Страхов Н.Н.. О происхождении видов, сочинение Чарльса Дарвина

О происхождении видов, сочинение Чарльса Дарвина

О происхожденiи видовъ, сочиненiе Чарльса Дарвина. Перевелъ съ англiйскаго С. А. Рачинскiй. Изданiе третье, исправленное. Москва 1873.

Zum Streit Über den Darwinismus Von К. Е. von-Baer. (aus der "Augsburger

Allgemeinen Zeitung"). Dorpat. 1873. (Къ спору о дарвинизм . К. Э. Бэра [изъ

"Всеобщей Аугсбургской Газеты"]. Дерптъ. 1873).

Русскiй переводъ главнаго сочиненiя Дарвина вышелъ уже третьимъ

изданiемъ. Другое его сочиненiе, О происхожденiи челов ка, появилось у

насъ, какъ изв стно, въ трехъ переводахъ разомъ. И такъ, Дарвинъ у насъ популярный писатель; онъ читается не только спецiалистами, а массою

публики, людьми питающими притязанiе на образованность и просв щенiе.

Къ сожал нiю, никакъ нельзя радоваться подобному pacпpоcтpaненiю любви

къ серьозному чтенiю; нын шняя страсть къ Дарвину есть явленiе глубокофальшивое, чрезвычайно уродливое. Дарвинъ повидимому пишетъ ясно и отличается большою точностiю и простотою выраженiй; но нельзя сказать чтобы онъ писалъ толково; онъ не указываетъ хода своихъ мыслей, ихъ отношенiя къ существующимъ понятiямъ, ихъ точнаго объема. Два его

сочиненiя О происхожденiи видовъ и О происхожденiи челов ка им ютъ совершенно неправильное заглавiе; они никакого просхожденiя не

объясняютъ; первоe приличн е было бы назвать трактатомъ о вымиранiи

видовъ, а второе о чертахъ сходства, существующаго между челов комъ и животными.

Какъ бы то ни было, путаница въ умахъ читателей, возбужденная

Дарвиномъ, нев роятно велика; это одинъ изъ самыхъ жалкихъ прим ровъ

уродливостей, порождаемыхъ наукою, когда она перестаетъ быть д ломъ

строгаго изсл дованiя. Естественно что въ масс публики вопросы ставятся

грубо, р зко, господствуютъ предразсудки, д йствуетъ авторитетъ -- и вотъ ученiе нетвердое и одностороннее возводится на степень доказанной истины и

набираетъ множество приверженцевъ, которые в рятъ даже не тому, чтó имъ доказано и чтó заключается въ словахъ ихъ авторитета, а собственнымъ своимъ выдумкамъ.

Относительно Дарвина можно сказать, что его не знаютъ и не понимаютъ не только обыкновенные читатели, но и сами ученые, ставшiе его

посл дователями. Въ Германiи самый изв стный изъ дарвинистовъ есть н кто

Геккель, авторъ многихъ объемистыхъ ученыхъ сочиненiй. Между т мъ его

пониманiе Дарвиновой теорiи ужасно по своей грубости. Вотъ, наприм ръ,

какъ онъ излагаетъ сущность д ла:

"Необыкновенная заслуга Дарвина, котораго сочиненiе О происхожденiи видовъ вдругъ возбудило къ новой сильной жизни совершенно замолкшую теорiю перерожденiя, состоитъ не только въ томъ, что онъ изложилъ ее

обширн е и полн е своихъ предшественниковъ и вооружилъ ее вс ми собранными до сихъ поръ доказательствами разныхъ отраслей зоологической и ботанической науки*). Еще большая заслуга великаго англiйскаго натуралиста состоитъ въ томъ, что онъ въ первый разъ создалъ теорiю, которая обьясняетъ механически процессъ происхожденiя видовъ, т. е. сводитъ его на

физическiя и химическiя причины, на такъ называемыя сл пыя,

безсознательныя и безъ плана д йствующiя силы природы. Эта теорiя,

составляющая в нецъ и довершенiе всего зданiя механическаго пониманiя

природы, есть ученiе о естественномъ подбор ".

"Сл пыя, безсознательно и безц льно д йствующiя силы природы,

которыя, какъ доказываетъ Дарвинъ, составляютъ естественныя д йствующiя

причины вс хъ сложныхъ и повидимому столь ц лесообразно устроенныхъ

формъ въ животномъ и растительномъ царств , суть жизненныя свойства

насл дственности и приспособленiя или изм няемости. Оба эти жизненныя

свойства принадлежатъ вс мъ организмамъ безъ исключенiя, и составляютъ

лишь особыя обнаруженiя или частныя явленiя двухъ другихъ, бол е общихъ

жизненныхъ д ятельностей, отправленiй paзмноженiя и питанiя, и именно --

приспособленiе т сно связано съ питанiемъ, а насл дственность съ

размноженiемъ. Но такъ какъ вс явленiя питанiя и размноженiя суть чисто

механическiе процессы природы и производятся только одн ми физическими и химическими причинами, то то же можно сказать и о ихъ частныхъ

явленiяхъ, объ отправленiяхъ приспособленiя и насл дственности.

Исключительно только взаимод йствiе этихъ отправленiй и т вн шнiя

обстоятельства, подъ влiянiемъ которыхъ совершается это взаимод йствiе, -- суть причины органическихъ образованiй и преобразованiй." (Ueber die Enstehung und der Stаmmbаum des Menschengesch-lechts. Dr. Ernst Наecкеl, Berl. 1868. s. 23, 24).

Вотъ изложенiе, противъ котораго долженъ бы жестоко вооружиться самъ

Дарвинъ, если бы заботился о точномъ смысл своей теорiи, а не объ одной

изв стности, не объ одномъ прiбр тенiи поклонниковъ, каковы бы они ни были. Но противъ словъ Геккеля вооружится и всякiй физикъ, всякiй

физiологъ. Какъ? -- насл дственность и изм няемость суть силы природы!

Большей безсмыслицы въ употребленiи слова сила еще не бывало. "Питанiе и размноженiе суть чисто механическiе процессы"; но кто же и когда это

доказалъ? Какой физiологъ не скажетъ, что не сд лано ни шагу для этого доказательства? И Дарвинъ, выдумавшiй для обьясненiя роста и размноженiя организмовъ особую гипотезу пангенезиса, не долженъ ли прямо сказать, что

онъ понимаетъ питанiе и размноженiе никакъ не механически, а скор е чисто органически?

Мысль Дарвина очевидно получила у Геккеля самый превратный смыслъ.

Но мы видимъ отсюда, чего бы хот лось Геккелю, и почему, какъ онъ, такъ и множество другихъ, стали такими ревностными приверженцами Дарвина.

Дарвинъ сд лалъ только шагъ къ устраненiю понятiя ц лесообразности въ

организмахъ; онъ вовсе не пропов довалъ сл пыхъ, механически-

д йствующихъ силъ изм няемости и насл дственности, а только попытался свести чудесное устройство организмовъ на случайное приспособленiе. Но его

посл дователи уже трубятъ, что зданiе механическаго взгляда на природу

закончено и ув нчано, что найдены силы, объясняющiя вс формы организмовъ.

Ничего не найдено, и ничего не объяснено. Въ томъ главномъ сочиненiи

Дарвина, заглавiе котораго стоитъ въ начал нашей статьи, онъ не говоритъ ни

единаго слова, которое им ло бы ц лью объясненiе роста и насл дственности.

И вообще этого объясненiя н тъ нигд въ его сочиненiяхъ, кром

предпосл дней, ХХVII главы его сочиненiя "The variation of animals and

plants"; а въ этой глав онъ объясняетъ ростъ и насл дственность не механически, а посредствомъ гипотезы, состоящей изъ очень хитраго и

нев роятнаго усложненiя органическихъ процессовъ. Такъ что Дарвинъ и не

думалъ и не могъ говорить такой глупости, что ростъ и насл дственность суть механическiя силы природы, не думалъ и не могъ говорить, что онъ объяснилъ эти явленiя какъ механическiй процессъ.

Но если такъ, то что же сд лалъ Дарвинъ? Оказывается что это гораздо

трудн е понять, ч мъ обыкновенно думаютъ. И въ самомъ д л его

посл дователи большею частiю защищаютъ не его мн нiя, а свои собственныя, и его противники нападаютъ на то, чего онъ вовсе не думалъ.

Чтобы кратко указать въ чемъ состоитъ д йствительная мысль Дарвина, мы

приведемъ слова Гельмгольца, старавшагося, въ одной изъ своихъ р чей, объяснить, чтó новаго внесъ въ науку Дарвинъ.

"Теорiя Дарвина", говоритъ Гельмгольцъ, "сд лала возможнымъ

совершенно новое объясненiе органической ц лесообразности".

"Эта зам чательная и съ развитiемъ науки все бол е и бол е

раскрывавшаяся ц лесообразность въ строенiи и отправленiяхъ живыхъ существъ была главною причиною побудившею сравнить жизненные

процессы съ д йствiями сознательнаго и разумнаго принципа. Мы знаемъ во

всемъ окружающемъ насъ мiр только одинъ рядъ явленiй, им ющихъ

подобный характеръ, -- именно д йствiя и созданiя разумнаго челов ка; и мы

должны признать, что во множеств случаевъ ц лесообразность

органическаго мipa на столько превосходитъ способности челов ческаго

разума, что ей можно приписать скор е высшiя, ч мъ низшiя свойства".

"До Дарвина изв стны были только два объясненiя органической

ц лесообразности, которыя оба предполагали вм шательство свободнаго разума въ ходъ естественныхъ процессовъ. Первое обьясненiе, совпадающее

съ виталистическою теорiей, предполагаетъ, что вс жизненные процессы

управляются постоянно жизненною душою; другое же обьясненiе приб гаетъ къ сверхъестественному разумному существу, творческiй актъ котораго

произвелъ въ отд льности каждый существующiй видъ организмовъ.

Посл днее воззр нiе, хотя и принимаетъ бол e р дкiя нарушенiя законной связи естественныхъ явленiй и позволяетъ относиться строго-научнымъ

образомъ къ т мъ процессамъ, которые наблюдаются въ живущихъ теперь

органическихъ видахъ, но и оно не могло вполн устранить всякое нарушенiе

естественной законом рности, и поэтому едва ли им етъ значительное

преимущество сравнительно съ виталистическимъ воззр нiемъ, которое, съ

другой стороны, им етъ сильную поддержку въ естественномъ стремленiи

челов ка искать за одинаковыми явленiями одинаковыя причины".

"Теорiя Дарвина заключаетъ въ ceб существенно новую плодотворную

идею. Она показываетъ, какъ ц лесообразность въ строенiи организмовъ

можетъ произойти безо всякаго вм шательства вн шняго pазума, единственно

черезъ необходимое д йствiе закона природы, -- именно закона

насл дственности индивидуальныхъ особенностей, -- закона давно изв стнаго

и признаннаго, но нуждавшагося въ бол е опред ленномъ формулированiи." ("Беседа", 1871, iюнь, стр. 265, 266).

И такъ вотъ въ чемъ д ло, вотъ узелъ вопроса. Главный в съ и смыслъ

Дарвиновой теорiи заключаются въ отрицанiи ц лесообразности организмовъ,

въ предположенiи, что эта ц лесообразность произошла отъ накопленiя

случайныхъ изм ненiй, оказавшихся выгодными для существъ, въ которыхъ

эти изм ненiя случились. Ростъ и насл дственность не объясняются въ этой теорiи, а предполагаются какъ данныя явленiя, изъ которыхъ нужно объяснить остальныя. Дарвинъ собственно стремится свести сложныя и частныя

органическiя явленiя на бол е простыя и общiя, на изм няемость и

насл дственность. Но такъ какъ онъ не знаетъ, въ чемъ состоитъ сущность

этихъ прост йшихъ явленiй, и даже не знаетъ какихъ-нибудь точныхъ и

общихъ законовъ по которымъ они совершаются, то онъ и не могъ сд лать

этого сведенiя надлежащимъ образомъ, а приб гнулъ къ уловк , состоящей въ отрицанiи того, чтó требуется для объясненiя. Дарвинъ предполагаетъ

собственно, что насл дственность и изм няемость не сл дуютъ никакимъ законамъ, движутся по всевозможнымъ направленiямъ, и что правильность и

ц лесообразность получаются только отъ исчезанiя формъ, не могущихъ выдержать борьбы за существованiе. Вотъ почему всякiй законъ, открываемый

въ явленiяхъ изм нчивости и насл дственности, ведетъ къ опроверженiю теорiи Дарвина. Сила этой теорiи, вся ея привлекательность для умовъ заключается именно въ предположенiи отсутствiя законовъ, въ сведенiи явленiй на игру случайностей.

Простодушные читатели часто думаютъ и говорятъ, что Дарвинъ что-то

доказалъ или открылъ или опровергъ; между т мъ ничего подобнаго объ немъ сказать нельзя; онъ только внесъ въ эту область естественныхъ наукъ свой взглядъ, идею случайности, идею совершенно несостоятельную, но которая увлекла умы своимъ отрицательнымъ характеромъ, освобожденiемъ отъ

другихъ идей. Что-же касается до фактовъ, то они остались т -же, какъ и были -- загадочные, безконечно-таинственные и сложные; объяснить ихъ смыслъ

еще никому не дано; можно только отрицать его -- что и сд лалъ Дарвинъ.

Въ маленькой брошюрк знаменитаго Бэра, отца научной эмбрiологiи,

приводится отзывъ Агасиза, что дарвинизмъ есть ц лое болото голословныхъ

утвержденiй. "Конечно, говоритъ Бэръ, это очень жестко; но б да въ томъ, что эта жесткость высказана натуралистомъ, котораго никто не можетъ упрекнуть въ неспособности къ общимъ идеямъ, и который сверхъ того обладаетъ

основательн йшими св д нiями въ палеонтологiи, въ исторiи развитiя и въ

сравнительной анатомiи, то есть именно въ областяхъ науки наибол е

нужныхъ при р шенiи вопроса о филогенетическомъ развитiи животныхъ формъ" (стр. 5).

Самъ Бэръ очень хорошо видитъ въ чемъ заключается узелъ Дарвиновой теорiи, зерно ея силы, и весьма остроумно разсуждаетъ объ этомъ.

"Въ чемъ состоятъ", спрашиваетъ онъ, т условiя, которыя по теорiи

Дарвина должны намъ объяснить ц лесообразность устройства органическихъ

т лъ? Конечно, въ томъ, что все мен е ц лесообразное въ формахъ,

происшедшихъ отъ безконечно продолжающейся изм нчивости, уничтожается въ борьб за существованiе? Смутно припоминается мн при этомъ, что я уже

когда-то читалъ или слышалъ о попытк достигнуть ц лесообразнаго и даже глубокомысленнаго черезъ исключенiе всего негоднаго, производимаго

случайною изм нчивостiю. Это смутное воспоминанiе я стараюсь перетянуть за порогъ сознанiя, -- и вотъ оно встаетъ передо мной живо и ясно! Въ

Академiи города Лагадо, одинъ философъ, основываясь на в рной мысли, что всякая достижимая для людей истина можетъ быть выражена только словами,

написалъ вс слова своего языка во вс хъ ихъ грамматическихъ формахъ на сторонахъ кубиковъ, и выдумалъ машину, которая не только переворачивала

эти кубики, но и ставила ихъ въ рядъ. Посл каждаго поворота машины, слова,

показывавшiяся рядомъ, прочитывались, и если три или четыре слова им ли

вм ст какой-нибудь смыслъ, они заносились въ книгу, чтобы такимъ

образомъ достигнуть всевозможной мудрости, которая в дь ни въ чемъ иномъ

не могла выразиться кром словъ. Такимъ образомъ исключенiе негоднаго

было тоже механическое и совершалось несравненно быстр е, ч мъ въ борьб за существованiе. Но чего же достигли этимъ съ теченiемъ временъ? Къ

сожал нiю изв стiй объ этомъ у насъ н тъ. Единственный историкъ Академiи Лагадо есть Гулливеръ въ своихъ путешествiяхъ къ отдаленнымъ народамъ, именно въ третьемъ путешествiи. Въ то время, какъ онъ былъ тамъ, уже было

наполнено отд льными изр ченiями н сколько фолiантовъ, но

предполагалось, въ интерес общества и ради его просв щенiя, построить и

принести въ д йствiе 500 такихъ машинъ на казенный счетъ! Долго

принимали этого разказчика за шутника, такъ какъ само собою разум ется, что

ц лесообразное и глубокомысленное никакъ и никогда не можетъ возникнуть изъ случайныхъ частностей, но уже съ самаго начала должно быть мыслимо

какъ н что ц лое, хотя и способное къ усовершенствованiю. А вотъ теперь мы должны признать, что этотъ философъ былъ глубокiй мыслитель, что онъ

предвид лъ нын шнiе трiумфы науки!" (стр. 6, 7).

Такъ говоритъ генiальный старецъ, который -- удивительно подумать --

пятьдесятъ л тъ тому назадъ основалъ научную эмбрiологiю. Не безъ горькаго чувства онъ видитъ, что то великое движенiе идей, которое воодушевляло его юность и привело его къ созданiю новой науки, -- теперь изсякло, что прежде,

ч мъ оно принесло плоды, которыхъ отъ него ждали, произошелъ наплывъ

новыхъ идей, въ борьб съ которыми широкiя и величавыя идеи былаго

времени обнаружили странное, поражающее безсилiе. Зр лище чрезвычайно

поучительное для того, кого интересуетъ исторiя идей и развитiе наукъ. Изъ

брошюрки мы узнаемъ, что Бэръ пишетъ противъ дарвинизма и что вс его

статьи относящiяся къ этой полемик , и явившiяся и еще приготовляемыя,

будутъ напечатаны во второмъ том Reden und AufsКtze (р чи и статьи), -- сборника, котораго первый и третiй томъ уже вышли.

Скажемъ теперь н сколько словъ о русскихъ переводахъ Дарвина. Дарвинъ у насъ переводится и издается съ такою небрежностiю, которая

странно противор читъ великому уваженiю, повидимому питаемому къ нему и

переводчиками и публикой. Изъ вс хъ переводовъ и изданiй, мы не знаемъ ни одной книги Дарвина, которою можно бы было удобно читать порусски. Лучшимъ еще можно считать переводъ о происхожденiи видовъ, хотя и тутъ

читатель на каждой стравиц спотыкается о такiе обороты:

"Весьма сожал ю, что недостатокъ м ста лишаетъ меня удовлетворенiя выразить мою признательность" и пр. (стр. 2).

"Не могу удержаться отъ того, чтобы привести еще прим ръ" и пр. (стр.

57).

"Одинъ полнов сный авторитетъ, сэръ Чарльсъ Лейелль, по дальн йшему

размышленiю впалъ на этотъ счетъ въ сильныя сомн нiя" (стр. 233).

Это совс мъ не порусски. Но есть и такiя м ста, гд нескладица происходитъ отъ слишкомъ большаго усердiя переводчика къ русскому языку.

Наприм ръ:

"Н тъ непогр шимаго в дала для распознаванiя вида отъ р зкой разновидности" (стр. 44).

Имя существительное в дало встр тилось намъ въ первый разъ въ этой

книг ; оно очевидно должно зам нять слово критерiй, которое переводчикъ

нашелъ пом хою для ясности и красоты русской р чи. Точно такъ изъ новаго

третьяго изданiя онъ изгналъ даже слово натуралистъ и зам нилъ его будто-бы

бол е благозвучнымъ и понятнымъ словомъ естествоиспытатель. Вотъ труды

по истин напрасные! Ужь если вы такъ любите pyсскiй языкъ, то прежде всего и больше всего старайтесь сохранить его строй, русскiй синтаксисъ,

позаботьтесь о томъ, чтобы согласованiе словъ и теченiе р чи было точно,

живо и ясно; а отд льныя иностранныя слова есть самое меньшее изъ золъ,

возможныхъ въ русской книг . Притомъ натуралистъ, критерiй не суть англiйскiя слова, а слова всемiрныя, которыя поэтому должны употребляться

въ каждомъ образованномъ язык . Напротивъ, если вы англiйское слово

satisfaction перeведете буквально yдовлетворенiе, то вы сд лаете англицизмъ,

который ни въ русскомъ и ни въ какомъ другомъ язык терпимъ быть не долженъ.

Въ новомъ изданiи, хотя оно именуется исправленнымъ, кажется не

сд лано никакого исправленiя, кром изгнанiя слова натуралистъ: ошибки,

которыя мы привели, повторены въ третьемъ изданiи въ томъ самомъ вид ,

какъ он явились въ первомъ. Опечатками новое изданiе кишитъ гораздо

бол е перваго.

Мы боимся утомлять читателей указанiемъ зам ченныхъ нами сверхъ того неточностей, пропущенныхъ словъ, неправильной передачи терминовъ и т. д. Но упомянуть объ этихъ неисправностяхъ считаемъ своимъ долгомъ.

Горькiй опытъ уб дилъ насъ, что вообще изучать Дарвина по русскимъ

переводамъ невозможно, что очень часто встр чается надобность обращаться

къ подлиннику. Мы знаемъ, что xорошie переводы вообще большая р дкость и

всегда были р дкостiю не въ одной нашей, но и во всякой другой литератур ;

но, соображая вс возможности и зная прим ры хорошихъ переводовъ, мы

должны все-таки съ сожал нiемъ сказать, что Дарвину какъ-то

непосчастливилось въ русской литератур .

Н. Страховъ.