Учебный год 22-23 / V_A_Belov_Grazhdanskoe_pravo_Aktualnye_problemy_teorii_i_praktiki_v_2t_T_2

свойствами его объекта, то содержание обязательства, устанавливаемого в отношении ценности, "привязанной" к ее обладателю с помощью абсолютного права (вещного, исключительного или личного), также будет испытывать на себе влияние свойств этого объекта, причем уже не только естественных, но и юридических, предопределенных содержанием установленного на него абсолютного права*(476). С другой стороны, содержание обязательства не может определяться свойствами одного только своего объекта исчерпывающим образом: необходимо еще охарактеризовать и само действие, совершения которого кредитор вправе требовать от должника. Наконец, в тех случаях, когда обязательство устанавливается ради удовлетворения интереса кредитора непосредственно при помощи одного только совершаемого должником действия, безотносительно к достижению результата, "прикрепляемого" к кредитору с использованием абсолютных прав, содержание обязательства в полной мере предопределяется свойствами и характеристиками действия, составляющего предмет обязанности должника и предмет требования верителя.

Таким образом, в основание центральной юридической классификации обязательств должны быть положены два критерия: 1) наличие или отсутствие в обязательстве объекта, подлежащего присвоению кредитором на каком-либо абсолютном праве, и 2) содержание требуемого (должного) действия. Получается следующая классификация:

┌─────────────────────────────────────┐ │ Обязательства │

└───────────────┬─────────────────────┘

│└─────────────────────────┘ │ └────────────────────────────┘

│┌─────────────────────────┐ │ ┌────────────────────────────┐

│└─────────────────────────┘ │ └────────────────────────────┘

│┌─────────────────────────┐ │ ┌────────────────────────────┐

В нашем Учебнике гражданского права (п. 1894, 1895 и 1939), а также в п. 12 очерка 5 настоящей работы мы уже указывали, что учение о видах обязательств не следует, как это ныне повсеместно делается, подменять учением об отдельных обязательствах, т.е. обязательствах, возникающих из отдельно взятых договоров. Такой подмене в немалой степени способствует отмеченная в настоящем очерке (п. 4) тенденция к смешению понятий обязательства и договора, обусловившая, в свою очередь, возникновение неадекватного представления о сущности так называемых сложных обязательств - обязательств, приуроченных к определенному договору как

основанию своего возникновения, или даже одному из фактов, составляющих такое основание. Так, каждый договор (купли-продажи, поставки, подряда, займа, хранения и т.д.) традиционно считается порождающим лишь одно, но сложное обязательство, слагающееся из целой системы прав и обязанностей. Действительно, система таких связей, возникшая, скажем, из договора купли-продажи, будет радикально отличаться от системы, порожденной договором подряда или, тем паче, аренды. Если же принять во внимание существование комплексных и смешанных договоров, а также договоров, неизвестных законодательству, то количество подобных "сложных" и "очень сложных" обязательств умножается до астрономического. Видимо, подобный взгляд берет начало в позиции И.Н. Трепицына, который, размышляя о критерии вычленения сложных обязательств и их отграничения от совокупности нескольких простых, указал что "...решающее значение должна иметь взаимная воля сторон и вообще все обстоятельства, сопровождающие заключение сделки"*(477) (курсив мой. - В.Б.). Но буквально следом он делал оговорку об одном существенном препятствии свободе воли в этом вопросе: "...для объединения нескольких действий в одно сложное обязательство пригодны только однородные действия"*(478). Конечно же, действия, скажем, арендодателя, с одной стороны, по предоставлению имущества арендатору и, арендатора, с другой, по уплате арендной платы никак не могут быть признаны однородными!

Несчетное количество пресловутых "сложных обязательств" подобно тому бесконечному числу литературных произведений, которые можно записать, используя всего лишь... 33 буквы русского алфавита: все оно сводится к восьми простейшим типам или видам обязательств, представленным на схеме. В различных сочетаниях (комбинациях) и количествах, относясь к разнообразным предметам, имея самое разномастное фактическое наполнение, эти восемь типов обязательств и являются теми "буквами" (или, лучше сказать, нотами), при помощи которых создаются юридические формы, в которые договорная практика и отливает все безграничное разнообразие конкретных жизненных отношений. При подготовке настоящего очерка мы ознакомились с малоизвестной статьей А.А. Симолина "Смешанные договоры и учения об отдельных обязанностях" и не без удовлетворения отметили, что в ней высказывается, по сути, та же самая мысль*(479). Среди тех достоинств, которыми это учение, несомненно, обладало бы, А.А. Симолиным отмечены следующие: во-первых, оно позволило бы адекватно покрыть многочисленные законодательные прорехи (например, связанные с нормами об ответственности за эвикцию); во-вторых, существенно облегчило бы задачу разрешения споров из договоров, не предусмотренных законом и смешанных договоров; в-третьих, существенно улучшило бы кодификационную технику, позволив избавиться от многочисленных повторений и отсылок и, наконец, в-четвертых, позволила бы обнаружить "всю неправильность существующей классификации гражданского права и... создать иную классификацию, удовлетворяющую требованиям логики"*(480). К сказанному можно добавить, что разработка учения о видах обязательств способствовала бы точному разграничению не только самих обязательств друг от друга, но и вообще вычленению обязательств из сложного комплекса правоотношений, порождаемых теми или иными договорами, в частности договорами имущественного найма (пример А.А. Симолина*(481)) и залога*(482). Учение о видах обязательств, разграниченных друг с другом по их содержанию, вообще было бы в высшей степени логичным шагом, своего рода венцом того детальнейшего, самого скрупулезного изучения отдельных обязательств, которое проводилось до сих пор.

9. Вопрос о динамике обязательств, возможно, и не нужно было бы поднимать в рамках настоящего очерка, если бы цивилистическая наука сумела бы адекватно его сформулировать в наиболее общем, принципиальном, абстрактном виде. В отечественной литературе предпринята, по сути, единственная попытка такого рода*(483), но она, во-первых, не может считаться всесторонним (полным) освещением вопроса, а во-вторых, может быть признана содержательно удачной далеко не во всех отношениях. Коротко говоря, вопрос имеет две стороны: 1) преломление (проецирование) общего учения о юридических фактах, возникновении, изменении и прекращении гражданских правоотношений на обязательства как один из видов гражданских

правоотношений*(484) и 2) определение места специфических категорий обязательственного права, в первую очередь - исполнения, надлежащего и ненадлежащего исполнения, а также неисполнения обязательств, в системе юридических фактов гражданского права*(485).

а) Можно считать общепризнанным тот факт, что обязательства возникают из самых разнообразных юридических фактов - "из договора, вследствие причинения вреда и из иных оснований, указанных в Гражданском кодексе" (п. 2 ст. 307 ГК); "наиболее распространенное основание возникновения обязательств составляет договор...; обязательства возникают и из иных, односторонних сделок... (в том числе. - В.Б.) и из сделок, не предусмотренных законом, но не противоречащих ему...; в ряде случаев основаниями возникновения обязательств становятся акты публичной власти. К их числу относятся, во-первых, административные акты... ненормативного (индивидуального) характера, если они прямо названы в этом качестве законом..., во-вторых, речь идет о судебных решениях...; обязательства возникают и в связи с совершением неправомерных действий по причинению вреда другому лицу или неосновательному обогащению за счет другого лица...; иногда обязательства возникают и вследствие таких юридических фактов, как юридические поступки...; наконец, основаниями возникновения обязательства могут стать и не зависящие от воли людей юридические факты - события..."*(486). Внимательное изучение всех упомянутых выше проблем - начиная с истории происхождения обязательств и заканчивая проблемой их классификации - не может не заставить усомниться в правильности этого мнения.

Если верна наша критика деликтной теории происхождения обязательств и сколько-нибудь основательны попытки реанимации теории договорной, то это обстоятельство уже само по себе свидетельствует о том, что по крайней мере на первоначальном этапе - в период своего возникновения и становления - понятие обязательства связывалось если и не исключительно с договором, то по крайней мере считалось эффектом исключительно волевого акта юридической направленности - сделки (договора или одностороннего акта - обета, обещания, клятвы). Если верно, что обязательство не выросло из ответственности, а, напротив, возникнув параллельно с ответственностью (возможно, из общего предшественника - мести), срослось с нею, существенно изменив ее содержание с чисто личного сперва на смешанное (лично-имущественное), затем - на чисто имущественное и впоследствии даже на только денежное, то это означает лишь, что исторически деликт и договор рассматривались как основания возникновения различных правоотношений - правоотношений ответственности и правоотношений долга (обязательства). Другое дело, что процесс исторического развития институтов долга и ответственности все время был таким, что так и способствовал запутыванию вопроса, толкая ученых сперва на сведение обязательств к ответственности, а ныне - ответственности к обязательствам - так что же из того? Так, на одном из первых этапов развития ответственность почти совершенно затмила обязательства, придав последним собственный - в то время совершенно варварский, выражавшийся в безраздельном господстве кредитора над личностью неисправного должника - характер. Но ни факта существования классических (регулятивных) обязательств это обстоятельство не отменяет, ни того факта, что источником происхождения сих последних был все-таки не деликт, а волевые действия их участников. В настоящее время все обстоит прямо противоположным образом - отношения гражданско-правовой ответственности имеют точно такое же (исключительно имущественное) содержание, как и правоотношения обязательственные. Это обстоятельство и дает сегодня основания к смешению одних правоотношений с другими и ошибочному выводу о том, что деликт является основанием возникновения обязательств. Правоотношений гражданско-правовой ответственности - да, правоотношений обязательственных - нет.

Пойдем дальше, к "иным основаниям возникновения обязательств, указанным в Кодексе". Начнем с односторонних юридических актов частных лиц - односторонних сделок и юридических поступков: действительно ли они служат основаниями возникновения обязательств? Отвечая на этот вопрос положительно, обыкновенно ссылаются на римский авторитет, объявлявший правоотношения, возникающие из такого рода фактов обязательствами из квазиконтрактов. Достаточно, однако, одного лишь взгляда на содержание правоотношений, возникающих из

односторонних актов, чтобы убедиться, что они не имеют ничего общего с обязательствами: ни одно одностороннее обещание (обет, клятва и т.п.) не имеет никакого эффекта до тех пор, пока не вызовет положительную реакцию (принятие) субъекта, к которому оно обращено. Максимум, следовательно, о чем можно говорить, - так это о том, что одностороннее обещание связывает давшее его лицо необходимостью ожидания определенной реакции со стороны адресата. Связанность бременем ожидания никак не может быть отождествлена с обязанностью; кроме того, она обеспечивает вовсе не требование адресата "ожидать" его реакции, а активное действие адресата (самую эту реакцию), заключающееся в чем угодно, но никак не в требовании. Например, адресат оферты ничего не требует от оферента; однако он своим односторонним действием (акцептом) может превратить оферента в должника. Но каково будет основание такого обязательства? Односторонняя сделка оферента (оферта)? Нет, ибо без акцепта ничего не произошло бы. Одностороннее действие акцептанта (акцепт)? Тоже нет, ибо акцепт без оферты столь же безрезультатен, сколь и оферта без акцепта. Либо два акта волеизъявления следует объединить и признать договором, либо констатировать возникновение обязательства из сложного юридического состава - двух актов одностороннего волеизъявления, один из которых заключается

впредложении предоставления, другой - в его принятии*(487). Объяснение простое: по общему, по крайней мере, правилу, нет никакого смысла делать предоставление "в никуда и ни за что" без того, чтобы адресат предложенного предоставления предварил акт его принятия встречным предоставлением (consideration) или по крайней мере согласием возложить на себя обязанность к такому встречному предоставлению*(488).

Может показаться, что подобное наблюдается только в односторонних сделках и не присуще юридическим поступкам; так, в используемом нами Учебнике гражданского права в качестве примеров таких поступков, якобы порождающих обязательства сами по себе, безотносительно к чужому встречному предоставлению, приводятся находка и обнаружение клада*(489): первый служит основанием возникновения обязательства возврата найденного предмета, второй влечет за собою обязательство выдачи клада полностью или в части. Но что побуждает законодателя к подобному определению юридических последствий названных фактов? Ответ столь же прост, сколь и в предшествующем случае: законодатель признает за должником (кладет, если можно так выразиться, на другую чашу весов) право, полностью "уравновешивающее" падающую на него, как кажется, "в силу закона" (точнее - юридического поступка, указанного в законе) обязанность. Что это за право? Либо обязательственное право - требование вознаграждения за находку или подлежащий выдаче клад (часть клада), либо возможность приобретения найденного предмета в собственность, либо, наконец, само право собственности на предметы, входящие в состав клада (полностью или в части). Первый случай вполне сопоставим с акцептом оферты о заключении обязательственного договора, второй - с принятием предложения о совершении условной сделки, третий - с принятием предложения посредством распорядительной сделки (реального предоставления). Снова выходит сложный юридический состав: юридический поступок + законодательное признание за должником субъективного права, служащего встречным предоставлением за возлагаемую на него обязанность.

Мыслимы и юридические поступки, черпающие свою обязательственную силу не в законе, а

впредыдущих действиях сторон. Но и они войдут в сложный юридический состав, служащий основанием возникновения обязательств. Так, например, вселение временных жильцов в нанимаемое жилое помещение будет юридическим поступком, порождающим для нанимателя ряд прежде не существовавших обязательств. Но, очевидно, такое действие не могло бы расцениваться

вкачестве юридического поступка, да и вообще вряд ли могло бы быть совершено, если бы ему не предшествовал целый ряд других юридических фактов - заключение договора найма жилого помещения и его надлежащее исполнение со стороны наймодателя в виде предоставления жилья для вселения нанимателя.

То же самое в полной мере относится и к событиям: возложение той или другой обязанности на определенное лицо производится не только вследствие одного лишь события, но непременно

либо в связи с признанием за этим лицом какой-то возможности, компенсирующей эту обязанность, либо на почве уже фактически состоявшегося предоставления в его пользу, за счет которого эта обязанность и будет подлежать исполнению*(490), либо связывается с предшествующими действиями этого лица, чаще всего - с его участием в том или другом договоре. Так, например, стихийное бедствие, сделавшее жилое помещение, предоставленное по договору социального найма и единственное у нанимателя, непригодным для проживания, порождает обязательство наймодателя предоставить взамен погибшего другое жилое помещение для временного проживания из маневренного фонда*(491). Очевидно, что без договора социального найма такого обязательства бы просто не возникло. Основанием его возникновения, следовательно, нужно считать не само событие, а сложный юридический состав - договор + событие. Еще более показательный пример - событие, за которым, согласно определенному договору страхования, признано качество страхового случая.

Не столь однозначным на первый, по крайней мере, взгляд представляется вопрос об обязывающей силе актов публичной власти. Но эта сложность имеет чисто количественные, но не качественные корни - великое разнообразие фактов, соединяемых, в целях создания обязательств, с актами публичной власти. Так, акт об изъятии земельного участка для государственных или муниципальных нужд (п. 1 ст. 239 ГК) порождает обязательство его передачи в собственность публичного образования но, опять же, не сам по себе, а лишь в связи с возникающей у соответствующего публичного образования встречной обязанностью по выплате стоимости изымаемого участка (ст. 279-283 ГК), в том числе извлекаемой в ходе продажи участка с публичных торгов. То же касается обязательств выдачи имущества, которое не может принадлежать должнику (ст. 238 ГК), бесхозяйственно содержимых культурных ценностей (ст. 240 ГК) и жилых помещений (ст. 293 ГК), а также имущества, подлежащего реквизиции (п. 1 ст. 242 ГК) или национализации (последний абзац п. 2 ст. 235 и ст. 306 ГК). Другие акты органов публичной власти, в частности, такие как действия по обращению взыскания на чужое имущество (ст. 237 ГК), решения о конфискации имущества (ст. 243 ГК), об изъятии земельного участка, используемого не по назначению (ст. 284 ГК) или с нарушением законодательства (ст. 285 ГК), соединяются в сложный юридический состав с предшествующими действиями должника, состоящими либо в получении предоставления за подлежащее выдаче имущество, либо в совершении неправомерных действий. Такие административные акты, как размещение заказов на поставку и подряды для публичных нужд (п. 1 ст. 527 и ст. 765 ГК), основываются на договорах государственного заказчика с исполнителем государственного контракта, заключаемых, как правило, по итогам торгов. Акт прикрепления покупателя к поставщику по государственному контракту (п. 1 ст. 529, п. 2 ст. 530 ГК) зиждется на предшествующих отношениях государственного заказчика к покупателю - им учрежденному унитарному и даже, как правило, казенному предприятию либо учреждению. Наконец, обязательства по предоставлению жилых помещений по договорам социального найма (п. 3 ст. 672 ГК) также возникают не из одного только ордера, как принято считать, а из сложного юридического состава, в котором ордер органически "сплавляется" с рядом юридически значимых событий и действий, образующих условия возникновения у определенного гражданина состояния нуждаемости в улучшении жилищных условий.

Таким образом, общеизвестный принцип, в соответствии с которым безосновательных (беспричинных), в прямом смысле этого слова, действий (в том числе и сделок, и публичных актов, и нормативных предписаний) не бывает и быть не может, в обязательственном праве трансформируется не только в общеизвестное правило, согласно которому "никто не обязывается только затем, чтобы обязываться"*(492), но и в более широкое принципиальное положение, своего рода один из объективных законов гражданского права, в соответствии с которым никто не может быть обязан к совершению какого бы то ни было положительного действия (предоставлению) без изъявления на то своей воли - прямого или, в силу разумно и объективно достаточного основания, подразумеваемого*(493). Следовательно, для возникновения любого обязательства необходимо

изъявление воли двух лиц - как должника (о готовности учинить предоставление), так и кредитора (о согласии учинить обусловленное должником встречное предоставление либо зачесть в качестве такового нечто, ранее совершенное). Акты изъявления обоих воль могут быть прямо выраженными

ислиться в единый акт волеизъявления (договор) либо сохранять независимое друг от друга существование в виде односторонних сделок или иных юридических фактов-действий. Точно так же любой из актов изъявления воли может и не иметь прямого выражения, но, в силу соображений разумности, добросовестности и справедливости, подразумеваться (вымышляться или фингироваться). Обязательства, следовательно, могут возникать либо из договоров, либо из сложных юридических составов*(494). Возникновение обязательств из единичных фактов, не являющихся договорами, невозможно; гражданские же правонарушения (любые, не только деликты) вовсе не порождают обязательств, будучи основаниями возникновения отношений гражданско-правовой ответственности.

б) Исполнение обязательств - это один из способов прекращения обязательств, состоящий в совершении должником по требованию кредитора действий, составляющих содержание требования

иобязанности (передача вещи, уплата денег, выполнение работ и т.д.)*(495). По идее, совершаемое должником действие только тогда может рассматриваться как совершенное во имя исполнения обязательства и составляющее такое исполнение, когда оно приводит к удовлетворению того интереса кредитора, ради которого он вступал в обязательство. Но поскольку установление этого обстоятельства в общем случае затруднительно, а иногда и невозможно, право вовсе не пытается входить в рассмотрение сего вопроса, ограничиваясь проверкой на соответствие совершенного должником действия, во-первых, содержанию обязательства и, во-вторых, также требованиям закона, иных правовых актов и иным "обычно предъявляемым требованиям", касающимся: 1) объекта действия; 2) лица, совершающего действие (исполнителя); 3) лица, принимающего исполнение; 4) времени и 5) места исполнения (ст. 309 ГК), т.е. проверкой на соответствие действия должника определенным внешним признакам.

Для того чтобы подчеркнуть, что исполнением является не всякое совершение действия, содержательно совпадающего с требуемым (должным), а только такое действие, которое совершено в связи с обязательством и соответствует всем перечисленным требованиям, тем самым противопоставив исполнение иным действиям, содержательно годным, но иным критериям не отвечающим, в законодательстве, судебно-арбитражной практике и в науке используется термин надлежащее исполнение. С точки зрения логики это обозначение страдает тавтологией, ибо исполнение может быть только надлежащим. То, что в противовес ему именуется ненадлежащим исполнением (т.е. вроде бы является случаем исполнения), в действительности представляет собой случай гражданского правонарушения, влекущий последствия того же свойства, что и неисполнение обязательств (применение мер гражданско-правовой ответственности*(496)). О чем бы ни говорить - о неисполнении или о ненадлежащем исполнении - очевидно, что имеются в виду ситуации, когда исполнения обязательства в собственно-юридическом смысле этого слова не произведено. Имело место лишь нечто, внешне похожее на исполнение (и это нечто обычно называют ненадлежащим исполнением), либо не имеет места вовсе ничего - должник не совершает никакого действия, напоминающего собой исполнение (неисполнение). Понятие "исполнение обязательств" не является родовым по отношению к понятиям "надлежащее" и "ненадлежащее" исполнение - оно вообще не делится на какие-то видовые понятия, будучи по своей сути единым, всегда надлежащим. Напротив, понятие "нарушение" неоднородно и слагается из случаев неисполнения (собственно нарушения) и ненадлежащего исполнения обязательства.

Проблема места перечисленных обстоятельств в системе юридических фактов гражданского права в науке обыкновенно сводится к проблеме юридической природы исполнения обязательства. Точно установленным можно считать только то, что исполнение обязательства - это всегда правомерное действие, но вот какое? Юридический поступок (В.В. Витрянский, О.А. Красавчиков)? Односторонняя сделка (В.Н. Охоцимский, В.С. Толстой, Е.А. Суханов)? Договор (В.В. Бердников, С.В. Сарбаш, В.А. Слыщенков)?*(497) Осознавая всю спорность вопроса и

неоднозначность того либо иного ее решения, мы в нашем Учебнике гражданского права постарались избежать специального ее обсуждения. Вместе с тем попутной квалификации исполнения обязательств нам избежать все-таки не удалось: так, в п. 381 и 435 Учебника исполнение обязательств было причислено нами к категории юридических поступков, в п. 498 нами упомянуто о существовании обязательств по заключению договоров, т.е. совершению сделок; точно так же и в п. 1369, квалифицируя традицию (передачу) вещи в качестве абстрактного и реального договора особого рода, мы невольно признали, что исполнение обязательства, заключающееся в передаче вещи, также представляет собой сделку, больше того - двустороннюю сделку (договор). Такая недостаточная определенность наших взглядов*(498) не только отражает ситуацию, сложившуюся в литературе в целом, но и свидетельствует, как нам кажется, еще и об ином, а именно - о некорректности подобной, предельно общей постановки проблемы.

В самом деле, почему вообще принято считать, что всякие действия, совершаемые должниками во имя исполнения любых обязательств, непременно должны иметь одну и ту же (единую) юридическую природу? Если обязательства могут иметь целью удовлетворение интересов кредиторов при помощи таких разнообразных действий, как передача вещей, уплата денег, создание, обработка, переработка или ремонт вещей, выполнение работ, оказание услуг, сообщение информации, наконец - совершение юридических действий как в отношении вещей, так и безотносительно к ним, то как, спрашивается, можно ставить вопрос о подведении всех этих действий под одну общую родовую категорию, будь то сделка или юридический поступок, если в действительности они принадлежат к нескольким различным родовым категориям юридических фактов? Вряд ли кто-нибудь станет спорить с тем, что договор купли-продажи или акцепт векселя суть сделки, а транспортировка груза, скажем, на автомобиле из одного места в другое - нет, или с тем, что передача вещи не может иметь места вне связи с ее принятием (и, следовательно, мыслима исключительно как результат договоренности передающего и принимающего), в то время как, допустим, для создания вещи или ее переработки достаточно усилий одного лица. Между тем все перечисленные действия - заключение договора купли-продажи, совершение акцепта, перевозка груза, передача вещи, выполнение работ и др. - вполне могут быть предметом кредиторского требования и дебиторской обязанности. В классификации юридических фактов на действия и события и ей подчиненной более дробной классификации действий, осуществляемых в рамках общей теории гражданского права, никто даже не ищет категории, которая была бы общей для всех перечисленных действий. Но как только тот же вопрос переносится в плоскость теории обязательств, где действия должника по удовлетворению требования кредитора объединяются специализированной "скобкой" под названием "исполнение обязательств", начинаются попытки разрешить его "в общем и целом", не раскрывая только что поставленной (да еще и исключительно в специальных целях) скобки! Откуда такая непоследовательность и алогичность?

Вышеизложенное приводит к выводу о том, что понятие об исполнении обязательств - это специализированная категория, имеющая очень узкое, можно сказать, техническое (если не технологическое) значение, теряющееся немедленно за границами обязательственного права. Попытка ее соотнесения с одним из видов юридических фактов - правомерных действий (юридическим поступком, односторонней сделкой или договором) обречена на неуспех по той простой причине, что понятие исполнения обязательств выделено и противопоставлено другим юридическим фактам - правомерным действиям по совершенно иным критериям, нежели сделки и юридические поступки. Существование обязательств, исполнение которых является юридическими поступками, никак не исключает существования и таких обязательств, исполнение которых происходит не иначе, как посредством заключения договоров; точно так же с названными обстоятельствами вполне согласуется существование и обязательств, исполняемых путем совершения одной или нескольких односторонних сделок. Внутренняя противоречивость взглядов многих ученых на природу исполнения обязательства получает, таким образом, элементарное и естественное объяснение: ее причина коренится в объективной невозможности предложить единую для всех случаев квалификацию исполнения обязательств.

В отношении договоров, впрочем, нужно иметь в виду следующее. Если верно, что исполнением обязательства является действие должника, в то время как договор предполагает действие не только должника, но и кредитора, то нужно признать либо то, что действия по исполнению обязательства все-таки не могут иметь договорного характера, либо сказать о необходимости пересмотра всего в целом понятия об исполнении обязательства как действии одного только должника. Видимо, исполнение-действие следует все же понимать в смысле действия должника по предложению исполнения; если таковое нуждается еще и в принятии со стороны кредитора, но последний ничего необходимого для этого принятия не сделал, то он, как известно, впадает в просрочку (ст. 406 ГК), одним из последствий которой является возникновение у кредитора обязанности возместить должнику причиненные просрочкой убытки. Хорошо видно нормативное представление об актах предложения исполнения и его принятии как о двух различных актах, договора, следовательно (одного, единого, т.е. акта), не образующих. Поэтому с точки зрения действующего законодательства обсуждаемая проблема должна быть разрешена в том смысле, что исполнение обязательства может быть либо односторонней сделкой, либо юридическим поступком. Так называемые обязательства по заключению договоров (ст. 429 ГК) в действительности представляют собой обязательства, направленные на совершение должником акцепта (односторонней сделки) требования другой стороны (кредитора) о заключении основного договора, т.е. обязательства, направленные на совершение двух односторонних сделок.

10. Настоящий (заключительный) пункт этого очерка уже был предметом четырехкратной отсылки*(499). Тот факт, что относительные правоотношения с неимущественным и отрицательным содержанием, а также правоотношения, направленные на обеспечение претерпевания пассивным субъектом действий активного лица, не вписываются в традиционное понятие обязательства означает, что не существует никаких иных обязательств, кроме как с имущественным содержанием и направленных к тому же на требование кредитором активного поведения (действия) от должника. Мнение же О.С. Иоффе и вовсе суживает круг обязательств до только тех относительных правоотношений из требования и обязанности совершения активных действий, которые направлены на "перемещение результатов труда"*(500). Высказанное выше мнение - о том, что обязательствами в собственном смысле слова могут считаться лишь такие относительные правоотношения, которые возникают из договоров или сложных юридических составов, обнимающих собою как минимум акт изъявления воли должника на установление обязательства - также существенно урезает круг правоотношений, которые могут быть подведены под понятие обязательств. Но означает ли это, что относительных правоотношений неимущественного или отрицательного содержания, направленных на претерпевание или обслуживание иных, кроме товарообменных, потребностей, наконец, относительных правоотношений из односторонних сделок или иных фактов, не объединенных в сложный юридический состав с иными фактами, не существует и не может существовать? Конечно же нет - такие правоотношения, несомненно, существуют; другое дело, что все это - иные виды относительных правоотношений, не являющиеся обязательственными.

Проблема дифференциации обязательств от иных видов относительных правоотношений, точнее - проблема поиска критерия для систематизации относительных прав, по сути, рассматривается цивилистической наукой как неразрешимая. Во всяком случае, попыток систематизации относительных прав цивилисты почти не предпринимали*(501). Подавляющее большинство современных российских ученых, а также российское законодательство (см. уже упоминавшийся абз. 2 п. 2 ст. 48 ГК, прямо называющий права участия в деятельности юридического лица - корпоративные по своей природе - правами обязательственными) сводят все относительные права к обязательственным*(502), подобно тому, как еще в начале ХХ в. все абсолютные права сводились к вещным, а последние - к праву собственности. Спору нет, обязательственные права являются наиболее традиционным и часто встречающимся "представителем" прав относительных, но вопреки общераспространенному мнению далеко не единственным.

Теоретически установить критерий для основной классификации относительных правоотношений в общем не сложно. Коль скоро самый смысл всех относительных правоотношений (в том числе и обязательственных) заключается в юридическом оформлении процесса удовлетворения интереса управомоченного определенными действиями другого лица - носителя обязанности, следует согласиться с предположением, что критерием классификации должно быть содержание относительных прав. Собственно, сами обязательства, определяемые как требования о совершении активных действий (включая прекращение совершения недозволенных действий), вне всякого сомнения, вычленены из всей массы относительных правоотношений именно по своему содержанию - ответу на вопрос о том, какое действие активной стороны признается возможным и в то же время какое действие пассивной стороны - необходимым (обеспечивающим действие активной стороны); в чем заключается существо возможных и необходимых действий. Круг возможных действий управомоченного лица включает:

1)во-первых, его требования о совершении пассивным субъектом определенного активного действия - возникнув в имущественной регулятивной сфере, такие требования и составят содержание обязательственных прав в собственном смысле этого слова*(503);

2)во-вторых, пассивное поведение правообладателя, заключающееся в основательном (с юридической точки зрения) ожидании инициативного активного действия со стороны носителя обязанности, юридически основательном расчете на это действие, надежде на него*(504);

3)в-третьих, его собственные активные действия, фактическим последствиям которых пассивный субъект не имеет права препятствовать, как бы они ни были для него тягостны*(505), а юридические эффекты которых он вынужден претерпевать, не имея никакой возможности, несмотря на все их для него неудобства, каким бы то ни было образом на них влиять*(506).

Далее для выделения различных видов относительных правоотношений используются различные критерии. Так, обязательственные правоотношения обязаны своим выделением классификации правоотношений на имущественные и неимущественные, с одной стороны, и нормальные (регулятивные) и аномальные (охранительные) - с другой; в то же время отношения корпоративные, семейные и опекунские, организационные и кредиторские*(507) связаны воедино совсем другим признаком, лежащим не столько в их существе, сколько в регулятивном характере. Подробное описание всех рассуждений заняло бы здесь слишком много места, в связи с чем мы позволим себе облечь их результат в следующую форму:

Не являются ли все многочисленные выделенные нами виды относительных правоотношений обыкновенной фантазией? Есть ли в ГК нормы, с помощью которых можно было бы подтвердить существование относительных правоотношений, не являющихся обязательственными? Не общим, разумеется, образом*(508), а именно так, чтобы не оставалось сомнения в относительном характере складывающихся правоотношений, но не обязательственном? Да, несомненно, такие нормы имеются; более того, таких упоминаний чрезвычайно много: в одной только первой части ГК (ст. 1-453) уже набирается множество примеров каждого из выделенных выше типов правоотношений*(509). Единственное исключение составляют правоотношения семейные (правоотношения типа 2), т.е. правоотношения между супругами, родителями и детьми*(510): они регламентируются, как известно, специальным кодексом - СК. Остальные примеры весьма многочисленны. Так, корпоративные правоотношения (1) - упомянуты в нормах абз. 2 п. 2 и п. 3 ст. 48, п. 3 ст. 53, абз. 3 п. 3 ст. 56, абз. 2 п. 3 ст. 61, ст. 63 и 64, ст. 67, 71, 72, п. 2 ст. 85, п. 3 ст. 91, п. 1 и 5 ст. 103, п. 2 и 3 ст. 105, п. 4 ст. 107 и п. 2 ст. 111, п. 6 ст. 116, ст. 249 ГК и сл. статьях о взаимоотношениях сособственников; опекунские (в том числе родительские)

правоотношения (3) - в п. 1 ст. 26, п. 1 ст. 27, п. 1 ст. 28, п. 1 и 2 ст. 31, п. 2 ст. 32, п. 2 ст. 33, ст. 36, 39, 40, п. 2 ст. 171, п. 2 ст. 172 ГК*(511). Об организационных правоотношениях (типа 4) - см.: ст. 445, 448 ГК. Служебные внутриобязательственные правоотношения (5) упомянуты в абз. 2 п. 2

ст. 19, абз. 2 п. 2 ст. 36, п. 1 ст. 60 и п. 1 ст. 62, п. 5 ст. 90, абз. 2 п. 1 ст. 101 и п. 6 ст. 114, п. 1 ст. 140, п. 2 ст. 184, п. 2 ст. 187, п. 1 и 3 ст. 189, ст. 366, п. 1 ст. 375, п. 2 ст. 378, п. 3 ст. 382, п. 2

ст. 385, п. 2 ст. 408 ГК, а информационные преддоговорные (в том числе - публичные)

правоотношения (6) - в п. 1 ст. 62, п. 3 и 4 ст. 90, п. 5 ст. 93, п. 4 ст. 99, абз. 2 п. 1 и абз. 2 п. 2 ст. 97, п. 5 ст. 103, п. 2 ст. 106, п. 5 ст. 114, абз. 2 п. 2 ст. 118, п. 4 и 5 ст. 131, п. 1 ст. 189, п. 1 ст. 227, п. 1 ст. 230, ст. 250, п. 1 ст. 286, п. 3 ст. 342 ГК.

Особняком стоят правоотношения типа (7) - правоотношения, которым цивилистической наукой пока не предложено никакого наименования и выделить которые не так просто. Между тем таковые, несомненно, существуют: классическими случаями являются правоотношения арендодателя с невладеющим арендатором или арендодателя с субарендатором. Невладеющий арендатор и субарендатор вправе пользоваться арендованным имуществом (совершать собственные активные действия). Но эта возможность пользования лишена абсолютного характера. Она обеспечивается одним только арендодателем, который обязан воздерживаться от действий, препятствующих такому пользованию (лишен права совершать действия, препятствующие пользованию арендатора). Что это за правоотношения? Этот вопрос еще ждет своего исследователя.

Правоотношения по прекращению правонарушений (8) упоминаются в абз. 3 п. 4 ст. 54 и ст. 304 ГК; правоотношения по возмещению вреда, убытков или иных сумм (9), будучи общим для всякого правонарушения следствием, возникают чрезвычайно часто, и поэтому количество упоминаний о них в ГК не сравнится ни с какими иными правоотношениями, даже вместе взятыми*(512); к ним должны быть добавлены также правоотношения по возмещению стоимости неосновательного обогащения - неосновательно приобретенного и сбереженного имущества*(513). Сродни им и иные виды охранительных правоотношений - по выплате компенсации (10) - см.:

ст. 12, 151; п. 5 ст. 152, п. 2 ст. 247; п. 4 и 5 ст. 252; п. 2 ст. 258; п. 2 ст. 325, п. 4 ст. 326, а также по выдаче (возврату) индивидуально-определенных предметов (вещей) (11) - см. п. 2 ст. 46, п. 2

ст. 167, п. 1 ст. 171, п. 1 ст. 227, п. 1 ст. 230, п. 2 ст. 231, п. 1 и 2 ст. 233, п. 3 ст. 352, ст. 398,

Правоотношения по восстановлению нарушенных прав иными способами (12) упомянуты