POMH-introd

Введение. Двуличная мысль^*

ДВУСМЫСЛЕННЫЙ [Louche]. В грамматике это слово означает следующее: кто-то начинает, как кажется, с одного смысла, а заканчивает совсем иным, полностью отличным. Обычно так говорится о фразах, строение которых содержит двусмысленный оборот, весьма вредный для ясности выражения. То, что делает фразу двусмысленной происходит, таким образом, из определенной расстановки слов, ее составляющих: на первый взгляд кажется, что между ними одно отношение, тогда как на самом деле оно другое. Точно так же кажется, будто косоглазые глядят в одну сторону, тогда как на деле они глядят в другую.

Beauzée M. Encyclopédie méthodique, grammaire et littérature. T. II.

Без сомнения, найдется не много образцов мысли, столь же основательно привязанных к месту и времени, как «чистая философия» (по выражению Кроче) Хайдеггера¹. Нет такой проблемы эпохи, нет такого идеологического ответа «консервативных революционеров» на эти проблемы, которые не были бы представлены в этом абсолютном творении, но в сублимированной и неузнаваемой форме. И между тем, найдется не много творений, которые прочитывались бы столь глубоко внеисторическим образом. Наиболее строгие разоблачители компромиссов автора «Sein und Zeit» с нацизмом всегда пренебрегали поисками свидетельств, признаний, следов в его текстах, способных раскрыть или прояснить политическую ангажированность их автора.

Тем не менее, мы тщетно пытались бы убедить в существовании этой постоянной и повсеместной привязки к исторической ситуации и культурному контексту, сближая мысль Хайдеггера с дискурсами менее искусно эвфемизированными, которые являлись ее эквивалентом с точностью до системы. Относительная автономия поля философского производства ведет к тому, что подобное сопоставление способно так же ясно доказать факт зависимости, как и независимости. Парадоксальным образом эффект поля, т.е. эффект специфического принуждения, оказываемого философским микрокосмом на производство философских дискурсов, дает объективное основание иллюзии абсолютной автономии, к которой можно прибегнуть, чтобы заранее запретить или отвергнуть всякое сближение между творчеством Хайдеггера, консервативного революционера в философии (т.е. в относительно автономном поле философии), и творчеством экономистов, подобных Зомбарту и Шпанну, или политических публицистов, подобных Шпенглеру и Юнгеру, о чьей близости с Хайдеггером можно было бы попытаться сказать, если бы не совершенная невозможность рассудить для этих случаев: «при прочих равных». Адекватный анализ основывается на двойном отказе: он так же четко отвергает претензии философского текста на абсолютную автономию и связанное с ней отрицание любых внешних привязок, как и прямое сведéние текста к наиболее общим условиям его производства. Можно признавать автономию, но при условии, что мы ясно видим: она — лишь другое имя зависимости от специфических законов внутреннего функционирования философского поля. Можно признавать зависимость, но с поправкой на систематическое преломление ее результатов действием специфических механизмов философского поля.

Таким образом, следует отказаться от противопоставления политического и философского прочтения и приступить к двойному, нераздельно политическому и философскому прочтению произведений, которые в самом своем основании определены через их двусмысленность, т.е. через привязку к двум социальным пространствам, которым соответствуют два ментальных пространства. Игнорируя автономию философского поля, Адорно напрямую соотносит принципиальные черты хайдеггеровской философии с характеристиками класса, к которому принадлежит Хайдеггер. Подобное «короткое замыкание» заставляет его превратить эту архаизующую идеологию в выражение [настроя] группы интеллектуалов, не вписавшихся в индустриальное общество и лишенных независимости и экономической власти. Речь идет не о том, чтобы опровергнуть эту и, уж тем более, другую установленную Адорно связь между темами страха или абсурда и реальным безвластием производителей этих тем — особенно, после книги Рингера, который связывает дрейф, как он их называет, «немецких мандаринов» в сторону реакционного консерватизма с ухудшением их позиции в структуре господствующего класса. И все же, не сумев ухватить решающее опосредование, представленное в основных позициях философского поля, и связь, в которой те находятся с основополагающими оппозициями философской системы, Адорно неизбежно проходит мимо алхимического принципа, который защищает философский дискурс от его прямого сведéния к классовой позиции его производителя, и, одновременно, удерживается от объяснения того, что может оказаться принципиальным, а именно, эффекта придания философской формы.

И хулители, отвергающие философию Хайдеггера из-за его присоединения к нацизму, и хвалители, разделяющие философию и причастность к нацизму, дружно не замечают, что его философия могла быть только философской сублимацией — навязанной специфической цензурой поля философского производства — политических или этических принципов, обусловивших вступление философа в нацистскую партию. Упорное внимание к биографическим фактам вне связи с внутренней логикой произведений сближает противников Хайдеггера с его защитниками, которые открыто настаивают на разделении между «критическим установлением фактов» и «герменевтикой текстов»². С одной стороны, биография с ее публичными и приватными событиями: рождение в семье мелких ремесленников в маленькой шварцвальдской деревне 26 сентября 1889 года, начальная школа в Месскирхе, среднее образование в Констанце и Фрайбурге-ин-Брейсгау, поступление в 1909 во фрайбургский университет, курсы по философии и теологии, диссертация по философии в 1913 и так далее, включая вступление в нацистскую партию, одну ректорскую речь и несколько молчаний. С другой стороны, интеллектуальная биография, «отмытая» от всякой привязки к событиям обыденного существования философа. В этом отношении «Verzeichnis der Vorlesungen und Übungen von Martin Heidegger»^*, перечисляющий учебные занятия, проведенные Хайдеггером между 1915 и 1958 годами, представляет собой образцовый документ: сведенный к единственной признанной как легитимная мирской практике, философскому преподаванию, более того, к официальному аспекту этого преподавания³, мыслитель полностью отождествляется с мыслью, а жизнь — с творчеством, которое с этого момента утверждается как самодостаточное и самопорождающееся.

Между тем, даже наиболее редукционистские критики не могут избежать влияния, которое оказывает присутствие даже в непосредственно политических текстах⁴ некоторых типичных слов из философского идиолекта Хайдеггера («Wesen des Seins», «menschliches Dasein», «Wesenswille», «Geschick», «Verlassenheit»^* и т.д.), наряду с типично нацистским вокабуляром и «реминисценциями из передовиц “Völkischer Beobachter”^* и речей Геббельса»⁵. Показательно, что ректорская речь 27 мая 1933 года, озаглавленная «Защита (Selbstbehauptung, помпезно сверхпереводимое как “самоутверждение”) университета», к которой так часто обращались, желая доказать принадлежность Хайдеггера к нацизму, может быть удостоена места в истории хайдеггеровской мысли, столь чистой и сугубо внутренней, как таковая Ричардсона⁶. Несомненно, автор этой подчищенной истории очень постарался, чтобы представить конъюнктурную точку зрения как абсолютно последовательное приложение (в смысле Гадамера) философской теории (включающее, к примеру, нападки на объективную науку). Однако и сам Карл Левит ясно указывает на двусмысленность этого текста: «По сравнению с бесчисленными брошюрами и речами, опубликованными после падения Веймарского режима “шагающими в ногу”^* профессорами, речь Хайдеггера — маленький шедевр выражения и композиции, выдержанный в строго философском и требовательном тоне. Измеренная по философскому эталону, эта речь от начала до конца оказывается крайне двусмысленной, поскольку ей удается так подчинить экзистенциалистские и онтологические категории историческому “моменту”, что возникает иллюзия, будто их философская интенция a priori согласуется с политической ситуацией, а свобода исследования — с государственным принуждением. “Служба труда” и “служба обороны” совпадают со “служением знанию” настолько, что к концу речи слушатель не уверен, должен ли он открыть “Досократиков” Дильса или вступить в ряды СА. Вот почему нельзя определиться окончательно и судить эту речь только с одной из точек зрения: чисто политической или чисто философской»⁷.

Было бы столь же неверно располагать Хайдеггера только в политическом пространстве, исходя из близости его мышления с мышлением публицистов, вроде Шпенглера или Юнгера, как и локализовать его в пространстве «собственно» философском, т.е. в относительно автономной истории философии, имея в виду, например, его противостояние неокантианцам. В основании наиболее специфических черт и следствий его философии находится эта двойственная привязка, и адекватное понимание предполагает, что мы оперируем осознанно и методически той двойной связью, которой практически оперирует политическая онтология Хайдеггера — политическая точка зрения, выраженная не иначе, как философски.

Лучшей защитой ученых дискурсов^* от объективации остается, по вполне понятным причинам, необозримость работы, предполагающей описание всей системы отношений, в которой они обретают смысл своего существования. Так и в данном случае речь должна идти, ни много ни мало, о реконструкции структуры поля философского производства и всей истории, результатом которой она явилась; структуры университетского поля, назначающей корпусу философов его «место», как любит говорить Хайдеггер, и его функцию; структуры поля власти, где определяется место профессоров и его эволюция; и так, шаг за шагом — всей социальной структуры Веймарской Германии⁸. Достаточно оценить размах предприятия, чтобы понять: научный анализ обречен служить мишенью для одновременной критики и со стороны ревнителей форм, почитающих за святотатство или вульгарность всякий иной подход, кроме внутреннего осмысления произведения, и со стороны тех, кто, заранее зная, как следует мыслить «под конец анализа», не прилагает никаких усилий, чтобы переместиться в мышление в результате анализа и тем самым преодолеть неизбежные ограничения, заключенные в акте любого анализа⁹.

Пер. с фр. А.Т. Бикбов

* Фрагмент из: П. Бурдье. Политическая онтология Мартина Хайдеггера /Пер. с фр. под ред. А.Т. Бикбова. Москва: Праксис, 2003. Работа над текстом: Предуведомление, Введение, главы 1, 3, 4 — А.Т. Бикбов;  главы 2, 5, 6 — Т.В. Анисимова; сверка немецких соответствий: А.Н. Круглов, Е.И. Овчаренко. Размещаемые здесь фрагменты перевода несколько отличаются от бумажной версии. — Прим. отв. ред.

1 Цитируется по: Hamilton A. L’illusion fasciste. Les intellectuels et le fascisme, 1919-1945. Paris: Gallimard, 1973. P. 166.

2 Fédier F. Trois attaques contre Heidegger// Critique. № 234. 1966. P. 883-904; Minder R., Faye J.-P., Patri A. A propos de Heidegger// Critique. № 237. 1967. P. 289-297; Fédier F. A propos de Heidegger// Critique. № 242. 1967. P. 672-686; Bondy F., Fédier F. A propos de Heidegger// Critique. № 251. 1968. P. 433-437. (1987: Это остается справедливым и в отношении книги Farias V. Heidegger et le nazisme. Lagrasse: Verdier, 1987, которая, сообщая некоторые новые факты, остается на пороге самих работ или врывается в них исключительно путем взлома, в очередной раз оказывая услугу защитникам внутреннего прочтения. Вовсе не удивительно, что вызванные ею дебаты повторяют те, что уже развертывались двадцать лет назад.)

* «Перечень лекций и семинаров Мартина Хайдеггера». — Прим. нем. ред.

3 Семинар зимы 1939-40 годов, посвященный Хайдеггером «Рабочему» Юнгера, даже не упомянут. Этот перечень, как и библиография Ричардсона (Richardson W.J. Heidegger: Through Phenomenology to Thought. La Haye; Martinus Nijhoff, 1963. P. 663-671) был просмотрен и аннотирован самим Хайдеггером (который, по-видимому, систематически отсеивал биографическую информацию при помощи одной из форм стратегии Wesentlichkeit, состоящей в превращении мысли в истину и основание жизни).

4 Речь идет прежде всего о «призыве к студенчеству» 3 ноября 1933 года, «призыве к немцам» 10 ноября 1933 года, «призыве к Службе труда» 23 января 1934 года и особенно о «Самоутверждении немецкого университета» 27 мая 1933 (оригиналы см.: Schneeberger G. Nachlese zu Heidegger. Berne, 1962).

* «Сущность бытия», «человеческое вот-бытие», «воля (к) сущности», «по-сыл», «оставленность». — Прим. нем. ред.

* Печатный орган НСДАП. ­— Прим. нем. ред.

5 Gay P. Weimar Culture. The Outsider as Insider. London: Secker and Warburg, 1968. P. 84.

6 Richardson W.J. Op. cit., p. 255-258.

* Во французском переводе «mis au pas», которое соответствует немецкому «gleichgeschaltet», «настроенный на одну волну», «насильственно приобщенный к единой идеологии», «идущий в ногу». Обозначение, часто использовавшееся в политической жизни того времени противниками национал-социалистов. — Прим. нем. ред.

7 Löwith K. Les implications politiques de la philosophie de l’existence chez Heidegger// Les Temps modernes. 2^e année. 1946. P. 343-360.

* В этой и ряде других работ П. Бурдье различает «ученый дискурс» [discours savant] и «научный дискурс» [discours scientifique]. Если последнее обозначает только средства выражения, используемые в науке, то в значении первого отчетливый акцент падает на «наученный» и «искусственный», вплоть до критико-иронического смысла слова «ученый», который содержится, например, в названии комедии Мольера «Ученые женщины». «Ученый» — это прежде всего искусно эвфемизированный (подробнее см. гл. 4 наст. изд.). — Прим. отв. ред.

8 Творчество Хайдеггера ставит перед социальной историей проблему в своей области аналогичную проблеме нацизма. Настолько, насколько оно представляет собой результат и завершение всей относительно автономной истории немецкой философии, оно ставит вопрос об особенностях развития немецкого университета и немецкой интеллигенции, тогда как нацизм поднимает вопрос об «особенностях исторического развития Германии». Эти два вопроса, очевидно, не вполне независимы друг от друга (ср.: Luckács G. Über einige Eigentümlichkeiten der geschichtlichen Entwicklung Deutschlands// Die Zerstörung der Vernunft. Berlin, 1955. S. 31-74).

9 Этим материалистам без инструмента и материала хотелось бы лишь напомнить те истины, что они могли бы открыть сами, если хотя бы раз произвели научный анализ вместо оглашения кафедральных наставлений и приговоров (ср.: Poulantzas N. Pouvoir politique et classes sociales. Paris: Maspero, 1971); но им будет легче усвоить их в форме отсылки к введению к «Классовой борьбе во Франции», где Энгельс упоминает о практических препятствиях, встающих перед «материалистическим методом» при попытке дойти до «конечных экономических причин» (Engels F. Introduction// Marx K. La lutte des classes en France. Paris: Editions sociales, 1948. P. 21-22 <Энгельс Ф. Введение к работе К. Маркса «Классовая бороба во Франции с 1848 по 1850 г.»// Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. М.: Политиздат, 1962. Т. 22. С. 529-530>).