Фредерик Джексон Тернер - Фронтир в американской истории
.pdf
252 Фронтир в американской истории
Испанской Америкой и Соединенными Штатами были созданы новые отношения и мир наблюдает как Аргентина, Бразилия и Чили посредничают между борющими силами Мексики и США. Снова нашим границам угрожают враждебные интересы иностранных государств, но мы больше не обращаемся к доктрине Монро, а посылаем наши армии, в которых служат жители фронтира, и тотчас ликвидируются наши озабоченности. Мы совещаемся с европейскими государствами и с братством стран Южной Америки и предлагаем лекарство социальных преобразований вместо имперской воли и силы. Независимо от того, увенчаются успехом эти усилия или нет, это важный показатель исчезновения старого порядка, когда такое решение принимается президентом, происходящим из шотландских пресвитериан и родившимся в штате Виргиния*.
Если обратиться к северной границе, где мы вскоре будем праздновать столетие мирных отношений с Англией**, то можно увидеть, что там с опозданием происходит процесс, подобный тому, который имел место в нашей собственной истории, а именно: расселение пионеров, освоение новых районов в глуши, строительство новых городов, рост новой и сильной страны. Прежнее продвижение американского фермера-производителя пшеницы от р. Коннектикут на реки Мохок и Дженеси, из Большой долины Пенсильвании в Долину р. Огайо и прерии Среднего Запада к настоящему времени под воздействием инерции собственного движения и под влиянием канадских гомстедов и высокой цены на пшеницу перешло через государственную границу на некогда пустынные равнины, которые пересекали лишь собачьи упряжки Компании Гудзонова залива, мчавшиеся через снежные безлюдья дикого Севера. На Тихоокеанском СевероЗападе эпоха формирования еще не завершена, но она идет столь быстрыми темпами, что мы уже можем видеть окончание эры первых поселенцев. Аляска уже манит к себе на севере и, указывая на свое богатство природных ресурсов, спрашивает страну о том, на каких новых условиях новый век будет иметь с ней дело. А на другом берегу Тихого океана просматриваются неясные очертания Азии, которая больше не представляется отдаленным виде´нием и символом неизменности, а простирается миражом вблизи наших берегов и ставит серьезные вопросы об общей судьбе тихоокеанских народов. Мечты Т. Бентона и У. Сьюарда о возрожденном Востоке, когда долгий путь цивилизации в западном направлении замкнет свой круг, кажется, вот-вот осуществятся. Начинается век Тихого океана, таинственный
* Вероятно, речь идет о президенте США Вудро Вильсоне (1913–1921). ** Речь идет о Гентском договоре от 24 декабря 1814 г.
Глава XI. Запад и американские идеалы |
253 |
инепроницаемый в отношении его значения для нашего собственного будущего.
Обратившись к рассмотрению наших внутренних районов, мы видим ту же картину изменений. Когда федеральный суперинтендант по переписи населения объявил в 1890 г., что пределы фронтира больше не прослеживаются, только что состоялся набег на Оклахому. Сюда, где были собраны разрозненные остатки индейских племен с Востока и где обитали более воинственные туземцы ЮгоЗапада, хлынула волна пионеров, стремившихся завладеть землей. Почти мгновенно исчезла старая Индейская территория*, возникли многолюдные города, а в скором времени фонтанирующие нефтяные скважины создали новую эпоху внезапно возникшего богатства. Сельскохозяйственные земли Среднего Запада, полученные как бесплатные гомстеды или купленные за сущие гроши, настолько возросли в цене, что все больше первоначальных владельцев либо продавали свои фермы, чтобы реинвестировать средства в новые, более дешевые земли на Западе, либо переезжали в города, а ведение хозяйства оставляли фермерам-арендаторам. Рост количества земельных участков, владельцы которых на них не жили, приводит к серьезной проблеме в бывших центрах грейнджерского и популистского движений. На Старом Северо-Западе Великие озера становятся новым Средиземным морем, соединяющим королевства пшеницы
ижелезной руды, которые находятся на одном конце региона, с углем и домнами Долины р. Огайо, где расположился самый активный
иобширный центр индустриальной деятельности. Городская жизнь, подобная существующей на Востоке, с промышленным производством и концентрацией капитала, как кажется, воспроизводит в центре Республики те же тенденции, которые уже столь очевидны на Атлантическом побережье.
Через Великие равнины, где когда-то царили бизоны и индейцы, одна за другой катятся индустриальные волны. Свободные неогороженные пастбища сменились ранчо, вместо последних появились гомстеды, а сейчас в некоторых районах засушливых земель гомстеды уступают место фермам площадью 10 или 20 акров, на которых при помощи искусственного орошения выращивают фрукты. Время дешевой земли, дешевых кукурузы и пшеницы, дешевого скота ушло безвозвратно. Федеральное правительство осуществило огромные патерналистские проекты по мелиорации пустынных территорий.
* Организована в 1830 г. Второго мая 1890 г. официально была образована Территория Оклахома.
254Фронтир в американской истории
ВСкалистых горах, где во время Гражданской войны первые заметные случаи золотой и серебряной «лихорадок» повернули движение фронтира вспять, т. е. в восточном направлении, произошли наиболее изумительные преобразования. Здесь, где золотоискатели прокладывали новые тропы и вели дикую вольную жизнь горцев, здесь, где человеческий дух, казалось, был способен достичь наивысшей степени индивидуальной свободы и где судьба улыбалась обычному человеку, произошли революции, вызванные потребностью в организованной промышленности и капитале. Мы видели, что в регионах, где процветали народные трибуналы и свободная конкурентная борьба, закон и порядок были подорваны в ходе яростных столкновений крупных группировок капитала между собой и с трудящимися, организованными социалистами. Забастовки в Криппл Крик, стычки
вБьютте, толпы в Голдфилде, недавнее сражения в Колорадо — все это одинаковые истории о мощном воздействии борющихся сторон
втех районах, где никогда не получали полного развития гражданская власть и лояльность штату. Подобно Большому каньону, длительная геологическая история которого написана в ослепительно ярком свете столь большими письменами, что никто не может не прочитать ее, так и Скалистые горы дали возможность всем увидеть опасности современных тенденций индустриального развития Америки.
Когда на пути в Сиэтл мы пересекали Каскадные горы, один из пассажиров был растроган этим зрелищем и объяснил нам свои чувства, вызванные великолепием вида залива Пьюджет-Саунд по сравнению со всей остальной видимой частью вселенной. Он сделал это прекрасно, несмотря на саркастические реплики других путешественников, которые были верными детьми Востока, и в конечном счете разразился пламенной тирадой: «Как же мне не любить Сиэтл! Он вытащил меня из трущоб Атлантического побережья, меня, бедного шведского парня, у которого хорошо, если в кармане было пятнадцать долларов. Он дал мне дом у прекрасного моря; он развернул перед моим взором панораму заснеженных горных вершин и ласково улыбающихся полей; он дал изобилие и новую жизнь мне и моим детям, и я люблю его. Я люблю его! Если бы я был мультимиллионер, я бы нанимал железнодорожные вагоны и привозил бы трудящихся из перенаселенных жилищ и шумных улиц городов Востока и Старого Света и выпускал бы их на волю в наших необъятных лесах и горах, где добывают руду, и пусть они узнают, что такое настоящая жизнь!» И меня тронули его слова и волновавшийся лесной океан и горные пики, мимо которых мы проезжали.
Но пока я смотрел перед собой и слушал его страстную речь, я вспомнил слова Шарля Мориса Талейрана, эмигранта-епископа
Глава XI. Запад и американские идеалы |
255 |
Отенского*, сказанные в период деятельности администрации Дж. Вашингтона. Когда он смотрел с возвышенности недалеко от Филадельфии на дикую местность, которая с тех пор стала центром огромного промышленного общества, где населения больше, чем жизненных средств, даже у бесчувственного и циничного Талейрана при виде этих безлюдных холмов и лесов, вспыхнуло виде´ние будущих просек, мирных, залитых солнцем ферм и пасущихся стад, которые здесь появятся, густо населенных городов, которые будут построены, новой и лучшей социальной организации, которая здесь возникнет. А потом
явспомнил зал в Гарвардском музее социальной этики, через который
япрохожу в аудиторию, когда читаю лекции об истории продвижения на Запад. В этом зале развернута выставка о работе сталелитейных заводов Питтсбурга и о перенаселенных жилищах. Таблицы и диаграммы экспозиции повествуют о продолжительном рабочем дне, показателях смертности, распространенности брюшного тифа в трущобах, куда съехалась беднота из всей Юго-Восточной Европы, чтобы создать цивилизацию в этом центре американской промышленной энергии и огромных капиталов, что является социальной трагедией. Пройдя через этот зал, я в своих лекциях рассказываю о молодом Дж. Вашингтоне, возглавлявшим отряд проживавших на фронтире виргинцев, который направлялся в великолепные леса у рукавов р. Огайо. Там, где когда-то Э. Брэддока и его солдат, «вырезающих крест на окраине дикого мира», поразило зрелище раскрашенных дикарей в девственных лесах, теперь огромные доменные печи постоянно изрыгают огонь, а немцы, болгары, поляки и сицилийцы борются за шанс заработать на пропитание и ведут горькое и униженное существование. И сами по себе возникли в сознании незабываемые слова Т.Г. Гексли:
Даже самые лучшие современные цивилизации, как мне кажется, проявляют такое состояние человечества, которое не только не олицетворяет каких-либо достойных идеалов, но и не обладает достоинствами стабильности. Я не поколеблюсь здесь выразить то мнение, что, если нет какой-то надежды на значительное улучшение состояния большей части рода людского; если верно, что ни рост знаний, ни завоевание большего господства над Природой, являющегося следствием увеличения знаний, ни рост богатства, являющегося следствием этого господства; если все это не внесет каких-либо изменений в размах и остроту Нужды, со всей сопровождающей ее физической и мораль-
* Полное имя: Шарль Морис де Талейран-Перигор (1754–1838) — французский государственный деятель, дипломат, епископ Отенский (1789). Находился в США в эмиграции в 1794–1796 гг.
256 Фронтир в американской истории
ной деградацией среди народных масс, то я приветствовал бы появление какой-нибудь доброжелательной кометы, которая смахнула бы все это долой, что и стало бы желательным концом.
Но если появились разочарование, потрясение и страх при осознании нами этих изменений, то для сильных духом мужчин и женщин в этих переменах также заключены и вызов, и вдохновение. На месте былых фронтиров дикой местности перед нами возникли новые рубежи — непокоренные области науки, способные принести пользу человечеству; перед нами лежат все еще неисследованные фронтиры улучшения социальных условий. Будем же крепки в нашей вере, храбрости и творческом порыве. Будем мечтать, как мечтали наши отцы, и давайте добьемся осуществления наших мечтаний:
Дни лицемерные, как дочери Фортуны, Закутавшись, безмолвной вереницей Идете, словно дервиши босые, Держа в руках венки, сухие прутья. Для всех у вас достойные дары —
Хлеб, королевства, звезды, свод небесный, Набрел и я в заглохших кущах сада На торжество… Забыв желанья утра,
Взял трав и сладких яблок. Дочь Фортуны Безмолвно удалилась… Слишком поздно Насмешку я прочел на сумрачном челе*.
Каковы были «желанья утра» Америки? С самого начала долгого похода американского народа на Запад она никогда не была страной лишь одних всем удовлетворенных материалистов. Америка неустанно искала новые пути и мечтала об усовершенствованном типе социального устройства.
В XV в., когда европейцы стали иметь дело с Новым Светом, открытым Х. Колумбом, преобладал идеал открытий. И здесь перед людьми, чьи горизонты раньше были ограничены Атлантикой, открылись новые неисследованные миры. Америка превратилась в землю европейской мечты, Блаженными островами, вдруг обретшими реальность. Здесь, как мнилось старой Европе, можно было найти мир, счастье, богатство и вечную юность. Сэру Эдвину Сэндису и его друзьям из Лондонской компании Виргиния предоставляла возмож-
* Перевод И. Копостинской. См.: Эмерсон Р.У. Дни // Поэзия США / Пер. с англ. М., 1982. С. 130.
Глава XI. Запад и американские идеалы |
257 |
ность создать Республику, к которой они тщетно стремились в Англии. Для пуритан Новая Англия была новой страной свободы, где они могли бы воплотить в жизнь Божьи институты в соответствии со своими верованиями. Когда к концу XVII в. прежнее ви´дение Виргинии постепенно исчезло, оно было возрождено пламенным Натаниелом Бэконом, поднявшим восстание, чтобы установить истинную демократию вместо правления плантаторской аристократии, сформировавшегося на побережье. Вскоре после того, как он потерпел поражение, демократический идеал в XVIII в. был возобновлен преисполненными силы жителями фронтира, которые оттеснили его с побережья Новой Англии в районы Беркширских холмов, вверх по долинам Зеленых гор Вермонта. Первые поселенцы, имевшие шотландскоирландское и немецкое происхождение, прошли в Нагорный Юг по Большой долине из Пенсильвании. В обоих случаях и колонистыянки, и пресвитериане-шотландцы из Ольстера находились под непреодолимым влиянием кальвинистской концепции важности индивидуума, связанного свободным соглашением с другими людьми
ис Богом, и весь опыт их жизни в условиях диких местностей приводил лишь к усилению воздействия идеалов открытия новых путей, предоставления большей свободы индивидууму и создания демократического общества.
Когда жители пограничья пересекли Аллеганские горы, между ними и Атлантическим побережьем образовался барьер, который, как казалось, отделил их от региона, ставшего слишком похожим на ту Европу, из которой они уехали. Двигаясь вверх по долинам рек, впадавших в р. Миссисипи, они назвали себя «людьми западных вод», а их новый дом в Долине р. Миссисипи стал «миром Запада». К 1830-м гг. здесь расцвела джексоновская демократия, сильная своей верой во врожденное превосходство простого человека, его право завоевывать себе место в мире и в его способность участвовать в управлении. Выдвигая подобные требования, джексоновская демократия была также лояльна к руководству, что следует из самого ее названия. Она была готова до последнего предела идти за тем человеком, которому доверяла, будь ее герой бойцом фронтира или президентом, и она даже осуждала и ограничивала собственных представителей в законодательных органах, а также отзывала сенаторов, когда те вступали в противоречия с избранным ими президентом. Джексоновская демократия была в основе своей сельской. Она покоилась на дружеских отношениях между людьми и искренними социальными чувствами фронтира, где классы
инеравноправие в распределении богатства не играли большой роли. Но равных условий и не требовалось, поскольку существовали изобилие природных ресурсов и уверенность в том, что человек, добивший-
258 Фронтир в американской истории
ся успеха благодаря собственным усилиям, имеет право на успех в результате свободной конкуренции, которую допускал уклад жизни Запада,— настолько была сильна любовь к демократии. Однако сторонники джексоновской демократии относились к ограничениям со стороны государства с подозрением, как к покушению на их право создавать собственную индивидуальность.
Они испытывали инстинктивную антипатию к банковским институтам и капиталистам Востока. Эти люди уже опасались того, что «власть денег», как Э. Джексон называл ее, намеревалась превратить простой народ в людей, рубящих дрова и черпающих воду.
Эта точка зрения нашла единомышленников среди лидеров рабочих Востока, которые в этот же период начали борьбу за улучшение условий жизни людей, работающих по найму. Эти «локо-фоко»* были первыми американцами, потребовавшими провести фундаментальные социальные изменения в пользу городских рабочих. Как и пионеры Запада, они протестовали против монополий и особых привилегий. Но их платформа включала и конструктивные меры, согласно которым демократический характер общества должен был сохраняться путем бесплатного предоставления государственных земель с тем, чтобы излишняя рабочая сила не конкурировала бы друг с другом, но могла найти применение на Западе. Таким образом, и для теоретика рабочей силы, и для реального первого поселенца существование неистощимых, как тогда казалось, запасов дешевой земли и никому не принадлежащих ресурсов было условием демократии. В 1830–1840-е гг. демократия Запада приняла свои отличительные формы. Путешественники, такие как А. де Токвиль и Г. Мартино, приезжали, чтобы ее изучать и отправлять восторженные отчеты в Европу.
Бок о бок с этой маршировавшей на Запад армией индивидуалистически настроенных свободолюбивых демократических жителей глубинки, севернее продвигался другой поток пионеров, которые исповедовали похожие идеи, но дополняли их желанием создавать новые промышленные центры, строить фабрики и железные дороги
иразвивать страну, основывая города и расширяя зону процветания. Они были готовы обращаться за помощью в этом деле к легислатурам, покупать акции, становиться держателями франшиз, способствовать развитию банковских услуг и требовать внутренних улучшений. Это были виги — последователи другого лидера Запада — Генри Клея, и на первых порах их силы сосредоточивались в Долине р. Огайо, особен-
* Партия «локо-фоко» («Спичечная партия), прозвище радикальной фракции Демократической партии в г. Нью-Йорк, состоявшая главным образом из ремесленников
ирабочих. Получила свое название от фосфорных спичек (loco-foco matches), которые
использовались для освещения самочинного собрания 29 апреля 1835 г.
Глава XI. Запад и американские идеалы |
259 |
но среди состоятельных слоев. На Юге этих людей поддерживали аристократы «королевства хлопка».
У обеих данных групп — как у вигов, так и у демократов — один идеал был общим: желание оставить своим детям наследство лучше того, какое было получено ими самими, и обе группы горели преданностью идеалу строительства в этом Новом Свете дома, более подходящего для человечества. И те и другие были готовы разорвать с прошлым, смело прочертить новые линии социальной деятельности. Обе группы верили в американскую экспансию.
Еще до того как эти тенденции исчерпали себя, возникли три новые силы. При внезапном расширении наших границ, достигших
в1840-е гг. побережья Тихого океана, страна обрела такую огромную территорию, что ее ресурсы стали казаться беспредельными. Казалось также, что общество способно избавиться от всех своих болезней, просто обладая этими гигантскими новыми пространствами. И тогда же происходила великая кампания строительства железных дорог в Долине р. Миссисипи, что сделало эти земли доступными и привлекло внимание к развитию экономики. В-третьих, влияние оказывал вопрос о рабстве. Становясь все более острым, он формировал американские идеалы и порождал дискуссии в обществе на протяжении жизни почти целого поколения. При рассмотрении с одной точки зрения он затрагивал великий вопрос национального единства. С другой же позиции вопрос о рабстве вел к обсуждению отношений между трудом и капиталом, демократией и аристократией. Огромное значение имел тот факт, что Авраам Линкольн стал самым типичным представителем американской демократии первых поселенцев, впервые адекватно и стихийно продемонстрировавшей миру, что демократия способна породить человека, который принадлежит вечности.
После войны энергия нации вновь вырвалась на свободу. Внимание жителей Запада было поглощено новым строительством и развитием по мере того, как они оккупировали прерии, Великие равнины и горы. Демократия и капиталистическое развитие не казались антагонистами.
Суходом фронтира в прошлое социальные и политические идеалы Запада обрели новую форму. Концентрация капитала начала происходить в еще больших объемах. Он предпринимал все больше попыток ввести процессы экономического развития в систему и подчинить их своему контролю. Труд параллельно этому организовывал свои силы с тем, чтобы разрушить старую систему конкуренции. Неудивительно, что пионеры Запада встревожились за свои идеалы демократии
вмомент, когда стал очевидным исход ничем не ограниченной борь-
260 Фронтир в американской истории
бы за национальные ресурсы. Эти люди поддержали государственное вмешательство.
Это была новая проповедь, так как радикалы Запада стали считать, что они должны пожертвовать своими идеалами индивидуализма и свободной конкуренции для сохранения собственного идеала демократии. Исходя из этого убеждения, популисты пересмотрели концепцию первых переселенцев относительно государства. Теперь они видели в нем не что-то постороннее, а сам народ, вершивший собственные дела. Поэтому популисты потребовали расширения полномочий государства в интересах их исторического идеала демократического общества. Они требовали не только неограниченной чеканки серебряной монеты, но и государственной собственности на средства связи и транспорт, введения подоходного налога, учреждения почтово-сберегательного банка, предоставления кредитов для ведения сельского хозяйства, создания более эффективных способов выражения воли народа, выдвижения кандидатов в ходе праймариз, прямых выборов, законодательных инициатив, референдума и отзыва народных избранников. Иначе говоря, капитал, труд и пионер Запада — все они расстались с идеалом конкурентного индивидуализма для того, чтобы организовать свои интересы более действенным образом. Исчезновение фронтира, окончание эры, отмеченной влиянием Запада как формы общества, несет с собой новые проблемы социального приспособления, новые требования, предъявляемые к изучению наших идеалов прошлого и сегодняшних нужд.
Обратимся к условиям международных отношений вдоль наших границ, к опасностям, которые поджидают нас, если мы не сумеем объединиться для решения внутренних проблем. Давайте вспомним эти внутренние свидетельства разрушения нашего старого социального порядка. Если мы примем это предупреждение близко к сердцу, то должны будем также вновь изучать наши исторические идеалы, оценить наши цели, фундаментальные начала американского духа и значение Америки в мировой истории.
Прежде всего существовал идеал открытия, мужественная решимость прокладывать новые пути, равнодушие к догме, согласно которой институт или какие-либо условия должны сохраняться и в дальнейшем, если они уже существуют. Весь опыт Америки толкал ее на рождение духа нововведений, он в нашей крови и его не обуздать.
Далее, существовал идеал демократии, идеал свободного самоуправляемого народа, легко реагирующего на лидерство при формировании программ и их осуществлении, но настаивающего на
Глава XI. Запад и американские идеалы |
261 |
том, чтобы использовались процедуры свободного выбора, а не принуждения.
Но, кроме того, существовал еще и идеал индивидуализма. Это демократическое общество не было некоей дисциплинированной армией, где все должны шагать в ногу и где коллективные интересы уничтожают индивидуальную волю и индивидуальную работу. Скорее это была подвижная масса свободно циркулирующих атомов, где каждый сам искал свое место и находил применение собственным силам
исобственной, присущей только ему одному инициативе. Мы не можем переоценить значение этого аспекта, ибо в нем заключена сердцевина всего американского движения. Мир должен был стать лучше на примере демократии, при которой индивидуум был свободен, а жизненная сила и мобильность порождали оригинальность и разнообразие.
Учитывая весьма глубокое влияние прекращения действия фактора неограниченных ресурсов, открытых для использования всеми
икаждым, и оценивая ужас простых людей, увидевших результаты конкурентной борьбы за эти ресурсы в момент, когда почти на всей территории страны запасы подошли к концу, мы сможем понять, как возникла реакция против индивидуализма и поддержка решительного введения полномочий государства. Место свободных земель как средства сохранения идеала демократии заняло законодательство. Но в то же время оно угрожает другому идеалу пионеров, а именно: идеалу творческого и конкурентного индивидуализма. Оба указанных идеала являлись жизненно важными и образовывали лучшее из того, что составляет вклад Америки в историю и прогресс. Они должны быть сохранены, если страна останется верной своему прошлому и намерена исполнить свое высочайшее предназначение. Было бы огромным несчастьем, если бы этот народ со столь богатым опытом, уверенностью в себе, устремлениями, творческим гением вернулся к каким-то порядкам Старого Света в виде социализма, плутократии или деспотического правления — будь то класса или диктатора. Нас также не вынудят к принятию этих альтернатив. В конечном счете одержат победу наши стародавние надежды, наша мужественная вера, заключенная в основе этого, хорошее настроение и любовь к честной игре. Будут широко использоваться компромиссы. Руководство окажется беспристрастным, лояльным лучшим американским идеалам. Наиболее вероятно, что такое руководство может появиться среди подготовленных Университетами выпусников, сознающих ожидания прошлого и возможности будущего. Времена требуют новых честолюбивых устремлений и новых мотиваций.