29-11-2017_21-58-50 / 17-Стыд

Стыд – это высшая эмоция, способность к рефлексии, лежащая в основе моральной интуиции, одна из форм социального контроля и важный компонент самосознания. Известны физиологические проявления стыда, характерные как для человека, так и для животных (покраснение кожи, опущенный взгляд, избегание сородичей), они заставляют предположить единую природу регуляции коммуникативных процессов. Эти симптомы нельзя имитировать, поэтому их отсутствие свидетельствует о незрелости или асоциальности индивида, а также о характере коллективных представлений. Таковы «бесстыдство» детей и умалишённых, людей на грани выживания, социальных париев и элиты. Конечно, боги бесстыдны, потому что они задают правила и создают игроков.

Несмотря на то, что области стыдного социально обусловлены, это чувство свидетельствует о степени зрелости и уровне сложности самоконтроля. С — важный инструмент самооценки, который наряду с гордостью формирует идентичность. Честь, совесть, чувство собственного достоинства (…Эриксон) физиологически связаны с орбитофронтальной корой, повреждение которой лишает индивида возможности принимать решения и испытывать С.(Lynd H. M. On shame and the search for identity. — New York, Science Editions, 1961. )Kringelbach, M. L. The human orbitofrontal cortex: linking reward to hedonic experience (англ.) // Nature Reviews Neuroscience. — 2005. — Vol. 6, Is. 9. — P. 691-702.

Спонтанность и непроизвольность проявлений стыда сочетаются с глубинными основаниями и разнообразием его функций и форм. С — это публично признаваемое пространство умолчания, тайна возможного действия, знание о несовершенстве и признание запрета.

С – это индикатор перемен, происходящих в индивидуальном и коллективном сознании. Области формирования С связаны с изменением границ личности и технологиями её репрезентации, это динамическая характеристика нормативной регуляции.

Как феномен социальной динамики С — это инструмент коррекции, способ взаимодействия индивидуального и коллективного, внешнего и внутреннего, сущего и должного, возможного и действительного. Диапазон от телесного «срама» до исторической вины характеризует амбивалентность С, его эволюцию от форм физического контроля к опыту интенциональности, к высшим формам морального сознания. То, что выглядит телесным бесстыдством, – на самом деле оружие протеста (демонстративная киническая физиологичность, нагота и самоистязание социальных акционистов).

Граница между нормой и позором подвижна и зависит от значимости сословных, имущественных, профессиональных и пр. доминант. Различия между культурами осознаются и преодолеваются не столько благодаря межкультурной коммуникации, сколько из-за глобальных перемен — технологических революций, требующих новых оснований моральной регуляции. Старые нормы не исчезают, но архаизируются. Так, известное разделение на культуру вины и культуру стыда (Р.Бенедикт) не действует в постколониальную эпоху. Выход за границы любого локального опыта позволяет ставить вопрос об универсальном характере и механизме С и о том, возможна ли культура бесстыдства. Например, «Shameless» («Бесстыдники») - популярный сериал (США, 2011-2017), персонажи которого создают причудливую вязь взаимоотношений, свой мир всевозможностей, ориентированный на ситуативную, а не на нормативную мораль. Противостояние общезначимым ценностям — их способ состояться.

Эксплуатация темы С в массовой культуре привело к появлению целых стилевых направлений (Shame TV) — шоу, участники которых согласны на любые унижения для достижения победы. От прохождения полосы препятствий до поиска талантов — люди с готовностью выступают в роли козлов отпущения и «слабого звена», воспроизводя модель гонки за успехом, где не важна цена победы.

Эмпирические исследования С, как и других субъективных состояний (например, Гарвардский проект «Счастье»), опосредованы языком, культурными различиями и негласными запретами. Сложности анонимного тестирования также связаны с бессознательной неискренностью агентов. В этой связи хорошей возможностью станет рассмотрение способов использования темы С в публичном пространстве. Массовая культура (реклама, кинематограф), визуальные искусства (архитектура, скульптура, видеоарт, стритарт) часто выносят болезненные проблемы в поле общественного обсуждения, преломляя индивидуальную реакцию С в коллективную. Таковы, например, мемориалы Вьетнамской войне (Вашингтон, 1984) и Холокосту (Берлин, 2005). Эти памятники стали возможны как результат осмысления непереносимых деяний, о которых хочется поскорее забыть. То, чем нельзя гордиться, однако следует помнить, буквально воспроизводит выражение «провалиться со стыда», исчезнуть. Мемориалы используют приём невидимости, фантомности С.

Социальные акционисты помещают зрителя в ситуацию сопереживания, требующую мгновенного самоопределения. Так, Катрин Ненашева последовательно обращается к теме людей-невидимок: заключенных («Не бойся», 2015), детей-сирот («На-казание», 2016), пациентов психоневрологических диспансеров, которые никогда не выходят на улицу («Между здесь и там», 2017). Она буквально обнажает язвы и показывает скрытые страдания: прилюдно перевязывает раны инвалида в Александровском саду, таскает привязанную к спине кровать, бродит по городу в одежде заключенной, наощупь передвигается в очках виртуальной реальности. Шок и скандал, которые сопровождают её акции, провоцируют обсуждение и общественную реакцию на позорные и негуманные явления. К.Ненашева считает, что только таким способом можно осознать масштабы насилия, творящегося в закрытых учреждениях. С открывает заслонку неведения и выводит из подполья те страхи, в которых общество не даёт себе труда признаться. Иррациональную природу С отмечали ещё стоики, относя его к афффектам, неразумным и неестественным состояниям души, лишающим человека внутренней свободы и порождающим неверное представление о мире. Как разновидность страха, стыд ведет к оцепенению, остановке или выпадению человека из хода вещей. Переживание стыда освобождает от страха, облегчение от знания ведёт к бесстрашию. С здесь — ненасильственная форма борьбы с насилием.

С как форма рабства, добровольное повиновение ограничениям — распространенный механизм социального контроля, выстраивающий гендерную или расовую иерархию принуждения («девичий стыд», «чёрный стыд»). Соответственно, бесстыдство — это способ эмансипации и разрушения табу. Серия В.Бегальской «Стыд» (2011) по сути о преодолении стыда — художника перед живописью как медиумом и модели перед наблюдателем. Усталые и неказистые ню существуют сами по себе и для себя. Они заслонены от созерцания своим равнодушием материала. Яростная энергия, исходящая от полотен, похожа на бурю, завывающую за окном. Упраздняя оценочное суждение и «приличия», автор будто кощунствует, не замечая скуки бытия, но передавая его грацию. Бремя стыда сброшено, его некому нести.

Ирина Корина

Стыдно. 2011

И.Корина переосмысляет советский антиалкогольный плакат «Стыдно!» (который, в свою очередь, отсылает к антинацистскому образу «Scham!»)

Плакатный стиль работы поддержан выбором самоклеющейся плёнки, из которой автор создаёт коллаж с фигурой бегущего прямо на зрителя человека, закрывшего лицо позеленелыми руками. Его преследует сверху перст указующий, видимый лишь под определенным углом, где блестящая поверхность плёнки затёрта и расцарапана. Пунцовая надпись «Стыдно!» перечеркивает изображение. Парадоксальный эффект работы связан с эмоциональной точностью, буквальным переживанием соучастия в стыдилище и изгнании, но дешёвый блеск пластика, визуальная мусорность изображения оскорбительна в той же мере, как и непереносимость состояния персонажа. Желание содрать, уничтожить проделывает работу избавления и очищения, выражая амбивалентность стыда. Произведение И.Кориной походит на обломок прежней амбициозной жизни, извлеченный из чулана. Работая с посттехнологической чувственностью, используя кислотные цвета, автор обостряет восприятие. Безличное морализаторство плаката галлюцинирует до беспредметности и тотальности С.

Виртуальное

Границы киберпространства как границы информационной личности – новая ситуация для понимания морально должного и допустимого.

Социальные сети, документирующие практически все проявления жизни; мобильная связь, выносящая в социальное пространство прежде интимные переживания; личные блоги и электронные дневники как форма публичной исповеди; невозможность контролировать использование персональных данных, - это реальность сложной и переменчивой образности, обостряющей проблему истины и лжи. Троллинг (ложная информация) широко используется для создания искаженной картины событий и для шельмования оппонентов. Сетевая организация «Стыд» (The S.H.A.M.E. Media Transparency Project) предъявляет доказательства препарирования фактов и документирует цифровое мошенничество. Поскольку избежать троллинга невозможно даже на государственном уровне, кроме проблемы распознавания лжи важна проблема киберидентичности, то есть цифрового следа пользователя. Он неустраним. Благодаря таким технологиям, как Wayback Machine и облачному хранению данных, ничто в Интернете не исчезает бесследно. Сетевая история — это фактически биография человека в виртуальном мире. Поэтому стыд приобретает формы контроля и ответственности за реальные или приписываемые действия.

Анонимность как синоним свободы поступка порождает распределенную личность и возможность игры социальными ролями. Люди ведут себя так, как никогда не поступили бы лицом к лицу. Однако анонимность обманчива, есть средства идентификаци, поэтому стыд становится мощным оружием (Дженнифер Джекет. Зачем нам стыд? Человек vs Общество. Альпина Нон-фикшн. 2016). Так, например, интернет-проект «Дети-404» столкнулся с оскорбительными и нетерпимыми комментариями пользователей в адрес подростков нетрадиционной сексуальной ориентации. Организаторы сайта применили тактику персонификации, помещая фото реальных людей рядом с их комментариями. Многие потребовали убрать свои высказывания, устыдившись.

В то же время, есть те, которые не испытывают никаких чувств, используя иконки-эмодзи для маркировки ситуации, просто выбирая нужное состояние из палитры возможностей.

эмодзи

Сетевое бесчувствие — широко распространенный феномен конвенциональных отношений, где правила не отражают реальных нравов. Принуждение к норме почти полностью смещает С в область внешнего контроля (в правилах социальных сетей, например). Отсутствие конфиденциальности и тотальная слежка (гаджеты-шпионы, технологии больших данных) необозримо расширяют зону риска.

Уязвимость киберличности связана не только с иллюзорной анонимностью, но и с потенциально бесконечным существованием событий и поступков в цифровом измерении. Право на забвение, то есть уничтожение информации, признанной недостоверной или порочащей, регулируется законодательно. Таким образом, изменяется специфика моральной регуляции, смещаясь из области общественной саморегуляции в границы гражданского права.

Автоматическое удаление контента с обсценной лексикой или признанного общественно опасным создают видимость нормы, которая воплощает разрыв между должным и сущим. Анализ слова и изображения (стилистики и иконографики) развивает программные продукты, но не общественные институты. Поражение гражданских свобод влечет за собой целевое регулирование, политическую, корпоративную и пр. ангажированность. Так, за последние пять лет 275 тысяч интернет-ресурсов были заблокированы в России по решению суда по представлению Роскомнадзора. Незаконным считается контент, определенный законом №139 о создании единого реестра заблокированных сайтов с запрещённой информацией.

Основная проблема не столько в содержании (доведение до суицида, терроризм и пр.), сколько в квалификации контента как противоправного. Большое количество «оскорблений» не проходят экспертизу, а по умолчанию

Кибершантаж и киберугрозы сопровождают киберличность и служат напоминанием о реальном возмездии в константной реальности.

«доксинг» (несанкционированное обнародование чужих персональных данных).

получила широкое распространение такая форма онлайновой антирекламы, как suck-сайты. Suck-сайт имеет право использовать для давления на компанию ее же торговую марку

Кибершантаж

http://shameproject.com/The S.H.A.M.E. Media Transparency Project takes the war against corporate trolls and media shills to a new and more effective level. Its goal is to expose corrupt media figures, document journalistic fraud and make life a little harder for covert propagandists who manipulate the public, degrade our democracy and help perpetuate oligarchy power.

Техническая отсталость и социальная деградация становятся господствующими мотивациями С, переживаемые не только поколениями (обоюдный стыд детей и родителей друг за друга), но и континентами (постколониальное сознание)

С — часть цивилизационного опыта

Китайцы художеств мигранты

идеология

Актуальное искусство использует классическую европейскую архитектуру как символ перемен и скорбный знак руины. Все компоненты нравственного чувства — сопереживание, память, катарсис - объектно ориентированы и позволяют выйти за границы индивидуального опыта. Так, в разгар европейского кризиса с беженцами Ай Вэйвэй обернул брошенными ими оранжевыми спасательными жилетами колонны портика берлинского концертного зала (2016). Помимо прямого указания о несоизмеримости цены культуры в соотношении с человеческой жизнью, художник-беглец предлагает каждому примерить эту судьбу на себя.

и переложить ответственность

Современные европейцы несут груз ответственности истории, стыдно спрятаться в мнимом благополучии.

С — необходимое усилие преодоления инерции

Инсталляция