Выпуск 6

Особенности восприятия ландшафтов в России иЯпонии 519

к мнению самих японцев (горы, море, реки, четыре сезона). Красотой экзотичной и в то же время разнообразной природы Японии восторгались уже первые русские путешественники. По выражению писателя И. А. Гончарова, в Японии «все так гармонично, так живописно, так непохоже на реальность»24. Японские респонденты, напротив, представляют себе приро­ ду России набором достаточно непривлекательных ландшаф­ тов («хвойный лес / тайга», «безбрежная равнина», «тундра») и дополнительно характеризуют ее словами «снег / холод». И это лишь частично совпадает с образом родной природы у россий­ ских респондентов: «лес / тайга», «простор / равнина», «река», а у жителей Иркутска и Камчатки, кроме того, — «горы».

Следует отметить, что ни те, ни другие образы не отра­ жают реального разнообразия природы обеих стран25. Это подтверждается и тем, что многие японские пейзажи были восприняты молодыми российскими респондентами, кото­ рые никогда не были в Японии, как «обычные» российские пейзажи. И наоборот, многие неравнинные пейзажи России оказались не менее экзотичными для них, чем «типичные» пейзажи Японии. Так же часто пейзажи России и Японии не различали и японские респонденты. Особенно парадоксаль­ но то, что многие горные ландшафты, которые, по мнению самих респондентов, являются характерным элементом при­ роды как Японии, так и России, оценивались представителя­ ми обеих культур не только как самые привлекательные, но и как самые экзотичные. Более того, по шесть фотоизобра­ жений самых привлекательных из экзотичных ландшафтов у российских и японских респондентов оказались абсолютно идентичными. Все эти фотоснимки сделаны в России на тер­ ритории Алтая, Кавказа, Хибин, а также уникального горно­ го плато Путорана. Развитие экологического туризма в этих районах могло бы помочь представителям обеих культур уви­ деть новые привлекательные компоненты в образе знакомых

24 Цит. по: Петрова А. А. Природа Японии глазами русских путешествен­ ников второй половины XIX века // Orientalia et Classica: Труды Института восточных культур и античности. Вып. XLIX: История и культура традицион­ ной Японии 5. СПб.: Гиперион, 2012. С. 132.

25 См.: Петрова Е.Г” Миронов Ю .В” Петрова А. А. Национальные парки Японии глазами россиян // Природа. 2008. № 11. С. 28-39.

Особенности восприятияландшафтов в России иЯпонии 521

При эмоционально-зрительном группировании природ­ ных ландшафтов общим важнейшим признаком является на­ личие/отсзггствие воды и тип водного бассейна. Для россиян не менее важным оказалось деление ландшафтов на равнинные и горные (с подразделением последних на складчатые и вулканические). Японцы большее значение придают тем ви­ зуальным характеристикам, которые играют заметную роль в процессе глубокого эмоционального погружения в природу — созерцания.

Все группы японских респондентов оценивают привлека­ тельность и экзотичность ландшафтов практически одинако­ во, в то время как между оценками респондентов из разных регионов России имеются определенные различия.

Японские респонденты, как правило, более сдержанны в своих оценках привлекательности ландшафтов, однако между оценками российских и японских респондентов в целом име­ ется достаточно высокая корреляция. Как российские, так и японские респонденты наиболее привлекательными считают горы, горные озера и водопады, а наименее привлекатель­ ными — безлесные равнины, что может свидетельствовать в пользу существования неких общечеловеческих критериев эстетичности.

На оценку экзотичности ландшафтов в значительной мере влияют особенности как этнокультурной, так и природной среды. В частности, все группы российских респондентов на­ ряду с ландшафтами, характерными для региона их непосред­ ственного проживания, относят к обычным ландшафты сво­ ей общей исторической родины — Центрально-Европейской части России.

Молодых россиян в целом в большей степени привлекают наиболее экзотичные для них пейзажи, у японских респон­ дентов подобная корреляция между экзотичностью и привле­ кательностью ландшафтов не выражена. Среди обычных для японских, а также для камчатских респондентов ландшаф­ тов значительное место занимают морские побережья. Одна­ ко если жители Камчатки, как и другие россияне, считают их достаточно привлекательным, то японцы — одним из самых непривлекательных типов ландшафтов. Для каждой из групп респондентов, наряду с экзотическими ландшафтами, при­ влекательными являются отдельные, наиболее яркие и легко

узнаваемые объекты непосредственно окружающей их при­ роды и/или своего государства (озеро Байкал, вулкан Фудзи).

Сложившиеся представления о существенных различи­ ях между «красивыми» природными ландшафтами Японии

и«малопривлекательными» ландшафтами России не впол­ не адекватно отражают разнообразие природы этих стран,

исами респонденты часто не различают ландшафты двух государств. В частности, многие горные ландшафты России реально оценивались представителями обеих культур не толь­ ко как самые привлекательные, но и как самые экзотичные. Развитие экологического туризма в этих районах могло бы способствовать сближению взглядов на разнообразие приро­ ды России и Японии, а также помочь представителям обеих культур увидеть новые привлекательные компоненты в обра­ зе знакомых ландшафтов.

Взаключение следует отметить, что нашей основной за­ дачей было либо показать отсутствие различий в восприятии ландшафтов, либо выявить эти различия и четко сформули­ ровать, в чем они заключаются. Исторические, психологи­ ческие и другие корни этих различий — это уже предмет для специалистов соответствующих гуманитарных наук, и в этом смысле мы смогли лишь дать дополнительную эмпирическую основу для подобных исследований. Поэтому наши предполо­ жения о причинах некоторых частных различий пока следу­ ет рассматривать лишь как «рабочие гипотезы» и первый шаг к возможному сотрудничеству с исследователями в области смежных наук.

Авторы выражают свою благодарность за помощь в орга­ низации и проведении опросов респондентов О. А. Леонтьевой, X. Мацусима, Я.Д. Муравьеву, Т. Накадзима, A.C. Наумову,

Н.Окадзима, A.A. Петровой, Л.Т. Роман, Н.И. Селиверстову, Ю. М. Семенову, Н. Такаяма, X. Уеда, К. Фуруя, А. К. Черкашину и С. Эбине. Крайне полезным было подробное обсуждение результатов наших исследований с А. Н. Мещеряковым, це­ лый ряд замечаний и комментариев которого был учтен при подготовке данной статьи.

524 A. A. Ауцкий

лей той же направленности делает очевидным различие смыс­ ложизненных переживаний индивида на Западе и в Японии. С этой точки зрения интересно сравнить роман Абэ Кобо «Чу­ жое лицо» (1964) и повесть Альбера Камю «Посторонний» (1944).

Отвечая на экзистенциальный вопрос — что есть истин­ ное «Я» человека? — Абэ проводит своего героя по всем кругам ада тех обезличенных и омертвевших отношений, которые от­ ражают абсурдность существования человека в современном японском обществе. Этот герой, руководитель химической лаборатории, в ходе эксперимента получил ожоги лица — кожные покровы превратились в «отвратительные скопища пиявок». Потеряв таким образом лицо, он постепенно убежда­ ется, что вместе с лицом утратил и своё «Я>>, «эго», то самое «Я», с которым он идентифицируется обществом. Безымянный (!) герой начинает понимать, что «эго» — это единственный его атрибут в глазах окружающих, жизнь без «эго» является «отри­ цательным существованием, которое должно быть прикрыто и уничтожено»2. «Потеряв лицо, я навечно замурован в оди­ ночной камере», говорит он3.

В то же время у него возникает состояние «раздвоения»: его «внутренние ощущения» остались прежними, но в зеркале «других» отражается не его собственное «Я», а «Я» кого-то иного. Герой оказывается невероятно чувствителен к такому изме­ нению мнения о себе: он воспринимает себя чужими глазами, то есть его собственные глаза становятся чужими, несмотря на то что внутреннее «Я» осталось с ним.

До поры до времени он всё ещё продолжает выполнять свои функции в обществе. Как социальный индивид (науч­ ный работник и глава семьи) он остался тождествен себе, и его социальная ценность вроде бы не уменьшилась. Однако по­ степенно его «социальное самочувствие» меняется. Оказыва­ ется, лицо — вещь чрезвычайно важная, интимным образом связанная с душой человека, его внутренним «Я>>. Об этом сви­ детельствует один весьма характерный эпизод в первой части романа. Писатель приводит своего героя в музей, где тот рас­ сматривает маски театра Но. Они символизируют буддийскую

2 Абэ Кобо. Чужое лицо // Абэ Кобо. Чужое лицо. Сожжённая карта. Человек-ящик / Пер. В. Гривнина. М.: Прогресс, 1982. С. 49.

3 Там же. С. 36.

Абэ Кобо иАлъбер Камю: экзистенциальное сопоставление 525

отрешённость, безличностность, «уход от повседневного выра­ жения, пустой сосуд, абсолютную анонимность, означающую

принесение в жертву своего имени абсолютной группе»4, всё то, что свойственно японской духовной традиции. Однако, по мысли автора романа, современного японца индивидуали­ зируют, заставляют его почувствовать себя личностью обще­ ственные установки, пришедшие с Запада: «В древности лицо не было тем, что выставляют напоказ, и только цивилизация направила на лицо яркий свет, и впервые лицо превратилось в душу человека»5. Сегодня, констатирует Абэ, очевидно, что «человек, лишённый лица, лишён и души»6.

Если западная культура со времён Возрождения воспева­ ла личность и неповторимое своеобразие каждого человека, то японская не продуцировала индивидуализм и в её рамках подлинность человека постулировалась как внеиндивидуальная сущность. Все личностные особенности формировались только в рамках социальной группы, поведение каждого обу­ словливалось постоянным внешним социальным контролем7. Традиционно японец был вне социума ничем, и до сих пор у японцев продолжает оставаться достаточно сильной привыч­ ка оценивать себя исходя из отношения окружающих.

Вот и герой Абэ мучительно ищет доказательства своего существования как личности в душах других людей. Он ста­ рается угадать мысли собеседников: что думают о нём окру­ жающие? как оценивают? как он выглядит в их глазах? — вот вопросы, которые всё время занимают героя. Увы, ответа он не может найти ни у кого, ведь у него нет лица, а без лица он не аутентичен самому себе. Ему приходит на ум отрывок из романа XI в. ^Гэндзимоногатари^, где повествуется о влюблён­ ных, которые всю жизнь могли не видеть лиц друг друга (дамы, встречаясь с возлюбленными кавалерами, обычно закрывали лицо рукавом, а то и вовсе сидели за ширмой), а тем не менее их живое чувство любви находило путь от сердца к сердцу че­ рез стихотворную строку, интонацию голоса, мелодию песни.

4 Абэ Кобо. Указ. соч. С. 118. 5Там же. С. 146.

6Там же. С. 60.

7Имамити Томонобу. Тоё-но бигаку (Эстетика Востока). Токио: TBS Bri­ tannica, 1985. C. 231-243.

Абэ Кобо иАльбер Камю: экзистенциальное сопоставление 527

Новое лицо героя Абэ — это маска в чистом виде, её можно использовать, чтобы либо полностью скрыть своё сущностное «Я», либо полностью перевоплотиться в совершенно новое «Я».

Только так и может существовать современный человек, утративший, по мнению автора, свою сущностную символи­ ческую глубину — связь с бесформенной «подложкой бытия, прасредой», лежащей, согласно буддизму, в основании всех форм11. Фактически, форма и только она — форма лица, фи­

гуры, автомобиля, виллы, часов или костюма — вот что ста­ ло определять суть нынешних горожан.

Лишь умственно неполноценная соседская девочка уга­ дывает под маской личность самого героя. «Именно потому, что девочка умственно отсталая, — заключает герой, — она смогла увидеть меня насквозь»12. Значит, маскарад — норма, а истинное лицо — болезнь, таково его открытие. Наделив зна­ нием истины убогую девочку, Абэ тем самым подчёркивает в её лице и само интуитивное знание, выступая с позиции то­ тального, антирационалистического, типично экзистенциа­ листского негативизма.

Маска — это новое «Я» героя, благодаря которому он, «скрыв облик, разорвал связь между лицом и сердцем и осво­ бодился от духовных уз, соединяющих его с людьми»13. Теперь все окружающие для него — враги, маски, стоящие на пути его волеизъявления и сами стремящиеся к удовлетворению собственных притязаний: «Мы живём в такое время, когда стало невозможно, как прежде, провести чёткую, кем угодно различимую границу, отделяющую ближнего от врага. В элек­ тричке теснее, чем любой ближний, тебя вплотную облепляют бесчисленные враги <•••>. Вражеское окружение стало обыч­ ным — мы привыкли к нему, и существование ближнего так же малоприметно, как иголка, оброненная в пустыне <•••>. Может быть, для успеха в жизни рациональнее отказаться от высоких устремлений и примириться с тем, что все окружаю­ щие тебя люди — враги»14.

528 А. Л. Луцкий

Акцент на антагонистичности отношений между людь­ ми весьма характерен для экзистенциалистского сознания. Идейный предшественник экзистенциализма Блез Паскаль (1623-1662) писал, что «человек — это сплошное притворство, ложь, лицемерие не только перед другими, но и перед собой. Он не желает слышать правду о себе, избегает говорить её дру­ гим <...> Люди ненавидят друг друга — такова их природа»15. «Конфликт есть первоначальный смысл бытия для друго­ го», — три века спустя вторит Паскалю его соотечественник Ж.-П. Сартр. У Ясперса отношения между людьми — комму­ никация, свидетельствующая о тотальном одиночестве каж­ дого индивида. Хайдеггеровское совместное бытие людей

целом враждебна каждому человеку в отдельности, как враж­ дебна к нему в целом и окружающая его природа. Благодаря лицу-маске герой получает возможность избегать личной от­ ветственности за неблаговидные поступки, совершаемые им под воздействием враждебности этого мира. Но раз снимает­ ся личная ответственность, то все социальные запреты оказы­ ваются легкопреодолимыми, всё позволено: «Если освободить себя от всех духовных уз и обрести безграничную свободу, то легко стать безгранично жестоким»17.Здесь Абэ перекликается с Достоевским: «Провозгласил мир свободу, в последнее время особенно, и что же мы видим в этой свободе ихней: одно лишь рабство и самоубийство», — сетует старец Зосима в «Братьях Карамазовых»18. Так можно прийти к тому, что «нельзя будет верить другим, не будет оснований и не доверять другим, при­ дётся жить в состоянии невесомости <•••> семья, народ, права, обязанности — превратятся в мёртвые слова», — размышля­ ет герой «Чужого лица». Тогда правомерным будет бороться с «другими» любыми средствами и даже спокойно идти на их убийство, уничтожать этих других.

15Ларошфуко Ф. де. Максимы. Паскаль Б. Мысли. Лабрюйер Ж. де. Ха­ рактеры. М.: Художественная литература, 1974. С. 134, 182.

16Долгов К. М. От Киркегора до Камю. М.: Искусство, 1990. 17Абэ Кобо. Указ. соч. С. 66.

18Достоевский Ф. М. Братья Карамазовы. М.: ЭКСМО, 2012. С. 381.