Эротическая доминанта в прозе русских писательниц Серебряного века (80

11

любовного священнодействия. Герои и героини рассказов ходят, как манекены, опьяненные любовью <…>. Все герои рассказов носят одно лицо, и героини тоже. Личность их испаряется» (см. Весы, 1908:91). Петровскую действительно не интересует внутренний мир персонажей. Ей важно передать свои собственные мысли, ощущения, переживания. Поэтому ее герои и героини мыслят и выражают свои мысли и чувства совершенно одинаковым образом. И это происходит не от неумения, а в результате исполнения четко поставленной задачи. Писательнице необходимо вывернуть наизнанку СВОЮ душу, перелить в слова и краски СВОЙ внутренний мир. Но при этом Петровская не боится вместо героев «подставлять» кукол, которые произносят ничего не значащие фразы, совершают механически обезличенные действия. В ее рассказах больший вес приобретают фон, природа, пейзаж, время суток, движение теней, ритм фразы, повторы, т.е. все то, что способно как бы помимо, а не через психологию героев выразить мучающие автора проблемы.

Писательница смотрит на мир из глубин Космоса, который и ассоциируется у неѐ с собственной душой. На серебристо-ледяном фоне безудержных пространств ставились ею религиозные вопросы, отчаянные и неразрешимые. Вот откуда такие зияющие провалы, клубы туманов и еле пробивающийся свет. И уход в бездну начинает просвечивать эротическим слиянием. Такова концовка рассказа «За гранью»:

«Годы идут. Хаос бушует и бьется вокруг…

Иесть у меня только одна надежда, что смерть милосерднее жизни, что в тот миг, когда спадут цепи земли, Единый сжалится надо мной, не пошлет одиноко скитаться во тьме холодных пространств, а сольет меня с той сладковейной тишиной, где потонет навеки моя усталая душа»

(см. Петровская, 1990:217).

Рассказ «Последняя ночь» - это ожидание прихода Спасителя, сопровождаемое нарастанием экстатического состояния, приводящего к самоубийству, которое обещает наконец сладостное освобождение от бренности плоти и слияние в духе с Всемогущим.

«Не уходи! Я твой… Там на столе за книгами есть блестящий холодный предмет.

Я приложу его к виску. Порвѐтся слабая земная нить. Снопы света ворвутся В мозг. Белые крылья дрогнут за плечами. Рухнут в бездонность тяжкие Стены… Тогда из тьмы, как молния сверкнѐт Твой светозарный белоогненный лик.

Рванется навстречу освобожденная душа…

Имы будем едино – Ты во мне и я в Тебе…

Я твой!.. Иду!…» (см. Петровская, 1990:221).

Нельзя не заметить эротического подтекста отрывка. Речь идет не столько о духовном слиянии с Божественным, сколько о вполне физическом растворении друг в друге любящих. На это содержится намек в посвящении рассказа Андрею Белому, бывшему в 1903 году возлюбленным Петровской. Об этом говорит и нарастание кроваво-алого тона страсти, сокрушающей духовный настрой: «огнем необоримого волнения горит мое тело. Оно отяжелело, все громадное, горячее <…> А! Это - тело! Это кровь поет свои пьяные песни…» (см. Петровская, 1990:220-221). Так писательница начинала разрабатывать ту предельную конкретность экспрессивного обнажения внутреннего мира в его таинственных первоосновах, впрямую соприкасавшихся с эротическим уровнем подсознания, на которую оказалась способна женская проза начала XX века.

Как мы видим, «экспансия» женского творчества в области «эротических обретений» литературы Серебряного века проходила болезненно, неравномерно. (О «ролевом месте»

12

женщины, простертой между «заботой» и «творчеством» (см. Энгель, 1994). Результаты подобных «женских жизнедействий» были различны. Однако в женщинах к этому времени накопилась столь значительная энергия творческого порыва, требующая выхода, что препятствием в данном процессе не могла служить уже никакая субстантированная социумная стратификация. И, думается, что вдумчивое прочтение «женской прозы» может опровергнуть знаменитое скептическое отношение Розанова к феминным инициативам в художественной области. Как известно, он считал, что «она (писательница. - М.М.) больше задумывается, чем надумывает, и предпочитает больше грезить, нежели видеть» (см. Розанов, 2003:83; а также см.

Энгельштейн, 1992).

Мы же утверждаем: писательницы Серебряного века многое смогли увидеть в поистине первозданной ясности, осмыслить и претворить в своих работах. И этому способствовала в свою очередь их соматическая идентичность (в терминологии Ирины Быховской (Быховская 2000), послужившая своего рода проводником-инструментом для освоения нового (эротического) художественного пространства (см. размышления на эту тему: Найман, 1997; Тернет, 1991;

Сулейман, 1986; Попкин, 1993).

ЛИТЕРАТУРА.

БЕЛЫЙ, А. Письма к Нине Петровской // Минувшее. Вып.13. Москва-Париж, 1993. С. 197-

214.

БЛОК А. Собр. соч.: В восьми томах. Т.5. - М.-Л., 1962.

БОГОМОЛОВ, Н.А. «Мы два грозой зажженные ствола…». Эротический дискурс в русском модернизме //Анти-Мир русской культуры: язык, фольклор, литература. - М., 1996. С. 309-336.

БОГОМОЛОВ, Н.А. Русская литература начала двадцатого века и окукультизм: Исследования и материалы. - М., 1999.

БЫХОВСКАЯ, И.М. Homo Somaticos: Аксиология человеческого тела. - М., 2000. ВЕСЫ. 1904. № 8.

ВЕСЫ. 1908. № 3.

ГАРЕТТО, E. Жизнь и смерть Нины Петровской // Минувшее. Вып.8. - Москва-Париж,

1989. С.7-139.

Грачева, А.М. Жизнетворчество Анны Мар // Лица. Вып. 7. - СПб., 1996. С.56-77. ГОРОДЕЦКИЙ С. Огонь за решеткой // Золотое руно. 1908. № 3-4.

ЖУРНАЛ ЖУРНАЛОВ. 1917. № 12. ЗИНОВЬЕВА-АННИБАЛ Л. Тридцать три урода. - М., 1999. ИРЛИ. Ф.629. Ед.хр. 25. Л. 8.

КОЛЛОНТАЙ, А. Новая женщина // Современный мир. 1913. № 9.

ЛИНТЕ:Linthe, M., «Nina Petrovskaia - Autorinnenschaft zwischen Symbolismus und

Emigration», in Wiener Slawistischer Almanach, vol. 42, 1998, pp.75-99. ЛИТЕРАТУРНОЕ НАСЛЕДСТВО. Т. 85. - М., 1976.

МАР Анна. Идущие мимо. Изд. 2-е. - М., 1917.

13

МАР Анна. Женщина на кресте. - М., 1918.

МАР Анна. Юлия Свирская // Журнал журналов. 1917. № 12.

МАФФЕЗОЛИ: Maffesoli, Michel, The Shadow of Dionysus : a Contribution to the Sociology of the Orgy, translated from the Spanish by Cindy Linse and Mary Kristina Palmquist, Albany : State University of New York Press, 1993.

МОСКОВСКИЕ ВЕДОМОСТИ. 1916. 14 июля.

НАЙМАН : Naiman, E., «The Creation of the Collective Body. Utopia, Misogyny, and the

Russian philosophical Tradition», Sex in Public: The Incarnation of Early Soviet Ideology, Princeton, 1997, pp.27-79.

ОР РГБ. Ф. 109. Карт. 10. Ед. хр. 3.

ПЕТРОВСКАЯ, Н. Воспоминания // Минувшее. Вып. 8. Москва-Париж. 1989. ПЕТРОВСКАЯ, Н. За гранью; Последняя ночь // Юлия, или Встречи под Новодевичьим.

Московская романтическая повесть конца ХIХ - начала ХХ века. - М.,1990.

ПОПКИН: Popkin, C., “Narrative Desire and Discretion”, in J.T.Costlow (et all. eds.), Sexualitу and Body in Russian Culture, Stanford, 1993, pp. 139-156.

РОЗАНОВ В. Около народной души. - М., 2003. РУДИЧ В. Ступени. - СПБ., 1913.

САНЖАРЬ, Н.Д. «Задирать нос выше мозга» : письма Н.Санджарь к Суворину, Иванову и Блоку», Philologica. Вып. 5-7. 1996. С.312-359.

САНЖАРЬ, Н.Д. Письма Н. Санжарь к Блоку // Лица. Вып. 7, 1996. .79-112. СТОЛИЦА Л. Фиалки на гроб Анны Мар // Женское дело. 1917. № 6-7.

СУЛЕЙМАН: Suleiman, S.R.,(ed.) Female Body in Western Culture, Harvard, 1986

УТРО РОССИИ. 1916. 9 июля.

ФИШЕР : Fischer, S., Body Experience in Fantasy and Behavior, 1979, New York.

ТЕРНЕР : Turner, B.S., “Recent Developments in the Theory of the Body”, in M.Featherstone

(et. all. eds.), The Body: Social Process and Cultural Theory, London, 1991, pp.2-38.

ШИШКИН : Shishkin, A.,“Le banquet platonicien et soufi a la Tour petersbourgeoise: Berdiaev et Viacheslav Ivanov”, in Une maitre de sagesse au XXe siecle. Viacheslav Ivanov et son temps, Cahiers du Monde Russe, 1994, vol.35, Nos.1-2.

ЭНГЕЛЬ: Engel, B.A., Between the Fields and the City. Women. Work and Family in Russia (1861-1914), 1994, Cambridge.

ЭНГЕЛЬШТЕЙН, Л., Ключи счастья. Секс и поиски путей обновления России на рубеже ХIХ-XX веков. – М., 1996.