
Как умер Сократ
Обыкновенно смертные приговоры исполнялись немедленно. Но исполнение приговора над Сократом было отсрочено на тридцать дней, потому что перед тем временем, как он был произнесен, священный корабль отплыл с посольством на Делосский праздник, и по древнему обычаю не должно было до его возвращения осквернять город исполнением смертных приговоров. Сократ провел эти дни перед смертью в темнице. Его держали в оковах; но его друзьям и ученикам было дозволено посещать его, и он перед смертью по-прежнему вел свои наставнические беседы с ними. Некоторые из его друзей, – главным в этом деле был богатый гражданин Критон, – хотели, подкупив смотрителя тюрьмы, доставить узнику возможность бежать. Но как ни убеждали они Сократа спастись, он решительно отверг их просьбу. Сократ считал, что бегство было бы несогласно с его учением, опозорило бы его.
Когда прошло время отсрочки, он, беседуя с друзьями о бессмертии души, выпил кубок яда, и умер с невозмутимым, светлым спокойствием. Существенное содержание возвышенной предсмертной беседы Сократа изложено в диалоге Платона «Федон». – Умирая, он сказал друзьям: «Мы все обязаны принести петуха в жертву благодарности богу Асклепиюза мое исцеление: прошу вас, исполните это». Смысл этих предсмертных слов Сократа толкуют по-разному.
Так угас ярый свет, озаривший современникам и потомству пути, ведущие человека к истинному, не призрачному счастью. Как солнце под тропиками, Сократ до заката сохранил весь блеск своего величия; он умер в полной силе своего гения, с невозмутимым благородством души, как герой после победы, как мученик, запечатлевший своею смертью истину своего учения. Смерть была легка для Сократа, при блаженном его сознании, что он постоянно заботился совершенствовать себя и своих друзей.
Сократ, знаменитый афинский мудрец и чудак, выдающийся греческий философ. Выдающийся настолько, что всю античную греческую философию так и делят - на "до Сократа" и "после Сократа". Именно Сократ, насколько нам известно, первым применил диалектический метод - термин "диалектика" происходит от слова "диалог", именно диалог у Сократа - главный метод поиска истины. Сократ никогда не записывал свои мысли, всё - только в живом диалоге. Поэтому всё, что мы о нем знаем, дошло до нас в виде записей его учеников. Но диалоги Сократа - не чистая софистика, переливание мысли из пустого в псевдополное. Правда, первым диалектиком его назвать не вполне верно - первым диалектиком правильнее считать другого греческого философа, Гераклита, именно он - автор первой диалектической картины мира ("Всё течет, все меняется", "Всё состоит из огня", "Война" - отец всего и т. д.). Жил он бедно, ходил в грубом плаще, ел что попало. Объяснял: «Я ем, чтобы жить, а остальные живут, чтобы есть». И еще: «Говорят, боги ни в чем не нуждаются; так вот, чем меньше человеку надо, тем больше он похож на бога». Гуляя по рынку, он приговаривал: «Как приятно, что есть столько вещей, без которых можно обойтись!» Ему присылали подарки — он отказывался. Жена его Ксантиппа злилась и бранилась — он объяснял: «Если бы мы брали все, что дают, нам бы ничего не давали, даже если бы мы просили». Ксантиппа попрекала его бедностью: «Что скажут люди?» Он отвечал: «Если люди разумные, то им все равно; если неразумные, то нам все равно». Ксантиппа жаловалась, что ей не в чем выйти посмотреть на праздничное шествие. Он отвечал: «Видно, ты не так хочешь на людей посмотреть, как себя показать?» Она ругалась — он улыбался; она окатывала его водой — он отряхивался и говорил: «У моей Ксантиппы всегда так: сперва гром, потом дождь». Мудрецом Сократа объявил сам дельфийский оракул. Был задан вопрос: «Кто из эллинов самый мудрый?» Оракул ответил: «Мудр Софокл, мудрей Еврипид, а мудрее всех Сократ». Но Сократ отказался признать себя мудрецом: «Я то знаю, что я ничего не знаю». Богам он так и молился, словно не знал о чем: «Пошлите мне все хорошее для меня, хотя бы я и не просил о том, и не посылайте дурного, хотя бы я и просил о том!» Свой метод диалектических споров Сократ отточил настолько, что его просто боялись, «И многие, доведенные до отчаяния [разговором с] Сократом, больше не желали иметь с ним дела». Вопросы Сократ задавал под стать - "что такое справедливость?" и всё в таком духе, попробуй ответь. Хотя древние греки мудрость уважали и любили (философия это по-гречески и есть "любомудрие"), эту неоднозначность, критичность мышления Сократа афинские граждане невзлюбили. Там присутствовал, конечно, и политический аспект - но то дело для Греции скорее привычное. В 399 г. до н. э. предъявили Сократу обвинение в том, что «он не чтит богов, которых чтит город, а вводит новые божества, и повинен в том, что развращает юношество». "Занимательная Греция" нашего выдающегося филолога М.Л. Гаспарова - одна из моих самых любимых книг, читал раз 6-7, не выходя в реальный мир, рекомендую всем. Действительно, занимательно, увлекательно и одновременно - очень со, после прочтения складывается очень цельная картина жизни и истории античной Греции. У Гаспарова есть и книжка про Рим - "Капиталийская волчица", но она, на мой взгляд, не такая интересная. Чувствуется, что про Грецию Михаил Леонович писал с истинным удовольствием - оно и понятно, греческая культура действительно гораздо разнообразнее и богаче культуры Римской. История суда над Сократом - в каком-то смысла для древней Греции беспрецедентна. Бывало, что с философами судились, бывало, что и изгоняли - но на смерть осудили только одного, Сократа. В книге М.Л Гаспарова этот процесс описан очень ярко и интересно (всё - по дошедшим до нас историческим материалам, судебный процесс над Сократом описан в двух произведениях Ксенофонта и Платона со сходным названием Апология Сократа (греч. Ἀπολογία Σωκράτους)). Суд над Сократом В Афинах заседает суд. В Афинах любят судиться, за это над афинянами давно все подшучивают. Но этот суд — особенный, и народ вокруг толпится гуще обычного. Судят философа Сократа — за то же, за что судили тридцать лет назад Анаксагора и двенадцать лет назад Протагора. Его обвиняют в том, что он портит нравы юношества и вместо общепризнанных богов поклоняется каким то новым. Сократу семьдесят лет. Седой и босой, он сидит перед судьями и с улыбкой слушает, что говорят один за другим три обвинителя: Мелет, Анит и Ликон. А говорят они сурово, и народ вокруг шумит недоброжелательно. Ведь всего пять лет, как кончилась тяжелая война со Спартой, всего четыре года, как удалось сбросить власть «тридцати тиранов», государство с трудом приводит себя в порядок. Как это случилось, что при отцах и дедах Афины были сильнее всех в Элладе, а теперь оказались на краю гибели? Может быть, в этом виноваты такие, как Сократ? — Сократ — враг народа, — говорят одни. — Наша демократия стоит на том, чтобы всякий гражданин имел доступ к власти: всюду, где можно, мы выбираем начальников по жребию, чтобы все были равны. А Сократ говорит, будто это смешно — так же смешно, как выбирать кормчего на корабле по жребию, а не по знаниям и опыту. А у кого из граждан есть досуг, чтобы приобрести в политике знания и опыт? Только у богатых и знатных. Вот они и трутся около Сократа, слушают его уроки, а потом губят государство. Когда была война, нас чуть не погубил честолюбец Алкивиад; когда кончилась война, нас чуть не погубил жестокий Критий; а оба они были учениками Сократа. — Сократ — друг народа, — говорят другие. — И Алкивиад, и Критий были хорошими гражданами, пока слушали Сократа, и стали опасными, лишь когда отбились от него. Разве «тридцать тиранов» любили Сократа? Нет, они тоже боялись его и тоже уверяли, будто он портит нравы юношества. Тайных уроков он не давал, жил у всех на виду, разговаривал со всеми запросто. Да, он всегда говорил: «Государством должны управлять только люди хорошие», — но он никогда не добавлял, как это любят знатные: «Нельзя научиться быть хорошим, можно только быть хорошим от рождения». Он как раз и учил людей быть хорошими, будь ты богач или бедняк, лишь бы сам хотел учиться. А что это трудно — его ли вина? — Сократ — чудак и насмешник, — соглашаются и те и другие. — Он задает вопросы и не дает ответов; сколько ни отвечай, а все чувствуешь себя в тупике. Другие философы говорят: «думай то то!», а он: «думай так то!» Додумаешься до чего нибудь, скажешь ему, а он переспросит раз, и видишь: нужно дальше думать. А нельзя же без конца думать, надо когда то и дело делать. Начнешь, недодумав, а он улыбается: «не взыщи, коли плохо получится». Понятно, что так ни дома, ни государства не наладишь. Интересно с ним, но неспокойно. Обвинители говорят: «Казнить его смертью»; это, конечно, слишком, а проучить его надо, чтобы жить не мешал. Но вот обвинители кончили, и Сократ встает говорить защитительную речь. Все прислушиваются. «Граждане афиняне, — говорит Сократ, — против меня выдвинуты два обвинения, но оба они такие надуманные, что о них трудно говорить серьезно. Наверное, дело не в них, а в чем то другом. Говорят, будто я не признаю государственных богов. Но ведь во всех обрядах и жертвоприношениях я всегда участвовал вместе со всеми, и каждый это видел. Говорят, будто я поклоняюсь новым богам, — это про то, что у меня есть внутренний голос, которого я слушаюсь. Но ведь верите же вы, что дельфийская пифия слышит голос бога и что гадателям боги дают знамения и полетом птиц, и жертвенным огнем; почему же вы не верите, что и мне боги могут что то говорить? Говорят, будто я порчу нравы юношества. Но как? Учу изнеженности, жадности, тщеславию? Но я сам ведь не изнежен, не жаден, не тщеславен. Учу неповиновению властям? Нет, я говорю: „Если законы вам не нравятся, введите новые, а пока не ввели, повинуйтесь этим“. Учу неповиновению родителям? Нет, я говорю родителям: „Вы ведь доверяете учить ваших детей тому, кто лучше знает грамоту; почему же вы не доверяете их тому, кто лучше знает добродетель?“ Нет, афиняне, меня здесь привлекают к суду по другой причине, и я даже догадываюсь, по какой. Помните, когда то дельфийский оракул сказал странную вещь: „Сократ — мудрее всех меж эллинов“. Я очень удивился: я то знал, что этого быть не может, — ведь я ничего не знаю. Но раз так сказал оракул, надо слушаться, и я пошел по людям учиться уму разуму: и к политикам, и к поэтам, и к гончарам, и к плотникам. И что же оказалось? Каждый в своем ремесле знал, конечно, больше, чем я, но о таких вещах, как добродетель, справедливость, красота, благоразумие, дружба, знал ничуть не больше, чем я. Однако же каждый считал себя знающим решительно во всем и очень обижался, когда мои расспросы ставили его в тупик. Тут то я и понял, что хотел сказать оракул: я знаю хотя бы то, что я ничего не знаю, — а они и этого не знают; вот потому я и мудрее, чем они. С тех самых пор я и хожу по людям с разговорами и расспросами: ведь оракула надо слушаться. И многие меня за это ненавидят: неприятно ведь убеждаться, что ты чего то не знаешь, да еще столь важного. Эти люди и выдумали обвинение, будто я учу юношей чему то нехорошему. А я вовсе ничему не учу, потому что сам ничего не знаю; и ничего не утверждаю, а только задаю вопросы и себе и другим; и, задумываясь над такими вопросами, никак нельзя стать дурным человеком, а хорошим можно. Потому я и думаю, что совсем я не виноват». Судьи голосуют. Как видно, они тоже не принимают всерьез обвинений Мелета и Анита — правда, они признают Сократа виновным, но лишь малым перевесом голосов. Теперь надо проголосовать за меру наказания. Закона на такие случаи нет: обвинитель должен предложить свою меру наказания, обвиняемый — свою, а суд — выбрать. Обвинители свою уже предложили: смертную казнь. Пусть Сократ со своей стороны предложит достаточный штраф, и наверняка он этим и отделается. Но Сократ говорит: — Граждане афиняне, как же я могу предлагать себе наказание, если я считаю, что я ни в чем не виноват? Я даже думаю, что я полезен государству тем, что разговорами своими не даю вашим умам впасть в спячку и тревожу их, как овод тревожит зажиревшего коня. Поэтому я бы назначил себе не наказание, а награду — ну, например, обед за казенный счет, потому что я ведь человек бедный. А то какой же штраф могу я заплатить, если всего добра у меня и на пять мин не наберется? Пожалуй, одну мину как нибудь заплачу, да еще, может быть, друзья добавят. Это уже похоже на издевательство. Народ шумит, судьи голосуют и назначают Сократу смертную казнь. Приговоренному предоставляется последнее слово. Он говорит: — Я ведь, граждане, старый человек, и смерти мне бояться не пристало. Что приносит людям смерть, я не знаю. Если загробного мира нет, то она избавит меня от тяжкой дряхлости, и это хорошо; если есть, то я смогу за гробом встретиться с великими мужами древности и обратиться со своими расспросами к ним, и это будет еще лучше. Поэтому давайте разойдемся: я — чтобы умереть, вы — чтобы жить, а что из этого лучше, нам неизвестно. Его казнили не сразу: был праздничный месяц, и все казни откладывались. Друзья предлагали ему бежать из тюрьмы; он сказал: «Зачем? Чтобы нарушить закон и вправду заслужить наказание? И куда? Разве есть такое место, где не умирают?» Ему сказали: «Но ведь больно смотреть, как ты страдаешь незаслуженно!» Он ответил: «А вы бы хотели, чтобы заслуженно?» Его спросили: «Как тебя похоронить?» Он ответил: «Плохо же вы меня слушали, если так говорите: хоронить вы будете не меня, а мое мертвое тело». Казнили в Афинах ядом. Сократу подали чашу — он выпил ее до дна. Друзья заплакали — он сказал: «Тише, тише: умирать надо по хорошему!» Тело его стало холодеть, он лег. Когда холод подступил к сердцу, он сказал: «Принесите жертву богу выздоровления». Это были его последние слова.
* * *
То есть казнить Сократа должны были чуть не через месяц после вынесения афинянами несправедливого по своей сути приговора. Его обвинителями выступили главные афинские демократы, своего рода "общественно-политическая элита" - гражданственный поэт Мелет, тираноборец Анит, демократический оратор Ликон. Судили они его от имени великих афинских правителей - Перикла, Фемистокла. Судили, понятно, по сфабрикованному обвинению - но уж очень достал упрямый, строптивый философ. Сократ не оспаривает такой суд, суд людей. Великий спорщик Сократ не любил пустого красноречия - он решил защищать себя сам, говоря, как вы видите, самые простые слова, и - выйгравший столько споров! - этот процесс проиграл. Друзья предлагали ему бежать - но Сократ наотрез отказался. Почему? Потому что Сократ не мог поставить себя выше закона, даже если этот закон не верен или не справедливо применен, это противоречило тому, что он сам говорил и чему учил. Для Сократа Закон - выше, важнее Сократа. Сам закон не стал дурен, просто его применили недобросовестные люди. Если Сократ убежит, то нарушит закон так же, как нарушили закон его обвинители, как говорится - "закон что дышло". Но своим поступком Сократ в который раз утвердил требования, свою этику – разумность и соблюдение законов. Бежать для него - даже хуже, чем смерть. Обвинители думают, что они могут стать выше Сократа, осудив его на смерть - Сократ же стал выше них, не поправ закон, не унижая себя, а наоборот - подавая пример соблюдения закона, не отказываясь от своих убеждений, от своей сущности.