Kitay_i_okrestnosti_Mifologia_folklor_literatura

предисловием А. Уэйли (1939) и французский Ж.-П.Поре с предисловием П. Лавиня (1949) также неоднократно переиздавались. На немецком языке появился и первый полный перевод романа с издания периода Чун-чжэнь, начальные два тома которого братья Отто и Артур Кибат опубликовали в Готе в 1928 и 1932 гг. С приходом фашистского режима издание прервалось и в виде 6-томника (с отдельным томом примечаний) увидело свет уже в Швейцарии (Цюрих, 1967—1983). Значительно меньший по объему, но в два раза больший, чем у Ф. Куна, почти полный английский перевод (с обсценными пассажами на латыни) в 4-х томах выпустил в Лондоне в 1939 г. Ф.К.К. Эджертон, пользовавшийся консультациями знаменитого писателя Лао Шэ, в 1924—1930 гг. преподававшего китайский язык в Лондонском университете. В нью-йоркском переиздании 1972 г. скрытые латынью вольности были освещены по-английски с помощью Дж.М. Франклина. Проект публикации в 5-и томах первого английского перевода "Цы-хуа" с комментариями осуществляет в Принстонском университете американский синолог Д.Т. Рой (1933 г.р.), к настоящему времени выпустивший три тома (1993, 2001, 2006), а ранее исследовавший комментарии Чжан Чжу-по и представивший на посвященную «Цзинь пин мэй» конференцию в Индианском университете (США, Блумингтон, 12.05.1983) доклад с доводами в пользу принадлежности авторства романа знаменитому драматургу Тан Сянь-цзу (1550—1616).

В России, по свидетельству Б.Л. Рифтина, в 1950-е гг. к переводу романа приступил Г.О. Монзелер (1900—1959), но вскоре скончался. Тогда же им занялся B.C. Манухин (1926—1974), в 1969 г. завершивший первый на Западе почти полный перевод версии "Цы-хуа" объемом около 100 а.л. Этот труд в 2-х томах с предисловием Б.Л. Рифтина и при участии Л.П. Сычева, пробившись сквозь цензурные рогатки Главлита и китаеведческого подотдела ЦК КПСС, вдвое сокращенный, с купированными фрагментами, наполовину в пересказе издательского редактора СВ. Хохловой увидел свет лишь через три года после смерти переводчика, в 1977 г., а затем в том же оскопленном виде переиздавался в 1986, 1993 (однотомником) и в 1998 г. После пилотной публикации двух восстановленных и доработанных глав "Цы-хуа" [см.: Китайский эрос, 1993] также под редакцией А.И. Кобзева было начато полное издание перевода В.С Манухина с восполнением оставленных им лакун и академическим приложением подробных примечаний, комментариев и исследовательских работ отечественных и зарубежных авторов. Однако работа над изданием была прервана на третьем томе, охватив примерно три пятых текста, что, в частности, было связано со смертью одного из участников этого проекта — B.C. Таскина (1917—1995). В ре-

468 Классическая литература

зультате пальма первенства в публикации на европейских языках полного перевода "Цы-хуа" перешла к прекрасному французскому двухтомнику в переводе А. Леви [Fleur en Fiole d'Or..., 1985] с предисловием Р. Этьембля в серии мировой классики "Bibliothèque de la Pléiade", открывающейся Библией и Кораном.

"Цзинь пин мэй" — мировой шедевр самого высокого разряда, книга, которую можно поставить в один ряд с поэмами Гомера, "Божественной комедией", "Гаргантюа и Пантагрюэлем", пьесами Шекспира, "Дон Кихотом". В жанровом аспекте китайское произведение также способно конкурировать с каждым из указанных шедевров Запада, поскольку сочетает в себе качества романа, поэмы и драмы. Собственно говоря, жанровая квалификация "Цзинь пин мэй" как романа достаточно условна. Это синтетическая форма высочайшей степени сложности, которая при самой простой дифференциации представляет собой строго организованное сочетание более тысячи поэтических текстов, образующих свою собственную иерархию по категориям и степеням регулярности, переходя на пределе в ритмическую прозу, драматических диалогов, задающих архитектонику отдельных глав и сопровождаемых необходимыми ремарками, и прозы (в максимальной амплитуде от бытописания до пересказа буддийских канонов и научных трактатов).

Лишенный, с одной стороны, психологизма классического западного романа, а с другой — морализаторского пуризма классического восточного романа, объективистско-описательный, "бихевиористичный" стиль "Цзинь пин мэй" создает парадоксальное ощущение модернизма, ибо гармонирует в этом с новейшими антиэйдетическими, сенсуализирующими тенденция-

ные действия"). Большинство приводимых в "Цзинь пин мэй" стихотворе-

содержится в самом названии "Цзинь пин мэй цы-хуа". Этот многослойный текст одновременно способен играть роль научного справочника практически по любым социально-экономическим и культурно-бытовым аспектам жизни китайского общества эпох Сун и Мин, т.е. всей первой половины 2-го тысячелетия н.э.

Подобное сочетание несочетаемого точнее всего было бы определить как энциклопедию китайской жизни в Средние века. Тут "энциклопедич-

ность" — элемент научной дефиниции в сравнении с поэтической гиперболой аналогичной аттестации "романа в стихах" A.C. Пушкина. На основе разнообразнейших фактических данных, содержащихся в "Цзинь пин мэй", можно написать целую серию исторических диссертаций. А поражающие западного читателя бесконечные подробности описания блюд, одеяний, интерьеров и т.п. ассоциируются не только со справочно-энциклопедической литературой, но и со сценарными ремарками, порождая странное ощущение, что это произведение самим богом предназначено для экранизации и подготовлено к воплощению в телевизионном сериале еще до изобретения телевидения и даже кинематографа.

Как бы предуведомляя своим появлением о "конце прекрасной эпохи" Мин, "Цзинь пин мэй" явился первым в Китае авторским романом, т.е. представил собой первый вполне оригинальный образец высшей формы литературного творчества, мистическим образом совпавший по времени появления на свет с произведениями таких апостолов новоевропейской литературы, как Шекспир и Сервантес. И так же как с этими славными именами, с ним связана проблема авторства. С одной стороны, его безымянного автора называют "знаменитым мужем" (мин гии) своего времени и "почтенным ученым", или "старым конфуцианцем" (лао жу), и среди его возможных создателей фигурируют крупнейшие литераторы Китая XVI—XVII вв., а с другой стороны, высказывается и прямо противоположное мнение о безвестном авторе, представителе низов общества, и в качестве претендента на авторство называется простолюдин, слепой сказитель Лю Шоу (Лю Девятый). Список кандидатов на эту роль ныне уже охватывает около четырех десятков имен. В нем значатся такие известные персоны, как Ван Шичжэнь, Ли Юй, Ли Чжи, Сюй Вэй, Ли Кай-сянь, Тан Сянь-цзу, Шэнь Дэ-фу, Цзя Сань-цзинь (1543—1592), Ту Лун (1542—1605), Фэн Мэн-лун, Се Чжэнь (1495—1575), Ли Сянь-фан (1510—1594) и др. При этом некоторые специалисты (Пань Кай-пэй, 1954; Сюй Шо-фан, 1984) утверждают, что "Цзинь пин мэй" не оригинальное творение одного гения, а продукт коллективного творчества — конгломерат разнородных текстов, исполнявшихся под музыкальный аккомпанемент бродячими чтецами и в дальнейшем обработанный просвещенными литераторами.

Как это нередко бывает в китайской литературе, не единственно и название романа. Он известен под заглавиями "Первая удивительная книга", "Четвертая из четырех великих удивительных книг", "Один из восьми литературных шедевров", "Зерцало многоженства" и др. Но, разумеется, его главное имя — таинственно-многозначное "Цзинь пин мэй", даже экзотически дешифруемое как каламбур, построенный на иероглифической омони-

можно усмотреть некоторые лексические основания для трактовки этого названия как аббревиатуры имен трех его героинь — Цзинь-лянь, Пин-эр и Чунь-мэй. Например, в завершающем весь текст стихотворении Пин-эр и Чунь-мэй обозначены биномом Пин-Мэй.

Данная интерпретация заглавия "Цзинь пин мэй" была изложена еще в 1614 г. Юань Чжун-дао на основании прочтения половины неопубликованной рукописи. Такая же точка зрения отражена в предисловии Нун-чжу-кэ, согласно которому эти три героини выделены заглавием как олицетворения порока, греха и разврата. Однако в подобной мотивировке смущает неэксклюзивность их выделения, порождающая простой вопрос: почему именно им отведена такая роль? Ведь носителями указанных качеств переполнены страницы "Цзинь пин мэй". И даже в минимальном наборе таковых, представленном в упомянутом завершающем роман стихотворном резюме, фигурируют еще главный герой Симэнь Цин и его зять Чэнь Цзин-цзи. Элиминация Симэнь Цина из названия "Цзинь пин мэй" напоминает усекновение Д'Артаньяна в названии "Три мушкетера". Определенную компенсацию можно видеть в любопытном предположении А. Леви (1985), что жаргонное значение "пенис", присущее иероглифу "хуа [1]" из бинома "Цы-хуа", превращает включающее его в себя полное название романа во вполне соответствующий сюжету образ, рисующий похождения мужского уда, наподобие "Носа" Н.В. Гоголя или "Садов Приапа" А.И. Васинского. Но более интересен другой вопрос: почему прямого заглавного поименования удостоились лишь особы женского пола? Продолжив проведенную аналогию, можно заключить, что ситуация тут такова, как если бы "Три мушкетера" назывались "Миледи, королева и мадам Бонасье". Для объяснения отмеченной странности затенения главного героя и даже всего мужского пола нужно будет признать, что выведенные на первый план имена имеют более чем просто номинативную семантику, обобщенно указывая на женское начало инь как универсальный источник деструкции. Далее следует предположить, что перворазрядная значимость имен Цзинь-лянь, Пин-эр и Чунь-мэй обусловлена особым смыслом самих составляющих их иероглифов, обнаруживающих ту же триаду категорий — "порок", "грех", "разврат", о которой писал Гость, Играющий жемчужиной.

Имя Пань Цзинь-лянь — прозрачная реминисценция исторического анекдота о происхождении обычая бинтовать женские ножки. Правитель династии Ци — Дун-хунь-хоу (498—501) приказал устлать землю изготовленными из золота лепестками лотосов, чтобы на них танцевала его конкубина Пань-фэй. При этом он восторженно восклицал: "Каждый ее шаг рож-

дает лотос". Отсюда пошло выражение "золотой лотос" (цзинь лянь) как обозначение забинтованной женской ножки. Последняя в традиционном Китае считалась одним из наиболее привлекательных сексуальных объектов. Прямое значение имени Пин-эр — "пузырек", "бутылочка" — совершенно явно связано с ктеической символикой и неизбежной греховодностью этого "сосуда" зла, наделенного отверстием, ведущим в ад. Наконец, в биноме Чунь-мэй иероглиф чунь ("весна") — один из главных терминов, определяющих всю эротическую сферу со всеми ее непристойностями, а мэй ("слива", "абрикос муме") — символ как романтического зарождения чувственности — цветущая весной слива, так и откровенной сексуальности, проституции вкупе с ее позорным завершением — "цветущими" шанкрами сифилиса.

Таким образом, три полных женских имени способны символически передать идею чрезвычайной половой распущенности, ставшей смертным грехом. Однако кажется, что иероглифическая триада цзинь, пин, мэй призвана обозначить не три разновидности или стороны одного порока, а три различных порока, т.е. корыстолюбие, пьянство и сластолюбие. Определенным подтверждением этому может служить использование в качестве поэтического эпиграфа к "Цзинь пин мэй" "четырех романсов (цы) о пристрастиях": "Пьянство", "Похоть", "Алчность", "Спесь".

Появление тут четвертого элемента — видимо, прежде всего формальный результат привлечения четверичной стихотворной структуры. Впрочем, с содержательной точки зрения последний "романс" по аналогии с тезисом "Гордыня — мать всех грехов" можно считать структурным элементом более высокого порядка, т.е. своеобразным обобщением, тем более что он озаглавлен иероглифом ци, имеющим самый общий психосоматический и даже космологический смысл — "пневма", а потому способным здесь выражать не только отдельный порок спесивости или гневливости, который, согласно даосскому классику Чжуан-цзы (IV в. до н.э.), "запутывает сердца", но и универсальную духовно-нравственную дефективность. Именно это имел в виду Ван Янмин (1472—1529), крупнейший философ эпохи Мин, создатель интеллектуальных предпосылок появления "Цзинь пин мэй", когда утверждал, что "преступлениям гордыни несть числа".

В связи с затронутым формальным аспектом стоит заметить, что "Цзинь пин мэй" входит в "четверку великих удивительных книг" (сы да ци ту), т.е. самых выдающихся романов в истории традиционной китайской литературы. Остальные три — "Описание трех царств'У'Троецарствие" ("Саньго чжи") [Ло Гуань-чжун, 1954], "Предание о речных заводях"/"Речные заводи" ("Шуй-ху чжуань") [Ши Най-ань, 1955] и "Записки о путешествии на

472 Классическая литература

запад"/"Путешествие на Запад" ("Си-ю цзи") [У Чэн-энь, 1959]. Впоследствии к ним был присоединен "Сон в красном тереме" ("Хун-лоу мэн") [Цао Сюэ-цинь, 1958]. Кроме безусловной ценностно-содержательной обоснованности создания подобного объединения в нем присутствует и явный формализующий момент, столь характерный для китайского менталитета и его нумерологической методологии (сян ту чжи сюэ).

Во-первых, на самой поверхности лежит тот факт, что приведенные в транскрипции оригинальные названия всех пяти "удивительных книг" состоят из трех иероглифов, обнаруживая хорошо известную текстологическую и общеметодологическую структуру "троиц и пятериц" (сань у). Здесь все троичные сочетания иероглифов подчинены формуле 2 + 1, отраженной в транскрипциях названий посредством дефиса. Иначе говоря, два первых знака образуют одну смысловую единицу, а последний — другую. Это формальное наблюдение позволяет предположить, что принятая в русском переводе трактовка названия романа как словосочетания по указанной формуле 2 + 1 ("Цзинь-пин мэй" = "[Цветы] сливы [в] золотой вазе", где "золотая ваза" = цзинь пин = 2, а "[цветы] сливы" = мэй = 1) своим утверждением обязана клиширующей аналогии с названиями остальных шедевров китайской литературы, вместе с ним стандартно сокращаемых до биномов "Сань го", "Шуи ху", "Си ю", "Цзинь пин", "Хун лоу" и укладывающихся в пятичленную схему. Причем самая близкая и продуктивная аналогия тут носит ретроспективный характер, относясь к заглавию позднее написанного "Сна в красном тереме".

Во-вторых, уложенные в пятеричную матрицу классические китайские романы уже на новом, более высоком уровне приводят к идее "пяти элементов" (у син), которые, очевидно, могут быть с ними поэлементно соотнесены. В принципе любой пятиили четырехчленный комплекс в традиционной китайской культуре эксплицитно или имплицитно соотносится с методологемой пяти элементов, которая может быть редуцирована до четверицы с подразумеваемым центральным членом, вроде "четырех стран света" (сы фан). В заглавиях всех пяти "удивительных книг" на первом месте стоят иероглифы, непосредственно обозначающие какой-то из пяти элементов или его стандартный коррелят. В наиболее удобной пространственной схематизации романы можно расположить следующим образом: "Описание трех царств"/"Троецарствие" — на востоке (число 3 соответствует дереву и востоку), "Сон в красном тереме" — на юге (красный цвет — атрибут огня и юга), "Предание о речных заводях"/"Речные заводи", начинающиеся знаком "вода", — естественно, на севере, а "Цзинь пин мэй" с исходным знаком "металл/золото" — на западе. Еще более естественным

кажется соотнесение с западом "Записок о путешествии на Запад'7"Путешествия на Запад", что создает проблему дублирования, допускающую, однако, общее решение благодаря тому, что методологема пяти элементов имеет шестичленный модус, в одном из вариантов которого происходит удвоение какого-то элемента.

С исторической точки зрения можно предположить, что "Цзинь пин мэй", соотносясь сразу с тремя элементами — металлом, водой и деревом, представлялся как синтез всех трех хронологически предшествовавших ему "удивительных книг", которые коррелируют именно с этими элементами (о другой, но отнюдь не противоречащей интерпретации подобной трехместности "Цзинь пин мэй" в системе у син говорится далее). В свете данной гипотезы кажется вполне закономерным появление следующей "удивительной книги" с заглавием "Сон в красном тереме", соотносящим ее с незанятой позицией на юге.

Позиционное дублирование "Цзинь пин мэй" и "Записок о путешествии на Запад"/"Путешествия на Запад" свидетельствует о том, что в их именах и символах закодирована особая близость и вместе с тем противоположность, поскольку последняя предполагает сопоставимость и, следовательно, однородность явлений. Именно в этих романах из рассматриваемой пятерицы одинаковое количество основных звеньев архитектоники — по сто глав в каждом. Главные герои "Путешествия на запад", как и персонажи "Цзинь пин мэй", скоординированы с пятью элементами. Здесь эта связь более чем прозрачна, поскольку определена самой пятеричностью компании героевпутешественников (включая, разумеется, коня). Идейную подоснову обоих произведений составляет определенное осмысление буддизма. В физическом плане отношение к нему в "Записках о путешествии на Запад"/"Путешествии на Запад" выражено как движение его героев во главе с буддийским монахом Сюань-цзаном в Индию, т.е. на родину этого учения. Причем центральной фигурой романа является волшебная обезьяна Сунь У- кун, обладатель чудесного жезла. Исходный толчок кульминационной сюжетной интриге в "Цзинь пин мэй", напротив, задан противоположным движением с запада на восток, т.е. приходом из Индии буддийского монаха, который передал главному герою Симэнь Цину чудодейственное эротическое снадобье (афродизиак), словно в обратной метафорической перспективе превратившее его фаллос в могучий жезл Сунь У-куна и в конечном счете приведшее его к гибели. В первом романе детородный уд, превратившийся в волшебную палочку при перемещении в страну чудес (Индию), спасителен; во втором, наоборот, волшебная палочка из страны чудес, превратившись в детородный уд, губительна.

474 Классическая литература

Сама говорящая фамилия Си-мэнь — в буквальном переводе "Западные Ворота" — указывает на сторону света, с которой подул ветер, завертевший колесо фабульных коловращений. В свою очередь, определение в романе места действия, получившего западный импульс "через Западные Ворота", именно как "востока" подчеркнуто его основными топонимами: общим — Шань-дун (провинция) и частным — Дун-пин (область), в состав которых непосредственно входит иероглиф дун ("восток") и которые, собственно, обозначают восточную территорию Китая. Аналогичным образом перемещение с запада на восток отражено в отмеченной символике пяти элементов, каждый из которых имеет свою стандартную пространственную локализацию: дерево—восток, огонь—юг, металл—запад, вода—север, почва— центр. Соответственно в порядке иероглифов цзинь—пин—мэй, составляющих заглавие романа и представляющих элементы: металл—воду—дерево-, закодировано указание на движение с запада на восток, минуя север.

Все содержание "Цзинь пин мэй" — развернутая иллюстрация неразрывной связи Эроса с Танатосом. Символична и легенда о происхождении романа как орудия кровной мести. Попутно это предание по-своему объясняет и отсутствие до сих пор исходной рукописи. В соответствии с этой трагической символикой погибла и рукопись Чжан Чжэнь-до и до сих пор полностью не издан подвижнический труд B.C. Манухина, пророчески заметившего в посмертной публикации, что «над "Цзинь пин мэй" столетиями висело проклятие» [Манухин, 1979, с. 124; Цзинь, Пин, Мэй, т. 1, 1994, с. 29]. Незавершенным (дошедшим до начала главы 36) осталось и «полное собрание» блестящих графических иллюстраций к нему Цао Хань-мэя (Чжан Мэй-юй, 1902—1975), впервые опубликованных в Шанхае в 1934— 1942 г. и ныне неоднократно переизданных (Цао Хань-мэй. Цзинъ пин мэй цюанъ ту, 2002; Цао Хань-мэй. Цзинь пин мэй хуа цзи, 2003).

О самой ранней попытке продолжить "Цзинь пин мэй" оставил свидетельство опять-таки Шэнь Дэ-фу, отметивший существование в начале XVII в. еще одной книги того же "знаменитого мужа" и с теми же героями под структурно аналогичным и столь же многосмысловым названием "Юй цзяо ли", или "Юй, Цзяо, Ли" ("Пленительная, [как] нефрит, слива", или "[Мэн] Юй[-лоу, Ли] Цзяо[-эр], Ли [Пин-эр]"), которая, однако, быстро исчезла и до нашего времени не сохранилась (существует иной, более поздний и неоднократно переводившийся на Западе роман со сходным заглавием, отличающимся последним иероглифом-омонимом: "Юй цзяо ли", или "Юй цзяо Ли" — "Пленительная, [как] нефрит, груша", или "[Бай Хун-]юй вовлекает в любовь [Лу Мэн-]ли"). Зато уже в 1661 г. появилось произведение Дин Яо-кана (1599—1669) с прозрачным названием "Сюй Цзинь пин мэй"

("Продолженный Цзинь пин мэй", 64 главы). В 1665 г. оно было запрещено, а автор посажен в тюрьму на 4 месяца. Позднее анонимными литераторами из него были составлены еще два продолжения: "Гэ лянь хуа ин" ("Тени цветов за занавеской", 48 глав, кон. XVII в., нем. и фр. пер. Ф. Куна, 1956, 1962) с предисловием вероятного составителя под псевдонимом Сы-цяо цзюй-ши (Отшельник/мирянин/упасака Четырех мостов), удалившего политически опасные параллели между борьбой чжурчжэней Цзинь с ханьцами Сун и маньчжуров Цин с ханьцами Мин, и "Цзинь у мэн" ("Сон в золотом доме", 60 глав, 1912), также явно намекающий на "Сон в красном тереме" и обработанный неким Мэн Би-шэном/ Мэн-би-шэном (букв.: Мастером записи снов), который, сличив два предыдущих текста, сократил религиозные пассажи о воздаянии. Все три романах точно маркированными купюрами непристойных мест были изданы в 2-х томах в Цзинане в 1988 г. Известный японский писатель Такидзава Бакин (1767—1848) переделал роман в историю о своих соотечественниках под названием «Новый (букв, заново составленный) "Цзинь пин мэй"»("Синхэн Кимпэбай").

Источники

Гао-хэ-тан пи-пин Ди и ци шу Цзинь пин мэй (Критически прокомментированная Первая удивительнаякнига "Цзинь пин мэй " из Кабинета Болотного журавля). Цзинань, 1987.

Дин Яо-кан. Цзинь пин мэй сюй шу сань чокун (Три продолжения "Цзинь пин мэй"). Т. 1,2. Цзинань, 1988.

Кимпэбай (Цзинь пин мэй) I Пер. Оно Синобу, Тида Куити. Кн. 1—10. Токио, 1973—1975.

Кимпэбай цзэнъяку (Полный перевод "Цзинь пин мэй") I Пер. Окамото Рюдзо. Т. 1—4. Токио, 1979.

Китайская любовная лирика. Стихи из запретного романа XVI в. "Цветы сливы в золотой вазе", или "Цзинь, Пин, Мэй" / Пер. О.М. Городецкая. СПб.—М, 2000.

Лян-чжун Чжу-по пин-дянь хэ-кань Тянь-ся ди и ци шу Цзинь пин мэй (Совместное издание двух версий Первой удивительной книги в Поднебесной "Цзинь пин мэй " с критическим комментарием [Чжан] Чжу-по). Т. 1—8. Сянган, 1975.

Мин Вань-ли бэнь Цзинь пин мэй цы-хуа ("Цзинь пин мэй " в повествовании со стихами, изданный в [период] Вань-ли [эпохи] Мин). Т. 1—5. Токио, 1963.

Мин Вань-ли дин-сы кэ-бэнь Цзинь пин мэй цы-хуа ("Цзинь пин мэй " в повествовании со стихами, изданный в [год] дин-сы [1617/1618] [периода] Вань-ли [эпохи] Мин). Коробки 1,2. Кн. 1—20. Тайбэй, 1979.

Синь-кэ сю-сян пи-пин Цзинь пин мэй (Новоизданный с прекрасными иллюстрациями и критическими замечаниями "Цзинь пин мэй"). Пекин, 1989; Цзинань, 1989.

Хуан ши нюй бао цзюань (Драгоценный свиток о праведной Хуан). Из романа "Цзинь, Пин, Мэй" ("Цветы сливы в золотой вазе") / Пер. О.М. Городецкая // Восток (Oriens). 2002. №2.

Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй I Пер. B.C. Манухина; предисл. и ком-

мент. Б. Л. Рифтина. Т. 1, 2. М., 1977; то же. Т. 1, 2. М, 1986; то же. М., 1993; то же. Т. 1, 2.М., 1998.

Цзинь пин мэй цы-хуа ("Цзинь пин мэй " в повествовании со стихами) I Ред. Ши Чжэ-цунь.

Шанхай, 1935.

Цзинь пин мэй цы-хуа ("Цзинь пин мэй " в повествовании со стихами) I Ред. Вэй Цзы-юнь.

Т. 1—6. Тайбэй, 1981.

Цзинь пин мэй цы-хуа ("Цзинь пин мэй" в повествовании со стихами). Пекин, 1989.

Цзинь пин мэй цы-хуа ("Цзинь пин мэй " в повествовании со стихами) I Ред. Мэй Цзе, ком-

мент. Чэнь Чжао, Хуан Линь. Т. 1—4. Сянган, 1992.

Цзинь, Пин, Мэй или Цветы сливы в золотой вазе I Пер. B.C. Манухина и др., сост.

А.И. Кобзев. Т. 1—3. Иркутск, 1994.

Цюанъ бэнь Цзинь пин мэй цы-хуа (Полный текст "Цзинь пин мэй" в повествовании со

стихами). Т. 1—6. Сянган, 1982.

Djin Ping Meh, Schiebenblüten in goldener Vase I Übertr. von O. und A. Kibat. Band 1—6. Zü-

rich, 1967—1983.

Femmes derrière un voile I Tr. par. F. Kuhn. P., 1962.

Fleur en Fiole d'Or (Jin Ping Mei cihua)I Tr. par. A. Lévy. Vol. 1, 2. P., 1985.

Kin Ping Meh oder Die abentenerliche Geschichte von His Men und seinen sechs Frauen I

Übertr. von F.Kuhn. Band 1, 2. Leipzig, Weimar, 1988.

Soulié de Morant J. Lotus-d'Or. P., 1912.

The AdventuresofHsi Men Ching. [N.Y.?], 1927.

The Golden Lotus I Tr. by С. Egerton. Vol. 1—4. N.Y., 1972.

The Harem ofHsi Men.N.Y., [S.d.].

The Love Pagoda, the AmorousAdventures ofHsi Men and His Six Wives.Nort Hollywood, 1968.

The Plum in the Golden Vase, or Chin P'ing Mei I Tr. by D.T.Roy. Vol. 1, 2, 3. Princeton (N.J.), 1993,2001,2006.

Ting Yao-k'ang. Blumenschatten hinter dem Vorhang I Verdent. von F. Kuhn. Freiburg imBreisgeu, 1956.

Литература

Бай Вэй-го. Цзинь пин мэй цыдянь (Словарь "Цзинь пин мэй"). Пекин, 1-е изд. 1991,3-е

изд. 2000.

Большая энциклопедия I Подред. С.Н.Южакова. Т. 10. СПб., 1903.

Воскресенский Д.Н.Литературный мир средневекового Китая.М., 2006.

Вэй Цзы-юнь. Цзинь пин мэй цы-хуа чжу-utu(Комментарийи толкования к "Цзинь пин мэй" в повествовании со стихами). Кн. 1, 2 [Б.м.], 1987.

Гао Юэ-фэн. Цзинь пин мэй эюэньу ишу лунь (О персонажах и литературном мастерстве "Цзинь пин мэй "). Цзинань, 1988.

Го Вэй-цюй. Бань хуа шилюэ (Очерк истории гравюры). Пекин, 1962.

Городецкая О.М. Хронология и анахронизмы романа "Цзинь, Пин, Мэй" // Двадцатьшестая научная конференция "Общество и государство в Китае". М.,1995.

Городецкая О.М. Персонажи романа "Цзинь, Пин, Мэй" //Двадцать седьмая научная конференция "Общество и государство в Китае". М.,1996.