Страхов Н.Н.. Отчет о четвертом присуждении наград графа Уварова
.pdfОтчетъ о четвертомъ присужденiи наградъ графа Уварова.
Спб. 1860.
Мы нам рены говорить зд сь только о той части этого отчета, которая
касается премiй по драматической словесности. Вс мъ изв стно, по крайней
м р вс мъ, кому о томъ в дать надлежитъ, что академiя присудила большiя уваровскiя премiи г. Островскому за Грозу и г. Писемскому за Горькую
Судьбину. Объ этихъ драмахъ, и именно о Гроз , много говорилось и безъ
сомн нiя много еще будетъ говориться; мы не будемъ зд сь судить объ нихъ, а возьмемъ прямой вопросъ, который возбуждается книжкой съ
вышеозначеннымъ заглавiемъ. Отчетъ даетъ публик отчетъ о томъ, какимъ
образомъ академiя поступала, присуждая премiи? Д ло любопытное.
Г. академикъ К. С. Веселовскiй въ р чи, торжественно читанной 25
сентября 1860, прямодушно излагаетъ весь ходъ этого д ла. Мы знакомимся
съ н которыми подробностями, съ н которыми выводами, для насъ не
совс мъ понятными.
И д йствительно раскрываются тайны необыкновенныя, поразительныя. Г. Веселовскiй отъ лица академiи во-первыхъ объявляетъ, что судить объ
изящныхъ произведенiяхъ невозможно. Въ самомъ д л , если онъ не говоритъ этого прямо, то кажется только по требованiямъ красоты слога; но вотъ его собственныя слова:
"Искать въ этой сфер непреложнаго м рила и положительныхъ законовъ
было бы также напрасно, какъ стараться согласить вс вкусы. Затрудненiе это, въ наше время, самые даровитые литературные критики сознали уже довольно
ясно и преемники т хъ самыхъ людей, которые прежде твердили о непреложныхъ законахъ поэзiи или поэтическаго вкуса, теперь скромно отказываются отъ старыхъ притязанiй. Въ наше время уже многiе держатся
того мн нiя, что если высказать свое сужденiе о литературномъ труд легко,
то доказать его въ такой м р , чтобы оно не могло уже служить источникомъ
дальн йшаго спора, н тъ никакой возможности."
Вотъ глубокомысленныя положенiя, которыя р дко можно встр тить въ такомъ ясномъ и откровенномъ изложенiи. Вкусъ, значитъ, есть только личное
впечатл нiе (такъ изъясняется дал е и самъ г. академикъ), н которая прихоть,
не управляемая никакими законами, въ род т хъ странныхъ прихотей, которыя бываютъ у беременныхъ женщинъ и иногда сопровождаются даже
припадками сумасшествiя. Законовъ для вкуса н тъ; вкусъ стало быть похожъ
на того дурака, для котораго по русской поговорк законъ не писанъ.
Осм лимся зам тить однакоже, что такiя уб жденiя г. академикъ напрасно
приписываетъ всей нашей критик . Есть у насъ разныя критики; бываютъ и такiя, но вообще сказать о нашихъ критикахъ этого нельзя и заслуга мыслей, выраженныхъ г. Веселовскимъ, должна, хотя отчасти, относиться лично къ нему.
Вотъ и мы не согласны съ г. академикомъ. Намъ весьма удивительно, что
онъ стоитъ на такой ложной точк зр нiя и им етъ въ виду такую
фантастическую ц ль. Какимъ образомъ онъ могъ им ть въ виду странное
желанiе согласить вс вкусы? Какимъ образомъ онъ могъ подумать, что можно что нибудь доказать такъ, чтобы оно не могло уже служить источникомъ
дальн йшаго спора? Кто же придается подобнымъ мечтамъ? И можно ли хоть что-нибудь вывести изъ того, что эти мечты несбыточны?
Если астрономы до сихъ поръ не усп ли уб дить каждаго жителя сей юдоли, что земля вкругъ солнца обращается, то что же дивнаго въ томъ, что
мы наприм ръ не можемъ уб дить какого-нибудь господина NN, господина
очень учонаго и почтеннаго, въ достоинствахъ Грозы? Между т мъ эти
достоинства для челов ка понимающаго могутъ быть также несомн нны, какъ для г. Веселовскаго обращенiе земли около солнца.
Отъ проницательности г. академика не могло ускользнуть то обстоятельство, что искусство должно находиться въ н которомъ правильномъ отношенiи къ природ челов ка и къ челов ческой жизни, что жизнь по мн нiю многихъ управляется глубокими и разумными законами и что сл довательно само искусство необходимо получаетъ опред ленное
законоположенiе, непреложныя правила. Въ отв тъ на это г. Веселовскiй
подробно излагаетъ, что жизнь по его мн нiю не им етъ законовъ. Вотъ его собственныя слова:
"Драматическая сторона жизни есть н что едва ли доступное для систематическаго изученiя и для вывода постоянныхъ и непреложныхъ законовъ. Въ ней и вокругъ нея группируются самые разнообразные, самые
неуловимые, неопред ленные и таинственные элементы въ мiр
психологической и исторической д ятельности челов ка: прихоти вкуса,
противор чiя воли, порывы страстей, борьба личныхъ особенностей характера
между собою и съ приговоромъ судьбы, словомъ все, ч мъ наука еще не
овлад ла и можетъ быть никогда не овлад етъ."
Поразительная истина! Ясно, что жизнь есть хаосъ, въ которомъ ничего
разобрать нельзя. Все неопред ленно и неуловимо; везд прихоти, порывы и
противор чiя, а надъ вс мъ царитъ неумолимая судьба. Очень сожал емъ
вм ст съ г. академикомъ, что наука до сихъ поръ еще не овлад ла тайною приговоровъ судьбы.
Тогда бы можетъ быть хоть парижская и лондонская академiи сообщили бы намъ что-нибудь объ этихъ приговорахъ.
Чтобы ясн е выставить всю невозможность суда надъ литературными
произведенiями, г. Веселовскiй противополагаетъ этому суду оц нку ученыхъ
произведенiй. Такую оц нку, по его словамъ, могутъ сд лать только немногiе,
люди глубоко св дущiе, но за то путь передъ ними открытый, прямой и
заключенiя ихъ безошибочны. И въ этомъ случа къ сожал нiю мы не можемъ согласиться съ почтеннымъ академикомъ. Конечно онъ не станетъ отрицать
того факта, что наприм ръ въ академiяхъ зас даютъ люди глубоко св дущiе, а
между-т мъ стоитъ заглянуть въ исторiи академiй, чтобы уб диться, что очень
часто новыя открытiя, безсмертные подвиги въ наук встр чались этими
учеными собранiями съ презр нiемъ и подвергались жестокому гоненiю.
Изв стно (приведемъ хоть одинъ прим ръ), что парижская академiя долго
отвергала теорiю всеобщаго тягот нiя Ньютона, отвергала прост йшую и
важн йшую теорiю, образецъ теорiй, славу знаменит йшаго изъ ученыхъ. Какъ видно и ученымъ трудамъ, если они выходятъ изъ ряду вонъ,
достается таже судьба, какъ нер дко и лучшимъ литературнымъ
произведенiямъ; и ихъ также не вс ум ютъ ц нить, и имъ приходится собственною силою пробиваться сквозь равнодушiе и грубое непониманiе.
Очень жаль конечно, что мiръ ужь такъ устроенъ; но только въ немъ н тъ
готовыхъ масштабовъ для очень многихъ вещей. М рять достоинство и
величiе приходится не аршиномъ, не в сами или какимъ-нибудь термометромъ, чтó всякiй могъ бы сд лать, а какимъ-то мудренымъ процессомъ въ голов , такъ что многiе люди, даже очень почтенные и очень ученые, оказываются совершенно неспособными быть судiями д лъ
челов ческихъ. Что же д лать! Такая ужь видно наша судьба; авось проживемъ и такъ.
Но обратимся къ нашимъ драмамъ. Читатель в роятно уже задавалъ себ
вопросъ: какимъ же образомъ академiя, принимая, что в рная оц нка ихъ
невозможна, однако же оц нила ихъ? Да, д ло мудреное. Вотъ что говоритъ г.
Веселовскiй, посл выписаннаго нами объясненiя всей трудности этой оц нки.
"Сл дуетъ ли изъ этого заключить, что всякая оц нка въ сфер изящной
словесности невозможна? Н тъ. Отсутствiе теоретическаго ея основанiя не
заключаетъ въ себ еще достаточной причины отвергать ея чисто практическую возможность."
Не правда ли, хитро? Теоретически -- выходитъ совершенно невозможно,
а практически -- очень легко. Между т мъ мы можемъ уб диться въ этомъ на
д л , самымъ фактомъ, в дъ оц нила же академiя представленныя ей драмы,
не им я для этого никакихъ теоретическихъ основанiй. Да, если хорошенько
подумать, такъ оно выйдетъ именно такъ; гораздо легче и удобн е, не вдаваясь ни въ какiя теорiи, поступить прямо практически.
Поэтому намъ кажется крайнею ошибкою со стороны г. академика, что
онъ всл дъ зат мъ принимается излагать основанiя практической оц нки; этого вовсе не нужно, это теорiя! Вотъ что говоритъ г. Веселовскiй.
"Вещь хороша, если она лучше другой; дурна -- если хуже; хороша, если вс или большая часть считаютъ ее хорошею, а если н тъ -- то дурна. Дал е
этихъ простыхъ, осязательныхъ умозаключенiй практическая оц нка не идетъ."
Шаткая, очень шаткая теорiя! Мы не можемъ назвать ее хорошею, даже
если бы приб гли къ тому практическому зам чанiю, что бываетъ и хуже.
Н тъ! хуже этого ничего быть не можетъ. Г. Веселовскiй находитъ зд сь
какiя-то умозаключенiя; положительно ув ряемъ, что въ его словахъ н тъ и
т ни какого-нибудь умозаключенiя. Вещь хороша, если многимъ нравится, -- это вовсе не умозаключенiе; умозаключенiе выйдетъ, если скажемъ такъ: вещь
многимъ нравится, сл довательно есть же въ ней что-нибудь хорошее. И
зат мъ, если ужь пойдти путемъ умозаключенiй, то отыскивая въ вещи хорошее, но не упуская изъ вида и дурного, можно дойдти до того, что вещь окажется въ сущности дурною.
Н тъ, ужь лучше не пускаться въ умозаключенiя, а идти прямо практическимъ путемъ.
"Въ практической оц нк произведенiй изящной словесности, (пишетъ онъ), главнымъ и почти единственнымъ основанiемъ окончательнаго сужденiя
является общее мн нiе образованн йшей части общества, или по крайней
м р мн нiе большинства."
Вотъ это ясно; метода какъ нельзя бол е практическая! Ненужно им ть
своего мн нiя, а должно подчиняться общему мн нiю -- конечно это легко и удобно. Г. Веселовскiй весьма справедливо старается выставить все достоинство этой методы.
"Такое основанiе и такую м рку Академическая Коммисiя должна была
принять въ настоящемъ случа , чтобы добросов стно исполнить свой долгъ."
И дал е:
"Всякiй шагъ за эту черту поставилъ бы ее въ ложное положенiе
пов реннаго, превышающаго точный смыслъ своихъ полномочiй, вывелъ бы ее на арену литературно-критическихъ споровъ, чуждыхъ характеру и назначенiю академiи."
Превышенiе полномочiй д йствительно есть д ло легкомысленное. Намъ
это напоминаетъ р чь того префекта, который благоразумно р шился не
прив тствовать короля пушечными выстр лами. Какъ изв стно, у него на это было множество причинъ; только по одной неловкости онъ выставилъ на
первомъ м ст ту, что у него не было пушекъ.
Что же касается до арены споровъ, то зам чанiе г. Веселовскаго также
какъ нельзя бол е практическое. Академiя весьма благоразумно не вступаетъ на эту пыльную и бойкую арену; чуждаясь споровъ, академiя весьма
справедливо предпочитаетъ давать публик одни свои р шенiя и приговоры. Такъ въ прошломъ году три академика гг. Бэръ, Брандтъ и Миддендорфъ
обнародовали въ "Санктпетербургскихъ В домостяхъ" свой приговоръ
противъ нашего натуралиста С верцова. Хорошо, что г. С верцовъ челов къ
не робкiй; какъ изв стно, онъ усп лъ спастись отъ Коканцевъ; понятно, что
ему были ни почемъ трое н мецкихъ ученыхъ.
Что же сд лала въ настоящемъ случа академiя? Какъ она усп ла поймать общее мнp3;нiе?
"Коммисiя подвергнула каждую изъ двухъ упомянутыхъ драмъ сужденiю
избранныхъ ею писателей, занимающихъ по своимъ талантамъ почетное м сто
въ современной литератур ." За т мъ г. П. А. Плетневъ подвелъ общiй итогъ сужденiй.
Что же касается до выбора критиковъ, то намъ кажется, коммисiя
отступила отъ своихъ мудрыхъ началъ; драмъ она не ум етъ судить, а
критиковъ, какъ оказывается, сейчасъ оц нила, сейчасъ взв сила и ихъ
таланты. Очевидно выборъ критиковъ основанъ на личномъ вкус коммисiи, а
сл довательно настаетъ полное сомн нiе, д йствительно ли итогъ ихъ мн нiй совпадаетъ съ общимъ мнънiемъ.
Мы можемъ сказать положительно, что выборъ критиковъ былъ какъ-то очень неудаченъ и докажемъ это изъ самаго Отчета.
Доставлено было восемь пьесъ. Для нихъ было избрано восемь критиковъ.
Пять пьесъ -- оказались негодными; мы вполн ув рены, что это сужденiе
было сд лано съ полн йшею основательностью. Но насъ смущаетъ
сл дующее: объ шестой пьес не было доставлено никакого отзыва, а потому она была отложена до конкурса будущаго года. Коммисiя состояла изъ семи академиковъ; она нашла восемь, а потомъ еще двухъ, итого десять достойныхъ
критиковъ; какъ же это случилось, что она усп ла оц нить только дв драмы,
а третью (Псковитянку г. Мея) не усп ла? А что если это произведенiе вполн прекрасное? Если ея автору д йствительно нужны поддержка и поощренiе?
Если онъ трудился, им я ихъ въ виду? Годъ -- время большое; конечно, если бы академiя отложила на годъ только свое сужденiе -- съ этимъ можно бы было помириться; но ждать еще годъ премiи -- отсрочка весьма печальная.
Зат мъ изъ остальныхъ двухъ пьесъ Гроза досталась для разбора И. А. Гончарову, а Горьская Судьбина А. С. Хомякову. Что же вышло? Отзывъ
перваго составляетъ только дв страницы, а второго только три. При этомъ г. Гончаровъ извиняется, что онъ боленъ.
Понятно, что академiя желала н сколько бол е отчетливыхъ отзывовъ; и вотъ она снова даетъ разбирать Грозу г. Галахову, а Горькую Судьбину г. Н. Д.
Ахшарумову. Посл днiй представилъ довольно полный, но все еще не совершенно-полный разборъ, но г. Галаховъ -- опять неудача! проситъ
извиненiя въ краткости -- по случаю своего отъ зда въ Москву. Такимъ
образомъ семь академиковъ и десять критиковъ одну драму совс мъ упустили изъ вида и произвели четыре разбора, изъ которыхъ три тощи такъ, какъ только это допускало самое снисходительное приличiе.
Но и тутъ еще не кончились б ды. Отзывы о драмахъ им ютъ очень опред ленную физiономiю. Оба критика Грозы находятъ только достоинства и красоты въ драм ; оба критика Горькой Судьбины сильно упираютъ на
важные недостатки драмы. Что же д лаетъ академiя? Какъ она выводитъ итогъ? Послушаемъ г. Веселовскаго.
"Съ перваго взгляда можетъ казаться, что отзывы гг. Хомякова и
Ахшарумова о Горькой Судьбин въ общемъ ихъ вывод неблагопріятны для драмы г. Писемскаго; но тотъ самый фактъ, что у нихъ обращено особенное вниманіе на недостатки разобранной драмы, можетъ съ другой стороны
служить доказательствомъ, что недостатки эти не такъ зам тны, чтобы о нихъ
можно было упомянутъ въ короткихъ словахъ, какъ они д лали это, указывая на явныя, неоспоримыя достоинства драмы."
Какъ вамъ нравится подобная ариѳметика? Изъ этихъ словъ можно вывести, что достоинства Грозы слишкомъ слабы, потому что критики много говорятъ о нихъ и такъ сильно хвалятъ драму. Намъ кажется, что тутъ опять
зам шалось личное мн ніе. Д ло ужасно трудное. Представлены отзывы
критиковъ; но, в дь, и объ отзывахъ нужно судитъ, нужно какъ-нибудь дойти
собственнымъ умомъ до результата. Нечего д лать, г. Веселовскій р шился идти скользкимъ путемъ естественныхъ умозаключеній и, видите, поскользнулся очень неловко.