Символика пьесы А.Н.Островского «Лес» как смыслообразующий элемент в ранней прозе Николая Никандрова (80

Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»

М.В.Михайлова Символика пьесы А.Н. Островского «Лес» как

смыслообразующий элемент

в ранней прозе Николая Никандрова («Лес», 1916)

Казалось бы, странно выискивать соответствия и традиции А.Н.Островского в творчестве писателя, никогда, судя по оставшимся документам и свидетельствам,

имя драматурга не упоминавшего, не оставившего после себя ни одного драматиче-

ского произведения (правда, имеются сведения, что среди первых его произведений были и пьесы, однако они не сохранились). К тому же писатель, о котором пойдет речь, Николай Никандрович Никандров (наст. фамилия Шевцов; 1878-1964), яркий,

интересный, но почти забытый художник1, чей творческий путь начался в 1900-е

годы и продолжался вплоть до второй половины 30-х годов, который, по убежде-

нию Куприна, являлся одним из самых заметных среди молодых прозаиков России,

чьи первые шаги в литературе высоко оценил М. Горький, вообще позиционировал себя как «неотесанного», «лохматого», малообразованного человека, явившегося в литературу прямо с улицы. Уже отмечалось мною, что созданный им при вступле-

нии в литературу «имидж» (выбранный, надо заметить, после долгих проб и разду-

мий) как нельзя более соответствовал потребности литературы в «чумазых», т.е.

тех, кто вышел из «низов», а – следовательно – знает о подлинной жизни не пона-

слышке и не из книг2. Поэтому-то всю жизнь Никандров и открещивался от подоз-

рений в начитанности, в знании литературных произведений, уверяя, что «книг … никогда не читал»3. Особенно он любил напоминать, как безмерно тяготился, когда практически открывший и всемерно поддерживавший его А.И.Куприн с упоением начинал цитировать наизусть отрывки из Толстого, Чехова, Гамсуна, постоянно спрашивая при этом, не помнит ли он какую-нибудь строчку из вышеназванных ав-

торов. О том, что это было своеобразной уловкой, свидетельствуют строки его пи-

сем, в которых он демонстрирует превосходную ориентированность в современной ему литературе, упоминает имена С.Пшибышевского, К.Бальмонта, Л.Андреева,

Б.Зайцева, П.Альтенберга и др.4. Знакомство же его с классикой, по-видимому, со-

Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»

2

стоялось еще во время учебы в Севастопольском реальном училище, а потом и в высших учебных заведениях Москвы и Петербурга (Императорское училище путей сообщения и Лесной институт). Трудно поверить в его «неосведомленность» отно-

сительно выдающихся произведений литературы, поскольку немногих из обращав-

шихся к нему Л.Н.Толстой приглашал для личной беседы. А со студентом Шевцо-

вым такая беседа состоялась и именно потому, что его письмо поразило знаменито-

го писателя взвешенностью и оригинальностью суждений, собственным взглядом на роль искусства в жизни людей. Толстой тогда посоветовал юноше оставить заня-

тия и начать изучать жизнь, что тот и сделал, избрав профессию народного учителя

(он преподавал в школах и училищах Саратовской и Пермской губерний, а в Гомеле даже какое-то время являлся директором гимназии!), которая, несомненно, предпо-

лагала не просто знакомство, а хорошее знание многих гуманитарных областей.

Кстати, эта профессия помогала ему, нередко жившему по подложным паспортам

(«по совместительству» Никандров являлся еще и профессиональным революцио-

нером, членом партии эсеров) скрываться, часто меняя места работы, от полиции.

Все вышесказанное призвано подтвердить мысль, что версия о необразован-

ности Никандрова скорее «миф», который очень удачно корреспондировал с лите-

ратурной атмосферой времени. Недаром, как только он попробовал чуть изменить своей «грубой» манере письма, как со стороны критиков сразу же послышался ок-

рик: «Нам, нашей жизни, нашей душе … нужны «лохматые» и «свои собственные» писатели. А не гладко причесанные, «как все», корректные бухгалтеры в модных и пошлых котелках, каких и без того так много в литературе нашей»5. Любопытнее всего, что приведенные слова были сказаны по поводу его рассказа «Искусство»,

который автор приведенной цитаты расценил как поверхностно «поучительный» и «тенденциозный», а другой критик – воспринял как «наивный и сентименталь-

ный»6. Однако именно в этом рассказе мы можем найти элементы использования мотивной структуры пьесы А.Н.Островского «Лес», вернее, то понимание искусст-

ва, которое определяет звучание этой комедии.

Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»

3

Об этом можно говорить с уверенностью, поскольку именно в это время

(1915-1916гг.) в сознании Н.Никандрова окончательно оформляется представление о «лесистости» как главной черте русской национальной жизни. Чуть позже, в од-

ном из писем 1917 г. он признавался, что поглощен изображением «лесистости те-

перешних людей и событий»7.

«Искусство» заключает собой сборник Никандрова «Береговой ветер» (М., 1915), а рассказ «Лес» открывает вышедший годом позже одноименный сборник.

Таким образом, оба эти рассказа становятся связующим звеном между произведе-

ниями писателя, образующими корпус его ранней прозы. В «Искусстве» речь идет о преображающем душу человека воздействии прекрасного. Никандров явно опирал-

ся на собственный биографический опыт, и можно с большим основанием предпо-

ложить, что в лице учителя Лучинина он вывел себя. Лучинин поистине оказывает-

ся «лучом света в темном царстве» гимназических правил и предписаний, делаю-

щих учебное заведение больше похожим на каземат, убивающий все неповторимое и индивидуальное, попирающий личность ребенка. Вольным актерам Островского не удалось осветить мрачную чащу леса российской действительности, Лучинину удается преобразить вверенных ему детей. Если при первом появлении его в классе,

человеческие лица неразличимы, то некоторая время спустя перед ним возникает

«живая галерея детских лиц, фигур, поз, выражений, голосов, характеров»8. Это происходит после двух недель непрестанных бесед с учениками, когда он рассказы-

вал им об искусстве. И вот это умение видеть «непередаваемую словами прелесть» обыкновенного явления и заставляет детей по-иному взглянуть на весь окружаю-

щий мир.

Именно преображающую все существо человека силу искусства обрисовывает Никандров. И здесь он черпает вдохновение в характере Несчастливцева, которому тоже игра на сцене позволяет не только быть выше обыденности, но и претворять ее в нечто иное. Романтическая приподнятость героя Островского делает его по сво-

ему необычайным (а на взгляд ограниченного окружения «глупым») человеком,

живущим «поверх» реальности или прозревающим в реальности чудесное. Иногда

Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»

4

его вера в одухотворяющее влияние прекрасного оборачивается прекраснодушием.

Ведь ошибается же он, желая приобщить к миру, дарующему ему ощущение воз-

вышенной власти над людьми, не желающую выйти из круга привычных представ-

лений Аксюшу. Ну, не хочет она быть «королевой», не хочет самозабвенной отдачи тому, что выше ее понимания.

Зато в рассказе Никандрова невзрачных, даже убогих, оболваненных учени-

ков приобщение к искусству делает «необычайными». Они начинают жить в непре-

станном ожидании чуда. И сам учитель становится для них «избавителем, пришед-

шим за ними из того настоящего живого, свободного, большого всемирного мира, о

котором они так смутно мечтали»9, таким избавителем, каким хотел быть Несчаст-

ливцев для Аксюши. Автор рассказа отмечает, что в присутствии этого человека «с

учеников таинственным образом спадала сообщаемая им гимназией одинаковость,

каменность … обреченность. С ним они согревались, с ним они оживали, с ним они жили … думали, чувствовали, желали…»10 Они, можно сказать, перестают плутать в «лесу», начинают ощущать себя независимыми, сильными личностями, им стано-

вится знакомо чувство полета, объединяющего человека с другими людьми.

В обрисовке взаимоотношений класса и учителя Никандров использует в об-

щем несвойственные ему романтические краски: «Класс мечтал. Класс со стреми-

тельной быстротой несся куда-то в огромном мире на крыльях воображения и видел впереди себя тоже перелетающего пространство и время Лучинина, большого,

длинноволосого … с проникающими глазами, с доброй улыбкой на лице …»11. Ав-

тор обрывает свой рассказ на точке этого необыкновенного взаимопонимания и воссоединения в добре, как бы предпочитая не замечать, что подобное возможно на ограниченном одним классом «пространстве», не желая уточнять, что такое всепро-

никающее, переворачивающее человека воздействие искусства возможно, пожалуй,

только при общении с еще не испорченными душами. Лучинин оказался способен пробудить от духовной спячки «сорок мальчиков, одинаково остриженных, одина-

ково одетых, одинаково запертых в научно усовершенствованные парты»12, до его появления способных только на мелкое пакостничество и хулиганство.

Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»

5

Иной вариант «соединения» с прекрасным рисует он в рассказе «Лес». Этот вариант значительно более пессимистичен и безнадежен. Тут проявляется главный талант Никандрова – талант сатирика, обличителя уродливых сторон жизни. Не-

свойственная природе писателя романтическая интонация, столь щедро проявив-

шаяся в рассказе «Искусство», уступает место сатирическому изображению. Чего стоят хотя бы такие реплики отдельных персонажей: «… бывало, вот хочется чего-

то высшего, чистого, святого, вот поищу, поищу в уме, куда бы пойти, а потом,

смотрю, уже сижу в публичном доме с голыми девицами, сам своей жизни не ра-

дый!»13 - или напротив высокопарно-торжественно-невразумительное: «Окровав-

ленными руками прикасаетесь на этой сцене к творению гения человека! … В не-

чистую раму одеваете в этом здании священное изображение земных страданий че-

ловека! В кубке окровавленном предательски подносите людям напиток драгоценный!»14.

Используя опыт создателя комедии «Лес», Никандров прибегает к обрисовке

«ударных» моментов, пусть однобоко, но ярко раскрывающих человека изнутри,

для того, чтобы показать весь уклад жизни в целом, при котором человек, оставаясь постоянно на виду, особенно одинок и несчастен. Любимый им прием гиперболиза-

ции находит в рассказе удачное применение. На фоне всеобщей «лесистости» дано вспыхнуть искрам просветляющего человека вдохновения, но оно чаще всего обо-

рачивается нелепостью и бессмыслицей, ничего не меняя и не преображая.

В рассказе обыгрывается и прямое обращение к Островскому – на сцене про-

винциального театра актеры в честь окончания очередного сезона разыгрывают

«Лес», и используется символика знаменитой пьесы с целью показать, в какой про-

пасти невежества, демагогии, одичалости оказалась Россия. Замысел был расценен критиками как «оригинальный»15.

Сюжетно рассказ Никандрова воссоздает установившийся в провинциальном театре ритуал: после представления восторженные зрители чествуют своих любим-

цев, высказывая слова благодарности. Как всегда восторг переполняет присутст-

вующих на спектакле. Даже те, кто ничего не смыслит в искусстве, на гребне волны

Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»

6

всеобщего поклонения вынуждены признаваться в любви к нему. Никандров мас-

терски рисует толпу, состоящую из самых разных людей (это подчеркивается их различной реакцией, индивидуальными жестами, особыми словечками), которой владеет общее настроение. Редко встречаются в ней люди, подобные Лучинину,

большинство людей только внешне отличаются друг от друга. Казалось бы, ничего не способно нарушить установленный порядок. Но вдруг с галерки раздается голос зрителя, заявляющего о своем намерении высказаться. И он начинает говорить о чем-то своем, не относящемся к делу, о чем-то ему самому непонятном, наболев-

шем. Говорит бессвязно, невразумительно, а в итоге обвиняет актеров в своей не-

удавшейся жизни. Логики в его речи нет никакой. Но это не имеет значения.

На самом деле именно соприкосновение с искусством прорывает давний на-

рыв, пробуждает в душах людей что-то давно забытое. И вот они уже самозабвенно ораторствуют, изливают душу, выговариваются, произносят что-то до ужаса бес-

толковое, никак не связанное с тем, что было сказано предыдущим выступающим,

хватаются за случайно брошенное слово. И так без конца… Импульс, толкающий каждого к выступлению, к бесконечному, бессвязному монологу не проявлен до конца. Это именно подсознательная потребность «прозвучать» в этом мире, не уйти из него не услышанным, высказать наконец что-то свое…

О том, что именно в этом направлении дорабатывался рассказ, свидетельст-

вуют строки из письма автора к издателю, касающиеся реплик последнего из гово-

рящих: «Нынче я добавил к «Лесу» последний гениальный штрих, который только теперь сделал его настоящим лесом… «Он пьяный», - раздался крик (антрепренера

– М.М.) Одоля. Этими словами читатель будет сбит с толку окончательно. И будет гадать: либо несчастный пьян, либо растроган и пр. Это в ответ на вопрос Горького:

что тронуло актера?»16.

Как писал один из первых рецензентов, «точно нажал кто-то таинствен-

ную кнопку, и из человеческих душ брызнули долго сдерживаемые фонтаны признаний. И наряду с горькой правдой, своей личной, высказываемой с каким-

то больным сладострастием обнажить свои язвы (черта русская, истинно рус-

Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»

7

ская, яркая, метко подчеркнутая Никандровым), высказывали люди свою тем-

ноту, убогость своей мысли, микроскопичность своего развития. Из отдельных речей и фраз, из обрывков мыслей, признаний, замечаний, из хаоса криков – возникает убогая темнота человеческого «леса», жадно ловящего слова обличе-

ния, носящего в душе тоскливое одиночество и жажду чего-то иного, необыч-

ного, высокого»17. И высокое прорывается опять же в словах актера, исполни-

теля роли Несчастливцева в пьесе, который, как и его герой, перемежая фразы из некогда сыгранных ролей, «подытоживает» свои рыдания монологом «Зачем зашли вы в этот лес?...»: «Голос его сорвался, и вместо тех, не актерских, а

обычных человеческих слов, которых так страстно искала в памяти его душа, из груди полились звуки, которых никогда не слыхала сцена Одоля: рыдания ста-

рого человека, не так прожившего свой век»18. Так же, как и у Островского, у

Никандрова на смену мелодраме, местами соперничающей с фарсом, приходит подлинная драма непонимания и бессилия.

Но неожиданно звучит «ровный, властный голос» полицейского приста-

ва: «Попрошу расходиться!». И публика покорно «встала, повернулась к выхо-

ду и тронулась с места»19. Прекрасное, хотя по-своему бестолковое, единение осталось в прошлом. Толпа, в сущности, легко манипулируема извне. Как со-

единилась она в экстазе любви к искусству или в стремлении к исповедально-

сти в результате неожиданного выступления случайного человека, так легко она и распадается, повинуясь приказу, с тем, чтобы вскоре по столь же незна-

чимому поводу вновь проливать потоки слез и произносить восторженные ре-

чи. А о том, что подобный экстаз повторяется еженедельно, на каждом пред-

ставлении пьесы, говорит проходная реплика, брошенная по выходе из театра одним из участников «действа»: «Тридцать второй! А в то воскресение было одиннадцать! Хорошо, что пошли!», - и заключительными словами рассказа: «Люди, люди!.. Ваши слезы – вода!..» 20.

Только в процессе написания рассказа Никандров «разгадал» идейную нагрузку своего детища. Он писал Горькому: «Между прочим: об аллегории и

Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»

8

символике в «Лесе». Скажу, что умышленно к ним не стремился, но при пере-

писке вещи набело, учуяв их, постарался усилить это впечатление… Тема, со-

гласен с Вами, благодарная и, прибавлю, трудная»21. Действительно, как и у драматурга, в рассказе «Лес» имеет место резкий контраст между высоким служением искусству и низменностью, даже примитивностью остальной массы людей, абсолютным непониманием того, что могут существовать высокие чув-

ства и благородные мысли. Но в то же время именно пьеса Островского пробу-

ждает даже в самых ограниченных людях какие-то невнятные, но сложные и глубокие переживания. Присутствовавшие на представлении говорят, переби-

вая, не слыша и не желая слышать друг друга, но впервые почувствовав, что надо высказаться по поводу чего-то, что бередит душевные раны, гложет душу.

Поэтому можно сказать, что Никандров использует понятие «лесистости» по сравнению с Островским в несколько ином, расширительном смысле – в плане растерянности, покинутости, погруженности в сумрак сознания целых сооб-

ществ людей.

В то же время в рассказе ощущается та требовательность к служителям Мельпомены, вообще к театральному искусству, которая характеризовала и Островского. Когда ораторствующий незнакомец бросает обвинения театру в том, что тот не отвечает ожиданиям публики, на его слова наиболее остро реа-

гирует актер, исполнявший роль Несчастливцева: «Богатырь, усач, с резкими чертами лица. Он смотрел вверх на незнакомца странным, жадным, почти бе-

зумным от восхищения взглядом»22. Аргументация «обвинителя» нелепа, фак-

ты, приводимые им в пользу своего мнения, абсурдны, он смешивает в кучу существенное и незначительное, относящееся и не относящееся к делу, но это только потому, что у него наболело внутри, что он почему-то в театре ощущает себя жалким и униженным, а он хочет видеть здесь храм искусства, где он по-

чувствует себя человеком: иначе – «у вас «лес» там, а у меня он здесь, потому что разве такое где-нибудь возможно, кроме как только в диком лесу!..»23. По сути, неизвестный человек из публики меняется с Несчастливцевым местами.

Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»

9

Он выступает в роли обвинителя, обращаясь к актерам с гневной тирадой: «…

вы люди или кто?.. Если, допустим, люди, тогда куда девалось ваше все?.. То есть, где ваши человеческие глаза, человеческое сердце, человеческий ум?.. То есть, почему вы неспособны ни видеть, ни чувствовать, ни понимать, что то, о

чем я говорю, живому человеку есть нож?»24.

Сборник «Лес» Никандров считал книгой «злободневной»25. Помимо проана-

лизированного рассказа туда вошли еще следующие произведения: «На Часовенной улице», «Вечером», «Во время затишья», «Ротмистр Закатаев», «Бунт». Причем почти во всех рисуется затхлая атмосфера обывательского существования. Пожа-

луй, только в одном рассказе – «На Часовенной улице» - Никандров еще раз обра-

щается к возможности воздействия на человека средствами искусства. Проводни-

ком в мир, столь отличный от окружающего, становится молодой книгоноша, в ко-

тором опять же угадывается автор, продающий недоверчивым мужикам книжки. Но его благородная миссия быстро заканчивается, т.к. околоточный надзиратель пре-

провождает его в участок. В других же рассказах сборника тема злобного неприятия всего, что не входит в круг привычного существования, тема зависти, льстивости,

угодничества, зависимости от сильных мира сего, притворства, ханжества, лицеме-

рия позволяет увидеть в людях проявление все той же «лесистости».

Думается, что опыт Островского-драматурга, причем с опорой именно на его сатирические комедии Никандрову очень пригодился, когда он попытался воспро-

извести затхлость и духовную мертвенность российской действительности. Остает-

ся только пожалеть, что никогда не воплотил он этот опыт в драматургической форме, хотя, судя по некоторым вещам (в частности, рассказу «Руда», построенно-

му как «дробь голых диалогов, без единой описательной строчки, без единой пове-

ствовательной фразы»26), талант драматурга «дремал» в нем. Он сам в шутку при-

знавался, что «рожден быть великим драматургом»27. Но подтачивающее его неве-

рие в собственные силы заставляло каждый раз или бросать написанное, или пере-

делывать его в прозу. Так, трехчастным романом «Путь к женщине» стали три дей-

ствия уже почти готовой пьесы «Знакомые и незнакомые». Драматургическая при-

Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»

10

рода, выразившаяся в преимущественном внимании к диалогической речи, осталась

«непреодоленной» и в окончательном варианте. Это бросалось в глаза всем читав-

шим роман. «Первые 27, пожалуй, 30 страниц, будут иметь большой успех при ис-

полнении чтецами…»28, - замечал один из них. А в семейном архиве писателя со-

хранилось письмо польской переводчицы, предлагавшей переделать роман в пьесу и бравшейся за это дело. И можно уверенно утверждать, что умению создавать вы-

разительные диалоги, через динамичную речь раскрывать характеры персонажей Никандров учился у Островского, чей след в его творчестве навсегда запечатлен в сознательно продублировавшем название пьесы великого драматурга рассказе

«Лес».

1Только недавно были переизданы его произведения 1920-х годов («Путь в женщине». СПб., 2004), а некоторые произведения, созданные в начале ХХ века, публиковались в 70 и 80-е годы в сборниках, выходивших под названием «Береговой ветер».

2См. мою статью: «Имидж» автора: проблема выбора и воплощения // Взаимодействие литератур в мировом литературном процессе. Проблемы теоретической и исторической поэтики. Гродно, 2000.

3РГАЛИ. Ф. 1161. Оп. 1. Ед.хр. 525. Л. 14 (об.). Письмо к С.Н.Сергееву-Ценскому от 24 июня 1957.

4См. подготовленные мною к публикации его письма к Е.Янтареву, которые должны появиться в: Россiйскiй архивъ. История Отечества в свидетельствах и документах. Новая серия. ММV. М., Российский фонд культуры. Студия «ТРИТЭ» Никиты Михалкова. «Российский архив».

5Не-Буква. Новые всходы. «Береговой ветер», новая книга Н.Никандрова // Журнал журналов, 1915. № 28. С. 9.

6Колтоновская Е. Сон или умирание? // Русская мысль, 1916. № 3. С. 93.

7ОР РГБ. Ф. 9. Карт. 2, Ед. хр. 72. Письмо к Н.С.Клестову от 28 июля 1917 г.

8Никандров Н. Береговой ветер. М., 1915. С. 212.

9Там же. С. 223-224.

10Там же. С. 224.

11Там же. С. 222.

12Там же. С.190.

13Никандров Н. Лес. М., 1916. С. 39.

14Там же. С. 33-34.

15Ариэль. В толпе. «Лес» Н.Никандрова // Журнал журналов, 1916. № 14. С. 4.

16РГАЛИ. Ф. 24. Оп. 1. Ед. хр. 50.

17Ариэль. Указ. соч. С. 5.

18Никандров Н. Лес. С. 44.

19Там же. С.45.

20Там же. С. 46.

21Архив А.М. Горького. КГ – П 53-13-10.

22Никандров Н. Лес. С. 21.

23Там же. С. 26.

24Там же. С. 28.

25ОР РГБ. Ф. 9. Оп. 2. Ед.хр. 72.

26РГАЛИ. Ф. 24. Оп. 1. Ед. хр. 50. Л. 31.

27РГАЛИ. Ф. 2569. Оп. 1. Ед. хр. 284. Письмо к Н.И.Замошкину от 4 февраля 1937 г.

28РГАЛИ. Ф. 1328. Оп. 3. Ед. хр. 276.