Итак, имущественный характер обязательства не означает, что оно должно представлять денежный интерес для кредитора. Денежный интерес свидетельствует об имущественном характере отношения. Но отсутствие денежного интереса не доказывает, что обязательство не имеет имущественного характера.

Таким образом, обязательственное право относится к имущественному праву.

[ИМХО Сени: теория Агаркова страдает в этом месте значительными изъянами — у меня есть впечатление, что она несёт на себе отпечаток цензуры]

4.Санкция в обязательствах

Всилу обязательства должник не только должен исполнить то, что составляет содержание его обязанности, но и отвечает в случае неисполнения. Однако долг и ответственность являются не различными и не зависимыми друг от друга элементами обязательства, а лишь двумя аспектами одного и того же отношения. Когда мы говорим, что должник должен в силу обязательства совершить определенное действие (либо воздержаться от действия), мы имеем в виду нормальное развитие обязательственного отношения — долг. Когда мы говорим, что должник отвечает по обязательству, мы имеем в виду обеспеченную законом возможность для кредитора в случае неисполнения со стороны должника осуществить свое право помимо и против воли должника и добиться либо исполнения обязательства согласно его первоначальному содержанию, либо возложить на должника имущественные последствия неисполнения (взыскать убытки) —

ответственность. Итак, долг и ответственность по обязательству являются в целом не чем иным, как обязанностью должника в обязательственном правоотношении.

*история про долг и ответственность в немецком праве, гораздо лучше рассказанная другими авторами*

Шведский цивилист Лундштедт считал, что право и обязанность суть конструктивные фантазии юристов. Единственная реальность, стоящая за понятием обязательства — это угроза санкцией, которая и составляет содержание обязательственного отношения.

Взгляды Лундштедта отметают одну из важнейших задач юридической науки – изучение содержания юридических норм и соответствующих им юридических отношений, которые он просто, получается, не признаёт существующими.

По мнению Агаркова, в рамках одного обязательства возникают одновременно и право, и обязанность. То, что должник исполнит по этой обязанности, и погасит от долг. В случае неосуществления своей обязанности он может быть принуждён к исполнению в натуре или к суррогату.

В случае неисполнения обязательства вступают в действие санкции, установленные законом. Санкции либо непосредственно направлены на получение кредитором в натуре того, что ему причитается по обязательству, либо действуют посредственно и направлены на возмещение кредитору понесенных им от неисполнения убытков, либо фиксированной законом суммы (законная неустойка, штраф), либо и на возмещение убытков, и на уплату штрафа. В последних двух случаях содержание обязательства меняется — теперь надо

возместить убытки или уплатить штраф. Есть и иной подход — что в этот момент старое обязательство прекращается и заменяется новым, имеющим другое содержание.

*резкий переход по причине: коммунизм*

Агарков придерживается позиции, что принцип реального исполнения обязательства должен проводиться наиболее полно, допуская исключение лишь в случаях: а) невозможности исполнения, за которую отвечает должник; б) неисполнение действие, которое нужно исполнять лично. В этих случаях можно ограничиться убытками.

Агарков указывает, что континентальной системе вообще свойственна опора на принцип реального исполнения, а вот Англия/США наоборот, по общему правилу не допускают истребование вещи, в определённых случаях делая исключение лишь для некоторых обязательств по передаче индивидуально-определённых вещей [об этом много в других книжках]

Однако и на континенте, конечно, остаётся на усмотрение кредитора выбор между истребованием вещи и взысканием убытков. Также оговорка о возможной замене реального исполнения денежным возмещением может быть сделана и непосредственно в договоре.

*немного историй о ферганском плане и его силе*

Не любая обязанность, упомянутая в ГК, есть обязательство в узком смысле. Например, при заключении договора страхования страхователь обязан сообщить страховщику все обстоятельства, имеющие существенное значение для определения опасности или вероятности наступления страхового случая или размеров возможных убытков от его наступления (страховой риск). Но это — просто одно из условий действительности договора — нельзя взыскать со страхователя штраф или убытки за неисполнение подобной обязанности.

Обязательство мы имеем налицо лишь в тех случаях, когда неисполнение одной из сторон (должником) дает другой стороне (кредитору) право осуществить свое требование в принудительном порядке (по общему правилу через суд) и получить от должника удовлетворение либо в натуре, либо в виде денежного возмещения (убытки или штраф либо то и другое вместе).

В связи с этим Агарков решает поговорить о натуральных обязательствах. Два основных признака, присущих любому натуральному обязательству, выведены ещё Помпонием: «Если должник освобожден (от обязательства) в наказание тому, кому он должен, то остается натуральное обязательство, и потому уплаченное не может быть истребовано обратно.» Конечно, некоторые из них можно было зачесть, некоторые посредством новации заменить на цивильное — но не все.

При зарождении ФГК вопрос казался довольно простым. Потье выделял три вида обязательств: 1) обязательства несовершенные, которые никому не дают никакого права и которые имеют лишь религиозно-моральное значение, – например, обязательство благотворительности; 2) обязательства натуральные, которые, будучи исполнены, не дают

должнику права требовать обратно исполненное; 3) обязательства цивильные, которые подлежат принудительному исполнению в случае неисполнения их должником добровольно. Потье, понимая, что задачи натуральных обязательств ныне иные, отбрасывает все специальные последствия для некоторых из них, шедшие из римского права (поскольку они почти все стали исковыми), и оставляет только невозможность требования исполненного по ним назад.

Вразвитие своей теории Потье делал два вывода: 1) натуральные обязательства производят определенный эффект, потому что они являются долгом совести и дают право кредитору

требовать от должника исполнения, хотя и не дают ему этого права перед судом; 2) натуральные обязательства являются гражданско-правовыми обязательствами, хотя и менее эффективными, чем цивильные (исковые) обязательства.

Врамках подготовки ФГК другой известный француз Биго-Преаменё, поддерживая второе утверждение Потье, выдвинул три основания, почему то или иное натуральное обязательство не является исковым. Оно 1) либо не заслуживает достаточной степени одобрения, чтобы породить иск; 2) либо основано на договоре, совершённом недееспособным лицом; 3) либо иск не может быть предъявлен в силу истечения давности или судебного решения. Эта точка зрения легла в основу соответствующей теории Обри и Ро, которая стала мейнстримом во Франции.

Другая позиция (первое суждение Потье) выражена Жобером: натуральные обязательства вытекают из совести и справедливости, а цивильные — из права. Поскольку данные человеческой совести не могут быть отнесены к области гражданского права, то и иск по ним не предоставишь. Этого взгляда придерживаются Капитан, Планиоль, Рипер и другие.

Обри и Ро — авторы классического курса гражданского права Франции — развивали концепцию дальше. Выделив юридические и этические обязанности, они разделили первые на цивильные и натуральные, определив во вторые обязательства в связи с недостаточной каузой (изначальная натуральность) или решением суда, истечением давности (приобретённая натуральность). Итак, их позиция такова: натуральное обязательство – не моральная обязанность, которая возвышается до цивильного обязательства, а выродившееся цивильное обязательство – тень, пережившая реальность, двойник, оставшийся после смерти.

Рипер написал книгу «Правило морали в гражданских обязательствах», где в соответствии с первым суждением Потье охарактеризовал натуральные обязательства как моральные обязанности, восходящие к гражданской жизни. «Режим обязательной добродетели превратился бы в тиранию», — пишет он. Поэтому закон сподвигает должника к исполнению такого обязательства, но не вынуждает его.

Другие национальные науки гражданского права не уделили столько внимания развитию этих идей.

Агарков предлагает вернуться к определению обязательства и найти там слова «…одна сторона (кредитор) может требовать от другой (должника) определенного действия…», что явно не про натуральные обязательства, где ни одна из сторон ничего требовать от

другой не может. Преграждение обратного истребования исполненного по натуральному обязательству, по мнению Агаркова, свидетельствует как раз об отсутствии обязательства, потому что, выходит, оно порождает последствия после того, как добровольно произведено исполнение, т.е. тогда, когда обязательство погашено и когда его незачем санкционировать — значит у натурального образования нет никакой санкции. Учитывая, что по советскому праву его также нельзя предъявлять к зачёту, обеспечивать залогом или поручительством, Агарков приходит к выводу о единственном сходстве между цивильными и натуральными обязательствами — наличии достаточного основания для перехода имущества от одного лица к другому, что далеко не всегда на самом деле говорит о том, что это обязательство. Наследование — тоже достаточное основание. Но наследование — не обязательство. Недопустимость истребования исполненного по натуральному обязательству Агарков объясняет правилами социалистического общежития либо прямым указанием закона.

5. Структура обязательства

Основные элементы обязательства были рассмотрены выше. Теперь поговорим об усложняющих структуру элементах:

1)Множественность на той или другой (или обеих) стороне.

2)Зависимость от встречного обязательства между сторонами.

3)Дополнительные обязанности, обеспечивающие надлежащее исполнение основного обязательства (обязанность сохранять имущество до передачи его покупателю)

4)Дополнительные отношения в рамках обязательства. Например, обязанность платить проценты по денежному обязательству. Такая обязанность, как и предыдущая, акцессорна, однако ответственность за её неисполнение может существовать отдельно от ответственности за неисполнение основного обязательства.

5)Дополнительные требования обеспечительного характера (задаток, неустойка, поручительство)

6)Кредиторские обязанности. Это осложнение имеет различные последствия в английском и европейском праве. Англичане расценивают неисполнение такой обязанности наравне с другими, допуская санкцию в отношении нерадивого кредитора. В Германии закон не устанавливает прямо обязанности кредитора принять исполнение, а также ответственность за непринятие, рассматривая принятие исполнения как условие приобретения кредитором соответствующих прав в отношении должника. Французское право ограничивается регулированием внесения предмета в депозит, не разрабатывая ни концепцию кредиторской обязанности, ни ответственности за просрочку кредитора. Агарков считает, что установление ответственности за просрочку необходимо, поскольку, в отличие от встречных обязательств, принятие исполнения кредитором является необходимым для должника, потому что иначе свою обязанность ему не исполнить. Таким образом, это дополнительное к основному обязательству отношение, неотделимое от него и вспомогательное.

7)Одна сторона имеет право собственным решением изменить предмет обязательства или прекратить его вовсе. Встречается, кстати, не так редко, как можно подумать. Например, выбор в альтернативном обязательстве принадлежит должнику. Итак, он своим решением превращает такое обязательство в простое, сосредотачиваясь на

выбранном им предмете. Ещё один пример — это акцепт оферты. Вопрос, которым задаётся Агарков, звучит так: является ли такая возможность субъективным правом в собственном смысле слова (как право собственности, право залога и тд)? Зеккель, разработавший концепцию секундарных (распорядительных) прав, считал, что да.

Отличие от обязательственных прав у них такое, что им корреспондирует не обязанность, а связанность [подробнее в других книгах].

Агарков не поддерживает немецкую концепцию, выдвигая определённый набор возражений:

1)Одностороннее волеизъявлений, создающее, изменяющее или прекращающее отношения, является юридическим фактом. В этом отношении секундарные права представляют собой просто количественное отличие от всех такого рода волеизъявлений. Нет большого смысла говорить, что завещать может любой, а принять оферту — только тот, кому она была послана. Завещать может лишь тот, кто является субъектом прав (собственности и пр.), которые он может передать по завещанию, так же, как осуществить право выбора может лишь тот, кто является субъектом в альтернативном обязательстве. Таким образом, заключает Агарков, в принципе, предложенном Зеккелем, не видно качественной разницы с основной массой односторонних волеизъявлений.

2) Сторонники указывают, что другая сторона оказывается связанной, а не обязанной. То есть преобразовательное право оказывает определённое воздействие на правоотношения, в которых состоит другое лицо. Но есть и иные права, оказывающие такой же эффект — право составить завещание или, скажем, заключить договор. Если должник продаст дом, то он станет недоступен к взысканию по его долгам для кредиторов.

Итак, Агарков соглашается с Унгером и указывает, что речь идёт только о состояниях, имеющих юридическое значение. Слово «право» в выражении «право составить завещание» означает не совсем наше обычное субъективное право. Скорее здесь имеется в виду, что объективное право связывает с совершением тех или иных действий юридические последствия. Такие «права» есть не что иное, как

проявление правоспособности.

Концепция динамической правоспособности выглядит так: обладание полной гражданской правоспособностью на значит, что каждое лицо в каждый момент может быть собственником каждой вещи. В каждый момент лицо обладает лишь правами, необходимыми для реализации своей правоспособности, которые он сможет применить, когда для этого представится подходящая ситуация. Вся разница между правом зачёта и правом составить завещание в общем сводится к ширине предпосылок — для обладания первым нужно вступить в определённое правоотношение.

«В определенном смысле и то и другое «право» принадлежит каждому, и в несколько ином смысле принадлежит не каждому. И то, и другое право принадлежит каждому, если рассматривать вопрос лишь абстрактно. И то, и другое право принадлежит не каждому, если конкретизировать вопрос и рассматривать эти «права» в связи с теми отношениями, в которых в каждый данный момент состоит субъект права»