3. Вариант наименьшего зла при отказе собственнику в удовлетворении его виндикационного иска

С другой стороны, при установлении различной трактовки вещей, вышедших из владения собственника по его воле, и вещей, вышедших из его владения помимо его воли, следует избрать вариант наименьшего зла при отрицательном для собственника решении по виндикационному иску.

В тех случаях, когда собственник вверил вещь кому-либо по своей воле, он, по общему правилу, знает, кому он оказал свое доверие и где находится это его доверенное лицо, то есть он знает своего контрагента (нанимателя, ссудополучателя, поклажепринимателя и т.п.) и его местонахождение. Именно поэтому он имеет больше шансов, если ему будет отказано в возвращении вещи, добиться по крайней мере возмещения вреда от лица, нарушившего его доверие.

Наоборот, когда собственник лишился владения вещью помимо своей воли, путем утери, хищения и т.п., и затем получил отказ в удовлетворении его виндикационного иска к третьему приобретателю, нынешнему владельцу вещи, он по большей части не знает, кто был похитителем его вещи или лицом, присвоившим ее как находку.

Именно поэтому в этих случаях он, как правило, также лишен и возможности добиться возмещения убытков с недобросовестного нарушителя его права собственности.

Отказ в удовлетворении виндикационного иска, направленного на истребование вверенной вещи от третьего добросовестного приобретателя, по большей части оставляет бывшему собственнику возможность ликвидации ущерба за счет виновного контрагента.

Наоборот, отказ в удовлетворении виндикационного иска, направленного на истребование вещей, похищенных, утерянных и вообще вышедших из владения собственника помимо его воли, от добросовестного приобретателя, по большей части лишает собственника возможности ликвидации ущерба за счет непосредственных виновников преступного изъятия вещи или их соучастников.

Таким образом, учет субъективной стороны поведения собственника, лишившегося владения вещью по своей воле или помимо своей воли и создавшего этим повод для заблуждения третьего приобретателя, а также изучение варианта решения, представляющего наименьшее зло для собственника при отказе в удовлетворении виндикационного иска, - позволяют прийти к выводу, что собственнику, лишившемуся вещи помимо своей воли, должно быть предоставлено право на истребование своей вещи также от добросовестного приобретателя.

Наоборот, бывшему собственнику, который лишился владения вещью по своей воле, не должно быть предоставлено право на истребование вещи от добросовестного приобретателя. В этих случаях последний приобрел право собственности.

4. Абсолютная (неограниченная) виндикация государственной и кооперативно-колхозной собственности

Допуская и обосновывая добросовестное приобретение от неуправомоченного отчуждателя права собственности на вещи, вышедшие из владения собственника по его воле, советское гражданское право исключает такое приобретение в отношении государственного имущества. На основании ст. 60 ГК "...Государственные учреждения и предприятия могут истребовать от всякого приобретателя принадлежащее им имущество, незаконно отчужденное каким бы то ни было способом...". Следовательно, на основании ст. 183 ГК (в конце) государственное имущество не может быть в этих случаях приобретено в собственность добросовестным приобретателем от неуправомоченного отчуждателя.

Это правило сформулировано в действующем праве только применительно к государственной собственности. Однако есть основания для распространения этой привилегии также на кооперативно-колхозную собственность.

На каждом этапе в истории развития общества придается особое значение праву собственности, так как та или иная форма собственности дает соответствующую характеристику определенной правовой системы, а в сущности говоря, и соответствующую характеристику целой эпохи в истории человечества. Отсюда понятно то внимание, которое уделяется институту права собственности во всех системах права, и интенсивная защита этого права.

Уже постановление ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 г. (СЗ СССР, 1932 г., N 62, ст. 360) признало, что "общественная собственность (государственная, колхозная, кооперативная) является основой советского строя, она священна и неприкосновенна, и люди, покушающиеся на общественную собственность, должны быть рассматриваемы как враги народа, ввиду чего решительная борьба с расхитителями общественного имущества является первейшей обязанностью органов советской власти...".

"Экономическую основу СССР составляют социалистическая система хозяйства и социалистическая собственность на орудия и средства производства, утвердившиеся в результате ликвидации капиталистической системы хозяйства, отмены частной собственности на орудия и средства производства и уничтожения эксплуатации человека человеком" (Конституция СССР, ст. 4).

При этом "социалистическая собственность в СССР имеет либо форму государственной собственности (всенародное достояние), либо форму кооперативно-колхозной собственности (собственность отдельных колхозов, собственность кооперативных объединений)" (Конституция СССР, ст. 5).

Таким образом, и закон 7 августа 1932 г. и Сталинская Конституция объединяют нашу государственную и кооперативно-колхозную собственность в едином понятии социалистической собственности.

Оба указанных закона, а также уголовные кодексы союзных республик приравнивают в отношении уголовно-правовой защиты кооперативно-колхозную собственность к собственности государственной.

В законе 7 августа 1932 г. прямо сказано: "Приравнять по своему значению имущество колхозов и кооперативов (урожай на полях, общественные запасы, скот, кооперативные склады и магазины и т.п.) к имуществу государственному и всемерно усилить охрану этого имущества от расхищения" (закон 7 августа 1932 г. II, 1).

Сталинская Конституция (ст. 131), обязывая каждого гражданина СССР "беречь и укреплять общественную, социалистическую собственность, как священную и неприкосновенную основу советского строя, как источник богатства и могущества родины, как источник зажиточной и культурной жизни всех трудящихся", и объявляя, что "лица, покушающиеся на общественную социалистическую собственность, являются врагами народа", не делает никакой разницы между двумя формами социалистической собственности - государственной и кооперативно-колхозной.

Спорные вопросы понятия и действия исковой давности

Среди спорных вопросов теории и практики советского гражданского права видное место занимают вопросы о понятии и действии исковой давности.

Институт исковой давности устанавливает определенный срок, в течение которого допускается принудительное осуществление гражданских субъективных прав, в том числе путем использования права на иск (в материальном смысле). Истечение исковой давности погашает право принудительной защиты любыми дозволенными законом способами, хотя бы и без обращения к органам государства, например, путем зачета встречного однородного требования (ст. 129 ГК)[393]. Таким образом, исковая давность ограничивает во времени осуществление права против воли обязанного лица, в том числе с действенной помощью государства.

Право на иск, которое может быть осуществлено в пределах срока исковой давности, не является каким-то внешним придатком субъективного гражданского права. Следует принять точку зрения тех авторов, которые признают право на иск особым состоянием субъективного гражданского права, в котором оно способно к принудительному в отношении обязанного лица осуществлению. Право на иск является самим субъективным гражданским правом на определенной стадии его развития[394].

Переход субъективного права в эту стадию отнюдь не является неизбежным, так как он предполагает нарушение этого права, невыполнение положительной или отрицательной правовой обязанности. В подавляющем большинстве случаев правовые обязанности выполняются добровольно или, во всяком случае, без обращения к государственному принуждению[395]. Вместе с тем нельзя согласиться, что способность субъективного права приходить в состояние способности к принудительному осуществлению присуща всякому субъективному праву, а потому невозможно существование прав, лишенных этой способности[396].

Ниже будут приведены примеры субъективных гражданских прав, наделенных правопритязанием, но не снабженных правом на иск, т.е. не переходящих и в случае их нарушения в состояние способности к принудительному осуществлению. Будут также показаны субъективные права, не наделенные ни правопритязанием, ни правом на иск. Под правопритязанием в данном случае имеется в виду право требовать исполнения, хотя и не снабженное исковой защитой и не способное перейти в право на иск в широком смысле. Примеры эти имеются, как будет показано, также и за пределами института исковой давности.

Среди спорных вопросов исковой давности большое значение имеет, как отмечено выше, вопрос о действии исковой давности, т.е. о правовых последствиях истечения ее срока. При этом спор идет не о праве на предъявление иска, которое, по общему мнению, не ограничивается давностью, несмотря на некоторую неточность формулировки ст. 44 ГК РСФСР и соответствующих статей ГК других союзных республик, кроме Азербайджанской, Грузинской, Таджикской, Туркменской и Украинской[397] республик. В последних в тексте ст. 44 говорится, что исковой давностью погашается право на иск, а не право на предъявление иска. Погашается, таким образом, не право на иск в формальном (процессуальном) смысле, а право на иск в указанном выше материальном смысле, т.е. право на удовлетворение предъявленного иска судом, на благоприятное для истца судебное решение.

Спор идет о том, погашается ли истечением исковой давности только возможность принудительного осуществления гражданского субъективного права, в том числе исковая судебная защита с погашением права на иск в материальном смысле, или же с истечением срока исковой давности прекращает свое существование само гражданское материальное субъективное право. То или иное решение этого вопроса имеет важное теоретическое и особенно практическое значение.

Вопреки широко распространенному мнению, высказанному в русской дореволюционной[398] и советской[399] литературе, истечение исковой давности не прекращает существования гражданского субъективного права, но лишает его способности к принудительному осуществлению против воли обязанного лица.

Основной аргумент сторонников погашения исковой давностью гражданского субъективного права сводится к утверждению, что лишение управомоченного возможности принудительного осуществления своего права означает, что истечение исковой давности погашает на стороне управомоченного не только право на иск, но и само субъективное гражданское право в целом, поскольку правоотношение есть ничто без аппарата, способного принудить к соблюдению соответствующих праву обязанностей[400].

Действительно, для права как одного из элементов надстройки характерно в развитом классовом обществе наличие санкции в виде организованного государством принуждения[401]. В.И. Ленин писал, что право предполагает существование государства, ибо "право есть ничто без аппарата, способного принуждать к соблюдению норм права"[402].

Таким образом, В.И. Ленин имел в виду обусловленность существования права как совокупности правовых норм (права в объективном смысле), правовой надстройки в целом существованием соответствующей политической надстройки государства. Это положение было выдвинуто В. И. Лениным по отношению к праву буржуазному. Оно в той же мере относимо и к праву социалистическому. В такой общей постановке оно не должно вызывать никаких возражений.

Вместе с тем это не означает, что правоотношение, в том числе обязательственное правоотношение, с неизбежностью перестает существовать при временном, а при известных обстоятельствах и стойком отпадении возможности принуждения к исполнению правовой обязанности. Равным образом не исключено и существование некоторых правоотношений, не переходящих в право на иск. Было бы неверным также утверждение, что защита гражданского субъективного права государством всегда сводится именно к предоставлению права на иск, а во всех случаях предоставления права на иск последнее всегда обеспечивает возможность государственного принуждения.

В подтверждение возможности сохранения субъективного права при временном, а иногда и стойком отсутствии возможности государственного принуждения можно привести следующие факты. В период временной оккупации некоторых территорий Советского государства немецко-фашистскими захватчиками на этих территориях была приостановлена деятельность советских государственных органов, в том числе советских судов. Между тем Пленум Верховного Суда СССР правильно признал, что правоотношения советских граждан, основанные на сделках, заключенных ими во время нахождения на временно оккупированной территории, подлежат рассмотрению по советским законам и при соблюдении этих законов должны иметь полную силу, поскольку эти сделки не противоречат интересам Советского государства[403]. Не прекращается по общему правилу и правоотношение, по которому пропущен срок исковой давности, хотя в определенных случаях оно претерпевает изменение, о чем будет сказано ниже.

Надлежит признать, что субъективное право не перестает существовать только из-за того, что оно потеряло свою принудительность. Необходимым условием такого бытия субъективного права при отпадении возможности принудительного осуществления является продолжающееся признание его существования государством, которое само по себе имеет первостепенное практическое значение (например, ст. 47 и 401 ГК).

В подтверждение того, что защита субъективного гражданского права государством не исчерпывается предоставлением права на иск, следует прежде всего указать на защиту гражданских субъективных прав мерами уголовного или административного права. Например, можно сослаться на выселение в административном порядке лиц, самоуправно занявших жилую площадь[404]. Наряду с этим, должно быть отмечено, что отпадение с истечением исковой давности права на иск (активной, наступательной защиты) сочетается с сохранением у субъекта задавненного гражданского субъективного права права на возражение против обратного истребования исполненного после истечения исковой давности (пассивной, оборонительной защиты). Таким образом, отпадение права на иск равносильно отпадению всякой защиты права государством при сохранении государственного признания существования этого права.

Для обоснования того, что предоставление права на иск далеко не всегда обеспечивает государственное принуждение, необходимо обратить внимание на существование, кроме исков о присуждении, также исков о признании (установительных). Не всякая исковая защита направлена на принуждение к исполнению гражданско-правовой обязанности. Защита путем иска о признании не направлена на принуждение к исполнению, не обеспечивает государственного принуждения для восстановления нарушенного права. Между тем это бесспорно защита со стороны государства. Она сводится к властному признанию, подтверждению правомочным органом государева (судом) наличия или отсутствия определенных юридических фактов или правоотношений, находящихся в споре[405]. Для признания юридических фактов, не находящихся в споре, существует особое производство по установлению фактов[406]. В этих случаях обеспечивается превентивная защита основанных на признанных юридических фактах субъективных гражданских прав, также не направленная на принуждение.

Приведенные соображения позволяют сделать вывод, что широко распространенное представление о значении организованного государственного принуждения для бытия гражданских субъективных прав является несколько упрощенным и чрезмерно обобщенным. Оно ошибочно отказывает в признании существования некоторых исключений из общего правила о принудительности прав. Властная поддержка последних со стороны государства не исчерпывается случаями прямого и косвенного принуждения к исполнению гражданско-правовой обязанности. Деятельность государства по созданию и санкционированию правовых норм и их применению является весьма сложной, многообразной и гибкой. Она проявляется с учетом государственной целесообразности в соответствии с целевым назначением и служебной ролью отдельных правовых институтов. Эти соображения необходимо учитывать также и при рассмотрении проблемы так называемых безысковых прав, в том числе так называемых задавненных правомочий собственника и кредитора по обязательству.

Как уже отмечено, на основании ст. 47 ГК исполнение обязательства должником по истечении давности не дает ему права требовать обратно уплаченное, хотя бы в момент уплаты он не знал об истечении исковой давности. Ст. 401 ГК распространяет это положение на исполнение любого обязательства, хотя бы лишенного исковой силы, но не являющегося недействительным в силу закона. В литературе было высказано мнение, что "хотя ст. 401 ГК изложена в общей форме, но, кроме случая исполнения обязательства по истечении срока исковой давности, никому еще не удалось привести другого примера ее применения"[407]. С этим утверждением нельзя согласиться.

Еще в 1923 г. III отдел НКЮ РСФСР разъяснил НКЮ Якутской АССР, что "требования уплаты денег или иных ценностей, проигранных в карты или в иные игры, или на пари.., лишены исковой силы, как не могущие способствовать развитию производительных сил страны (ст. 4 ГК). Однако лицо, уплатившее проигранную сумму, не вправе требовать возврата уплаченного (ГК РСФСР, ст. 401)..."[408].

Значительно существеннее примеры, взятые из действующего законодательства. Так, например, все споры между государственными, кооперативными (кроме колхозов) и другими общественными организациями на сумму до тысячи рублей изъяты из ведения народных судов и вообще из судебной подведомственности Указом Президиума Верховного Совета СССР "Об изъятии из ведения народных судов дел по спорам между государственными, кооперативными (кроме колхозов) и другими общественными организациями на сумму до тысячи рублей" от 14 марта 1955 г.[409] Эти споры разрешаются вышестоящими по отношению к должникам органами. Таким образом, эти правоотношения лишены исковой защиты, хотя их юридическая сила, и в частности действительность соответствующих обязательственных требований, не могут быть поставлены под сомнение, несмотря на такое явное ослабление их защиты.

Такое ослабление защиты нельзя признать целесообразным. Споры на сумму до тысячи рублей не могут быть огульно признаны малозначительными. Эти споры имеют во многих случаях прецедентное значение и уже поэтому не должны недооцениваться. Следует также учитывать, что очень многие из этих споров касаются требований об уплате штрафных санкций по хозяйственным договорам. Требования эти имеют своей целью обеспечение договорной дисциплины по договорам поставки, подряда на капитальное строительство и др. Значение взыскиваемых при этом санкций определяется значением обеспечиваемых ими хозяйственных договоров, а не суммой иска. Данные соображения заставляют высказать пожелание об отмене упрощенного порядка разрешения этих споров, не обеспечивающего должную объективность, и о восстановлении по ним исковой судебной (или арбитражной) защиты.

Сходные правила установлены для взаимных претензий грузоотправителей, грузополучателей и органов транспорта Уставом железных дорог СССР 1954 г. и Уставом внутреннего водного транспорта СССР 1955 г.

Большой интерес представляет изъятие из судебной подведомственности всех претензий о переборах провозных платежей, а также о премиях, предусмотренных тарифами. Эти претензии, согласно ст. 228 Устава железных дорог СССР 1954 г. и ст. 231 Устава внутреннего водного транспорта СССР 1955 г., не подлежат судебному рассмотрению и разрешаются управлением железной дороги (пароходства). При этом решение начальника железной дороги (пароходства) по претензиям о переборах и премиях на сумму до тысячи рублей является окончательным. Это означает, что требование обращается к должнику и им самим разрешается в окончательном порядке. Только по претензиям о переборах и премиях на сумму более тысячи рублей решение начальника дороги (пароходства) может быть обжаловано Министерству путей сообщения (министерству, ведомству, которому подчинено пароходство), решение которого является окончательным. Таким образом, и в этих случаях кредитору по обязательственному требованию предоставляется такая же ослабленная защита, какая предусмотрена по спорам между социалистическими организациями (кроме колхозов) на сумму до тысячи рублей. Вместе с тем в этих случаях кредитору предоставляется право предъявления претензии (правопритязание), хотя и не переходящее в право на иск.

Еще дальше идет ст. 218 Устава железных дорог СССР, на основании которой "не допускается предъявление претензий о недоборе, переборе, просрочке в доставке груза и других видов претензий грузоотправителей, грузополучателей и железных дорог на сумму менее 25 рублей по каждой накладной. Не допускается предъявление претензий о возмещении суммы недобора по тем грузовым перевозочным документам, по которым общая сумма причитающихся согласно тарифам платежей и сборов не превышает 100 рублей, а также предъявление претензий о переборе и просрочке в доставке груза в тех случаях, когда общая сумма взысканных по документам платежей не превышает 100 рублей". Такое же правило предусмотрено ст. 220 Устава внутреннего водного транспорта 1955 г. для отношений с пароходствами.

Следует одобрить недопущение предъявления претензий и исков по мелким требованиям клиентуры и органов транспорта друг к другу, так как этим бесспорно достигается разгрузка претензионных и судебных органов от мелких дел. К тому же это положение установлено на равных началах для обеих сторон. Существенные сомнения вызывает, однако, передача руководству органов транспорта окончательного решения по требованиям о переборах провозных платежей и премиях, предусмотренных тарифами. Следует восстановить общий претензионный и судебный порядок разрешения по этим спорам.

Поименованные мелкие требования не обеспечены не только правом на иск, но также и правом на предъявление претензии (вообще правопритязанием). Вместе с тем не должно вызывать сомнений, что и в этих случаях не снимается обязанность железной дороги (пароходства) произвести соответствующие выплаты и право грузополучателя (грузоотправителя) на получение этих сумм, а также в соответствующих случаях обязанности клиентуры и права железной дороги (пароходства).

Таким образом, необходимо признать, что сведение безысковых обязательств, предусмотренных ст. 401 ГК, только к задавненным требованиям является ошибочным.

Правило, установленное ст. 47 ГК, по буквальному тексту относится к обязательственным требованиям, но оно должно быть распространено также и на абсолютно-правовые, в том числе вещные правомочия, в частности, на истребование собственником своей вещи от незаконного владельца (ст. 59 и 60 ГК).

Вопреки мнению И.Б. Новицкого[410], для этого вовсе не нужно подводить право собственности под термин "обязательство". Речь идет лишь о сопоставлении правомочия собственника требовать возврата вещи от незаконного владельца с обязательственным требованием. Это правомочие собственника по субъекту обязанности не отличается от обязательственного требования. В этом смысле и обязанность незаконного владельца возвратить вещь собственнику не отличается от обязательственного долга. Как мною уже дважды отмечено[411], с момента нарушения права собственности (вообще всякого абсолютного субъективного права) между потерпевшим собственником и нарушителем его права создается столь же конкретная правовая связь, характеризующаяся определенностью обоих субъектов правоотношения, как и в обязательстве. Это положение отнюдь не исключает тех потенциальных правопритязаний, которые и при наличии данного конкретного нарушения, и в дальнейшем остаются у собственника против всякого и каждого. Таким образом, абсолютное субъективное право не обращается в целом в относительное, хотя и выделяет из себя относительные правомочия. Именно этими соображениями обосновывается широкое понимание терминов "обязательство", "должник", имеющихся в ст. 47 ГК[412].