Выпуск 5

Взгляды Николая Японского на писателей и их творчество 339

Современный исследователь творчества Достоевского С. В. Белов трактует это письмо в том духе, что его невозможно правильно истолко­ вать без учета личности адресата (см. : Белов С. В. Ф. М. Достоевский и его окружение). Но знание аналогичных фактов из жизни Соловьева убеж­ дает нас в том, что Соловьев в лицо хвалил Достоевского, а за спиной поносил его. Похоже, он был таким человеком, что не замечал в себе таких трансформаций.

Взрослый ребенок

С 18 до 20 лет Соловьев состоял в напоминающих любовные отноше­ ниях со своей кузиной Екатериной Романовой, которая была на два года младше его. От этого времени сохранилось 28 писем Соловьева, их со­ держание представлено в хронологическом порядке в книге Микосиба Митио «Соловьев и его время».

Из этих писем явствует, что в интеллектуальном отношении Соловьев был в то время уже достаточно зрелым человеком, но его способ обще­ ния — по-детски эгоистичен. Он не думает о чувствах своего адресата, говорит только о себе, любит выставить себя эдаким ментором. Он по­ учает Екатерину: читай возможно больше произведений великих поэ­ тов, а для этого следует в совершенстве овладеть английским и немецким языками; ростки настоящей жизни заключены внутри нас самих, а если бы это было не так, мы удовлетворялись бы той ложью, которая окружа­ ет нас, и не могли бы стремиться к лучшему.

Письма Соловьева полны поучениями такого рода. Он напускает на себя такой вид, что ему как искателю высшей истины нет дела до обыч­ ной человеческой любви. Разумеется, такая «любовь» не приносит плодов. В 1875 г. Екатерина сообщает Соловьеву, что не собирается выходить за него замуж.

В 1892 г. Соловьев, которому было уже 39 лет, пишет автобиографиче­ ский рассказ «На заре туманной юности» («В вагоне»), где он описывает свою поездку к Екатерине. И здесь перед нами уже не ригористичный правдолюбец, а совсем другой молодой человек. Герой произведения (по­ вествование ведется от первого лица) садится в поезд, чтобы навестить свою кузину, в которую он вроде бы влюблен. В вагоне поезда он знако­ мится с молодой дамой Julie. Между ними пробегает какая-то искра, они даже целуются и влюбляются друг в друга... Из этого повествования от­ четливо вычитывается сладость любовного приключения между чужой женой и вроде бы зрелым человеком, который в то же самое время явля­ ется безответственным юношей.

Возможно, благодаря известной фотографии Соловьева, на которой он предстает с серьезным выражением лица с глубоко посаженными гла­ зами, нам кажется, что он был молчаливым и суровым человеком, фило­ софом и аскетом, однако, как свидетельствуют мемуары его младшей сестры Марии Безобразовой и его многочисленных друзей, молодой Соло­ вьев обожал скабрезные истории и разговоры, которые он вел даже в жен­ ском присутствии. Взрослый Соловьев обожал женщин и крепко выпивал.

С юности Соловьев любил, чтобы им восхищались, он был невероят­ ным гордецом, но когда его друг И. И. Янжул указал ему на это, Соловьев зарыдал. Так что было в нем что-то детское, о чем и свидетельствуют мно­ гочисленные воспоминания о нем (см., например: Лосев А. Владимир Со­ ловьев и его время). Действительно, Соловьев обладал богатой и сложной натурой.

Притворяющийся человек

Митрополит Антоний (Храповицкий) на рубеже XIX-XX вв. был одной из видных фигур в Русской православной церкви. Он хорошо знал Соло­ вьева с юности и до последних лет его жизни. Он оставил очень инте­ ресные воспоминания о Соловьеве, где называет его «ложным пророком». Так же как и Николай, Антоний возмущается тем, что на словах Соловьев отрицает католичество, но на самом деле защищает идею непогрешимо­ сти папы.

Кроме того, Антоний открыто пишет о том, что Соловьев был «формен­ ным алкоголиком», и спиртное сократило его годы. Относительно же автобиографичного рассказа «На заре туманной юности» Антоний заме­ чает, что расширившуюся свободу слова Соловьев использует для того, чтобы выставить напоказ свое падение.

Из книги Лукьянова следует, что на почти всех знавших Соловьева лю­ дей его внешность производила сильное впечатление. И в дневнике Нико­ лая также отмечается, что «эта личность весьма яркая и поражающая,— смотрит истинным философом».

Антоний, который хорошо знал Соловьева, отмечал, что когда тому было около 25 лет, Соловьев стал делать себе прическу, подлаживая свой облик под изображение Иоанна с монументального полотна близкого дру­ га Гоголя Александра Иванова «Явление Христа народу». Действительно, при сравнении обнаруживается большое сходство. Распространяемые Соловьевым слухи, что он с детства не ест мяса, имели целью увеличить это подобие.

Ходили разговоры, что Соловьев читает псалмы на еврейском языке, но Антоний в своих воспоминаниях говорит, что это абсолютно невоз­ можно. «По-еврейски он умел только разбирать буквы» (Антоний митр. Ложный пророк).

Согласно Антонию, Соловьев был «притворой». Уже тогда, когда Соло­ вьев был слушателем Московской духовной академии, в его поведении было много показушного (Лосев А. Владимир Соловьев и его время). Как в таком случае быть с пресловутой троекратной встречей Соловьева с небесной красавицей Софией? Может быть, здесь сыграли свою роль какие-нибудь снадобья — как это было в случае с гоголевским Пискаревым из «Невского проспекта»? (См.: Накамура Кэнносукэ. «Невский проспект» Гоголя: красота таланта и мечты). Достать опиум тогда не составляло труда.

Взгляды Николая Японского на писателей и их творчество — 341

Мать

В дневнике Николая описан визит к нему матери Соловьева — Полик­ сены Владимировны. «Говорила о сыне — Владимире Сергеевиче Соло­ вьеве, философе, о его детстве, как был серьезен, как все лошадь чистил и подгонял (деревянную). (Сам Николай с детства в свое удовольствие катался на настоящей лошади, поэтому упоминание о детской лошадке, вероятно, удивило его. — Н. К.)... Когда Владимир Сергеевич приедет из Петербурга, обещалась адресовать его ко мне, а меня просила поговорить сним о необходимости частого приобщения Святых Таин» (10.04.1880).

Похоже, что добрая мать относилась к своему 27-летнему сыну, как к несмышленому ребенку. Из биографий Соловьева, написанных Микосиба Митио и Лосевым, однозначно следует, что мать баловала своего сынка даже во взрослом возрасте. Так и слышишь из уст Владимира Со­ ловьева: мамочка, хочу конфетку... Сестра Мария свидетельствует, что Соловьев признавался матери в том, что в своих отношениях с женщина­ ми он много грешил в душе своей. Мария находит его поведение «дет­ ским». Соловьев так и не смог преодолеть этой детскости.

Соловьев — это Иван Карамазов

Напоследок хочется представить читателю, что говорила относитель­ но Соловьева супруга Достоевского — Анна Григорьевна.

Как я уже отмечал, Достоевский и Соловьев принадлежали к разным поколениям, но отношения между ними были очень хорошими. Они вме­ сте бывали в Оптиной Пустыни. Достоевский любил Соловьева. Считает­ ся, что он послужил прообразом для Алеши Карамазова. Об этом можно прочесть в любой биографии Достоевского.

Достоевский скончался 28 января 1881 г” а 1 марта был убит Алек­ сандр II. 28 марта в своей публичной лекции, произнесенной в Петербурге Соловьев неожиданно заявил, что Александр III должен простить убийц своего отца. Царь — высшая ценность императорской России. Ивот некий интеллектуал говорит о том, что следует простить убийц...

Это заявление Соловьева произвело на публику сильное впечатление. Подавляющее большинство людей негодовало. Соловьеву пришлось на­ писать объяснительное письмо Александру III.

Негодовала на Соловьева и Анна Григорьевна. М. Н. Стоюнина, в то время ее близкая подруга сказала раздосадованной Анне Григорьевне: «Владимира Сергеевича наверное бы одобрил и Достоевский, ведь он его так любил и изобразил в лице Алеши». В ответ на это Анна Григорьевна «с раздражением» воскликнула: «И не так уж любил, и не в лице Алеши, авот уже скорее в лице Ивана он изображен!» (Белов С. Достоевский и его окружение).

Достоевский бывал беспощаден в оценке своих друзей. Так, например, было и в случае со Страховым (см.: НакамураКэнносукэ. Оценка [Досто­ евским] друга Страхова). И в отношении Соловьева Достоевский, возмож­ но, чувствовал истинную природу этой «сложной натуры».

4. Осуждение Чехова

Праздные женщины

Вроссийской части дневника Николая часто появляются праздные

исостоятельные женщины. У них было много свободного времени, поэто­ му неудивительно, что они увивались вокруг священника.

«Пришла Юлия Георгиевна Эммануэль. Ъш особенного класса жен­ щин, увивающихся около духовных высшего класса... в груди, видимо, сердце, расположенное к благочестию, в голове же мозгу весьма мало...

язык ворочается у женщин вдесять крат быстрее, чем у мужчин; болтала она бойко, не уставая, с захлебываньем, а я, не слушая ее, думал, как об­ разуются такие личности? От пустоты и ничегонеделанья, должно быть» (14.01.1880).

Николай спрашивает, откуда берется такой женский тип, и сам же от­ вечает: от пустой и праздной жизни. Николай размышляет со всей серь­ езностью, и это несколько смешно. Тем не менее ему удается несколькими словами выразить «классический» тип праздной русской женщины.

Пожилые барыни часто жертвовали в пользу церкви, и потому она призывала относиться к ним со вниманием. Когда Николай пребывал в Петербурге, митрополит Исидор приказал ему отправиться к очень бо­ гатой старухе — Варваре Базилевской. Николай поневоле повиновался. Базилевская тоже оказалась праздной женщиной.

«Поехал к Базилевской. Простая старушка в чепце, угостила стер­ лядями — остатком вчерашней трапезы Митрополита. Расспрашивала о Японии вразброд, без толку и интересу. Когда услышал я “те” — “хорош ли народ-те японский” то начал и говорить по-простому, “матушка де,

В. П. [Варвара Петровна]”. После чаю у нее стали слипаться глаза, и преловко отделалась от меня, — “а вы от меня куда?” Я встал и стал раскла­ ниваться» (15.11.1879).

Николай обладал литературным даром. Всего несколькими словами он умеет передать атмосферу этого визита.

Люди в России остры на слово, и в этом отношении Николай был ти­ пичным русским. Особенно ядовит становится он, когда речь заходит о женщинах. Вот он плывет на пароходе из 1Ънконга в Иокогаму, рано утром стюардесса мешает ему спать своим пением. И Николай определя­ ет ее как «отвратительный кусок мяса в очках» (05.11.1880).

Дворянки тоже раздражают Николая и утомляют его. Вот он отправ­ ляется к великой княгине Екатерине Михайловне, сестре Александра II. «Вопросы ее очень напоминали вопросы об Миссии и Японии Варв. Пет. Базилевской. Тот же беспорядок и то же недослушивание. Удивительно, зачем она пожелала видеть меня. Должно быть, и в самом деле они ску­ чают» (27.11.1879).

Написано весьма едко.

Взгляды Николая Японского на писателей и их творчество _ 343

Любовь с двух лет

Оценки Николая предрассудков тех русских женщин, которые приез­ жали в Японию, тоже весьма резки.

Вот Николай крестит Бориса — сына посланника Струве. Ему прихо­ дится ждать в полном облачении, пока «их величество (так иронично Николай именует Бориса) изволил проснуться». Затем «их величество изволило орать неумолкаемо во все время совершения таинства, потому что ему не дали покушать, “де-принимать пишу до ванны вредно” как и объяснялись; а чтобы ванна была сообразно желанию их величества, все время плавал по купели безобразнейший термометр и служанка стоя прибавляла или убавляла воды разных температур. Чтобы дитя не орало, я посылал просить, нельзя ли дать ему грудь или сосок; но Мария Николаевна [супруга Струве, мать Бориса] не осмелилась прийти в цер­ ковь успокоить ребенка грудью хоть немного, на том основании, что ее первый сын умер, вероятно, оттого, что она была при крещении его» (17/29.01.1882).

Встретил Николай в Японии и мать двоих детей, которая, преследуя своего любовника, добралась и до Токио.

«Вчера приходили ко мне две барышни-подростки, Мария и Варвара Владимировны Репинские, недавно с матерью, Екатериной Владимиров­ ной, приехавшие из Петербурга и живущие в Токио; принесли банку ва­ ренья от матери и говорят: “Йамаша просит завтра исповедать и приоб­ щить ее Святых Тайн”". Они всегда говорили про мать, что она больна;

ия не имел о ней другого понятия, как — что она больная женщина, при­ ехала, вероятно, для поправления в здешнем климате; думал также, что она благочестивая... Сегодня в 8 часов приезжают все три. Я принимаю их и не верю глазам: со своими девочками мать, но не слабая и больная, а краснощекая здоровая дама лет сорока». Николай поднялся с ней в Кре­ стовую Церковь, прочел молитвы и пригласил к исповеди. Та же стояла

имолча плакала. Потом — открылась. «Не многих слов это стоило. Разо­ шлась она с мужем и приехала жить с любовником, который никто иной, как драгоман посольства Вильм. “С двух лет своего возраста любила его”

говорит. И он любил ее и любит, но что-то теперь меняется, что, повидимому, очень огорчает ее». На упреки Николая в греховности такого поступка дама как ни в чем ни бывало отвечала: «Я не вижу в этом ничего дурного. Что же делать, если я люблю его?» Николай отказался исповедывать ее, но и в его комнате «она еще долго мне доказывала, что я должен был причастить ее, что это «успокоило бы ее», что «все говорили, что я добрый человек и пойму ее, но оказывается, что я не могу ее понять»

(16/29.05.1910).

Возлюбленным этой Екатерины Репинской был 43-летний драгоман Артур Вильм. В 1913 г. он получил должность генерального консула в Иокогаме. Выходец из России философ и музыкант Кербель долго жил вЯпонии и преподавал в Токийском императорском университете. После отставки он намеревался уехать в Германию, но из-за разразившейся

Первой мировой войны не смог сделать это. Он был в хороших отношени­ ях с Вильмом, который приютил его в консульстве, где он и скончался в 1923 г.

Хитрость и ирония

В дневнике Николая неоднократно появляются праздные и «образо­ ванные» женщины, которые как бы сошли со страниц рассказов и пьес Чехова.

Задолго до вступления в должность Артура Вильма генеральным кон­ сулом в Иокогаме служил А. Пеликан. Из-за карточных долгов он и его жена едва не застрелились (см. «Миссионерские заметки епископа Нико­ лая» за 1883 г.).

Проживавшая в Суругадай неподалеку от Миссии русская дама по фамилии Конде была женщиной «странной», она совращала русских уче­ ников миссионерской семинарии (27.03/09.04.1908). Ввиду запутанных любовных отношений (то ли «треугольных», то ли «квадратных»), она тоже совершила неудачную попытку застрелиться. Мало того — в своем завещании она написала, что завещает свою голову ректору семинарии Сэнума в качестве сувенира. Этой Конде тоже вполне могло бы найтись место в чеховском рассказе. Находились и такие дворянки, которые при встрече с миссионером Николаем принимали его за «комиссионера» (27.09/09.10.1897).

Повествование о Репинской, которая была влюблена в своего избран­ ника с двух лет и предстала перед Николаем с заплаканным и красным лицом, занимает в дневнике целых три страницы. Если хоть чуть-чуть обработать это повествование, то мог бы выйти превосходный рассказ из «реальной жизни», который ничуть не уступает чеховскому. А рассказ Ни­ колая о крещении плачущего и голодного Бориса Струве, которого не на­ кормили перед крещением, потому что это плохо для здоровья, а мать не желает прийти и успокоить его, поскольку ее первый сын умер якобы по­ тому, что она присутствовала при крещении? Все эти анекдотические эпизоды прямо просятся в пьесу.

Женщины, которых описывает Николай, не испортили бы чеховской пьесы. Здесь тебе и Раневская из «Вишневого сада» — только вместо Па­ рижа она очутилась в Токио. Здесь и неутомимая Аркадина из «Чайки» только преследует она не писателя, а дипломата. Вот и шумная госпожа Федосья Кушкина из «Переполоха».

Николай мастерски — с комизмом и иронией — описывает своих геро­ инь среднего возраста, которые достойны изображения в театре и в лите­ ратуре. Метафоричность языка Николая бесподобна и превосходит че­ ховскую. В тех женщинах, которых описывает Николай в своем дневнике, в их речах и делах приметна неисправимая глупость.

Перо Николая не доходит до женской психологии и анализа характе­ ра, но внешнее поведение и речи он характеризует с исчерпывающей полнотой. То же самое можно сказать и о Чехове. Николай воспринимает

Взгляды Николая Японского на писателей и их творчество 345

ту драму, которая происходит в душе женщины и имеет, возможно, не­ адекватные формы проявления, как естественное явление. Русские жен­ щины — естественны. Если бы Чехов прочел дневник Николая, он, воз­ можно, использовал бы его в своих произведениях в неизменном виде.

Комедийная действительность

И «Чайку», и «Вишневый сад» сам Чехов определял, как «комедии». Та­ кой подход свидетельствует об уважении русской культурой XIX в. антич­ ного наследия. Аристотель почитался в России в качестве изобретателя основных культурных определений. Среди выдающихся мыслителей

ипедагогов прошлого Достоевский называет и Аристотеля. «Там, где об­ разование начиналось с техники (у нас реформа Петра), никогда не появ­ лялось Аристотелей. Напротив, замечалось необычайное суживание

искудость мысли. Там же, где начиналось с Аристотеля (renaissance, 15-е столетие), тотчас же дело сопровождалось великими техническими от­ крытиями (книгопечатание, порох) и расширением человеческой мысли (открытие Америки, реформация, открытия астрономические и проч.) («Неизданный Достоевский»).

Выдающийся государственный деятель граф Дмитрий Толстой, кото­ рый совмещал должности обер-прокурора святейшего правительствующего Синода и министра народного просвещения до Победоносцева,

в1871 г. провел реформу среднего образования, в результате которой по­ явились «классические гимназии», где значительное внимание уделялось изучению греческого и латыни. Для поступления в университет прохож­ дение курса обучения в такой гимназии являлось непременным услови­ ем. В связи с этим увеличилось почтение и по отношению к собственно Аристотелю, и по отношению к античности, которая, казалось бы, не имеет для России большого значения. Хорошо известно, что в семинари­ ях обучение «никчемному» греческому и латыни было поставлено весьма хорошо. В женской гимназии мадам Фишер воспитанницы играли траге­ дии Еврипида на греческом (27.05.1880).

Впьесах Чехова хорошо виден греческий след. Так, Т^игорин вопроша­ ет: «Агамемнон я, что ли?» Имя Сократа можно часто встретить и в произ­ ведениях Чехова, и в его письмах. Рассказ «Человек в футляре» является пародийным изображением одинокого преподавателя греческого языка

вгимназии. Этот образчик «черного юмора» мог появиться только в усло­ виях, когда античному наследию уделялось столь много внимания (см. примечание № 203 к первому тому полного издания дневников Николая).

ВСоветском Союзе также было заметно уважение перед античностью. И сегодня названия многих российских издательств несут в себе антич­ ные коннотации (например, «Шперион», «Наталис» и т. д.).

«Поэтика» Аристотеля считалась основополагающим сочинением, по­ священным проблемам жанра. Он полагал, что комедия предпочитает изображать людей худших, чем наши современники. При этом комедия не ставит целью выпячивание людских недостатков, она не стремится доставить мучительные переживания, она стремится вызвать смех. Ари­

стотелевское определение комедии является стандартным для русской культуры. В энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона (1895 г.) в статье «Комедия» именно оно стоит на первом месте. Поэтому и «Чайку»,

и«Вишневый сад», где изображаются мелкие люди, Чехов тоже назвал ко­ медией. Он писал, что в «Вишневом саде» выведены столь обычные «до­ брая дура» или «дура набитая» (письмо к Книппер-Чеховой, 23.02.1903). Культурный бэкграунд Чехова был таков, что изображение глупой, за­ урядной и доброй женщины воспринималось им как «комедийное».

Diynbie русские женщины из дневника Николая — это тоже комедий­ ные «персонажи».

О.Николай был старше Чехова на 24 года. Он был знаком с творче­ ством Чехова, но в его дневнике отсутствуют свидетельства того, что это знакомство было серьезным (07/20.02.1909). Но и перед глазами Нико­ лая, и перед глазами Чехова простиралась «комедийная Россия», которую им хотелось изобразить.

Если отложить в сторону дневник Николая и внимательно почитать Чехова, можно прийти по крайней мере к одному неоспоримому выводу: Чехов наблюдал и изображал «комедию», где роли играют прямодушные

иестественные русские женщины.

5. Иоанн Кронштадтский и Лев Толстой

Звезда первой величины

В России никогда не прерывалась череда чудотворцев и отшельников, которые, отринув радости и суету этого мира, умели вселять в людей веру, исцелять телесные и сердечные болезни и раны. Это и Нил Сорский (1433-1508), и Тихон Задонский (1724-1783), и Серафим Саровский (1757-1833).

Вера в духовных подвижников, которые обладают целительными спо­ собностями, была широко распространена и в XX в. Классическим при­ мером такого подвижника является Иоанн Кронштадтский (1829-1908), хотя он и не относится к отшельникам в строгом смысле этого слова.

Мирское имя Иоанна — Иван Ильич Сергиев. Он родился в деревне на севере России, в Архангельской губернии. Его отец был дьячком в мест­ ной церкви. Иоанн закончил Петербургскую духовную академию, затем поступил служить в Андреевский собор в Кронштадте. Там он основал «Дом трудолюбия» и приступил к благотворительной работе. В то же са­ мое время он получил известность благодаря многим сотворенным им чу­ десам: вылечивал тяжелобольных, исцелял глубокие раны. Кроме того, он написал много учительных книг и сборников проповедей. В 1890-1894 гг. вышло в свет его шеститомное собрание сочинений, которое выдержало не одно издание. О нем самом было издано огромное количество книг и брошюр.

Своими молитвами Иоанн Кронштадтский вылечил множество лю­ дей, и за ним закрепилась слава «целителя». У него было множество горя­ чих поклонников в самых разных слоях российского общества. В октябре

Взгляды Николая Японского на писателей и их творчество 347

1894 г. причащал умирающего Александра III. Следующий император, Николай II, просил Иоанна крестить своих детей. О духовности и силе этого выходца с севера свидетельствует и то, что Александра Федоровна, супруга Николая II, тоже прониклась к нему доверием.

Распутин явился в Петербург в 1903 г. В это время при императорском дворе уже сложилась такая атмосфера, в которой «святым», обладающим «сверхъестественными способностями», оказывался теплый прием.

Иоанн Кронштадтский был одной из трех «звезд» первой величины, которые сияли на российском небосклоне на рубеже XIX-XX вв. Превос­ ходный историк граф Сергей Шереметьев, который под конец существования династии заведовал подбором дворцовых кадров, отмечал в своих мемуарах: «Царствование Александра III было временем расцвета трех крупных сил, воплощавших в себе целый мир идей и представлений, магически действующих силою неотразимого влияния. Я без опасения выдвигаю их одновременно. Одною из них был граф JI. Н. Толстой, дру­ гою отец Иоанн Кронштадтский, третьею — Александр III! Когданибудь тщательный психологический разбор этих трех личностей явится неизбежным для истории известной эпохи» («Мемуары графа С.Д. Шереметьева»).

Лев Толстой был выразителем той оппозиционной группы, которая была недовольна состоянием дел в российском обществе, не признавала авторитета православной церкви и в то же самое время не признавала Запада в качестве идеала. Иоанн Кронштадтский обладал церковной и ок­ культной харизмой, которая позволяла ему утешать народ. Александр III олицетворял в себе другую харизму — устрашающую харизму царской власти, которая давала возможность вести за собой армию и двор. Разуме­ ется, церковь и царский режим находились в единении (27.01/09.02.1908). Ни одна из этих трех сил, будучи продуктом прежних эпох, не обладала ви­ дением нового. В то же самое время, несмотря на всю разницу в статусах, эти три силы все-таки не были оторваны от реалий подвижного массового общества и обладали значительной поддержкой и влиянием.

Человек известный и в Японии

Иоанн Кронштадтский приобрел известность не только в России его слава быстро докатилась и до Японии. В периоды Мэйдзи и Тайсё он был известным человеком вяпонской православной церкви, которая рассмат­ ривала его как россиийского чудотворца. Даже протестантская миссио­ нерка в Японии составляла его жизнеописание (10/22.11.1899). Сам Иоанн сделал пожертвование в пользу японской православной церкви — он прислал немалую сумму денег, роскошное священническое облачение, предметы церковной утвари.

Имя Иоанна Кронштадского неоднократно появляется на страницах дневника Николая. Во время поездки по району Тохоку он рассказывал ве­ рующему врачу о чудесах исцеления, случившихся благодаря Иоанну (26.09./08.10.1889). 2 января 1890 г. графу СоэдзимаТанэоми он тоже по­ вествовал о многочисленных чудесах, сотворенных Иоанном («Дневнико­