Учебный год 22-23 / pravo_sobstvennosti

<1> Известно, что вещное право по своему содержанию может быть только одинаковым с любым одноименным вещным правом.

Вывод о возникновении вещного права владения чаще всего делается для того, чтобы обосновать защиту владения иного владельца, кроме собственника. Сама по себе необходимость обосновать защиту владения исключительно наличием субъективного права на стороне потерпевшего - свидетельство глубокого упадка нашего права. Цивилизованная система права предусматривает не только защиту прав, но и защиту иных ценностей. Защита против посягательств возможна не только как защита права, но и как защита независимо от права и даже как защита против права. В последнем случае речь идет о защите от самоуправства. Именно так и защищается владение - как защита независимо от права и независимо от наличия права на вещь на стороне нарушителя.

Надо полагать, что по мере того, как самоуправство станет расцениваться в качестве нетерпимого нарушения - а иначе быть не может, - отпадет и нужда в обосновании защиты владения правом, а вместе с ней и концепция права владения.

Насколько можно судить, сама идея владения как вещного права позаимствована (даже если отечественные авторы о том не ведают) из германских конструкций, которые определяли титульное добросовестное владение как "сходное с правом собственности" "вещное право", "правда, только относительное"; оно же - публицианское право <1>. Вспомним, что публицианское право возникало у добросовестного титульного владельца на основании договора (отсюда - обязательное наличие титула) с лицом, которое не имело права на отчуждение вещи, но при этом приобретатель действовал добросовестно (с тем пониманием доброй совести, которое имелось в виду классическим правом). В этом случае приобретатель получал защиту от собственника, но был связан договором с тем лицом, от которого получил вещь (потому - это относительное право). Как хорошо известно, сама формула публицианова иска (actio Publiciana) была основана на фикции истекшей приобретательной давности. Понятно, что, поскольку публицианское право может быть сопоставлено с правом российским, оно, конечно, отсылает к фигуре владельца для давности, т.е. незаконного и добросовестного. Однако отличия между двумя этими конструкциями, в частности невозможность владельцу для давности распорядиться судьбой вещи, заставляют все же признать, что владение для давности по ст. 234 ГК субъективным правом не является - речь идет о незаконном владении.

--------------------------------

<1> См., например: Дернбург Г. Пандекты. Т. 1. Ч. 2. Вещное право. СПб., 1905. С.

69.Аналогичные высказывания можно найти и у других германских цивилистов.

Вто же время нет никаких оснований каким угодно образом соотнести публицианское право с титульным законным владением в праве российском, так как ГК исходит только из того, что законное владение возникло по воле собственника, отсылает, относит себя к воле собственника, т.е. именно в отношениях с собственником оно и относительно. А это значит - оно никак не может быть вещным.

Насколько известно, те цивилисты, которые выводят вещный характер владения из ст. 305 ГК, упоминающей защиту от собственника наряду с защитой от третьих лиц (других оснований в ГК не имеется), не обсуждали, как будет разворачиваться эта вещная защита применительно к тому или иному титулу. Обычно речь идет об аренде, а иные титулы просто подразумеваются по аналогии.

Легко заметить, впрочем, что титулы владения охватывают самые разные позиции. Об этом уже говорилось выше. Кроме обычно поминаемой аренды, можно указать и хранение, перевозку, подряд, доверительное управление, комиссию, поручение и др.

Для всех этих случаев возможна ситуация нарушения владения как третьими лицами, так и собственником.

61

Защита от нарушения владения третьими лицами на самом деле не требует особого права на стороне потерпевшего. Достаточно общего запрета на отображение вещи посредством насилия, угроз, обмана, кражи (именно эти действия являются нарушением владения). Защита против таких посягательств дается независимо от права на вещь на стороне потерпевшего. Не нужно доказывать, что иной подход, требующий от потерпевшего доказывания права на вещь, ставшую объектом посягательства, ведет к крушению всякого правопорядка не только в сфере гражданского оборота и частных прав, но и в сфере публичного права. Кстати, публичное право устанавливает ответственность за хищение и насилие с корыстными целями независимо от прав потерпевшего на объект посягательства. Едва ли кто-то возьмет на себя риск утверждать, что в этой сфере частное право не должно защищать то, что защищает право публичное.

Дополнительным аргументом в пользу того, что частное право, как и публичное, защищает владение независимо от права на вещь, может служить норма п. 2 ст. 234 ГК. Эта норма прямо говорит о защите владельца для давности, т.е. добросовестного незаконного владельца от посягательств на вещь третьих лиц.

Надо полагать, что для того, чтобы обосновать защиту всякого лица от внешнего насилия, не требуется какая-либо специальная норма. Такая защита вытекает из общих начал права, поскольку право - это не что иное, как запрет насилия. Хотя соответствующие нормы, особенно в части защиты от самоуправства, конечно, не были бы лишними.

Однако сторонники представлений о вещном праве владения строят свои выводы из содержания ст. 305 ГК не на том, что владение подлежит защите от насилия, а на том, что титульное владение защищается от собственника по правилам гл. 20 ГК, т.е., как они полагают, по правилам о защите вещных прав.

Это предположение при ближайшем рассмотрении оказывается, однако, лишенным оснований.

Предположим, возвращаясь к нашему примеру, что вещь отобрана собственником у хранителя. Очевидно, что титульный владелец не может в этом случае выступить как потерпевший, так как он не может указать, какое его право на вещь нарушено. Спор может затрагивать лишь право на оплату хранения, убытки от нарушения договора, но этот спор, конечно, не является спором о вещи и находится полностью в рамках обязательственных отношений сторон. У суда не будет никакого основания вернуть вещь хранителю, как только выяснится наличие между сторонами именно отношений хранения.

Если имущество отобрано собственником у комиссионера или поверенного, то наступают те же последствия. Никакие ссылки владельца на норму ст. 305 ГК и здесь не приведут в действие механизм виндикации просто потому, что у титульного владельца нет интереса в вещи (а права без интереса не бывает) и тем самым отсутствует объект защиты.

Совсем иная ситуация при нарушении собственником владения арендатора (именно она обычно и моделируется сторонниками концепции вещного права титульного владельца). Арендатор, конечно, может требовать выдачи вещи, ссылаясь на договор аренды (который должен действовать в момент вынесения решения в пользу арендатора).

Для договоров доверительного управления, подряда также могут быть применимы в конкретных случаях иски об истребовании вещи в силу договора.

Видимо, общим правилом, по которому в одних случаях будет даваться защита владения от собственника, а в других - не будет, может быть критерий ст. 398 ГК: в тех случаях, когда вещь передается в пользование, она может быть истребована у собственника. Следовательно, если у титульного владельца нет интереса в вещи, т.е. он ей не пользуется, он не сможет воспользоваться защитой по ст. 305 ГК. Но, для того чтобы выяснить, имеется ли такой интерес, нужно, конечно, положить в основу спора конкретные взаимоотношения сторон, а они являются обязательственными. Тем самым и защита превращается из вещной в обязательственную, что само по себе является совершенно правильным, так как позволяет титульному владельцу наряду с требованием о

62

защите владения выдвигать также требования о взыскании убытков, что в случаях подряда, комиссии, доверительного управления, перевозки и других договоров, отличных от аренды, гораздо в большей степени интересует истца. Ведь вещь для него не цель, а средство получения дохода. Именно в получении дохода и состоит его интерес.

Понятно, что если бы ГК предусматривал владельческую защиту, то нужда в ст. 305 ГК отпала бы вовсе. Но в этом случае владение должно претерпеть изменения: наряду с владением, подлежащим самостоятельной защите, выделяется держание (владение для другого, производное владение), которое защищается силами основного владельца.

Защита вещного права (хозяйственного ведения, оперативного управления и др.) от собственника не вызывает сомнения и выражает ту черту вещного права, которая состоит в ограничении права собственности. Но такая защита, конечно, не создает у владельца еще одного дополнительного вещного права - права владения, тем более что такое право полностью было бы поглощено "основным" правом и не давало бы ничего такого, чего бы не было в этом "основном" праве.

Мы можем теперь сказать, что защита титульного владельца против собственника, во всяком случае, лишена универсальности и автоматизма. Не во всех случаях имеется интерес, дающий право на защиту владения, а для проверки этого интереса, для выяснения того, нарушено ли право истца, каждый раз приходится прибегать к выяснению личных отношений сторон. Спор, таким образом, всегда имеет черты не вещного, а обязательственного. Это позволяет прийти к выводу, что титульный владелец, основывающий свой титул на договоре с собственником, никакого вещного права владения не получает.

Вообще говоря, способ защиты права, как точно заметил (именно по поводу виндикационного иска) Савиньи, - "явление случайное", мало относящееся к сущности права <1>. Поэтому все рассуждения о владении, основанные на одном только обращении к ст. 305 ГК, строятся на заведомо недостаточном основании. Способ защиты весьма мало проясняет сущность защищаемого права.

--------------------------------

<1> Савиньи Ф.К. Обязательственное право: Пер. с нем. СПб., 2004. С. 49.

Итак, право владения не является ни обязательственным, ни вещным. Не может быть, конечно, и их сочетания; ведь в сочетании должны быть черты и того и другого. А мы имеем доказательства отсутствия свойств как права вещного, так и обязательственного. (Кроме того, видна сомнительность самой идеи смешанного вещнообязательственного права <1>.)

--------------------------------

<1> Дело в том, что любое дополнение абсолютного права иными правами, зависимость его от действия (бездействия) иных лиц, кроме субъекта права, означает, что абсолютное право само по себе оказывается недостаточным для пользования вещью. Но тогда оно утрачивает свою абсолютность. Абсолютное право по определению не может дополняться и не может иметь смешанную природу.

Но может ли такое быть, если речь идет определенно об имуществе, ведь владеют вещью? Известно, однако, что не бывает имущественных прав не вещных и не обязательственных.

Дело в том, что владение вовсе не является правом. Владение всецело принадлежит к явлениям материального (фактического) порядка. Владение - это протекающий во времени и в пространстве процесс физического господства над вещью, тогда как право, как явление идеальное, не локализовано в пространстве, лишено качеств процедуры (процесса), т.е. деятельности, и потому не течет, т.е. находится, как и прочие идеальные феномены, вне времени <1> и пространства. Если право собственности на дом, находящийся в Ярославле, существует в Москве, Афинах, Лондоне, как и в любом другом месте, то владение этим домом возможно только в Ярославле.

63

--------------------------------

<1> Я не буду здесь обсуждать соотношение времени как одной из характеристик материи и сроков (юридических фактов). Достаточно сказать, что они не тождественны.

Право осуществляется в действии, но в момент действия оно перестает быть правом и вместо него возникает исполнение (осуществление, реализация права).

Владение - это всегда действие, и оно не может быть идеальным, не может быть правом. Если владение не осуществлено, значит, его нет (тогда как право есть, пока оно не осуществлено). Право владения, стало быть, не может иметь иной смысл, кроме указания на способ осуществления какого-либо права. В этом же смысле посетитель ресторана имеет право вкушения салата, а постоялец гостиницы - право передвижения на лифте. При всей содержательной бедности этих определяемых через осуществление прав, обнаружение которых столь же способно принести лавры открывателю, как и обнаружение права владения, у них все же есть такая интересная общая черта, как способность быть нарушенными любым третьим лицом в процессе (а только процесс здесь везде и обнаруживается - ведь мы находимся в сфере материального) реализации. Точно так же, как любой может нарушать владение, так и любой может грубо вмешаться в процесс употребления салата или мирной элевации с помощью лифта (на случай усталости воображения можно обратиться к широкой гамме соответствующих действий, представленных в фильмах Ч. Чаплина). Здесь обнаруживается тот факт, что уязвимость владения заключается не в особых качествах владения, способных оправдать и все несуразности "права владения", но только в его материальности. А потому любое право, перешедшее в стадию осуществления, материализации, оказывается столь же уязвимым, столь же доступным вторжению третьих лиц. Способность быть нарушенным третьими лицами - это общее свойство всех прав в момент их осуществления. Другое дело, что третьим лицам довольно редко может оказаться интересным мешать, скажем, работе подрядчика или перевозчика. Но вот чужие вещи представляют собой постоянный объект чужого интереса, и только потому нарушения владения являются делом обычным, тогда как осуществление права, реализуемые не в виде владения, нарушаются гораздо реже и потому внимания цивилистов не привлекают.

Повторяемость нарушений владения и привела к возникновению самой проблемы. Если владение - это процесс осуществления власти, господства, т.е. приложения силы к вещи, то и прерван, нарушен этот процесс может быть только силой. Таким образом, в центре проблемы владения всегда находился вопрос силы и отражения насилия. Понятно, что этот вопрос приобретает юридический характер, если учесть, что право возникает для устранения, исключения насилия частных лиц по отношению к частным лицам.

Применительно к владению уже в классическом праве был провозглашен принцип недопущения насилия независимо от права на вещь. Впоследствии признаком цивилизованности стало прежде всего уважение к этому принципу.

Понятно, что если мотивом насилия является интерес в вещи, то объектом насилия оказывается владелец, так как именно в его физической власти находится вещь. Речь идет, стало быть, о защите личности в сфере частных отношений. Именно поэтому цивилисты уже несколько веков говорят о том, что защита владения представляет собой самое важное условие цивилизованности, кульминацию частного права. Но советское право являло собой не сферу исключения силы, сферу частной свободы, а сферу более или менее упорядоченного тотального насилия над частными лицами, в том числе в экономике. Вероятно, поэтому и защита владения была ему чужда. Нынешняя ситуация в юридическом усвоении владения курьезна тем, что при заметном пренебрежении самой идеей владения (высказываются даже не лишенные умиления взгляды об особенной ценности, заключенной в невинности правосознания практикующих юристов, в том числе - судей, не различающих вообще владения) разработка идет по совершенно бессмысленному пути втискивания владения в систему субъективных прав <1>, к числу

64

которых оно относиться не может и не должно, вместо включения владения как объекта защиты в текст ГК по примеру любого европейского права, по примеру русского права дореволюционного времени.

--------------------------------

<1> Нужно еще и еще раз отметить, что ограничение владения одной только ст. 305 ГК оставляет без всякого внимания (а по существу - содержит поддержку) то, что незаконное, фактическое владение никак не защищено от самоуправства, что личность в частных отношениях по-прежнему лишена самоценности.

Квалификация владения как явления фактического, а значит, в известных случаях (когда его поминает закон) как юридического факта предполагает ряд естественных уточнений.

Конечно, владение не является каким-либо одним юридическим фактом, ведь закон упоминает этот факт в самых разных нормах и тем самым придает ему самые разные качества.

Для возникновения права собственности значение имеет способ получения владения, действия сторон при переходе владения. Если передача права собственности - метафора и такого действия на самом деле не совершается <1>, то передача владения - это вполне реальные действия прежнего и будущего владельца. Применительно к исполнению обязательства об отчуждении вещи они могут выступать как поступок или сделка, в зависимости от того, как будет квалифицироваться исполнение обязательства <2>. В любом случае только такая передача владения, которая выступает как надлежащее исполнение обязательства, порождает у приобретателя право собственности, а в случае недействительности сделки создает возможность добросовестного (незаконного) владения.

--------------------------------

<1> Подробнее этот вопрос изложен в статьях: О действительности продажи чужого имущества // Вестник ВАС РФ. 2003. N 9; Правомочие и полномочие в механизме возникновения гражданских прав // Хозяйство и право. 2004. N 11 - 12.

<2> Подробнее см.: Сарбаш С.В. Исполнение договорного обязательства. М., 2005. С. 27 и след.

Нужно отметить, что передача вещи не является "соглашением" о передаче владения, как полагает Г.С. Васильев <1>. Соглашение, т.е. сделка, направлено на возникновение, изменение, прекращение гражданских прав и обязанностей (ст. 153 ГК). Но владение - это не право или обязанность, и по его поводу соглашение не может быть заключено. Владение - это факт. А для возникновения фактов соглашения не заключаются.

--------------------------------

<1> Васильев Г.С. Передача движимой вещи // Вестник ВАС РФ. 2006. N 12. С. 21.

Передача владения - это исполнение обязательства и, стало быть, способ его прекращения. Только в этом смысле его и можно считать сделкой (причем это мнение отнюдь не бесспорно). В этой сделке воля в любом случае направлена не на передачу владения, а на прекращение обязательства. А главное, само обязательство передать вещь возникло из соглашения, которое уже имело место в прошлом, и нового соглашения для передачи владения, конечно, не требуется (вообще, эта фигура бессмысленного удвоения непременно возникает всякий раз, когда исполнению придаются не свойственные ему качества).

Здесь имеет смысл обсудить и ту ситуацию, когда право собственности по условиям договора купли-продажи (или иного договора об отчуждении вещи) переходит ранее, чем исполняется договор в части передачи вещи. Сохраняет ли здесь юридическое значение надлежащее исполнение договора (и тем самым - является ли передача владения юридическим фактом)?

65

Полагаю, что сохраняет. Если переход права собственности состоялся раньше исполнения договора об отчуждении вещи в части ее передачи, то до передачи продавец (будем ориентироваться на куплю-продажу, что предполагает, конечно, распространение наших выводов и на иные договоры об отчуждении/приобретении) становится законным владельцем. Если у законного владельца вещь отбирается против его воли, то он приобретает право на истребование вещи, в том числе и от собственника.

В этой ситуации нужно уточнить еще вопрос: является ли тогда собственник незаконным владельцем своей вещи?

Мы исходим из смысла ст. 301 ГК и считаем, что незаконный владелец владеет против воли собственника. Понятно, что этот вывод не может распространяться на самого собственника. И дело не в том, что презюмируется воля лица на все его действия. Более точно иное соображение: собственник не может вступать с собой в соглашения, в том числе соглашения по поводу получения права на вещь.

Для первоначальных способов приобретения права собственности производность владения (а незаконное владение - производно от воли собственника) и вовсе утрачивается.

Поэтому для владения самого собственника теряют смысл понятия законного и незаконного владения постольку, поскольку эти понятия созданы законом для квалификации позиций сторон в процессе об истребовании вещи. Иногда, впрочем, законодатель употребляет термины "законный владелец", "законное владение", не имея в виду спор о вещи, а скорее для обозначения какого-либо права на вещь без его точного указания (например, в подп. "б" п. 1 ч. 2 ст. 82 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (далее - УПК РФ) говорится о том, что вещественные доказательства возвращаются их законному владельцу). В подобных случаях к законным владельцам может быть отнесен и собственник. Пожалуй, не будет ошибкой сказать, что собственник может рассматриваться среди законных владельцев, упоминаемых соответствующей нормой закона, тогда, когда не имеется в виду спор об истребовании вещи или по крайней мере о принадлежности вещи <1> с самим собственником; в последнем случае он должен именоваться только собственником.

--------------------------------

<1> Например, когда возбуждается спор об исключении имущества из описи.

По этим же причинам в сфере виндикации иск законного владельца к собственнику не позволяет квалифицировать ответчика как незаконного владельца, т.е. буквально отождествлять его с лицом, описанным как ответчик в ст. ст. 301 - 302 ГК (понятно поэтому, что к собственнику не могут применяться и нормы о добросовестности, в том числе о добросовестном приобретении права собственности).

Частным выводом из этих суждений, имеющих более широкое значение, является то, что в любом случае передача владения как исполнение договора об отчуждении вещи является юридическим фактом, влекущим определенные юридические последствия: если с передачей связывается возникновение права собственности, то передача создает право собственности; если право собственности возникает независимо от передачи, то у законного владельца возникает право на виндикацию вещи, поскольку передачи не было, а владение получено покупателем самоуправно. Это право, впрочем, не затрагивает третьих лиц, и они не могут ссылаться на порочность владения собственника либо на порочность его титула. Соответственно, собственник, даже самоуправно получивший владение, поскольку он может распорядиться вещью (например, не имеется ареста или судебного притязания), создает полноценное право собственности у следующего приобретателя. Это обнаруживающееся ограничение виндикации договорной связью - вообще обычная особенность применения нормы ст. 305 ГК, в силу которой относительные отношения между сторонами не могут быть отброшены и спор о вещи замыкается в рамки договора. В нашем случае право истца на истребование вещи не

66

может опираться на один только факт самоуправного завладения ею собственником, но должен быть обоснован также наличием вытекающего из договора интереса, - например, отношениями залога неоплаченной вещи (п. 5 ст. 488 ГК РФ). Вообще, во всех случаях истребования вещи в порядке ст. 305 ГК законным владельцем истец обязан доказывать интерес во владении, тогда как интерес собственника во владении предполагается и в доказывании не нуждается.

Если вещь передается не в порядке исполнения договора об отчуждении/приобретении, то передача владения утрачивает самостоятельное значение юридического факта (полностью совпадая с исполнением договора) и не влечет юридических последствий сама по себе. Законное владение, как уже говорилось, правом не является, и получение вещи по договору аренды, хранения и т.д. ничего не добавляет к правам и обязанностям сторон, возникшим в силу договора (и в тех случаях, когда договор является реальным, его эффект возникает все же из самого договора, а не из передачи вещи). Получатель вещи не является приобретателем и в случае недействительности сделки не получает защиты в виде ссылки на добрую совесть, предоставляемую приобретателю нормой ст. 302 ГК.

Но может получить юридическое значение длительность владения (для распределения плодов и доходов), способ владения, т.е. характер отношений владельца к вещи. Если вещь используется, то последствия будут иные, чем тогда, когда она не используется. В частности, пользование вещью тогда, когда это запрещено по смыслу договора (при перевозке, хранении, залоге с запретом пользования), будет выступать как правонарушение. Мы, кстати, видим, что пользование - это одна из характеристик владения (кроме редких случаев, когда пользование без власти над вещью осуществляется с разрешения владельца). Впрочем, эти градации не имеют большого практического смысла и сохраняют интерес только для все еще встречающихся поклонников химеры "триады правомочий собственника".

Длительность незаконного владения имеет значение для приобретения права собственности по приобретательной давности.

Утрата владения, поскольку она имеет юридическое значение, отлична от утраты права собственности. В частности, отказ от владения не имеет природы сделки. Утрата владения не может быть действительной или недействительной <1>. Если на владельце лежит обязанность сохранности вещи, он будет отвечать за утрату владения в рамках норм об ответственности, т.е. значение имеет только вина (скажем, нашедший вещь отвечает за ее утрату в силу п. 4 ст. 227 ГК в случае умысла или грубой неосторожности; законные владельцы отвечают за утрату вещи на условиях договора с собственником), но не воля на отказ от владения. Если же такой обязанности нет, то обстоятельства утраты владения и вовсе не имеют никакого значения. Так, ответчику по виндикационному иску достаточно доказать отсутствие у него владения (либо убедить суд, что доказательства истца, подтверждающие владение им вещью, несостоятельны), чтобы добиться отказа в иске. Каким образом утрачено владение - значения не имеет. Если вещь повреждена, то может возникнуть обсуждение вины владельца за деликт, который находится за рамками собственно владения.

--------------------------------

<1> Этот тезис имеет более широкое значение, проявляющееся, в частности, при обсуждении возражения о доброй совести ответчика по виндикационному иску, как это будет показано ниже.

Владелец может неоднократно возвращать себе владение после его утраты - такие действия сами по себе также не являются сделками, так как ничего не меняют в правах владельца на вещь либо в его правах и обязанностях по отношению к собственнику.

Владение как материальное явление имеет вытекающие из его материальности свойства, отдельные из которых проявляются и в праве собственности. Прежде всего

67

возможность установления владения объектом материального мира превращает его в вещь (объект права) - дискретную, отграниченную от природы часть внешнего мира. При определении пространственных параметров вещи учитывается возможность владения ею единой волей одного субъекта частного права. В собственности может быть только тот объект, который может быть во владении. Отсюда - проблемы, возникающие при распространении собственности на объекты, не способные попасть во владение или владение которыми затруднительно (интеллектуальная собственность, собственность на природные ресурсы), а также расхождения между собственностью в точном, юридическом смысле и широким употреблением собственности для описания любых форм социальной власти (собственность на средства производства, капитал и т.п.), лишающие это понятие определенности и, как можно заметить, связи с человеком (ибо именно в человеке заложена та мера, которая позволяет установить возможности и границы владения).

Владение всегда подчинено воле одного лица. Если это невозможно либо если ни одно лицо не подчинило вещь своему исключительному господству <1>, то владения этой вещью еще нет - владение возможно лишь как нечто спокойное: власть - это не борьба. Физическое противостояние (как и физическое отсутствие, понимаемое, впрочем, довольно своеобразно <2>) означает, что владение вещью не установлено.

--------------------------------

<1> В хозяйственной практике бывают, например, ситуации, когда одним подъездом или этажом здания владеет одно лицо, а другим - другое, причем они пытаются безуспешно изгнать друг друга.

<2> Известно определение владения как возможности в любой момент беспрепятственно установить контроль над вещью; что такое момент и какие препятствия имеются в виду - зависит от характеристики.

Если права на вещь могут быть так или иначе распределены и соподчинены, - скажем, у одного лица - собственность, у другого - оперативное управление, у третьего - право аренды, - то владение, как явление материальное, не распределяется и не имеет разных качеств. Совместное владение сособственников предполагает фикцию единой воли; кроме того, владение любого из совладельцев рассматривается как владение всех. В то же время между совладельцами возможны споры о владении, в том числе виндикационные иски, показывающие неполноценность совладения (как и общая собственность не может считаться полноценной частной собственностью).

Еще более условно владение арендатора объектом, на котором находится собственник. Имеющаяся зависимость от поведения собственника (в строгом смысле налицо, конечно, обязательственное право, обеспеченное поведением должникасобственника) исключает квалификацию такого владения, как господство. Иными словами, это не владение. Но для практических целей некоторые допущения, вероятно, и возможны. Достаточно существенной представляется, например, возможность аренды части вещи: жесткость ст. 607 ГК, говорящей об аренде только вещи, не кажется мне оправданной (использование для аренды части вещи конструкции пользования без владения не всегда возможно). Такое соподчиненное владение (отличное от совладения при общей собственности), конечно, суррогат. Но при неразвитости владельческого инструментария в нашем праве я не вижу, к каким серьезным практическим противоречиям он мог бы привести. Впрочем, Савиньи допускал совместное владение земельным участком (но не строением).

Хотя владение - это действия владельца, и в этом качестве оно выступает как тот или иной юридический факт этого вида (т.е. действия), мы можем видеть, что его проявления в праве могут быть и иными - как это вообще свойственно взаимодействию права с внешним, не юридическим бытием общества.

68

А владение имеет, конечно, и собственное, находящееся за рамками права, существование (впрочем, это не значит, конечно, что бывает экономическое владение, как иногда еще пишут экономисты).

Слабое внимание закона к владению затрудняет выделение видов владения, хотя практически этот вопрос, конечно, важен. Дело в том, что, выступая внешне как физическое господство над вещью, владение может скрывать то или иное отношение владельца к собственнику. Именно выявление этого отношения и позволяет выделить различные виды владения. Снова повторю, что юридическое отношение владельца к собственнику, выступая, конечно, как право или обязанность, не превращает, однако, владение в право. Владение остается явлением фактическим, материальным и по своей природе правом быть не может. Точно так же отсутствие прав или обязанностей по отношению к собственнику не означает, что владение не имеет юридического значения и безразлично для права.

О законном владении уже говорилось выше. Законное владение означает наличие частноправового отношения владельца с собственником по поводу вещи. Законное владение производно от права собственности и подчинено ему. Оно так или иначе ограничено сроком, установленным собственником (вещные права юридического лица на имущество, полученное от собственника, ограничены сроком существования юридического лица, которое зависит в конечном счете от воли собственника). В тех исключительных случаях, когда законное владение не определяется волей собственника, оно определено по срокам и порядку осуществления законом. Делается это потому, что собственника еще нет (либо его воля отсутствует по иным причинам), поэтому это владение ведется все же для собственника, но никак не против него. Сюда относятся случаи владения наследственным имуществом, владения имуществом подопечного, безвестно отсутствующего, владения в силу секвестра.

Незаконное владение отлично от законного владения во всех отношениях. Это понятие не имеет прямых аналогов в истории права и является в значительной части продуктом отечественного права. Русское дореволюционное право наряду с незаконным владением как его разновидности упоминало неправильное, самовольное, неправое владение. Как незаконное владение выступало также владение добросовестное.

В современном ГК незаконное владение характеризует владение ответчика по виндикационному иску (ст. ст. 301 - 302 ГК), а также иных владельцев, получивших владение не по воле собственника. Незаконное владение, как, впрочем, и законное, предполагает существование собственника.

Наиболее распространенным случаем возникновения незаконного владения является получение вещи по недействительной сделке. Поскольку недействительность сделки означает отсутствие юридического основания передачи вещи, получатель оказывается незаконным владельцем вещи.

Незаконным владельцем является, конечно, и вор или иной похититель вещи, но в гражданском обороте подобные владельцы сколько-нибудь заметной роли не играют, хотя для правильной квалификации владения понимать статус лица, похитившего вещь, необходимо.

Незаконное владение ведется не по воле собственника и тем самым противопоставляется праву собственности. Именно по этому признаку и различается законное и незаконное владение: если законное владение осуществляется по воле собственника или для будущего собственника (владение наследственным имуществом и пр.), то незаконное владение ведется против воли собственника.

Фактически вещь, находящаяся в незаконном владении, не может легально вернуться в оборот, хотя она и не является изъятой из оборота.

Незаконное владение противопоставлено собственнику, отрицает его право. Незаконное владение не ограничено сроком. В то же время незаконный владелец не является субъектом ответственности и лицом, обязанным чем-либо собственнику, в том

69

числе у незаконного владельца нет обязанности вернуть вещь собственнику. Отсутствие у незаконного владельца обязанностей перед собственником - частное проявление того обстоятельства, что право собственности не является относительным и не дает собственнику прав к иным лицам, если собственник не установил с ними обязательственных отношений (подобно тому, как он установил отношения с законными владельцами, передав им вещь).

Законное и незаконное владение - это описание двух разных типов отношений владельца с собственником. Но в том случае, когда вовсе нет собственника, владение не может считаться незаконным; это определение лишается того юридического значения, которое придано незаконному владению в ГК (ст. ст. 301 - 302). Так, самовольный застройщик является, конечно, фактическим владельцем, но не является владельцем незаконным, так как у самовольной постройки не может быть собственника (и потому она не может быть предметом виндикации), а следовательно, не имеет смысла и любое обозначение, предназначенное для описания гражданско-правовых отношений собственника и владельца.

Если отношения владельца и собственника не являются имущественными, то такое владение также выступает только как фактическое владение, лишенное гражданскоправовых качеств. Например, таможенный орган, судебный пристав, следователь, изъяв у собственника те или иные вещи в силу своей административной компетенции, не становится ни законным, ни незаконным их владельцем. Именно поэтому иск об исключении имущества из описи (освобождении от ареста) адресуется не административному органу, а иным лицам, позиция которых имеет качества, полученные в сфере частного права (например, должник и взыскатель). Спора о владении с публичным органом, изъявшим вещь при осуществлении своей компетенции, быть не может. Само по себе такое изъятие не означает оспаривания права собственности должника (или иного лица); напротив, оно производится именно потому, что право собственности на объект взыскания предполагается.

Невозможность частного спора о владении с административным органом, изъявшим вещь, и не позволяет квалифицировать позицию такого владельца с помощью понятий имущественных взаимоотношений с собственником.

Однако, если владение вещами продолжается после отпадения основания для изъятия (скажем, уголовное дело, в рамках которого были изъяты вещи как вещественные доказательства, прекращено), владение становится незаконным. Не возвращая имущество, административный орган тем самым противопоставляет себя собственнику в частноправовой сфере, отрицает его право, так как оснований удерживать имущество в силу норм публичного права больше не имеется.

В этом случае собственник получает право на истребование вещи по правилам ст. 301 ГК. Ответчик не может являться приобретателем, так как получил вещь не по сделке и потому лишен защиты по ст. 302 ГК.

Мало прояснен практически важный вопрос о распорядительных правах незаконного владельца. Обычно суды ограничиваются констатацией того, что незаконное владение не дает его обладателю какого-либо права на вещь. Однако в жизни незаконные владельцы совершают самые разные действия с имуществом, причем добросовестные владельцы, считающие себя собственниками, не могут знать, что они лишены прав на вещь. Решить вопрос можно исходя из того, что незаконное владение само по себе представляет не только интерес для владельца, но и общий, публичный интерес, поскольку имущество во владении составляет часть общественного богатства. С этих позиций естественно защищать действия владельца, направленные на сохранение имущества. Тогда такие договоры, как хранение, подряд, перевозка, страхование и т.п., должны считаться вполне законными, тем более что сами по себе эти договоры и не относятся к числу распорядительных, т.е. не затрагивают ценность вещи, не переносят ее стоимость владельцу.

70