Фредерик Джексон Тернер - Фронтир в американской истории

282 Фронтир в американской истории

чае были бы запутанными и относительно бесполезными. Сам закон получает свое окончательное подтверждение на тех примерах его действия, которые содержатся в исторических документах. Но, по крайней мере, столь же важное значение имеет тот параллельный факт, что закон предоставляет решающее доказательство правильности утверждений о причинах и следствиях событий прошлого. А второй натурой историков являются выступления с такими утверждениями, которыми они, историки, неизменно уснащают свои повествования8.

В этом заявлении есть много такого, из чего историк может извлечь пользу. Но он может также сомневаться в том, должно ли прошлое всего лишь выступать в роли «примера» для подтверждения закона, выведенного из обычного опыта путем объяснения a priori, проверенного статистическими данными. На самом же деле путь истории усыпан обломками «известных и признанных истин» экономического закона. Это стало результатом не только ущербного анализа и ненадежной статистики, но и игнорирования методов критического исторического исследования, недостаточного исторического мышления, неспособности уделить должное внимание относительности и быстротечности тех условий, из которых экономист выводил свои законы.

Но вот какой аспект я хотел бы подчеркнуть. Экономист, политолог, психолог, социолог, географ, литературовед, искусствовед, религиовед — все эти союзники в исследовании общества, — вносят ценный вклад в оснащение историка. Этот вклад имеет форму отчасти материала, отчасти инструментария, отчасти новых углов зрения, гипотез, предположений об отношениях, причинах и расстановке акцентов. Каждому узкому специалисту угрожает некая опасность предубежденности, ибо в силу особой точки зрения он будет склонен видеть именно то, чем в первую очередь интересуется. А также на него будет оказывать влияние собственное желание выводить универсальные законы своей особой науки. С другой стороны, историк подвергается опасности при изучении комплексных и взаимодействующих социальных сил определенного периода или какой-либо страны, если подходит к ним с позиций какого-то одного угла зрения, к которому он склоняется в силу своей специальной подготовки или интереса. Сказать по правде, историк должен настолько хорошо ознакомиться с работой смежных дисциплин и вооружить себя, обучившись этим наукам, чтобы, по меньшей мере, иметь возможность использовать их результаты и, до некоторой разумной степени, освоить важнейшие методы, применяемые ими. А специалисты в этих отраслях науки должны таким же образом изучать сами и ознакомить своих студентов с работой истори-

ков и применяемыми ими методами исследований и сотрудничать при решении трудных задач.

Необходимо, чтобы американский историк ставил своей целью овладение этими приемами, но не для того, чтобы он мог обладать ключом к истории или быть удовлетворенным постижением ее верховных законов. В настоящее время у него иная задача. Он должен видеть американское общество с его огромными пространствами; секциями, равными по территории европейским государствам; географическими влияниями; коротким периодом развития; многообразием национальностей и рас; необычайным индустриальным ростом в условиях свободы; институтами, культурой, идеалами, социальной психологией и даже его религиями, возникающими и изменяющимися прямо на наших глазах, одну из богатейших сфер наблюдения, когда-либо предлагавшихся для предварительного узнавания и исследования сил, которые влияют на процесс создания общества и взаимодействуют между собой.

Примечания

1 Президентская речь, произнесенная в Индианаполисе 28 декабря 1910 г. на ежегодном собрании Американской исторической ассоциации. Перепечатывается с разрешения журнала “The American Historical Review”, January 1911.

2 Van Hise, “Conservation of Natural Resources,” pp. 23, 24. 3 Atlantic Monthly, December 1908, vii, p. 745.

4 [Хотя формулировки этих великих дебатов по земельному вопросу приводятся выше, в главе VI, они повторяются здесь в связи с тем, что проливают свет на данную проблему.]

5 [Я освещал эту тему в различных очерках, в том числе в статьях “Sectionalism” in Mc Laughlin and Hart “Cyclopedia of Government,” “Sections and Nation,” in Yale Review, October 1922].

6 [Нельзя исключать возможность того, что они в конечном счете могут заменить штаты в качестве важных административных и законодательных единиц. Есть серьезные указания на такую тенденцию, в частности, как организация округов Федеральной резервной системы и предложения об управлении железными дорогами по регионам.] 7 [См.: R.G. Wellington, “Public Lands, 1820–1840;” G.M. Stephenson, “Public Lands,

1841–1862”; J. Ise, “Forest Policy.”]

8 Professor J.B. Clark, in Commons, ed. “Documentary History of American Industrial Society,” i, 43–44.

Глава XIII. Демократия пионеров Среднего Запада1

Во время войны, когда под угрозой оказалось все, что символизирует наша страна, все, во что она страстно верит, мы встретились, чтобы торжественно открыть этот прекрасный дом истории.

Данное событие исполнено символизма. Ведь мы воюем за исторические идеалы. Если эта страна — та, за которую мы готовы отдать свои сбережения, отложить в сторону свои разногласия, голодать и даже отдать свои жизни, то не потому, что она богатая, обширная, откормленная и густо населенная. А потому, что с самых первых дней истории Америка настойчиво продвигалась вперед к своей цели; что она следовала идеалу, идеалу демократии, развивающейся в условиях, не схожих с условиями никакого другого века и никакой иной страны.

Мы воюем не за идеал Старого Света, не за абстракцию, не за философскую революцию. Сколь широко и великодушно бы ни было наше доброжелательство, столь же обширное по своему происхождению, как и наш народ, сколь остро бы мы не ощущали зов родства и глубокое сочувствие страдающим государствам на другой стороне Атлантики, мы воюем за исторические идеалы Соединенных Штатов, за сохранение существования того типа общества, в который верим, ибо мы доказали его благо, поскольку оно влекло выходцев из Европы к нашим берегам и вдохновляло надежды пионеров.

Мы воюем за то, чтобы история США, богатая устремлениями к высоким человеческим целям, веры в предназначение простого человека в условиях свободы, наполненная обещаниями лучшего мира, не стала бы утраченной и трагической историей тщетной мечты.

Да, мы сражаемся за американский идеал и американский пример; но в этом идеале и этом примере заключено лекарство для исцеления

286 Фронтир в американской истории

Теперь это не варварские полчища, набросившиеся на старые и обветшалые империи, не яростный все сотрясающий удар диких племен, сопровождаемый всеми ужасами всеобщего разрушения, но мы видим энергичных выходцев из всех стран... мирно собирающихся и действующих совместно на целинных землях...; привлеченных неотразимым притяжением свободных и широких принципов; стремящихся открыть новую эру во всемирной истории, не разрушая при этом результаты прогресса, достигнутые в прошлом; желающих основать космополитическую нацию, не маршируя при этом по мертвым телам погубленных миллионов.

Если бы Карл Шурц дожил, чтобы увидеть, к чему пришла та Германия, откуда он был изгнан в те дни, когда прусские штыки разогнали законодательные собрания и растоптали начала демократического правления на его бывшей родине, смог бы он лучше обрисовать контраст между духом Пруссии и духом Америки? Он сказал далее:

Так была основана великая колония свободного человечества, метрополией которой стала не только одна лишь старая Англия, но и весь мир. И в колонии свободного человечества, метрополия которого — весь мир, они учредили Республику равных прав, где право на звание человека дает право на гражданство. Друзья мои, если бы я мог говорить тысячей языков и голосом, гремящим, как гром небесный, и тогда бы мне этого не хватило, чтобы довести до ваших умов все величие этой идеи, все затмевающей славы этого достижения. С самого начала времен это была мечта самых верных друзей человека; за нее была пролита благороднейшая кровь мучеников; за нее человечество прошло морями крови и слез. И вот она здесь сейчас; здесь она возвышается, это благородное сооружение во всем великолепии реальности.

Итак, мы собрались здесь в священный и вдохновляющий момент, чтобы торжественно открыть это здание, и наша церемония отвечает духу времени. Мы можем видеть теперь, как никогда раньше, более глубокое значение, более широкий смысл, который несли в себе пионеры, чьи простые жизни и безыскусные хроники прославляются как часть повествования о построении лучшей системы социальной справедливости в условиях свободы, более широкого и — как мы страстно надеемся — более прочного основания для благосостояния и прогресса в условиях индивидуальной свободы простого человека, образца федерации, мирных приспособлений друг к другу посредством ком-

промисса и уступок в самоуправляемой Республике, где секции — как страны, а Союз — такой же большой, как Европа, где вместо войн между государствами идут партийные дискуссии и где Pax Americana является примером для лучшего мирового устройства.

Итак же как наши предки — первые поселенцы собирались

всвоей округе, чтобы всем вместе построить бревенчатую хижину и освящали ее, называя домом, жилищем идеалов пионеров, мы собрались, чтобы отпраздновать сооружение этого дома, этого храма исторической жизни Миннесоты. Он символизирует убежденность, что прошлое и будущее нашего народа связаны воедино; что это Историческое общество является хранителем документов замечательного движения в прогрессе человечества; что данные документы — не нечто бессмысленное и древнее, а, наоборот, даже в малых своих подробностях они заслуживают сохранения, ибо относятся к началам общества в недрах страны, захваченной мечтой о лучшем будущем для мира в целом.

Позвольте мне повторить слова Гарриет Мартино, которая описывала Америку 1830-х гг.:

Я смотрю на американский народ как на великого еще не рожденного поэта, — то задумчивого, то буйного, — но добивающегося результатов, абсолютно преисполненных здравого смысла; беспокойного и непостоянного в своих действиях, но с глубоким миром в своем сердце; ликующего потому, что он осознал истинный дух прошлого и глубины лежащей перед ним будущности, где он создаст нечто столь величественное, о чем мир еще и не начинал мечтать. Мы испытываем сильнейшую надежду на то, что эта нация способна к тому, чтобы воодушевиться идеей.

А вспомните о ее призыве к американскому народу «дорожить своими высокими демократическими надеждами, своей верой в человека. Чем старше они становятся, тем больше они должны чтить мечты своей юности».

Мечты их юности! Здесь они будут храниться, а также достижения, равно как и устремления, людей, создавших этот штат и заложивших его основание; тех, кто обладал широким кругозором и мощью действий; множества менее значительных людей; лидеров, преданно служивших штату и стране. Здесь будут храниться документы людей, не обладавших широким ви´дением и нетерпеливо действовавших в узких, корыстных или классовых целях, а также тех, кто обладал терпением и благожелательностью и склонностью к взаимным уступкам, с готовностью приспосабливая и подчиняя свои непосредственные

288 Фронтир в американской истории

интересы более широкому благу и ближайшим интересам безопасности страны.

В богатых фондах архива столь старого учреждения, как Историческое общество штата Массачусетс, где находятся документы, относящиеся даже к истокам пуританской колонизации, исследователи не могут не найти доказательства того, что Историческое общество штата — это Книга Судного дня, в которой запечатлевается вся жизнь народа и его лидеров. То же самое произойдет со временем и с коллекциями этого Общества как кладезь материалов, которые будут сохранять память жителей штата (Миннесота). Каждая из секций нашей обширной и разнообразной страны имеет собственное, присущее только ей прошлое, свою особую форму общества, характерные черты и собственных лидеров. Вызывало бы сожаление, если бы какая-нибудь секция оставила бы свои документы исключительно в руках коллекционеров где-то

вотдаленных регионах, и вызывало бы также сожаление, если бы такие собрания не превратились бы в печатные издания документов и в монографии, которые могли бы быть разосланы в библиотеки всех частей Союза и таким образом дали бы возможность исследователям видеть всю страну как единое целое в ее прошлом и настоящем.

Особой областью деятельности этого Общества является великий штат Среднего Запада. Он столь молод с исторической точки зрения, что его коллекция документов к настоящему времени пока состоит

восновном из бумаг, касающихся первых поселенцев. Но Миннесота так быстро развивается, что эра пионеров уже стала лишь частью ее истории. Мы уже в состоянии рассматривать прошлое объективно, смотреть на него в перспективе. Но для исследователя нынешних условий это невозможно.

Исходя из отмеченных фактов, я избрал главной темой своей речи демократию пионеров Среднего Запада, отдельные значительные моменты которой я кратко изложу. В основном я коснусь поколения, действовавшего до Гражданской войны, поскольку в ходе последовавшей колонизации более новых частей Долины р. Миссисипи именно эти пионеры придали ей те особенности, которыми она отличается. А отправились осваивать эти территории многие из первых поселенцев Среднего Запада.

Север центральных штатов в целом — это регион, сравнимый со всей Центральной Европой. Среди этих штатов, составлявших значительную часть Старого Северо-Запада, а именно в Огайо, Индиане, Иллинойсе, Мичигане и Висконсине, а также у их собратьев за р. Миссисипи, таких как Миссури, Айова и Миннесота — везде в середине XIX в. преобладало общество пионеров. Многие жители еще помнили, как Висконсин назывался «Дальним Западом», а в Минне-

соте обитали индейцы и действовали торговцы пушниной, и она была диким краем лесов и прерий за пределами «рубежа возделываемых земель». Та часть этого великого региона, которая к 1850 г. еще находилась в периоде освоения поселенцами-пионерами, сама по себе была столь же обширна, как старые 13 штатов или как Германия и Австро-Венгрия, вместе взятые. Регион был огромным географическим лекалом для нового общества, скроенного природой в масштабе Великих озер, Долины р. Огайо, верховьев рек Миссисипи и Миссури. Простой и величественный в своих громадных очертаниях, он был выгравирован столь разнообразно, что каждая его деталь также включала величие в свой узор. От Великих озер простирался массивный ледниковый пласт, накрывавший этот громадный бассейн чехлом

иусеявший его недра залежами полезных ископаемых. Безбрежные сосновые леса произрастали в его северной зоне, переходя по мере приближения к степным океанам прерий в лиственные леса с преобладанием твердых пород и дубравы. И затем снова леса простирались вдоль Долины р. Огайо, за которой на западе лежит ровная гладь Великих равнин. В земле таились нетронутые сокровища — залежи угля, свинца, меди, железа в такой форме и в таких количествах, которые должны были совершить революцию в промышленном производстве всего мира. Но открытия природы идут по нарастающей. Чудесная почва, как нельзя лучше подходящая для выращивания кукурузы

ипшеницы, сильнее привлекла пионеров в эту землю обетованную

иоткрыла новую эру колонизации. В единении многообразия этой империи первых поселенцев и на ее широких равнинах мы видим перспективу для ее общества.

Первыми сюда пришли с топором и ружьем в руках уроженцы внутренних глухих районов Юга. Они расчищали делянки в лесах, ставили свои бревенчатые хижины, воевали с индейцами и к 1830 г. пробились к кромке прерий по Долинам рек Огайо и Миссури. Бо´льшая часть бассейна Великих озер осталась незанятой ими.

Эти лесорубы, эти самодостаточные пионеры, выращивавшие на небольших полях кукурузу и разводившие скот только для своего пропитания, жившие разбросанно и уединенно, на первых порах не интересовались городской жизнью или местом на рынке. Они были страстно преданны идеалу равноправия, но такому идеалу, который подразумевал, что в условиях свободы, посреди неограниченных ресурсов, однородное общество пионеров обязательно должно привести к равноправию. Они возражали против произвольно устанавливаемых препятствий, искусственных ограничений свободы, против того, чтобы кому-либо из этой массы жителей фронтира мешали строить свою жизнь без страха или чьего-либо благоволения. Эти люди инстинк-

290 Фронтир в американской истории

тивно выступали против появления различий, монополии на использование возможностей и установления такой монополии правительством или обычаями общества. Дорога должна быть открытой для всех. Следовало играть по правилам. Не должно было быть искусственного удушения равенства возможностей, двери не должны закрываться для способных, честная игра не должна прерываться, пока ее не сыграли до конца. Более того, существовало, может быть, и невысказанное, но при этом вполне реальное ощущение того, что сам по себе успех в игре, в которой более способные люди оказывались в состоянии выигрывать, не давало никакого права тем, кому повезло, смотреть сверху вниз на своих соседей, никакого неотъемлемого права утверждать свое превосходство, гордиться им и умалять равные права и достоинства менее успешных людей.

Если даже такая демократия пионеров Юга, эта джексоновская демократия, была на самом деле, как ее называли критики-социалисты, демократией «уповающих капиталистов», то она отличалась от того, что ожидали или допускали счастливчики, полагая, что имели право преобразовать свои триумфы в правление привилегированного класса. Короче говоря, если действительно верно, что демократия колонистов, пришедших из внутренних глухих районов, была основана на равенстве возможностей, то так же верно и то, что она негодовала по поводу концепции, будто результатом использования шансов в условиях конкуренции должно стать не оставляющее никому надежд неравенство или классовое правление. Всегда должен был оставаться шанс расчистить новую делянку. А поскольку дикие просторы представлялись нескончаемыми, угрозы осуществлению этого идеала, казалось, приходилось бояться скорее от внутренней или внешней власти, чем от действия внутренней эволюции.

С самого начала стало очевидным, что эти люди имели возможности дополнять свою индивидуальную деятельность созданием неформальных союзов. Одним из феноменов, поражавших всех первых путешественников по Соединенным Штатам, была готовность американцев к образованию не подпадавших под действие закона добровольных ассоциаций2. Это было вполне естественно; по всей Америке мы можем исследовать процесс, в ходе которого на новых землях формируются социальные привычки, кристаллизуясь в законы. Мы можем даже видеть, как лидер масс становится правительственным чиновником. Эта способность вновь прибывших пионеров объединяться для осуществления общих задач без какого-либо вмешательства со стороны государственных институтов была одной из ярких характерных особенностей первых поселенцев. Взаимная помощь соседей при постройке бревенчатой хижины или дома либо в лущении

кукурузных початков, чистке яблок; скваттерские ассоциации для защиты от спекулянтов и обеспечения собственных прав на лесные вырубки на государственных землях; лагеря, где происходили массовые богослужения; станы старателей, комитеты бдительности, ассоциации скотоводов, «джентльменские соглашения» — вот лишь небольшой перечень подобных проявлений. Мы можем с полным основанием подчеркивать эту американскую особенность, потому что она стала в модифицированном виде одной из наиболее характерных

иважных специфических черт сегодняшних США. Америка посредством неформальных объединений и договоренностей между отдельными людьми делает многое из того, что в Старом Свете осуществляется — и может быть сделано — только в результате вмешательства

ипринуждения властей. Эти объединения появились в Америке не потому, что таковы были древние обычаи племени или деревенской общины. Они возникли как добровольные без какого-либо предварительного планирования.

Действия подобных ассоциаций обладали авторитетом, близким к статусу закона. Они, как правило, были не столько признаками проявления неуважения к закону и порядку, сколько единственным путем реального поддержания закона и порядка в регионе, где поселения и само общество появились раньше учреждения государственных институтов власти и до применения ими инструментов воздействия на местных жителей.

Благодаря наличию этих элементов индивидуалистической конкуренции и силе спонтанных объединений, пионеры легко реагировали на лидерство. Уроженцы внутренних глухих районов знали, что существование в условиях свободы дает возможность более способным людям проявить себя, и шли по этому пути. На основании своего свободного выбора, а не по принуждению, на основании спонтанной импульсивности, а не под гнетом касты, они сплачивались вокруг какого-нибудь дела и выступали в поддержку какого-нибудь предмета спора. Первые поселенцы подчинялись принципу управления по согласию и ненавидели доктрину автократического правления еще до того, как ей дали такое название.

Они ожидали дальнейшего распространения этих американских принципов на Старый Свет и испытывали самые дурные предчувствия в связи с возможностью расширения системы деспотизма Старого Света, его классовых войн, соперничества и интервенций, которые уничтожили бы свободные штаты и демократические институты, которые были созданы в лесах Америки.

Если мы дополним эти аспекты ранней демократии жителей отдаленных глухих районов их духовными качествами, нам будет легче