57785520

О ПРАВОВОМ СТАТУСЕ ПРАВИТЕЛЕЙ СРЕДНЕЙ АЗИИ В IX – НАЧАЛЕ XIII ВЕКАХ

Ш.С. Камолиддин

В современной науке принято говорить о так называемом «распаде» Арабского халифата в конце IX – нач. Х в. и образовании последовательно правивших в Средней Азии фактически независимых «государств» Саманидов, Караханидов, Газнавидов, Гуридов, Сельджукидов и Хорезмшахов. Однако насколько оправданными являются такие характеристики, на наш взгляд, предстоит еще выяснить. Настоящая работа посвящена именно этому вопросу.

Система управления при Саманидах была четкой и совершенной, вобравшей самые передовые достижения того времени в области государственности. Однако, поскольку термин «государственность» является понятием юридическим, то и определение его должно соответствовать правовым нормам. С точки зрения законодательства система управления Саманидов, так же как и само их правление, не может рассматриваться в качестве независимого государства. В средневековом исламском обществе на первом месте всегда стояла религия, затем государство, а потом культура [Шарль 1959: 24]. Основой государства в исламе является божественно открытый закон пророка Мухаммада, основные положения которого сформулированы в шариате. Религия и власть в исламе являются категориями не разделимыми [Rosental 1973: 1 – 2]. Поэтому строительство исламского государства происходило одновременно с формированием правовых норм мусуль - манского общества, в котором политика считалась единой и неотделимой от религии [Ugur 1988: 58 – 60].

Если смотреть на этот вопрос с юридической точки зрения, никакого независимого государства в IХ – Х вв. в Средней Азии не было. Хотя центральная власть в ‘Аббасидском халифате значительно ослабела и в областях усилилась роль местной администрации, которая фактически была независимой в делах внутреннего управления, все местные династии, в т. ч. и Саманиды, хотя бы формально, но все же подчинялись багдадским халифам и признавали их вер-

ховную власть [Oliver 1886: 98; Bosworth 1966: 87]. С точки зрения закона, а

правовые нормы в то время определялись шариатом (аш-шари‘а), они были наместниками халифов в той или иной области и лишь пользовались широкими правами и полномочиями в административном управлении и ведении хозяйственных дел, которыми их наделили халифы. Поэтому все наместники, в т. ч. Буиды, Саманиды, Газнавиды и Караханиды, называли себя скромным эпитетом Маула Амир ал-му’инин, т. е. «Клиент Повелителя правоверных» или Вали Амир ал-му’минин – «Наместник Повелителя правоверных» [Хилал ас-Саби: 76, 84 – 85, 94; ас-Сам‘ани VII: 12; Гафуров 1987: 92 – 93; Федоров 1966: 140].

121

После падения Западного Тюркского каганата Средняя Азия была включена в состав Арабского (Исламского) халифата, который был ликвидирован лишь в нач. ХIII в. монголами и завоеван Чингизханом. Династии Саманидов, Караханидов, Газнавидов, Сельджукидов, Гуридов и Хорезмшахов, последовательно правившие в Средней Азии и сопредельных странах, юридически были всего лишь представителями местного административно-хозяйственного и финансового самоуправления, наделенного определенными полномочиями и правами со стороны багдадских халифов.1 Все они официально не имели политической, а значит и правовой независимости.

Саманиды с точки зрения закона никогда не имели политической, а следовательно, и правовой независимости. С точки зрения, как шариата, олицетворявшего законность всех действий в мусульманском обществе, так и международного права, Хорасан и Мавераннахр были неотъемлимой частью ‘Аббасидского халифата, а Саманиды – наместниками халифов, назначенными для управления этими областями. В своем управлении они руководствовались, в первую очередь, указаниями халифов и до конца своей власти не отступали от этого принципа [Фарузани 1381: 6]. Согласно ат-Табари, начиная «с 261 г. х. Наср ибн Ахмад стал управлять Мавераннахром». Ибн ал-Асир пишет, что значение этих слов состоит в том, что он стал управлять им официально со стороны халифа, тогда как раньше он правил им со стороны правителей Хорасана, т. е. Тахиридов [Ибн ал-Асир VII: 111]. После победы Исма‘ил ибн Ахмада над ‘Амр ибн ал-Лайсом все последующие саманидские амиры назывались «правителями (амир) Хора-

сана и Мавераннахра» [Ибн ал-Асир VII: 180; VIII: 2, 23, 29, 228, 247]. Ибн Хаукал также отмечает, что Исма‘ил ас-Самани до конца правления Тахиридов стремился быть независимым от Хорасана правителем [Ibn Haukal: 491].

В сочинении «Зайн ал-ахбар» («Украшение известий») Абу Са‘ида Гардизи (первая пол. XI в.), посвященном истории правителей Хорасана, Саманиды (всего их 10 правителей) занимают 61 – 69 места в общем списке наместников этой области, состоящем из 76 лиц [Гардизи: 22 – 23, 62 – 90]. Такими же наместниками Хорасана считались и Газнавиды, преемники Саманидов [Хилал ас-Саби: 91; Гардизи: 23, 90 – 104]. Несмотря на свое могущество и силу, Газнавиды были самыми надежными и верными подданными ‘Аббасидских халифов и в отношениях с ними неукоснительно придерживались всех установленных правил этикета [Bosworth 1962: 61; 1966: 87]. Халиф ал-Кадир биллах (381 – 422/991 – 1031 гг.) в 391/1000-01 г. уведомил Махмуда Газнави (388 – 421/998 – 1030 гг.) о провозглашении наследником престола (вали ал-‘ахд) своего старшего сына ал-Галиб би-ллаха, чтобы его имя упоминалось в хутбе на всех подвластных ему территориях. Султан Махмуд с почетом встретил посланника халифа и торжественно провозгласил известие, содержащееся в письме халифа [Ибн аз-

1 Карaхaнидский каганат до своего падения оставался неотъемлемой частью мусульманского мира [Кочнев 1993a: 11], т. е. Арабского (Исламского) халифата.

122

Зубайр: 151 – 153]. Такие пышные церемонии устраивались Газнавидами при каждом приеме халифских посланников [Bosworth 1965: 406; 1966: 88].

Правители областей носили титул амир, как члены халифского дома и военачальники, и назывались также асхаб ал-атраф (فارطلاا باحصا) владетели областей» или мулук ат-тава’иф (فئاوطلا كولم) – «владетели общин».2 Наместник Египта Кафур из скромности приказывал именовать себя устаз (ذاتسا) мастер, учитель» [Мец 1966: 25]. Испанские Умаййады именовали себя бану-л-хала’иф (فئلاخلا ونب) – «сыновья халифов». В восприятии багдадских правителей провинциальные правители, в т. ч. и Саманиды, были лишь вали (يلاو) или амир (ريما), т.е. наместниками Хорасана [al-Istakhri: 306, 311], и ‘амил (لماع), т. е. сборщиками налогов, хотя в своих владениях, так же, как и предыдущие наместники, они были вполне самостоятельными [Бартольд 1963: 285]. Владетель хитаев и владетель уйгуров, отправившие в 418/1027-28 г. своих послов к султану Махмуду, обращаясь к нему, называли его «амиром Хорасана» [Marvazi: 7 – 8; Bosworth 1966: 88].

Все провинциальные правители признавали верховную власть империи, заставляли в первую очередь упоминать имя халифа во время богослужения в мечети, покупали у него свои титулы и ежегодно отсылали ему дары [Мец 1966: 13]. Саманиды, так же, как и Буиды, на протяжении всего своего правления платили подати халифам [Мец 1966: 114]. В Х в. установленный налог Хорасана включал ежегодную поставку в Багдад 12 тыс. рабов. Саманидские власти контролировали экспорт рабов, накладывая при переправе через Амударью за каждого тюркского раба пошлину от 70 до 100 дирхамов [al-Moqaddasi: 340].

В сер. Х в. (в 334/945-46 г.), как известно, иранские шииты-Буиды захватили политическую власть в Багдаде, но, опасаясь недовольства мусульман-суннитов, сохранили при этом власть ‘Аббасидских халифов, хотя и ограничили их права, значительно сузив подвластную им территорию и оставив им, главным образом, только духовные функции. Одним из главных признаков верховной власти багдадского халифа было то, что каждая из 5 ежедневных молитв возвещалась дворцовой стражей ударами в барабаны, и халифы отчаянно защищали эту привилегию верховной власти от посягательств на нее наместников. Буидский правитель ‘Адуд ад-Даула первым посягнул на это правило, и в 368/978-79 г. приказал бить в барабан у своих ворот перед началом трех ежедневных молитв [Мец 1966: 122]. Более того, он потребовал от халифа поминать в хутбах (пятничных проповедях) свое имя перед именем халифа, и халиф был вынужден согласиться [Хилал ас-

Саби: 98].

Однако, несмотря на это, духовная власть ‘Аббасидского халифа была еще сильна, и почти весь мусульманский мир, за исключением некоторых провинциальных правителей (Фатимиды, испанские Умаййады, карматы Бахрейна), приз-

2 Так назывались, например, удельные владетели Дайлама, Табаристaна и других областей восточной части Арабского халифата [Бартольд 1966: 97].

123

навал себя вассалами ‘Аббасидов [Михайлова 1990: 30 – 31] и сохранял видимость подчинения духовно-политической власти главе мусульман – халифу [Наумкин, Пиoтровский 1981: 5]. В арабских источниках нет указаний о каком-либо распаде ‘Аббасидского халифата, а говорится лишь об утрате его былого могущества, процветания и твердого законодательства, и об упадке былого величия и изменении порядков [Хилал ас-Саби: 23 – 24, 27]. Официально буидский правитель ‘Адуд ад-Даула считался верховным главнокомандующим, назначенным халифом [Хилал ас-Саби: 84].

В сер. ХI в. после освобождения ‘Аббасидских халифов из Буидского плена пришедшие к власти Сельджукиды пытались возродить былое могущество ‘Аббасидского халифата. В первые же годы их правления законовед из ал-Басры Абу-л-Хасан ‘Али ал-Маварди (364 – 450/974 – 1058) написал для них труд «алАхкам ас-султаниййа ва-л-вилайат ад-диниййа» («Основные правила султаната и управления религиозной жизнью»), в котором были изложены правовые основы и правила управления мусульманским обществом и государством [ал-Ма- варди]. Одно из основных положений этого труда заключается в том, что главой государства является «имам» [Ugur 1988: 32, 59], которым как у суннитов, так и у шиитов считался преемник и продолжатель миссии пророка Мухаммада, т. е. халиф.3 В исламском обществе политика считалась единой и неотделимой от религии [Ugur 1988: 58, 60]. Имам, т. е. халиф, несет ответственность перед государством и подданными как в вопросах духовной и религиозной жизни общества, так и за политическое положение и экономическое благосостояние государс-

тва и подданных [Жураев 2000: 64 – 67; 2003: 61 – 63]. В 447/1055-56 г. халиф ал-Ка’им би-амри-ллах (правил в 422 – 467/1031 – 1075 гг.) признал Тогрулбека светским главой исламского мира и вручил ему инвеституру на светскую власть, а в 455/1063 г. выдал за него свою дочь [Гусейнов 1980: 122]. На памятной золотой медали, выпущенной в том же году в честь этого события в Багдаде, имеется рельефное изображение халифа ал-Ка’има на Av, и портрет Тогрулбека на Rv [Агаджанов 1964: 10 – 16]. Сельджукские султаны признавали верховную власть ‘Аббасидских халифов, и их вазир Низам ал-Мулк основал несколько мадраса, одно из которых, ан-Низамиййа, находилось в Багдаде [Rosental 1973: 9]. Однако власть халифов продолжала оставаться символической, и ‘Аббасиды, живя почти в полном заключении, были вынуждены довольствоваться содержанием, которое было определено им Сельджукидами [Ибн Джубайр: 160].

В сельджукский период халифат и султанат были признаны как два разных института: халифы управляли религиозной деятельностью, а султаны – делами правительства. Освобождение халифа от шиитского контроля было предметом сотрудничества между лидерами суннитов и тюрками. Халифы имели свою военную гвардию и право назначать вазира, который был таким же официальным

3 Впервые это звание употреблялось в отношении преемника пророка Мухаммада Абу Бакра

[Петрушевский 1966: 94; Хилал ас-Саби: 75; Ugur 1988: 32].

124

лицом, как и вазир султана. Баланс между султаном и халифом успешно соблюдался, т. к. султан никогда не находился в Багдаде. При Сельджукидах халифы были более самостоятельными, чем при Буидах. Имя халифа всегда упоминалось в хутбе и на монетах. Когда Маликшах впервые прибыл в Багдад в 479/1086-87 г., халиф подарил ему почетную одежду. Он попросил разрешения поцеловать руку халифа, но ему отказали. Тогда Маликшах удовлетворился поцелуем кольца своего религиозного кумира [Klausner 1973: 27 – 34].

Сельджукские султаны именовали себя «тенью Аллаха на земле» и пытались убедить своих подданных, что власть им принадлежит «по воле Аллаха» [Курпалидис 1992: 48]. Однако эти претензии не получили поддержки у мусульманских законоведов, которые в целом выступали за сильную султанскую власть, но отказались признать за султаном звания, которого заслуживали только халифы.4 Поэтому каждому сельджукскому султану приходилось обращаться за инвеститурой к халифу. Тюркская традиция власти допускала своего рода двоевластие, при котором великий каган являлся номинальным правителем, а реальная власть принадлежала его наместнику, который заменял его в делах и оказывал ему всякого рода формальные почести [Курпалидис 1992: 50]. Данные более поздних источников позволяют определить, что титул султан в административной системе исламского государства отнюдь не означал первое лицо, а занимал более низкую ступень и, так же, как титулы вали, бегларбеги и хан, относился к категории амиров [Ансари: 21 – 22].

С приходом к власти Сельджукидов в халифате резко усилилась роль тюркского фактора. Очевидно, в первые годы правления Сельджукидов отношения между халифом и султаном строились с учетом тюркских и не без влияния иранских традиций.5 Новые нормы тюркской государственности были изложены в сочинении «Кутадгу билиг» Йусуф Хас Хаджиба, концепция которого во многих чертах основана на индо-иранских государственных традициях, легших в основу исламской государственности [Ugur 1988: 124 – 131].

Такое же правовое положение имели и преемники Сельджукидов – Хорезмшахи. Когда хорезмшах Мухаммад, захвативший в нач. ХIII в. фактическую власть в восточной части халифата, отправил в рамадане 602/апреле 1206 г. послом к ‘Аббасидскому халифу ан-Насиру в Багдад своего советника Мухаммад ибн ‘Абд ал-Карима ас-Сам‘ани, он был встречен там с почетным эскортом. Когда они приблизились к дворцу халифа, то, согласно церемониалу, он должен был облобызать высочайший порог. Однако, ас-Сам‘ани, будучи ближайшим советником хорезмшаха, высокомерно отказался выполнить эту обязательную для всех мусульман процедуру. Но его, все же, заставили это сделать, а затем разре-

4Так, ал-Газзaли в своем труде «Насихат ал-мулук» («Увещевание владык») попытался подробно очертить круг вопросов, касающихся власти султана и его отношений с халифом.

5По иранской традиции, государь был представителем Всевышнего на земле, а по тюркской традиции, допускались случаи двойной власти с номинальным подчинением верховному

правителю [Курпалидис 1992: 50].

125

шили прочитать проповедь с восхвалением халифа, чем он заслужил похвалу придворных [Буниятов 1986: 83]. Позже хорезмшах Мухаммад попытался перенести центр политической жизни из Багдада в Среднюю Азию и встал на путь открытой конфронтации с халифом [Рашид ад-Дин I (2): 136]. Он официально объявил о низложении династии ‘Аббасидов, отменив упоминание имени халифа ан-Насира в пятничной проповеди (хутба) и на монетах. Затем он провозгласил халифом прямого потомка пророка Мухаммада – представителя известного термезского рода саййидов ‘Ала’ ал-Мулка ат-Тирмизи. После этого, в 614/1217-18 г. он совершил неудачный поход в Багдад, который был прерван из-за сильной снежной бури. Увидев в этом плохое предзнаменовение, он вновь стал искать примирения с халифом, но, не получив отклика, был отвергнут и в Хорезме, после чего удалился в Самарканд [Ибн ал-Асир XII: 146; Буниятов 1986: 85].

Любое административно-управленческое образование, как в средние века, так и сегодня, для определения независимым государством должно было отвечать нескольким требованиям, а именно выпускать монеты от своего имени, иметь государственную границу, иметь независимые внешние связи и др. [Зоиров 1999: 63]. Владение Саманидов, на наш взгляд, не отвечало ни одному из этих требований.

Во-первых, правление Саманидов считалось законным только при наличии специальной грамоты (маншур), выдаваемой багдадскими халифами [Bosworth 1966: 87]. Когда Исма‘ил ибн Ахмад, победив в 287/900 г. Саффарида ‘Амр ибн ал-Лайса, фактически завоевал Хорасан, то грамоту на право владения им он получил от халифа [Ибн ал-Асир VII: 198 – 199]. Этот акт имел символическое значение – тем самым подчеркивалась зависимость Саманидов от властителей Багдада [Хидоятов 2004: 115]. После смерти Исма‘ила в 295/907-08 г. на престол был возведен его сын Наср, который также получил специальную грамоту о назначении от халифа ал-Муктафи [Ибн ал-Асир VIII: 2]. Таким же образом назначались и утверждались все остальные Саманиды. Правление любого из представителей этой династии не могло считаться законным, если он не имел соответствующей грамоты от багдадского халифа. И никто из этих правителей никогда не оспаривал такое положение дел и не претендовал на большее. Таким же образом назначались и представители всех последующих правящих династий вплоть до монгольского завоевания. В 595/1198-99 г. хорезмшах Текеш ибн Арслан принял от халифа ан-Насира почетные одежды и назначение правителем всего, что было в его руках [Ибн ал-Асир XII: 71].

Во-вторых, в каждой хутбе, т. е. восхвалительной речи и проповеди, читавшейся перед пятничной молитвой в мечетях на всей территории, под властной Саманидам, было обязательным прославление багдадского халифа после пророка Мухаммада и перед саманидским амиром [Хилал ас-Саби: 91; Ибн ал-Асир IX: 61; Köprülü zade: 9], что было определено законом [Rosental 1973: 2]. В ‘Аббасидском халифате официальных признаков различия для областных правителей не существовало. Как и за любого другого наместника, за них молились после молитвы о здравии халифа [Мец 1966: 25]. Когда в 207/822-23 г. Тахир ибн

126

ал-Хусайн осмелился воздержаться от упоминания халифа ал-Ма’муна на пятничной проповеди, он тут же был отравлен людьми, верными ‘Аббасидам [Ибн ал-Асир VI: 156]. Хутба, так же, как и суры Корана и хадисы, должна была читаться только на арабском языке [Sultanov 2000: 3]. В системе административного управления халифата функционировало специальное ведомство , занимавшееся обеспечением сюзеренитета всех подчиненных областей государства [Жураев 2003: 61]. Это твердое правило соблюдалось всеми удельными правителями, в т. ч. Саманидами и всеми последующими тюркскими династиями Средней Азии [Ибн ал-Асир X: 61]. Только хорезмшах Мухаммад ибн Текеш (1200 – 1220 гг.), вступивший в конфликт с халифом ан-Насиром в 617/1220-21 г., который был последним годом его правления перед монгольским завоеванием, объявил халифа умершим и исключил его имя из хутбы в ряде городов Средней Азии [Давидович 1953: 51; 1968: 281]. До этого он никак не мог получить согласия в диване халифата в Багдаде на свою просьбу, чтобы на его имя читались пятничные проповеди в Багдаде и чтобы ему был присужден титул султана [Ибн ал-

Асир XII: 145].

В-третьих, первые Саманиды выпускали только медные фельсы, которые и в дальнейшем составляли основу денежного обращения на внутреннем рынке [Давидович 1954: 38 – 39; Добровольский, Кочнев 1982: 190 – 198]. Серебряные монеты, чеканенные Саманидами для внешней торговли, выпускались по общехалифатскому образцу, и на них было обязательным упоминание халифа как главы государства, в состав которого входили и владения Саманидов [Давидович

1979: 126 – 130; Lowick 1975: 139, 140, 141, 144; 150, 151; 1984: 345 – 350], что также было определено законом [Rosental 1973: 2]. Правители Андараба, который был подвластен Саманидам, отдавали треть серебра, добываемого в рудниках Андараба, представителю султана, т. е. халифа [al-Hamadаni: 143].

Выпуск серебряных монет не всегда является признаком самостоятельности правителей. В конце II – нач. I вв. до н.э. уже после падения Греко-Бактрийского царства некоторое время еще продолжался чекан серебряных монет (оболов) Евкратида [Мандельштам 1966: 138]. В предарабское время серебряные драхмы выпускал сын согдийского ихшида Гурака Тургар, который был наместником в небольшом городе Кабудане [Cмирнова 1981: 43; Беленицкий 1966: 99], в V в. в Бухаре чеканились серебряные подражания образцам драхм Варахрана V, выпуск которых был возобновлен бухар-худатами в конце VII в. [Давидович, Зеймаль 1978: 26]. Кроме владетелей Бухары и Самарканда, право чеканки серебра имели владетели Кеша. Имеются данные о существовании в Согде золотых динаров и слитков, которые, так же, как и серебро, использовались для заключения крупных сделок во внешней торговле [Смирнова 1963: 21, 37 – 38, 50]. Однако они не имели хождения, обменивались только для изготовления ювелирных украшений и уходили в сокровище [al-Hamadаni: 333; Давидович 1987: 36; Давидович, Зеймаль 1978: 27]. Еще одним валютным металлом в доисламском Согде наряду с серебром и золотом была медь, которая также уходила в сокровище [Смирнова 1981: 66; 1979: 64 – 65]. Серебряные монеты чека-

127

нили также доисламские владетели Чаганиана и других мелких владений Тохаристана, которые, так же, как и медные монеты, не использовались в межобластной торговле, а предназначались для покрытия потребностей внутриобластной торговли [Ртвеладзе 1987: 120 – 130].

Один из первых ‘Аббасидских наместников Хорасана Абу Давуд Халид ибн Ибрахим (правил в 138 – 140/755 – 757 гг.) первым начал выпускать серебряные дирхамы по образцу согдийских драхм со своим именем [Смирнова 1970: 164]. Такие монеты выпускались также при ал-Махди и Харун ар-Рашиде до нач. IХ в., после чего начался выпуск так называемых «черных» дирхамов по образцу монет бухар-худатов, которые обслуживали внутренний рынок [Федоров 1973: 77]. Наряду с ними выпускались и серебряные дирхамы общехалифатского образца. В IХ – Х вв. такие монеты выпускались не только в Самарканде и Бухаре, но и в провинциальных центрах, таких как Фергана, Чаганиан, Балх, Андараб и др. [Ртвеладзе 1985: 38]. Однако, все серебряные монеты уходили за пределы Средней Азии и вывозились в большом количестве в страны Восточной и Северной Европы, где они использовались в качестве товара и были предметом украшения [Топография кладов 1846: 201]. На территории самой Средней Азии находки саманидских серебряных монет редки [Давидович 1960: 113; 1966: 110]. В результате значительного сокращения запасов серебра и истощения рудников в нач. ХI – ХII вв. при Караханидах и Сельджукидах имело место порча, а затем полное исчезновение серебряных дирхамов, что было связано с «серебряным кризисом» [Федоров 1967: 69 – 70].

Основу денежного обращения в Средней Азии в IХ – Х вв. составляли не серебряные дирхамы исма‘или, а так называемые «черные» дирхамы мусаййаби, мухаммади и гитрифи, чеканенные по типу монет бухар-худатов доисламского времени, которые различались качеством металла – чистое серебро (мусаййаби), сплав серебра и меди (мухаммади), чистая медь (гитрифи). Налоги также исчислялись не в дирхамах исма‘или, а именно в этих дирхамах. Все эти 3 вида дирхамов бухар-худатского типа ходили по очень высокому курсу, выше курса серебряных дирхамов исма‘или [Давидович 1966: 119, 130; Кочнев 1990: 49 – 78]. Тип этих монет оставался неизменным в течение более чем 4-х столетий [Фе-

доров 1971: 122].

Саманиды выпускали также в небольшом количестве высокопробные золотые динары, которые, однако, не имели штучного обращения, а считались товаром и принимались на вес, т. е. выполняли функцию сокровища и мировых денег [ан-Наршахи: 44 – 45; Давидович 1966: 105 – 110; 1978: 24; Ерназарова, Кочнев 1977: 131 – 154]. Золотые динары выпускались также при Караханидах, Сельджукидах и Хорезмшахах в Вахше, Термезе, Мерве, Балхе, Марварруде, Серахсе и других монетных дворах Средней Азии вплоть до нач. ХIII в. [Lane-Poole III: 39, 46; Ишанханов, Кочнев 1979: 149]. Первые золотые динары Караханидов были выпущены в 382/992-93 г. сразу же после захвата Бухары Буграханом [Ишанханов, Кочнев 1979: 149 – 150]. В связи с сокращением запасов серебра в нач. ХI в. при Караханидах начинается более интенсивный выпуск золотых

128

динаров [Федоров 1978: 56; 1972: 32 – 34], которые также обращались не поштучно, а на вес. В дальнейшем объемe торговли на внутреннем рынке роль золота как средства обращения существенно повышается [Кочнев 1975: 175]. При Сельджукидах золотые динары выпускались не только от имени верховных султанов

[Ходжаниязов 1969: 110; 1972: 156 – 157; 1977: 58; 1979: 53; Берадзе 1985: 48 – 51], но и от имени царевичей и наследников престола, а также удельных и вассальных правителей [Ходжаниязов 1971: 90 – 94; 1977: 62, 66, 88; 1979: 122;

Федоров 1967: 60], что было связано не с изменением политического статуса удельных правителей, а с экономическими причинами [Давидович 1960: 92, 101, 114; Федоров 1972: 74]. Кроме динаров из «красного», т. е. чистого золота выпускались монеты, называвшиеся динар рукни, чеканенные из сплава золота и серебра [Ходжаниязов 1977: 32, 35; 1978: 177].

На медных фельсах, употреблявшихся для внутренней мелкой торговли, имена халифов иногда могли не ставиться [Ртвеладзе 1980: 231 – 236], но выпуск медных монет только от своего имени еще не свидетельствует о полной независимости удельного правителя, так как надписи на фельсах отражают, в основном, нижние ступени иерархической лестницы [Кочнев 1984: 112, 120]. Что касается серебряных дирхамов и золотых динаров, выпускавшихся в правление Сельджукидов, Газнавидов и Караханидов, то они отражали верхние ступени иерархической лестницы и на них упоминание имени халифа было обязательным

[Göbl, Rider, Miles, Walker 1960: 89 – 91; Hennequin 1970: 155; Ртвеладзе 1978: 55; 1981: 75; Кочнев 1987: 169; 1993: 8 – 9; Федоров 1972: 32; Ходжаниязов 1969: 110; Петров 1985: 52 – 56; Давидович 1979: 131, 141, 144; Lowick 1970: 241 – 251], а на некоторых из них упоминались также 4 «праведных» халифов [Кочнев 1993: 9]. На саманидских дирхамах аш-Шаша 276/889-90 г. приводятся имена только двух халифов, ал-Му‘тадида и ал-Муваффака, без упоминания Саманидов

[Miles 1950: 87].

На нескольких дирхамах Бухары 336 – 346/947 – 957 гг. имя халифа не упоминается, что было связано с тем, что Саманиды не хотели признавать халифом ал-Мути‘ ли-ллаха – ставленника Буидов. Имя халифа отсутствует и в нескольких выпусках чекана Бадахшана и Андарабы, в период 367 – 385/977 – 996 гг., когда области верхней Амударьи вышли из под контроля Саманидов [Lowick 1977: 2; Hennequin 1984: 197 – 221]. Только хорезмшах Мухаммад ибн Текеш, вступивший в конфликт с халифом ан-Насиром, в 617/1220-21 г., в последний год своего правления открыто игнорировал центральную власть и перестал проставлять имя халифа на своих серебряных монетах [Давидович 1955: 172], тогда как до этого он проставлял его имя не только на своих серебряных и золотых, но и медных монетах [Давидович 1953: 51; 1968: 277 – 284; 1979: 231 – 232; Давидович, Попов 1984: 92. – 104; Федоров 1965: 164].

129

Во владениях Саманидов имели обращение не только их монеты, но, так же, как и в предыдущий период правления арабских наместников,6 динары, дирхамы и даже фельсы других правящих династий халифата, таких как ‘Аббасиды (Ирак), Тулуниды (Египет), Буиды (Иран), Зийариды (Джурджан), ‘Алиды (Табаристан) и др. [Ерназарова, Кочнев 1977: 150 – 151]. Имели хождение также монеты наместников Хорасана, предшествовавших Саманидам, так же, как и монеты Саманидов продолжали активно участвовать в денежном обращении при Караханидах еще два столетия [Давидович 1966: 125; Кочнев 1990: 84 – 85; Федоров 1971: 123 – 124]. Исма‘ил ибн Ахмад, или точнее его брат Наср, осуществил формальное провозглашение независимости Саманидов от Хорасана и Саффаридов, но не от халифата, о чем свидетельствуют чеканенные ими монеты

[Oliver 1886: 93, 128 – 135; Якубовский 1946: 112]. Ибн ал-Асир специально прокомментировал этот факт, отметив, что «в 261/874-75 г. Наср ибн Ахмад стал управлять Мавераннахром со стороны халифа, тогда как раньше он правил им со стороны правителей Хорасана», т. е. Тахиридов [Ибн ал-Асир VII: 111]. Саманидов правильнее будет называть в лучшем случае династией полунезависимых правителей Хорасана и Мавераннахра в составе исламской империи [Oliver 1886: 98], которые имели только частичную финансовую, но отнюдь не политическую самостоятельность [Sourdel, Sourdel 1996: 728].

В-четвертых, границы владений Саманидов на западе и на юге не являлись государственными, а административными внутри ‘Аббасидского халифата. Что касается северных и восточных их владений, где они граничили с Карлукским и Уйгурским каганатами, Тибетом и Индией, то они совпадали с внешними государственными границами ‘Аббасидского халифата [Фарузани 1381: 7]. По представлению географов Х в. границы распространения ислама на северо-востоке совпадали с границами владений Саманидов [Бартольд 1963a: 125]. В источниках IХ – Х вв. вся территория ‘Аббасидского халифата рассматривается как единое целое, составлявшее ‘амал (т. е. империю) повелителя правоверных, который простирался от Ферганы и крайних пределов Хорасана до Тенджера на западе на 3700 фарсахов, а от Кавказа до Джидды – на 600 фарсахов [Macoudi IV: 38]. Вся эта территория называлась мамлакат ал-ислам, т. е. «империя ислама» и не име-

ла внутренних политических границ [al-Istakhri: 11, 12; Ibn Haukal: 10, 71, 524].

Любой мусульманин мог свободно передвигаться по всей этой территории, не подвергаясь какой-либо опасности. Ученые и писатели могли беспрепятственно приезжать «в поисках знаний» из Бухары и Самарканда в Багдад, Дамаск или алМагриб, и наоборот, из Андалусии и ал-Магриба в Балх, Самарканд или Бухару. Так, Насир-и Хусрау в ХI в. совершил путешествие через всю империю, от Балха до ал-Магриба и обратно, не встретив на своем пути никаких преград [Насыр-и

6 Во второй пол. VIII – первой пол. IХ вв. в Средней Азии имели хождение все монеты общехалифатского образца, выпускавшиеся Умаййадскими и ‘Аббaсидскими правителями [Ртве-

ладзе 1987: 129].

130