§ 5. Общие вопросы правоприменения 97

ется с подлинной волей автора, редактора или издателя того или иного кодекса, с волею носителя суверенной власти, санкционировавшего этот кодекс»¹. Слова Г. Ф. Шершеневича о том, что «истинный автор закона так же мало уловим в парламентских дебатах, как и в министерских канцеляриях»², как нельзя более точно отражают современную ситуацию с правотворчеством.

Поэтому, конечно, можно сказать, что при таком понимании толкования о свободе (и соответственно о каком-либо усмотрении) говорить не приходится. Однако вместе с тем ясно, что подобное утверждение, разрешая одну проблему, одновременно ставит целый комплекс иных проблем, которые в рамках любой правовой системы (где либо законодатель достаточно дистанцирован от конкретных правоприменителей, либо его фигура не совпадает с лицом, непосредственно создавшим норму) малоразрешимы.

Второй подход к толкованию лишен личностного (субъективного) фактора, присущего любому уяснению чьей-то чужой воли.

Наиболее точно суть этого подхода отражена в словах римского юриста Цельса: «Знать законы – значит воспринять не их слова, но их содержание и значение» (D.1.3.17). Отталкиваясь от этой посылки, необходимо согласиться с мнением Г. Ф. Шершеневича о том, что «при толковании необходимо остановиться на той мысли, которая нашла себе выражение в самой норме»³.

Таким образом, задача правоприменителя предельно ясна: необходимо просто извлечь имеющийся

¹ Спекторский Е. Юриспруденция и философия // Юри дический вестник. М., 1913. Кн. II. С. 81.

² Шершеневич Г. Ф. Учебник русского гражданского пра ва. С. 50.

³ Там же.

98

Глава И. Общетеоретические аспекты

в норме смысл. Такой подход, на первый взгляд, также исключает какую-либо несвязанность в действиях правоприменителя. Но при ближайшем рассмотрении не может не возникнуть проблема вот какого плана. «Известно, что выражение мысли в словесном или письменном предложении далеко не всегда согласуется с точностью самой мысли. Это несоответствие мысли с ее выражением обнаруживается или из самой статьи, или из сопоставления ее с другими статьями»¹. И вот эта самая неточность изложения мысли (которую нельзя исключить'хотя бы по той причине, что любой правовой текст есть проявление человеческого) неминуемо ведет к отступлению от буквы закона: буквальное толкование заменяется ограничительным или распространительным. Наука идет дальше и выделяет самые различные способы (приемы) толкования: грамматический, логический, исторический, систематический, телеологический, специально-юридический, функциональный и т. п.² Но ведь все эти виды, способы (приемы) толкования не предусмотрены нормативно³!

¹ Шершеневич Г. Ф. Учебник русского гражданского пра ва. С. 50.

² См., например: Шершеневич Г. Ф. Учебник русского гражданского права. С. 50; Теория государства и права. С. 362–367; Общая теория права и государства / Под ред. В. В. Лазарева. М., 1994. С. 176–179.

³ Здесь уместно вспомнить дискуссию, возникшую при со здании Кодекса Наполеона 1804 г. Предметом спора была принципиальная возможность законодательной регламента ции правил толкования. В итоге гражданское законодатель ство Франции пошло по традиционному пути, суть которого состоит в том, что вопросы, касающиеся правил толкования законов, вообще нормативно не затрагиваются (см.: Шершене вич Г. Ф. Общая теория права: Учебное пособие (по изданию 1910–1912 гг.). М., 1995. Т. 2. С. 297). Можно смело утверж дать, что подобный подход превалирует и в современной миро вой законотворческой практике. Например, Конвенция ООН