Избранные работы (Эдмунд Гуссерль)

КАРТЕЗИАНСКИЕ МЕДИТАЦИИ

Если мы вновь вернемся от этих попыток к той проблематике, которая очерчена нами и представлена как иерархия феноменологических уровней, то станет очевидным, что вся психология Нового времени, как

итеория познания, не поняла подлинного смысла тех проблем, которые здесь надлежало поставить как психологически, так и трансцендентально, а именно, проблем интенционального истолкования, статического

игенетического. Впрочем, это было и невозможно — даже для тех, кто воспринял учение Брентано о психических феноменах как интенциональных переживаниях. Недоставало понимания своеобразия интенционального

анализа и совокупности задач, которые открываются посредством анализа сознания как такового в аспектах ноэсиса и ноэмы и методики принципиально нового вида, которая для этого требуется. Никакая физика

ифизиология ничего не могут сказать относительно проблемы «психологических истоков представлений о пространстве, времени и вещи», как

иникакая экспериментальная и не экспериментальная психология, движущаяся обычно в сфере индуктивных обобщений внешних данных. Это проблемы исключительно лишь интенционального конституирования феноменов, которые уже предданны как путеводные нити (в частности, они могут стать предданными и в результате вспомогательного эксперимента), которые, однако, должны быть рассмотрены только лишь в соответствии с интенциональным методом и в универсальных связях конституирования души. Какого рода универсальность имеется здесь в виду, достаточно отчетливо показывает систематическое единство связи процессов конституирования, которое развертывает единство моего Ego в соответствии с тем, что есть его Собственное, а что — Чужое. Феноменология означает как раз образование принципиально новой сферы

ив психологии. Поэтому в дальнейшем большая часть ее исследований входит в состав априорной и чистой (здесь это значит — освобожденной от всего психофизического) интенциональной психологии. Эта та самая психология, относительно которой мы неоднократно указывали, что она, посредством смены естественной установки на трансцендентальную, делает возможным «коперниканский переворот», в ходе которого она приобретает новый смысл совершенно радикального трансцендентального видения мира и накладывает свой отпечаток на любой тип феноме- нологически-психологического анализа. Только этот новый смысл делает возможным трансцендентально-философское применение всей этой психологии и даже помещает ее в сферу трансцендентальной метафизики. Именно в этом состоит окончательное прояснение и преодоление трансцендентального психологизма, который сбил с пути и парализовал всю философию Нового времени. При этом очевидно, что как для трансцендентальной феноменологии, так и для параллельной ей интенциональ-

431

ЭДМУНД ГУССЕРЛЬ

ной психологии (как позитивной науки) в нашем изложении предварительно обозначена фундаментальная структура — разделение параллельных эйдетически-психологических исследований на те, которые интенционально истолковывают конкретное сущностное своеобразие любой души вообще, и те, которые истолковывают интенциональность конституирующегося в ней Чужого. К первой сфере исследования относится главная и основная часть интенционального истолкования представления о мире (Weltvorstellung), точнее говоря, появляющегося в человеческой душе феномена существующего мира как мира универсального опыта: если этот мир опыта редуцируется к тому, который конституирован как исходно-первичный в отдельной душе, то мир этот уже не есть мир каждого, не тот мир, который черпает свой смысл из общности человеческого опыта, но интенциональный коррелят лишь только отдельной душевной жизни, сначала опыта моей жизни и ее различных уровней смыслообразования в исходно-первичной, изначальной сфере. Следуя им, интенциональная экспликация должна сделать конститутивно понятным это первичное ядро феноменального мира, которое каждый из нас, людей,

ипрежде всего любой психолог, может обрести посредством ранее описанного исключения смысловых моментов чуждости. Если мы абстрагируемся в этом исходно-первичном мире от появляющейся в нем редуцированно психофизической сущности Я-человек, то остается простая исходно-первичная природа как природа моей собственной чистой чувственности. В качестве изначальной проблемы психологического происхождения мира опыта здесь выступает проблема происхождения фантома вещи, или чувственной вещи с ее слоями (видимая вещь и т. д.) и синтетического единства последних. Она дана (всегда в рамках этой исходно-пер- вичной редукции) только как единство чувственных модусов явления и их синтезов. Вещь-фантом в ее синтетически взаимосвязанных друг с другом вариациях близкой вещи и далекой вещи еще не есть реальная вещь исход- но-первичной душевной сферы, которая здесь, на более высоком уровне, уже конституируется скорее как каузальная вещь, как тождественный субстрат (субстанция) каузальных свойств. Субстанциальность и каузальность указывают, очевидно, на проблемы конституирования более высокой ступени. Проблема конституирования чувственно данной вещи и проблема конституирования сущностно лежащих в ее основе пространственности

ипространственно-временной определенности (Raumzeitlichkeit), относится к только что обозначенной проблематике, которая дескриптивно, но притом односторонне, исследует только синтетические взаимосвязи явлений вещи (явленностей, аспектов перспективы); совершенно другая сторона [проблемы] касается интенциональной отнесенности явлений к функционирующей телесности, которая, со своей стороны, также долж-

432

КАРТЕЗИАНСКИЕ МЕДИТАЦИИ

на быть описана в ее самоконституировании и отличительном своеобразии ее конститутивной системы явлений.

При дальнейшем продвижении в этом направлении возникают все новые дескриптивные проблемы истолкования, которые должны быть все систематически проработаны, если даже заняться всерьез только темой конституирования исходно-первичного мира как мира реальностей, а в ее пределах — весьма важными проблемами конституирования пространственности и временности как характеристик этого мира. Уже это составляет, как показывает наше рассуждение, внушительную область исследований, и это лишь низшая ступень полной феноменологии природы как объективной, но чистой природы, которая сама далеко еще не есть конкретный мир.

Обращение к психологии побудило нас к тому, чтобы перенести

всферу чисто душевного разграничение между исходно-первичным и тем, что конституировано как чужое, и предварительно очертить, хотя и достаточно бегло, конститутивную проблематику конституирования исходно-первичной, а также объективной природы как психологическую проблематику.

Но если мы снова вернемся к трансцендентальной установке, то теперь, наоборот, то, что мы обрисовали относительно проблематики психологических истоков представления о пространстве и т. д., имеет силу и в отношении параллельных трансцендентально-феноменологи- ческих проблем, а именно, проблем конкретного истолкования исходнопервичной природы и мира вообще — чем заполняется большой пробел

внашей ранее намеченной проблематике конституирования мира как трансцендентального феномена.

Необычайно большой комплекс исследований, связанных с исход- но-первичным миром (это составляет предмет целой дисциплины), мы можем назвать «трансцендентальной эстетикой» весьма в расширенном смысле, причем к а н т о в с к и й термин мы используем потому, что аргументы критики разума, касающиеся пространства и времени, указывают, очевидно, хотя и весьма в урезанном и непроясненном виде, на ноэматическое Apriori чувственного созерцания, которое, будучи расширено до Apriori чисто чувственно созерцаемой природы (притом исходно-пер- вичной), требует своего феноменологически-трансцендентального дополнения посредством включения в конститутивную проблематику. Конечно, это не соответствовало бы смыслу коррелятивного кантовского термина «трансцендентальная аналитика», даже если бы мы теперь обозначили этим термином более высокий этаж конститутивного Apriori, Apriori самого объективного мира и Apriori конституирующих его многообразий (на высшей ступени — актов идеализации и теоретизации, конституирую-

433

ЭДМУНД ГУССЕРЛЬ

щих, в конечном счете, природу и мир в сфере науки). К первому этажу, который возвышается над этой «трансцендентальной эстетикой», относится теория опыта Чужого, так называемого вчувствования. Требуется лишь указать, что здесь сохраняет свою значимость все то, что мы говорили относительно психологических проблем происхождения на нижних этажах, а именно, что проблема вчувствования получила свой истинный смысл и свой подлинный метод решения только с помощью конститутивной феноменологии. Именно поэтому все предшествующие теории (в том числе и теория Макса Шелера) не дали действительных результатов, и не было выяснено, каким образом чуждость Другого переносится на весь мир как его объективность, впервые придавая ему этот смысл.

Следовало бы еще особо указать на то, что было бы бесполезно, само собой разумеется, разрабатывать интенциональную психологию как позитивную науку и трансцендентальную феноменологию отдельно друг от друга и что в этом отношении, очевидно, на долю последней выпадет работа первопроходца, тогда как психология, которой не нужно заботиться о коперниканском перевороте, воспримет ее результаты. Однако важно обратить внимание и на то, что подобно тому, как при трансцендентальном рассмотрении душа и объективный мир не теряют своего существования и своего бытийного смысла, но этот смысл только и приводится к изначальной постижимости посредством раскрытия его конкретной всесторонности, так и позитивная психология не теряет своего правомерного содержания, но только освобожденная от наивной позитивности становится дисциплиной в рамках самóй универсальной трансцендентальной философии. С этой точки зрения, можно сказать, что в ряду наук, поднявшихся над наивной позитивностью, первой по самой сути своей является интенциональная психология.

Ведь она обладает еще одним преимуществом перед всеми другими позитивными науками. Если она в своей позитивности строится согласно правильному методу интенционального анализа, то у нее не может быть никаких проблем обоснования, какие имеют другие позитивные науки, проблем, которые проистекают из той односторонности наивно конституируемой объективности, которая, в конечном итоге, чтобы достичь всесторонности, требует перехода к трансцендентальному видению мира. Но интенциональная психология уже содержит в себе трансцендентальное содержание, только неявно — нужно лишь последнее усилие мысли, чтобы совершить коперниканский переворот, который в содержательном аспекте не меняет ее интенциональных результатов, но только приводит к их предельному смыслу. Только одну проблему обоснования имеет в конечном итоге психология, и можно возразить: имеет все же одну, однако единственную проблему обоснования: понятие души.

434

КАРТЕЗИАНСКИЕ МЕДИТАЦИИ

§62. Обзорная характеристика интенционального истолкования опыта Чужого

Взаключение этой главы мы вновь обратимся к возражению, которое

ссамого сначала направляло ход наших рассуждений. Это возражение

вотношении нашей феноменологии таково: она с самого начала заявила о претензии быть трансцендентальной философией, т. е. в качестве таковой решать проблемы объективного познания. Выбрав при этом в качестве исходного пункта феноменологически редуцированное трансцендентальное Ego и будучи скованной им, она оказалась более на это неспособной; она якобы впала, не желая признаться в этом, в трансцендентальный солипсизм, и весь этот шаг к чужой субъективности и подлинной объективности стал якобы возможным только с помощью скрытой метафизики, в результате неявного принятия лейбницевских традиций.

После проведенных истолкований это возражение рассыпается как несостоятельное. Прежде всего следует обратить внимание на то, что ни в одном пункте не была оставлена трансцендентальная установка, установка трансцендентального έποχή и что наша теория опыта Чужого, опыта Других, не хотела и не могла быть ничем другим, кроме как истолкованием смысла Другой на основе конститутивной активности этого опыта и истолкованием предельного смысла поистине существующий Другой на основе соответствующих синтезов согласованности. То, чтó я согласованно удостоверяю в качестве Другого, и при этом то, чему я с необходимостью,

ане произвольно, придаю [значение] познаваемой действительности, это, в трансцендентальной установке, есть eo ipso существующий Другой, alter ego, удостоверенный именно в пределах интенционального опыта моего Ego. В пределах позитивности мы говорим и находим это само собой разумеющимся: в моем собственном опыте я постигаю не только самого себя, но и Другого — благодаря особой форме опыта Чужого. Несомненно, трансцендентальное истолкование выявило для нас не только трансцендентальную правомерность этого позитивного высказывания, но и то, что и трансцендентальное, взятое в своей конкретности Ego (которое в трансцендентальной редукции прежде всего осознает себя самого со своим собственным, первоначально неопределенным горизонтом) постигает как самого себя в своем исходно-первичном собственном бытии, так и Других — в форме своего трансцендентального опыта Чужого, Других, т. е. другие трансцендентальные Ego, хотя они даны уже не первично и не в простой аподиктической очевидности, а в очевидности внешнего опыта. Во мне я постигаю в опыте и познаю Другого, во мне он конституируется как аппрезентативно отраженный, но не как первично данный. В этом отношении можно, пожалуй, сказать в широком смысле, что это

435

ЭДМУНД ГУССЕРЛЬ

Ego, т. е. я, как медитирующий толкователь, посредством самоистолкования, а именно, истолкования того, что я нахожу в себе самом, достигаю любой трансцендентности, причем трансцендентально конституированной, а не воспринятой в форме наивной позитивности. Так исчезает видимость, что все то, что я, как трансцендентальное Ego, познаю из себя самого как сущее и истолковываю как конституированное во мне самом, должно принадлежать моей собственной сущности. Это справедливо только по отношению к имманентным трансцендентностям; конституирование как обозначение систем актуальных и потенциальных синтезов, которые придают мне, как Ego, сущностный смысл и бытие, означает конституирование имманентной предметной действительности. На начальных стадиях феноменологии и с позиций того, кто находится в ее исходных пунктах, кто как раз впервые учреждает феноменологическую редукцию как универсальную ориентацию (Habitus) конститутивного исследования, трансцендентальное Ego, попадающее в поле внимания, хотя и постигается аподиктически, но совершенно в неопределенном горизонте, который потому остается лишь всеобщим, что мир и все, что я о нем знаю, должен стать просто феноменом. При таком начале не хватает всех тех различений, которые впервые создает интенциональное истолкование и которые все же, как я усматриваю, существенным образом принадлежат мне. Прежде всего отсутствует понимание (Selbstverдständigung) своей первичной сущности, сферы неотъемлемо мне присущего в точном смысле, и того, что конституируется в самой этой сфере благодаря опыту Чужого как Чужое, как аппрезентированное, но само в моей первичной сфере принципиально не-данное и не могущее быть данным первично. Я должен сначала истолковать собственное как таковое, чтобы понять, что в собственном получает смысл бытия также и не-собственное, и притом как аппрезентированное по аналогии. Таким образом, я, медитирующий, не понимаю вначале, как вообще могу я прийти к Другим и к себе самому, коль скоро все другие люди вынесены за скобки. В принципе я еще не понимаю и того — и признаю это лишь неохотно, — что сам я, вынося за скобки себя как человека и как человеческую личность, все же могу сохраниться в качестве Ego. Так, я еще ничего не могу знать о трансцендентальной интерсубъективности; я непроизвольно считаю себя, Ego, solus ipse и рассматриваю все продукты конституирования — уже после того как получил первое представление относительно конститутивной активности — все еще просто в качестве собственного содержания этого единственного Ego. Следовательно, были необходимыми последующие истолкования, представленные в настоящей главе. Только благодаря им становится понятным п о л н ы й и п о д л и н н ы й с м ы с л ф е н о м е н о л о г и ч е с к и - т р а н с ц е н д е н т а л ь н о г о « и д е а л и з м а » . Видимость солипсизма

436

КАРТЕЗИАНСКИЕ МЕДИТАЦИИ

пропадает, хотя сохраняет свое фундаментальное значение тезис, что все для меня существующее может черпать свой смысл бытия исключительно из меня самого, из сферы моего сознания. Этот идеализм выявляет себя как некая монадология, которая, при всем намеренном сходстве с лейбницевской метафизикой, черпает свое содержание исключительно из феноменологического истолкования выявленного трансцендентальной редукцией трансцендентального опыта, т. е. из изначальной очевидности, на которой должна основываться любая мыслимая очевидность, или из изначальной оправданности, из которой может вообще черпать свое содержание любая оправданность, в особенности в сфере познания. Таким образом, феноменологическое истолкование в действительности не имеет ничего общего с метафизической конструкцией и не представляет собой ни явно, ни замаскированно, некоего теоретизирования, которое содержит предпосылки или вспомогательные идеи, заимствованные из исторической метафизической традиции. Она находится в резкой противоположности всему этому вследствие того, что она движется в рамках чистой интуиции, или скорее чистого истолкования смысла благодаря [его] осуществляющейся самоданности. В частности, в отношении объективного мира реальностей (как и в отношении любого из многообразных идеальных объективных миров, которые суть поля чистых априорных наук) она не делает ничего иного — и это зачастую не может быть достаточно убедительно — кроме и с т о л к о в а н и я с м ы с л а , к о т о р ы м о б л а д а е т э т о т м и р д л я в с е х н а с д о в с я к о г о ф и л о с о ф с т в о - в а н и я, и обладает, очевидно, только на основе нашего опыта, с м ы с л а, к о т о р ы й м о ж е т б ы т ь ф и л о с о ф с к и р а с к р ы т, н о н и к о г д а н е м о ж е т б ы т ь и з м е н е н, и который, в силу сущностной необходимости, а не из-за нашей слабости, влечет за собой в любом актуальном опыте горизонты, которые требуют принципиального прояснения.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

§63. Задача критики трансцендентального опыта и познания

В исследованиях, содержащихся в этой и уже в двух предыдущих медитациях, мы продвигались на основе трансцендентального опыта, непосредственного опыта своей собственной данности и опыта Чужого. Мы доверились ему благодаря изначально пережитой в нем очевид-

437

ЭДМУНД ГУССЕРЛЬ

ности, и подобным же образом доверились очевидности предикативных дескрипций всех вообще трансцендентально-научных видов опыта. При этом мы потеряли из виду требование, которое вначале выдвигалось столь серьезно, требование аподиктического познания — как такого, которое следует практиковать как единственное подлинно научное, однако мы никоим образом не отказались от него. Мы только отдали предпочтение тому, чтобы в общих чертах обрисовать необычайно важную проблематику первоначальной стадии феноменологии, которая сама еще обременена своего рода наивностью (наивностью аподиктичности), проблематику, в которой содержится великое и характернейшее устремление феноменологии, формирующей науку нового и более высокого уровня, вместо того чтобы входить здесь еще в более широкую и предельную проблематику феноменологии, в проблематику ее с а м о - к р и т и к и , намереваясь определить ее объем и границы, а также модусы аподиктичности. Относительно такой критики трансценденталь- но-феноменологического познания, которую следует провести, наши прежние наметки дают по меньшей мере предварительное представление, а именно, как предварительные замечания о том способе, каким, например, с помощью критики трансцендентального воспоминания (transzendentale Wiedererinnerung) выявляется аподиктическое содержание последнего. Вся трансцендентально-философская теория познания в качестве критики познания сводится в конечном счете к критике транс- цендентально-феноменологического познания (прежде всего трансцендентального опыта), а эта критика, при сущностном обращении феноменологии к себе самой, также требует критики. В этом отношении, однако, не возникает каких-либо трудностей или даже бессмыслицы в связи с бесконечным регрессом, несмотря на очевидную возможность повторения различных трансцендентальных рефлексий и самой критики.

§64. Заключительное слово

Можно, пожалуй, сказать, что наши медитации выполнили в основном свою цель: а именно, выявили конкретную возможность картезианской идеи философии как универсальной науки, исходящей из абсолютного обоснования. Доказательство этой конкретной возможности, ее практическая осуществимость — пусть даже, что само собой разумеется, в виде бесконечной программы — означает доказательство необходимого и защищенного от всяких сомнений начала и столь же необходимого и постоянно действующего метода, посредством которого сразу же обрисовывается систематика проблем, которые вообще имеют смысл. Мы в самом деле уже продвинулись так далеко. Единственное, что еще остается, это

438

КАРТЕЗИАНСКИЕ МЕДИТАЦИИ

легко понятное разветвление трансцендентальной феноменологии — ибо она возникает как философия исходных начал — на объективные частные науки и ее отношение к наукам наивной позитивности, предданным в качестве примеров. Обратим же наш взгляд на эти последние.

Повседневная практическая жизнь наивна, это опыт, мышление, оценки и действия, погруженные в предданный мир. При этом все интенциональные свершения опыта, благодаря которым вещи просто наличны, осуществляются анонимно: в сфере опыта об этих свершениях ничего не известно, и точно так же — о деятельности мышления: числа, предикативные положения дел, ценности, цели, произведения возникают

врезультате скрытых действий, выстраиваясь звено за звеном; только они попадают в поле зрения. Не иначе дело обстоит и в положительных науках. Они обладают наивностью более высокого уровня, их структуры возникают благодаря изощренной теоретической технике, однако интенциональные действия, из которых все это в конечном счете возникает, остаются неистолкованными. Правда, наука претендует на то, что может оправдать свои теоретические шаги и везде основывается на критике. Но ее критика не есть предельная критика познания, которая является изучением и критикой изначальных действий, раскрытием всех их интенциональных горизонтов, в результате чего только и постигается

вконечном итоге «область действия» очевидностей и, коррелятивно, может быть определен смысл бытия предметов, теоретических образований, ценностей и целей. Поэтому, и как раз на высоком уровне, достигнутом современными позитивными науками, у нас возникают проблемы оснований, парадоксы, неясности. Первичные понятия, которые определяют, пронизывая всю науку, смысл ее предметной сферы и ее теорий, возникли наивно, они имеют неопределенные интенциональные горизонты, они суть порождения неизвестных интенциональных действий, осуществляемых с чрезвычайной наивностью. Это справедливо не только в отношении частных наук, но касается и традиционной логики со всеми ее формальными нормами. Любое стремление к лучшему обоснованию и лучшему пониманию своего смысла и своих достижений, исходящее из исторически возникших наук, есть необходимый момент самоосмысления ученого. Однако имеется только одно-единст- венное радикальное самоосмысление — феноменологическое. Радикальное и полностью универсальное самоосмысление неотделимы, однако, друг от друга. И одновременно они неотделимы от подлинного феноменологического метода самоосмысления в форме трансцендентальной редукции, интенционального самоистолкования раскрытого посредством этой редукции трансцендентального Ego, неотделимы от систематической дескрипции в логической форме интуитивной эйдетики.

439

ЭДМУНД ГУССЕРЛЬ

А универсальное и эйдетическое самоистолкование означает овладение всеми мыслимыми возможностями конституирования, «врожденными» Ego и трансцендентальной интерсубъективности.

Таким образом, последовательно проведенная феноменология a priori конструирует — однако в строго интуитивной сущностной необходимости и сущностной всеобщности — формы мыслимых миров и, в свою очередь, эти последние — в границах всех мыслимых форм бытия вообще

иих иерархической системы; и причем изначально, т. е. в корреляции

сконститутивным Apriori, Apriori конституирующих эти миры интенциональных действий.

Поскольку она в своем продвижении не имеет никакой предданной действительности и предданных понятий действительности, но черпает свои понятия в первую очередь из изначальности произведенных [ею] действий (которые сами постигаются в изначальных понятиях),

иввиду необходимости раскрыть все горизонты усваивает все различия в значимости, все абстрактные типы отношений, то она должна из себя самой прийти к системе понятий, которая определяет базисный смысл всех областей науки. Это понятия, которые обрисовывают все формальные демаркации формальной идеи возможного универсума бытия вообще и, следовательно, возможного мира вообще, должны стать поэтому подлинными основополагающими понятиями всех наук. В сфере таких образованных изначально понятий не может быть никаких парадоксов. То же самое верно и для всех базисных понятий, касающихся строения

иобщей формы строения наук, которые соотнесены с определенными регионами бытия и которые надлежит с ними соотносить. Таким образом, намеченные нами ранее в общих чертах исследования трансцендентального конституирования мира суть не что иное, как н а ч а л о р а д и - к а л ь н о г о п р о я с н е н и я с м ы с л а и и с т о ч н и к а (соответственно,

смысла на основе источника) п о н я т и й м и р а, п р и р о д ы, п р о с т - р а н с т в а, в р е м е н и, ж и в ы х с у щ е с т в, ч е л о в е к а, д у ш и, т е л а, с о ц и а л ь н о й о б щ н о с т и, к у л ь т у р ы и т. п. Ясно, что действительное проведение намеченных исследований должно было бы привести ко всем тем понятиям, которые, оставаясь неисследованными, функционируют как основополагающие понятия позитивных наук, а в феноменологии обретают всестороннюю ясность и отчетливость, не оставляющую больше места никаким мыслимым сомнениям.

Мы можем теперь также сказать, что в априорной и трансцендентальной феноменологии, благодаря проводимым в ней коррелятивным исследованиям, берут свое начало предельные обоснования всех априорных наук вообще, и, рассмотренные с точки зрения этого происхождения, они сами относятся к сфере этой универсальной априорной феноме-

440