обязательств, просто применительно к «абстрактным» обязательствам истец не должен приводить своему притязанию никаких оснований в исковом заявлении.
В этой части, как я понял, первопроходцем был Бэр (немецкий дядя), но он считал, что «абстрактные» обязательства тождественны договорам признания, что оспаривает Кривцов (и, кстати, это довольно интересно, поэтому тут я просто отсылаю вас ко второй части — второй отдел, пятая глава). У них, по Кривцову, разная юридическая сущность и последствия, значит и правила для них должны быть различны.
Ещё один важный момент (он находится в главе про римское право, которую я не рекомендую вам читать) — это определение каузы по Кривцову. В общем наверное это можно даже спросить. Кауза — ожидание определённого встречного исполнения либо явно выраженный отказ от него (в случае с договором дарения). В этом её главное отличие от мотива, который юридически безразличен.
Переходим к следующей важной части — разбор теории предположений Виндшайда и ответа Ленеля на эту теорию (первый отдел, третья глава — наверное, единственная стоящая часть первого отдела). Кривцов за Виндшайда (что предположения стороны договора имеют юридическое значение), но с серьёзными оговорками в количестве двух штук.
Штука первая: если предположение было выражено вовне и принято другой стороной, то оно может стать причиной недействительности сделки.
Штука вторая: если предположение не было выражено вовне, то суд все равно может признать его существенным (у него на это пять всего три причины — обыкновенные (то есть те, что обычно включают в себя такие сделки) условия сделки, если они напрямую не отменены волей сторон; профессиональный опыт судьи; особенности конкретного казуса).
Весь третий (и последний) отдел написан про делегацию, определение Кривцова звучит следующим образом — ожидание встречного исполнения не от стороны договора, а от третьего лица. Здесь надо читать весь отдел, чтобы въехать в теорию как следует. Придётся потерпеть.
Вот как-то так. А теперь грузин гасит свечку.
Часть II
Отдел I. Материальные обязательства Глава I. Терминология источников
Термин «кауза» в обязательственном праве Рима имел различные значения.
1) Кауза как безразличный с юридической точки зрения мотив . Здесь кауза ставится в противоположность решающему предположение стороны, неисполнение
которого даёт повод к кондикции. Кауза же в таком случае — всего лишь момент, которому не придаётся никакого юридического значения, поскольку он указывается
вкаче стве обозначения, например, дарения, либо является только соопределяющим, но не единственным фактором, не решающим предположением . Источниками установлена презумпция отсутствия юридического значения у такой каузы, и нужны довольно веские доказательства, чтобы её преодолеть.
2)Кауза как решающий мотив . То есть да, в противоположном первому смысле. Почему так получилось, это же неудобно? Кривцов предлагает заменить слово «кауза» на более привычное нам слово «причина». Если присмотреться, то у него обнаружится точно те же два смысла. «Он этого хочет, так как…» — получится первый смысл. «Он этого хочет, если…» — получится смысл второй. То же самое с синонимичностью выражений «Он сделал это по причине…» и «Он это сделал с целью…», проще говоря, ни черта римляне не дебилы.
3)Кауза как то внешнее событие, к которому относится предположение стороны .
Здесь сложно, лучше на примере. В источниках часто употребляется выражение “causa data, causa non secuta”, если по-русски (передайте Кривцову на тот свет, шо он сука — ни одного перевода на 256 страниц, цитаты на немецком по две страницы, молодец он), то возврат предоставления, цель которого не осуществилась. Тиций передал Люцию в собственность вазу в качестве приданого
всвязи с ожидаемым браком (не Тиция с Люцием) (causa data), который в итоге не состоялся (causa non secuta). Он передал по ПРИЧИНЕ того, что будет заключён БРАК, но не состоялась не ПРИЧИНА, а сам БРАК (в русском языке есть точно такая же закавыка).
4)Кауза как правовое основание и юридический факт . Это значение отличается от предыдущих трёх сильнее, поскольку до этого мы рассматривали слово causa с индивидуальной точки зрения, то есть в качестве обозначения момента, который влияет на принятие решения стороной. Однако кауза может означать ещё и определённое внешнее событие, в силу предписания закона вызывающее юридические последствия. То есть это правопорождающий юридический факт. Сколько таких фактов признано законом, столько из них и будут каузами в значении правового основания. Каузы в указанном смысле классифицируются по двум позициям — по фактическим особенностям событий, вызывающих юридические последствия (устные-письменные/консенсуальные-реальные и тд), и по целям, ими преследуемым (купля-продажа, поклажа, заём, подряд и тд). Далее следует разбор мотивов и предположений сторон различных договорных обязательств.
Стипуляция — см. гл.II
Письменные обязательства — не представляют интереса Консенсуальные договоры — см.ниже
Реальные договоры — частью поименованные, частью нет. Обычно различие между реальными и консенсуальными договорами формулируется так: при последних сделка возникает благодаря согласию воль обеих сторон, при реальных же — наступлением определённого реального момента (например, принятие вещи, денежной суммы и др.). Кривцов утверждает, что различие фундаментальнее и само правоотношение при реальных договорах сущностно отлично от такового при консенсуальных, поскольку
охватывает только известный вид обязанностей сторон, не затрагивая остальные. Начнём с поименованных реальных договоров.
Принято считать, что они возникают в момент передачи вещи или денежной суммы. Это так. Из такого правоотношения в римском праве вытекала прежде всего одна обязанность
— вернуть вещь назад (при займе такое же количество однородных вещей). Очевидно, такая обязанность не может возникнуть раньше передачи вещи по такому договору — обратно передавать можно только вещь, уже полученную (иначе получится, что не обратно). При этом остальные обязанности остаются без должного внимания.
Например, обязанности передать и принять вещь. Однако отсутствие их регулирования вполне объяснимо — против этого восстают либо дарственный характер договора, либо наличие интереса стороны, обеспечивающего передачу или принятие лучше любого регулирования, либо что-то ещё, словом, всегда находится такая причина.
Разберём этот вопрос подробнее на примере договора займа. Почему лицо, пообещавшее дать взаймы, не становится обязанным это сделать, ведь потребность развитого торогового оборота приветствуется облегчение заключения любой сделки, в том числе займа? А ларчик просто открывался — всё дело в значении каузального момента такой сделки. Заимодавец всегда исходит из огромного количества экономических предпосылок, простирающихся на весь срок займа, а иногда и далее, касающихся не только его благосостояния, но и других лиц. То же самое можно сказать и о заёмщике. В некотором роде это объясняется внедоговорным происхождением реальных договоров (не буду подробно расписывать, не имеет значения).
Непоименованные реальные договоры и пакты опущены.
Что касается группирования договорных оснований по их целям, то мы уже видели, как различие в структуре каузы связано с целями разных договоров, но конечно одна классификация другой не подменяется.
На различии целей покоится подразделение договоров (заём, ссуда и др), а различные каузы при этом могут применяться для обеспечения однородных по первой классификации целей. Например, с целью прекращения обязательства могут быть заключаемы различные договоры.
Кроме того, один юридический факт может иметь несколько целей, как и одна цель может быть обеспечена несколькими основаниями одинакового или разного рода.
Прежде по вопросу о подразделении кауз по целям ограничивались трёхчленным делением: credendi, solvendi и donandi — или принятие на себя обязанности в целях приобретения прав (купля-продажа), сложение обязанностей с другой стороны в целях прекращения собственных обязанностей (прекращение договора по соглашению участников), принятие на себя обязанности в целях наделения правами другого (дарение). Но эта классификация объединяет очень разные по сути договоры, а потому не имеет существенного практического значения.
Шлоссман предложил объеднинить первые две категории в causa acquirendi — поскольку, по его мнению, освобождение от обязанностей при solvendi есть та же имущественная выгода. А вот при donandi явственно никакой выгоды из сделанного не вытекает. Эта дихотомия кажется Кривцову всё ещё слишком общей, но подчёркивающей важное различие, поэтому он её принимает.
Глава II. Предположения сторон при договорном обязательстве
Далее разговор пойдёт о целях, которые преследуют обязательственные договоры, и о целях, которые преследуют стороны, заключая такие договоры. На примере договора купли-продажи.
Допустим, отношения купли-продажи в праве не существует. Есть только общее правило об обязательной силе всякого обещания. Попробуем смоделировать, как могла бы развиваться ситуация.
А. хочет по соображениям здоровья приобрести взамен квартиры в городе загородный дом, а Б., проживающий за городом в доме, в свою очередь, по соображениям делового характера хочет перебраться в город. Итак, мы определили стимулы сторон, или «предположения». Они могут быть очень разными (скажем. А. может хотеть уехать за город в силу перемены места службы, а Б. в город по причине изменившихся финансовых обстоятельств), тогда как правовая цель во всех таких случаях будет одна и та же — купляпродажа. Во всех самых различных ситуациях будет неизменно повторяться стремление приобрести какую-то вещь в собственность взамен эквивалента в виде определённой денежной суммы. Правовая цель притом так плотно встроена в отношения, что отделить её до конца от цели фактической представляется решительно невозможной задачей. Отсюда и следует позиция Колера о независимости наступления юридических последствий от направленности воль именно на указанное последствия, с которой принципиально соглашается и Кривцов (и, замечу для будущего повествования, Ленель). Однако злоупотреблять этим подходом не стоит.
Если обе стороны ясно выразили, что какое-то юридическое последствие заключаемой сделки они бы хотели видеть исключённым в их конкретном случае, то, за исключением наличия публичного интереса или нарушения прав третьих лиц, нельзя привести убедительных аргументов, почему они не могут такое последствие исключить.
Отметим, что резкое противопоставление экономических последствий сделки юридическим — всего лишь абстракция. Экономическая ценность обязательства в значительной мере зависит от той охраны, которую ему предоставляет правопорядок — а значит экономическая и правовая стороны отношения на самом деле слиты воедино (1898 год, напомню. Дядька неплох).
Из вышесказанного следует необходимость регулировать отношения сторон, опираясь на то название, которое ему дали стороны (если в договоре ничего непосредственно не оговорено). Конечно, стороны желают возникновения именно правоотношения куплипродажи — да, стороны могут быть плохо осведомлены о всех последствиях такого отношения, но именно на их наступление (а не просто на физический обмен стульев на деньги) направлена их воля. Поэтому они и наступают.
*опять непоименованные договоры. Я не хочу это адаптировать, потому что, когда я писал исходник, я плакал*
Итак, Кривцов по умолчанию подразумевает под каузой предположение стороны, касающееся эквивалента, если не сделано особой оговорки.
Конечно, бывают случаи, когда осуществление эквивалента в принципе не входит в предположения стороны (договор дарения). В этом случае под каузой будет пониматься отрицательное отношение к вопросу об эквиваленте — предположение его НЕ получать.
Кауза — ответ на возбуждаемый при каждой юридической вделке вопрос об эквиваленте, будь такой ответ положительным или отрицательным.
Вряд ли есть сомнения, что это определение верно относительно договоров мены, займа, ссуды или залога. *если все же есть вопросы по двум последним, то в ссуде это связанное с охранением вещи её использование, а в залоге — основное отношение.
Сложнее ситуация при хранении и поручении (напомню, что в Риме эти договоры были безвозмездными). Чтобы отстоять свою позицию и здесь, Кривцову приходится прибегнуть к уловке обратиться к истории, из которой следует, что в основе обоих этих договоров лежат некогда внедоговорные отношения, основанные на доверии, в случае нарушения которых примерялся деликтный иск. Достаточным удовлетворением для поклажепринимателя и мандатария, считает Кривцов, является чёткое правовое разъяснение их положения, позволяющее в определённых случаях подать договорных иск к контрагенту о возмещении убытков.
В случае со стоящим особняком договором дарения явственно видна разница между правовой и фактической целью (см.начало главы). Конечно, даритель даёт не затем, чтобы просто дать. Однако все эти цели слишком неопределённы как сами по себе, так и по тому действию, которое оказывает их исполнение/неисполнение на действительность сделки. И только один момент объединяет все дарения — даритель не предполагает никакого эквивалента за своё предоставление. При дарении правовая цель заключается в свободе предоставления от предположений эквивалента.
Хотя на первый взгляд кажется, что уж здесь-то фактическая и правовая цели точно врозь, но не спешите расходиться. Да, конечно, фактическая цель дарителя подразумевает какието действия одарённого, но содержание фактической цели этим не исчерпано. Иначе говоря, фактическая цель выступает в качестве стороны обоснования достигаемого сделкой результата, которое не сложится без цели юридической.
При этом дарение, по Кривцову, понятие относительное. Один и тот же договор может выступать для одного лица как дарение, а для другого — нет. Пример из РЧП: некто делает дарение в пользу невесты уплатой приданого в пользу её жениха. Эта сделка — не дарение по отношению к этому последнему, так как он имеет основание полагать, что невеста не окажется бесприданницей.
Ещё один интересный вопрос — как быть с дарением, в результате которого на одарённого возложены некоторые обязанности, и дарение ли это вообще? Здесь всё зависит от содержания принятой одарённым обязанности. Так, если принятая одарённым обязанность заключается в употреблении подаренного и даритель не имеет в этом никакого непосредственного интереса, то употребление подаренного представляется мотивом, образующим лишь составную часть общей дарственной цели, поскольку дар все равно будет служить интересам одарённого, просто в границах, установленных дарителем. Если же обязанность имеет для дарителя некоторый интерес, то есть её исполнение носит характер осуществления эквивалента, такой договор не является договором дарения.
Теперь поговорим о реальных договорах. Определённая сложность с ними заключается в тождестве реального и каузального моментов, причём то же самое может быть сказано и о возможных обязанностях, возникающих для дающего. Вопрос об эквиваленте этим обязанностям Кривцов оставляет за рамками работы (почему, впрочем, не вполне ясно. Он вообще не до конца вывозит. Я думаю, это заметно и по пересказу).
*опять непоименованные договоры. Я пишу это, чтобы вам было меня жалко*
При консенсуальных договорах вопрос об эквиваленте сложнее хотя бы в силу открытия ряда различных возможностей. Например, внутренняя психологическая связь между обязанностью передать вещь и ожиданием эквивалента за это вовсе не выражена вовне (если два лица одновременно совершили в отношении друг друга два независимых обязательства, из которых каждое можно считаться эквивалентом относительно другого). Из этого вытекает множество вопросов — к примеру, является ли исполнение одной стороны достаточным для требования исполнения другой стороной? А если нет, то сохранена ли зависимость, установленная при заключении договора? Иными словами, должна ли одна из сторон быть принуждена исполнить обязанность, возложенную на неё договором, не получив за то эквивалента?
При этом совсем не решать эту (и ещё некоторые, о которых нет сил писать) проблему на уровне закона не получится — это приведёт к необходимости заключать очень подробные соглашения, чтобы не остаться в пролёте. При каждой сделке нужен комплекс правил для ближайшего определения отношения сторон по вопросу об эквиваленте на тот случай, если стороны не заключат специального соглашения. Так появились отдельные виды обязательств, урегулированные законом. Цель законодателя в том, чтобы отобрать такие правила, которые в большинстве случаев согласуются с волей сторон, чтобы им не приходилось слишком много переписывать.
Совокупность таких правил называется “naturalia negotii” — «обычные условия договора». Презюмируется подчинение сторон именно регламентации этой «нормальной» формы. Для отступления от неё требуется согласие другой стороны, она должна не просто заметить расхождение, но и принять его. Скажем, если сторона отдельно проговаривает, что хочет видеть сделку действительной только по подтверждении определённого её предположения, то, в случае принятия этой оговорки контрагентом, сделка сможет приобрести значение только с таким изменением нормальной формы. В случае установления такого обстоятельства предполагается отношение взаимности — что большей обязанности соответствует и большее право. Это позволяет соблюсти свободу договора и принцип взаимности сторон.
Обычные условия по договору регламентируют совсем не всё, охватывая обычно только те предположения сторон, которые стоят в связи с вопросом об эквиваленте.
Если бы мы не соблюли правило о принятии предположений одной стороны другой для становления их обстоятельствами, ограничивающими сделку, то оказалось бы, что, например, игра на бирже никогда не приводила бы к заключению действительных сделок, потому что предположение одной стороны заключается в том, что акции вырастут, а другой — что упадут, при этом им понятны предположения друг друга (это ОЧЕНЬ спорное утверждение — какие-то 2D-маклеры с 2D-предположениями, но Кривцов считает именно так). Но абсолютизация этого правила была бы несправедливой.
Допустим, кто-либо отважился на ремонт и заключил договор, побуждённый к тому целями ремонта, а дом вслед за заключением подобного договора сгорел. Очевидно, неучёт предположения лица было бы несправедливым. Прочность и обеспеченность оборота приоритетны только в торговом праве, где индивидуальные соображения сторон модно отодвинуть на второй план.
Ещё один вопрос — как с уверенностью понять, произошла отмена обычного условия договора или нет? Для этого надо обращаться к содержанию конкретного договора и толковать его, при этом общие положения о справедливости в расчёт приниматься не должны. Главное значение придаётся словам, в которых воплощена воля сторон. Если положения договора оставляют сомнение, то дальше суду необходимо прибегнуть к их толкованию. Результат будет зависеть от конкретного исследования всех индивидуальных моментов каждого отдельного случая.
Однако, несмотря на отсутствие чётких общих правил, нет никаких препятствий к тому, чтобы судья применял некоторые психологические и практические соображения, основанные на его опыте. Они носят, конечно, только руководящий характер и не имеют прямого действия, чем и отличаются, например, от нормальной формы договора. Не может быть, конечно, речи об изложении всех руководящих соображений, но вот некоторые из них.
1)Наступление предположенного обстоятельства может быть прямо сделано условием в техническом смысле (то есть включено в договор)
2)Если некоторое предположение и не сделано условием, но при этом указано в акте и ясно свидетельствует о нежелании стороны обязываться в случае его неосуществления, его можно признать молчаливым условием и приравнять к условию в техническом смысле.
3)Даже если сторона действует под определённым предположением, но не изъявляет его прямо, различие между таким предположением и условием в значительной мере преувеличено. Изъявление воли имеет значение только в связи с тем стимулом, который его вызвал. Таким образом, центральный пункт этого вопроса заключается в том, чтобы определить, что в каждом конкретном случае является решающим психологическим моментом. Если такое решающее предположение не исполнится, то, как и при неисполнении условия, отпадают волепорождающие основания и вместе с ними сама воля. Таким образом весь вопрос свёлся к тщательному исследованию вопросов каждого конкретного случая.