются в полном объеме ни в группу абсолютных, ни в группу относительных...

Акционерное правоотношение имеет совершенно особый характер, включая в себя элементы абсолютных и относительных правоотношений"*(820). Почему? Из чего это следует и какими примерами могло бы быть проиллюстрировано? Да и возможно ли такое "смешение" даже с чисто логической точки зрения? Даже если под субъектами корпоративного правоотношения понимать отдельно взятого акционера, других акционеров и само общество, то и тогда субъектный состав всякого корпоративного правоотношения всегда строго определен и ограничен, в том числе - на пассивной (обязанной) стороне. Именно этим качеством и характеризуются относительные правоотношения. Можно предположить, что ученого смущает то обстоятельство, что "членские права акционер реализует своими собственными действиями, по аналогии с абсолютными

правами"*(821). Это действительно так, однако пока никем не доказано, что возможности удовлетворения своих интересов собственными действиями могут составлять содержание только абсолютных прав. В предыдущем очерке мы детально исследовали один из видов относительных прав, в которых интерес носителя (управомоченного лица) удовлетворяется его же собственными активными действиями, - секундарные права.

По мысли Д.В. Ломакина, корпоративное (называемое им членским) право является единым комплексом прав, включающим в себя как имущественные (право на ликвидационный остаток, право на дивиденд), так и неимущественные права (право участия, право на контроль, право на информацию) и вдобавок отдельное право на судебную защиту. При этом цивилист неоднократно подчеркивает различия между, с одной стороны, обязательственными правами на получение дивиденда и ликвидационного остатка и одноименными корпоративными правами - с другой*(822).

Думается, ученый все же допускает целый ряд неточностей. Во-первых, совершенно нелогично выделять право на судебную защиту наряду с другими (вполне традиционными) правомочиями акционера. Очевидно, это право возникает из факта нарушения регулятивных субъективных прав (правонарушения), адресовано суду и имеет публичный характер. Все остальные перечисленные им корпоративные права относятся к числу прав частных, регулятивных. Во-вторых, право на защиту адресовано суду, а вовсе не участнику корпоративных правоотношений. В-третьих, "комплекс прав" - это все-таки не то же самое, что субъективное право, состоящее из нескольких правомочий. Объединять в рамках "единого комплекса прав" права, возникающие из различных оснований, да еще и обеспечиваемые необходимым поведением различных лиц, после чего именовать созданный таким образом "набор" прав, приуроченный к определенной ситуации (участия в деятельности корпорации) единым субъективным (членским) правом, методологически неправильно*(823).

Далее обратим внимание на то, что ученый противопоставляет корпоративные имущественные права одноименным обязательственным правам. Корпоративные (членские) права возникают вследствие того, что лицо становится участником (членом) корпорации, в нашем случае

-акционером; обязательственные же требования выплаты дивиденда или ликвидационного остатка

-с момента принятия соответствующего решения уполномоченным органом общества*(824). И если содержание обязательственного правоотношения акционера с корпорацией особых вопросов не вызывает (с момента принятия соответствующего решения общим собранием акционеров у общества есть активная обязанность сделать что-то (выплатить дивиденды), а у акционера право требовать совершения такого действия), то вопрос о том, каково содержание одноименного корпоративного правоотношения (корпоративного права на получение дивиденда) остается у ученого открытым. Существует ли такое право? Каково его содержание? Чем оно обеспечивается? Д.В. Ломакин отвечает лишь на вопрос о существовании такого права: отвечает утвердительно, предлагая единственный аргумент в свою пользу: "только потому, что акционер имеет корпоративное право на дивиденд, впоследствии он может приобрести и одноименное обязательственное право"*(825). Такая позиция небезупречна. Не будет ошибкой сказать, что для возникновения обязательственного права на дивиденд требуется следующий фактический состав: получение в собственность акций, и принятие соответствующего решения общим собранием акционеров. Нетрудно убедиться, что при таком подходе вполне можно обойтись без некоего абстрактного корпоративного права на дивиденд.

Следует упомянуть еще об одном утверждении, которое вызывает сомнения. Д.В. Ломакин относит корпоративное право - право участия в делах - к неимущественным*(826). Такая позиция имеет под собой определенные основания. Действительно, право участия заключается в том, что лицо может голосовать на общем собрании акционеров, предлагать кандидатуры в совет директоров, избираться в совет директоров и т.д. Может показаться, что интерес, заключенный в таком праве, носит неимущественный характер, поскольку не направлен непосредственно на получение прибыли. И все-таки эта позиция не может не вызвать определенных возражений. Во-первых, любое "неимущественное" гражданское право способно вызвать появление

имущественного, поскольку в случае его нарушения возникает охранительное право имущественного характера. Во-вторых, заметим, что пакет акций подлежит оценке, причем его стоимость определяется, во-первых, активами общества, а во-вторых, величиной пакета, принадлежащего акционеру, и, как следствие, возможностью влиять на деятельность общества. Таким образом, стоимость акций определяется вовсе не возможностью получить дивиденды или ликвидационный остаток (они, как правило, не реализуемы), а степенью влияния на деятельность общества. Поскольку стоимость акционерного права предопределяется именно входящим в него правом (правомочием) участия в деятельности акционерного общества, последнее следует отнести к имущественным правам.

Кроме того, обратим внимание на следующий момент. Российская действительность показывает, что выплачивать дивиденды могут позволить себе абсолютное меньшинство хозяйственных обществ. Получение ликвидационного остатка и вовсе можно считать экзотикой. Поэтому в современных условиях, если следовать логике Д.В. Ломакина, членское право в целом становится неимущественным, однако очевидно что это не так*(827).

Однако основную, методологическую ошибку Д.В. Ломакина мы видим в том, что юридической формой отношений, возникающих в связи с участием в акционерном обществе, он считает одно, единое, многоаспектное акционерное правоотношение, принципиально отказываясь при этом видеть совокупность или систему многих правоотношений с участием различных субъектов (юридического лица, акционеров, органов, а также лиц, входящих в состав этих органов), различного содержания и юридической природы, а также из различных оснований возникающих. Цивилист, например, пишет, что "...управленческие отношения в акционерном обществе нельзя отделить от имущественных хотя бы потому, что характер и структура первых целиком и полностью определяется последними. Существует единое по своей природе акционерное правоотношение, участники которого наделяются различными правами - как имущественными, так и неимущественными"*(828). Отношения управленческие действительно сложно отделить от отношений имущественных, но речь-то ведь идет не об отношениях (фактических отношениях), а о правоотношениях! Очевидно, здесь ученый отрезает себе путь к глубокому и детальному анализу правовых связей, существующих в акционерном обществе. В итоге получается добросовестное описание некоего общего, абстрактного акционерного правоотношения, точнее, правомочий акционера, с точки зрения действующего законодательства с привлечением зарубежного опыта.

б) Во многом аналогичная позиция только что изложенным взглядам Д.В. Ломакина представлена в работе В.А. Белова и Е.В. Пестеревой. Ученые также разделяют корпоративные права ("субправомочия") на имущественные и неимущественные, стремятся отличить обязательственные и корпоративные права на участие в прибыли (право на дивиденд)*(829). В то же время ученые устраняют некоторые недостатки в теории Д.В. Ломакина: корпоративное право отнесено к относительным правам; в числе его субъектов называются лишь акционер (участник) и общество*(830). Рассмотрим отличие корпоративного права от обязательственного (с целью выявить особенности корпоративных прав), представленное в работе В.А. Белова и Е.В. Пестеревой на примере права на получение дивиденда. По мнению цивилистов, в состав корпоративного права на дивиденд входят следующие субправомочия:

1)требование созыва и проведения общего собрания акционеров,

2)включение соответствующего вопроса в повестку дня, 3) участие в обсуждении данного вопроса и 4) требование распределения прибыли в соответствии с единым для всех участников принципом. Обязательственное же право на получение дивиденда включает в себя лишь возможность требовать от общества выплаты дивиденда*(831).

Разумеется, сам метод, которым В.А. Белов и Е.В. Пестерева пользуются для отграничения одного права от другого, вполне правилен. Действительно, права должны различаться в первую очередь по содержанию. Однако состав субправомочий, который представляют авторы в корпоративном праве на дивиденд, вызывает сомнения. Четвертого субправомочия, с нашей точки зрения, не существует. Ни одному участнику (акционеру) не принадлежит требование