Чехов А.П.. Осколки московской жизни

пятачок витийствующих ротозеев! Не умно, не смешно и не весело, а только жаль. Жаль, что в такое хорошее место, каковым должна быть опера, залезают и прививаются инстинкты опереточных кумушек.

***

Недаром ваш Суворин величает нашего Гилярова "стилистом, философом" и проч. Поглядите-ка, какую штуку стилистнул этот стилист и какую философию съерундил этот философ!

В одном из последних нумеров своей газеты он советует "неразумным" хозяйкам бросать раков не в кипяток, как это обыкновенно делается, а в холодную воду. "Раки понемножку привыкают к теплу и во всяком случае, неприметно для них, окажутся в том же кипятке". Консерватор заступился за раков - это так и следует. Это так же естественно, как если бы он заступился за Пихно. Но предоставляю "неразумным" хозяйкам и кухаркам растолковать разумному ракофилу, что едва ли возможно даже самому чахоточному раку умереть "неприметно" в медленном огне. Умы!!!

<13. 17 декабря>

Отчего бы адвокату Столповскому не поступить в уездные брандмейстеры? Эту должность занимают преимущественно обладающие особенно горячим темпераментом: во время пожара входят в такой азартный задор, что даже с лошадьми истерика делается.

Горячий темперамент Столповского весь выказался на недавно бывшем разбирательстве дела Костко. Дело Костко не ново; оно было бы возвращено редакцией, как толкующее на тему старую, избитую и поношенную: служил Костко в банкирской конторе Волковых, видел там деньги и хапал их, елико можаху. Столповский, защищавший его на суде, сначала вел себя на тройку с плюсом (по пятибалльной системе), потом же, когда обвинительный приговор стал очевиден, он зашалил, забурлил и повел себя на единицу с минусом. Он стал придираться к прокурору и свидетелям. Увидит свидетеля или эксперта, вскочит и зарычит... Это рычанье кончилось тем, что эксперт попросил позволения уйти из залы суда; свидетель попросил того же, так как "выходки Столповского совсем расстроили его здоровье"; другой свидетель заявил: "Поведение г. Столповского в отношении меня - его крики, вырывания у меня из рук книг, его выражения при моих показаниях: "это ложь! это говорит дока!" я прошу занести в протокол". В речи же своей Столповский сбросил с себя волчью шкуру и предстал в телячьей, обратился в лижущего Манилова. Обращаясь к присяжным, он слезно покаялся, как ранее не доверял он подсудимому, как считал его виновным и как теперь, после свидетельских показаний, он стыдится этого недоверия, этого подозрения... В конце концов он попросил у подсудимого прощения. Подсудимый, вероятно, простил бы его, если бы понимал по-русски. Речь была умилительна... Слышавшие ее говорят, что им совестно было за человека...

***

Когда (лет через 1000) на нашей планете не будет нищих, а будут одни только сытые да одетые, тогда, естественно, не на что будет жаловаться. Все будут довольны: и ирландцы и самарцы. Не будут довольны одни только москвичи. Москвич не может жить без нищих. Нищие для него такая же насущная потребность и такое же баловство, как и целодневное чаепитие. Он наймет людей в нищие, если только наука и время похерят пролетариат. Трудно себе и представить замоскворецкого человека или его половину без длани, протянутой к "блаародному... в 30 боях бывшему, отцу семерых детей..." Москвич подает

как дитя, не рассуждая и не утруждая себя никакими теориями о тунеядстве и проч. Он подает всем без различия званий, телосложений и возрастов - в этом внутренняя сторона его милостыни. С внешней же стороны она помпозна и парадна, как 4-е действие в "Фаусте". Беда, обрушившаяся на нищих на похоронах богача Губкина, известна вам уже по газетам, а потому иду далее.

***

У нас временно проживает (вероятно, не без паспорта) ваш первый любовник Ленский, бывший когда-то нашим. Он еще более потолстел против прежнего, обрюзг малость, но фигурен и французист по-прежнему. Москвички встретили его такими аплодисментами, после которых с ладоней сползает верхняя кожица, а мужья и братья москвичек возводят его в Сальвини и во все лопатки торгуются с театральными барышниками. Теперь он у нас баловень, словно кадет, приехавший на каникулы к маменьке. Москва счастлива насчет дезертиров. Быстро они заболевают тоской по родине и бегут назад. Так, Плевако, уехавший "навсегда" из Москвы, опять воротился в Москву и стал ее обывателем. Вероятно, и с Ленским произойдет то же самое.