2. "Смысл любви"

 

В начале мы рассмотрим три произведения Соловьева "Софию", "Жизненную драму Платона" и "Смысл любви", затрагивающих тему "смысла любви".

 

И "София", и "Смысл любви" писались после надлома, любовных неудач в жизни Соловьева. Но притом, что эти тексты, наверное, вполне могут рассматриваться в связи с личностью автора, в "психоаналитическом ключе", нам хотелось бы отнестись к сказанному у Соловьева в его непосредственной значимости и прежде всего попытаться посмотреть, что изменилось в "Смысле любви" по сравнению с "Софией", а что осталось прежним и лишь усилило свое звучание.

 

В "Софии" то исключительное значение половой любви, которое придается ей в "Смысле любви" и "Жизненной драме Платона", казалось бы, отсутствует. В "духе канто-гегелевских трихотомий", в котором Соловьев старался выдержать построения своего трактата, половой (природной) любви выделяется место тезиса – половая любовь обладает стихийной силой, но ей чужда универсальность интеллектуальной любви, к которой философ относит патриотизм, любовь к человечеству и любовь к Богу. Высшая, абсолютная любовь является синтезом двух предшествующих. "Ее предметом должно быть существо индивидуальное, данное нашим чувствам, но представляющее собой всеобщее начало, или являющееся воплощением этого начала". В зачеркнутой фразе сказано точнее: "божественная или абсолютная любовь – любовь к воплощенной Софии"[9].

 

В "Смысле любви" и "Жизненной драме Платона" Соловьев очень своеобразно "договаривает мысли Диотимы" в "Пире" Платона, но выходит далеко за пределы платоновской концепции, так как связывает "смысл" любви не с индивидуальным "преображением", а с конечной задачей истории, охватывающей все человечество в его прошлом, настоящем и будущем. В этом пункте Соловьев, несомненно, вдохновляется идеями Н. Ф. Федорова. Но Соловьев все же усваивает некую магическую силу любви. Хотя он и говорит в одном месте, что своими силами человек не может разрешить задачи любви, но весь анализ Соловьева сводится именно к раскрытию возможности самому разрешить "задачу любви". Драма Платона как раз и состояла, по Соловьеву, в том, что, "подойдя мыслью к задаче любви", он в действительности не дал началу любви "победы на деле" и отступил перед стоявшей пред ним задачей[10]. Соловьев признает, что "любовь существует пока лишь в своих зачатках или задатках", но, как разумное сознание не сразу достигло высшей творческой формы, так и любовь существует и там, где есть лишь её задаток, хотя она в нем и не реализуется.

 

"Истинный человек, – читаем в статье "Смысл любви", – в полноте своей идеальной личности, очевидно, не может быть только мужчиной или только женщиной, а должен быть высшим единством обоих. Создать истинного человека, как свободное единство мужского и женского начала, сохраняющих свою формальную обособленность, но преодолевших свою существенную рознь и распадение, это и есть собственная ближайшая задача любви"[11]. Хотя Соловьев постоянно подчеркивает, что дело идет о половой любви и только о ней, но в то же время он настойчиво указывает, что и "житейское и в особенности физиологическое соединение (мужчины и женщины) не имеет определенного отношения к любви: оно бывает без любви и любовь бывает без него".

 

Для нас представляет интерес само понятие, венчающее "любовную философию" Соловьева, – понятие сизигия, которое он заимствует у гностиков-валентиниан.

 

Соловьев употребляет слово "сизигия", делая подстрочную оговорку: "Я принужден ввести это новое выражение, не находя в существующей терминологии другого, лучшего. Замечу, что гностики употребляли слово "сизигия" в другом смысле и что вообще употребление еретиками известного термина еще не делает его еретическим"[12]. Последнее верно, ведь позаимствовало христианское богословие из эллинской философии термин homousios, положенный в основу христологического учения о единосущности Сына Отцу.

 

Но действительно ли пресеклась связь сизигии у Соловьева с ее гностическим аналогом? Да, смысл сизигии у Соловьева другой – этот термин обозначает отношение человеческой личности и общественной сферы в софийном, преображенном состоянии человечества. Но сизигическая любовь у Соловьева – вершина половой любови, а к тому же это по преимуществу любовь обожествляющая, перерождающая, связывающая со всеобщей истиной: "сила же этого духовно-телесного творчества в человеке есть только превращение, или обращение внутрь, той самой творческой силы, которая в природе, будучи обращена наружу, производит дурную бесконечность физического размножения организмов". Не есть ли здесь перенесение эроса на те сферы, где для христианского богослова, очевидно, действует любовь иная? И не убедившись ли в сомнительности нововведенного термина, Соловьев, не меняя общего характера концепции в "Жизненной драме Платона", больше о сизигии не вспоминает?

 

В пользу неслучайности употребления Соловьевым именно этого термина с явно гностической подоплекой говорит обнаруженный в папке с соловьевскими черновиками, хранящимися в РГАЛИ, развернутый план некоего трехчастного сочинения, вторая часть которого посвящена теософическим началам, а третья – этике и вселенскому обществу. По обилию гностических понятий и явно выраженной теории грехопадения Софии, а также по смысловой близости, нет никакого сомнения в том, что этот текст принадлежит к кругу "Софии", т. е. написан не позднее конца 70-х гг. В части третьей "Нравственность" Соловьев так представляет содержание первой главы: "Три степени нравственности:

 

1. любовь естественная.

 

2. любовь умственная (amor Dei intellectualis).

 

3. любовь всецелая.

 

Если первая любовь имеет своим предметом индивидуальное существо как такое, а вторая – существо универсальное как такое, то предмет третьей есть существо индивидуальное, которое в то же время есть и универсальное – suzugias"[13]. Последнее слово дается без комментария, но очевидно, что отношение к Софии (или в Софии как единой богочеловеческой личности) мыслится как сизигическое.

 

Целью сизигической любви, по Соловьеву, является всемирный организм, установление связи человеческой личности с природой и обществом, воплощение всеединой идеи во внутренней жизни человечества и материальной природы. Но Платон на этой стадии не останавливается: выше вещественного рождения уровни идеального, эпоптического рождения,– любовь к прекрасному телу, к прекрасному в телах вообще, любовь к душе, ее проявлениям и "образам", любовь к знанию всех видов вещей. "Предел эротического знания – слияние с сущностью вещей, любовь даже уже не к идеальному знанию, но к самой идее. Результат такой любви – рождение "истинной добродетели".

 

Значение половой любви он видел не в увеличении человеческого рода, ибо человек и без этого может добыть себе бессмертие. Свою мысль Соловьев подкреплял фактом внеполового размножения в растительном и животном царствах.

 

Соловьев считал, что деторождение есть "процесс вымещения одного поколения другим... Потомки живут за счет предков, живут их смертью..."[14]. Нравственное зло содержится "в самом плотском акте, через который мы утверждаем собственым согласием темный путь природы, постыдный для нас своею слепотою, безжалостный к отходящему поколению и нечестивый потому, что это поколение – наши отцы". Но и в этом зле есть элемент добра, ибо дети, возможно, будут не то, что мы, будут лучше нас.

 

Наши потомки, возможно, достигнут такого уровня совершенства, при котором уже не будет необходимости в увеличении человеческого рода, ибо само бессмертие обеспечит сохранение его. Значение половой любви для человека состоит не только в деторождении. Половая любовь носит характер индивидуальной любви двух существ противоположных полов, существ, которые равны друг другу как существа, но обладают совершенно различными свойствами и дополняют друг друга.

 

"Любовь начинается с лицезрения "идеального образа" любимого существа и в дальнейшем развивается в "такое сочетание двух данных ограниченных существ, которое создавало бы из них одну абсолютную идеальную личность...". Смысл человеческой любви вообще (решение вопроса) есть оправдание и спасение индивидуальности через жертву эгоизма. Эгоизм заключаетя в том, что, "приписывая себе, по справедливости, безусловное значение, он несправедливо отказывает другим в этом значении". Однако человек может понять свою потенциальную абсолютность, "лишь снимая в своем сознании и жизни ту внутренную грань, которая отделяет его от другого", т. е. освобождая себя от эгоизма. "Есть только одна сила, которая может изнутри, в корне, подорвать эгоизм, и действительно его подрывает, именно любовь, и главным образом любовь половая"[15]. Говоря о половой любви и ее действительном значении, Соловьев имеет в виду не "физиологическое соединение", котрое приводит к деторождению и не может "воссоздать цельность человеческого существа", а "соединение в Боге", т. е. платоническую, "духовную любовь", обращающую любящих друг друга мужчину и женщину в одного "цельного человека", способного одержать "победу над смертью". Истинная духовность такого человека, восстановившего свое единство, является в то же время "перерождением, спасением, воскресением". "...Образ и подобие Божие, то, что подлежит восстановлению, относится не к половине, не к полу человека, а к целому человеку, т. е. к положительному соединению мужского и женского начал – истинный андроганизм – без внешенего смешения форм – что есть уродство, и без внутреннего разделения личности и жизни – что есть несовершенство и начало смерти"[16].

 

Так что есть по Соловьеву истинное знание в понимании любви. Какая любовь правильная?

 

Как мы уже говорили выше, истинное знание является результатом эмпирического, рационального и мистического познания в их взаимосвязи. Рациональная форма знания не теряет свой смысл, а лишь дополняется привнесением жизненного начала.

 

С самого начала "Смысла любви" Соловьев обращается к эмпирическому сравнению половой любви животного царства и человека, приводит различные примеры из литературы: Дон Кихота, Ромео и Джульету, Анну Каренину, из истории, а также из Библии. Доказывая тем самым, что "...половая любовь и размножение рода находятся между собою в обратном отношении, чем сильнее одно, тем слабее другая"[17]. Размножение рода или потомство – это есть рациональное познание в понимании любви. Ибо самое разумное и практическое что может воспроизвести, дать любовь – есть человеческое потомство. И наконец, приводя примеры из Библии, где совершенно остывшая любовь (Авраам и Сара), брак не по любви, а по заранее составленному решению (Иаков и Лия) или греховных прихотей (Иуда и Тамара, Бооз и Руфь, стареющий Давид) приводили к увеличению народа Божьего и к появлению еврейских царей и выдающихся исторических личностей.

 

И не просто так любовь – есть Бог, ибо это есть синтез всех трех знаний.