Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Народничество - вчера, сегодня, завтра.docx
Скачиваний:
3
Добавлен:
26.10.2022
Размер:
322.41 Кб
Скачать

Основа народничества – справедливость

В 1866 году, Герцен размышляя о самобытности российского народа, о необходимости сохранения, использования и приумножения свойственных россиянам коллективистских начал, об общинном землевладение, мирском самоуправление и жажде справедливости, даёт классическое определение народнического социализма:

«Мы «русским социализмом» называем тот социализм, который идёт от земли и крестьянского быта, от фактического надела и существующего передела полей, от общинного надела и общинного управления, – и идёт вместе с работничьей артелью навстречу той экономической справедливости, к которой стремится социализм вообще, и которую подтверждает наука» [9, т. 19, с. 193].

Герцену вторит Бакунин. В 1867 году, отметая трудности на пути к социализму, в докладе «Мотивированное предложение русских членов постоянного Комитета Лиги Мира и Свободы (поддержанное французским делегатом г. Александром Шакэ и польскими делегатами Валерианом Мрошковским и Иваном Загорским)», нынче более известным под названием «Федерализм, Социализм и Антитеологизм», он говорит:

«Мы должны высказаться в пользу социализма, даже и не принимая в расчёт всех этих практических мотивов, ибо социализм это справедливость. Когда мы говорим о справедливости, мы подразумеваем не ту, которая заключена в кодексах и в римском праве, основанном в громадной степени на насильственных фактах, совершенных силой, освященных временем и благословениями какой-либо, христианской или языческой церкви, и, в качестве таковых, призванных за абсолютные принципы, из которых дедуктивно выведено все право, — мы говорим о справедливости, основывающейся единственно на совести людей, о справедливости, которую вы найдёте в сознании каждого человека и даже в сознании детей, и суть которой передаётся одним словом: уравнение.

Эта всемирная справедливость, которая, однако, благодаря насильственным захватам и религиозным влияниям, никогда ещё не имела перевеса ни в политическом, ни в юридическом, ни в экономическом мире, должна послужить основанием нового мира. Без неё не может быть ни свободы, ни республики, ни благоденствия, ни мира» [2, т. 3, с. 145].

Идея справедливости была и остаётся краеугольным камнем жизнедеятельности российского народа. Как говорил Достоевский в 1860—1861 годах устами своего героя в «Записках из Мертвого дома»:

«Высшая и самая резкая характеристическая черта нашего народа – это чувство справедливости и жажда её» [11, т. 4, с. 121].

То же, но другими словами, говорится и в современном еженедельнике «Аргументы и факты»:

«Для русского человека несчастье - не просто бедность, нехватка денег, а нарушение справедливости, триумф людей без стыда» [4].

Отношение к буржуазии

Народники в своих произведениях бичевали самодержавие, вскрывали его пороки и язвы. Будучи проникнуты заботой о народе, считали его освобождение от царизма, не пороча капитализмом, первостепенной задачей современности. Видя ограниченность, несправедливость, антинародный, эксплуататорский характер капитализма в других странах, они выступали против капиталистического развития России, говорили о необходимости, и более того – возможности, строительства социализма в России, минуя капитализм. В 1847 году, Белинский, рассуждая в письме Боткину В. П. о буржуазии, писал:

«…Я сказал, что не годится государству быть в руках капиталистов, а теперь прибавлю: горе государству, которое в руках капиталистов. Это люди без патриотизма, без всякой возвышенности в чувствах. Для них война или мир значат только возвышение или упадок фондов — далее этого они ничего не видят. Торгаш есть существо, по натуре своей пошлое, дрянное, низкое и презренное, ибо он служил Плутусу, а этот бог ревнивее всех других богов и больше их имеет право сказать: кто не за меня, тот против меня. Он требует себе человека всего, без раздела, и тогда щедро награждает его; приверженцев же неполных он бросает в банкрутство, а потом в тюрьму, а наконец в нищету.

Торгаш — существо, цель жизни которого —нажива, поставить пределы этой наживе невозможно. Она, что морская вода: не удовлетворяет жажды, а только сильнее раздражает её. Торгаш не может иметь интересов, не относящихся к его карману. Для него деньги не средство, а цель, и люди — тоже цель; у него нет к ним любви и сострадания, он свирепее зверя, неумолимее смерти, он пользуется всеми средствами, детей заставляет гибнуть в работе на себя, прижимает пролетария страхом голодной смерти (т. е. сечет его голодом, по выражению одного русского помещика, с которым я встретился в путешествии), снимает за долг рубище с нищего, пользуется развратом, служит ему и богатеет от бедняков» [3, т. 12, с. 449-450].

Ещё более выразительно высказывал своё негативное отношение к буржуазии Герцен. Он получил долгожданный паспорт, дающий право выезда за границу сроком на 6 месяцев – 19 декабря 1846 года. В Париж приезжает 5 марта 1847 года, и уже спустя менее чем через 3 месяца, 3 июня 1847 г., в одном из писем, предназначенных для журнала «Современник» он пишет:

«Буржуазия явилась на сцене самым блестящим образом в лице хитрого, увертливого, шипучего, как шампанское, цирюльника и дворецкого, словом, в лице Фигаро; а теперь она на сцене в виде чувствительного фабриканта, покровителя бедных и защитника притесненных. Во время Бомарше Фигаро был вне закона, в наше время Фигаро – законодатель; тогда он был беден, унижен, стягивал понемногу с барского стола и оттого сочувствовал голоду, и в смехе его скрывалось много злобы; теперь его бог благословил всеми дарами земными, он обрюзг, отяжелел, ненавидит голодных и не верит в бедность, называя её ленью и бродяжничеством. У обоих Фигаро общее, собственно, одно лакейство, но из-под ливреи Фигаро старого виден человек, а из-под чёрного фрака Фигаро нового проглядывает ливрея, и что хуже всего, он не может сбросить её, как его предшественник, она приросла к нему так, что её нельзя снять без его кожи. У нас это сословие не так на виду, в Германии оно одно и есть с прибавкою теологов и ученых, но как-то смиренно, мелко и из рук вон смешно; здесь оно дерзко и высокомерно, корчит аристократов, филантропов и людей правительственных…

Буржуазия не имеет великого прошедшего и никакой будущности. Она была минутно хороша как отрицание, как переход, как противоположность, как отстаивание себя. Её сил стало на борьбу и на победу; но сладить с победою она не могла: не так воспитана. Дворянство имело свою общественную религию; правилами политической экономии нельзя заменить догматы патриотизма, предания мужества, святыню чести…

Наследник блестящего дворянства и грубого плебеизма, буржуа соединил в себе самые резкие недостатки обоих, утратив достоинства их» [9, т. 5, с. 33-34].

Герцен не понаслышке знал о капитализме. Он объехал Западную Европу и побывал в капиталистической Мекке того времени – Англии. Ему было, что и с чем сравнивать. Имея собственную голову, находясь за границей, он довольно скоро воочию обнаружил, что хрен редьки не слаще; что обещанный капиталистами рай не распространяется на массы, а только на самих капиталистов; что положение пролетариата Западной Европы значительно тяжелее, чем российского крестьянина. Спустя ещё год и четыре месяца пребывания за границей, 17 (5) октября 1848 года Герцен пишет Огарёву Н. П. из Парижа:

«Теперь возьми ты любую точку старой Европы и любую сторону новых учений – ты увидишь их антагонизм и отсюда или необходимость Византии, или нашествия варваров – варварам нет нужды приходить из дремучих лесов и неизвестных стран – они готовы дома. Так как в природе удивительная спетость, то нравственное падение старой цивилизации совпало с началом роковой борьбы. Всё мелко в ней, литература и художества, политика и образ жизни, всё неизящно – это признак смерти – всё смутно и жалко» [9, т. 23, с. 106].