Методическое пособие 429
.pdfэтой своей характеристике они несопоставимы с русскими соответствиями Яков или Фома, которые на долгое время практически вышли из употребления и только в последние годы вызывают интерес поклонников традиций.
Таким образом, каждое личное имя выражает определенную информацию, которую нельзя не учитывать при его выборе из всего именника. В пределах группы выбор может быть произвольным (этим имя собственное отличается от апеллятива), но нельзя произвольно переступать ее границы.
Если групповая информация присуща семантике любого имени собственного, то лишь некоторые из них обладают еще и индивидуальной информацией, которая тоже имеет несомненный внеязыковой характер.
Имена могут встречаться в пословицах, поговорках, загадках, и благодаря этому они становятся значимыми, приобретая свой неповторимый образ.
Ряд личных имен получил репрезентативный, почти нарицательный смысл. Например, русское Иван, немецкое Hans, французское Jean / Jacques – символические имена народов. Давая героям художественного произведения такие имена, писатель довольно недвусмысленно намекает на глубинные народные характеры, создавая образы таких людей, которые как бы составляют сердцевину самого народа.
Некоторые имена устойчиво сополагаются с героями, персонажами литературных произведений (и поэтому «тянут за собой» определенные фамилию, прозвище). В художественном тексте отдельно поднимается вопрос о «пер е- кликающихся» именах (т. е. повторяющихся в произведениях разных авторов, зачастую представляющих различные эпохи и литературные жанры). Так, имя «Мария» в реалистическом романе Г. Флобера «Воспитание чувств» и в экзистенциальном произведении А. Камю дает полярно противоположную характеристику героинь, им нареченных: «обожествляемая возлюбленная» Фредер и- ка Моро и «Мария» = «та, что люди называют любовницей» Мерсо.
Антропонимы ассоциируются со знаменитыми государственными, политическими, военными деятелями, художниками, композиторами, писателями, артистами и другими известными людьми.
Наконец, личные имена (разумеется, не сплошь, а избирательно) становятся кличками животных, причем каждое имя, как правило, «закрепляется» за определенным представителем животного мира.
Невозможно перечислить все виды индивидуальной информации, передаваемой личными именами (что, собственно говоря, и не входит в круг намеченных задач). Но практически любое имя может быть отягощено индивидуальной информацией. Эта возможность реализуется только в зависимости от внеязыковых обстоятельств: от того, какое имя войдет в пословицу или как писатель назовет своего героя, а также от того, получит ли пословица или художественное произведение достаточное распространение.
Итак, групповая информация свойственна любому имени, а индивидуальная – только тем из них, которые сумели «чем-то отличиться». «Отличившее-
41
ся» имя может сменить свои групповые характеристики как в лучшую, так и в худшую сторону.
Сказанное по поводу личных имен, безусловно, справедливо и по отношению к фамилиям, то есть это относится ко всем антропонимам в целом.
Когда носитель языка сталкивается с именем-биркой, он ожидает, что человек (или литературный персонаж) будет вести себя так, как ему «предпис ы- вает» имя.
Таким образом, если имена собственные прокомментировать с точки зрения как групповой, так и индивидуальной информации, то они способны многое рассказать об истории и культуре страны. Но зачастую данная информация просто недоступна носителю другой культуры, что, в частности, может затруднить понимание и истолкование тех или иных художественных образов согласно замыслу автора.
Нелишне сказать несколько слов и о системе топонимов. Представляется вполне очевидным, что топонимы не являются простыми
терминами географической науки, они обладают яркими культурными компонентами в своей семантике. Иногда эти компоненты могут быть выведены из формы наименования. Но гораздо чаще наблюдаются коннотации историкосоциального плана. Именно здесь яснее всего виден принцип двуплановости семантики топонима.
Лингвострановедческая задача состоит именно в том, чтобы вскрыть второй, собственно языковой, план топонима.
Топонимы, подобно антропонимам, обладают групповой информацией. Например, топонимы могут быть объединены в группировки исторических названий, названий в честь великих людей, завоевателей, первооткрывателей, славных сражений и т. п. (Разумеется, этот список далеко не исчерпан).
Выделяется также ряд топонимов (например, гидронимов, то есть наименований рек, озер), коннотативно окрашенных для носителей той или иной культуры.
Таким образом, ономастическая лексика обладает национальнокультурным компонентом в своей семантике, то есть если ей и не свойственны лексические понятия, которые можно было бы отождествлять с лексическими понятиями апеллятивов, то для нее вполне характерны те же самые лексические фоны, что и для апеллятивов.
2.5. Социальные и эстетические оценки имен собственных
Подобно тому, как в жизни родители тщательно выбирают своему ребенку имя, зачастую веря в способность последнего наделить ребенка теми или иными качествами и даже предопределить его судьбу, автор художественного произведения нарекает свои детища – литературные персонажи – исходя из множества соображений эстетического и личного порядка. При этом особое внимание на выбор имен писателем (вновь по аналогии с реальностью) оказ ы- вает социально-эстетическая оценка имени, то есть имя собственное с суммой
42
закрепленных за ним коннотативных значений, характерных и реализующихся в данной конкретной среде на данном конкретном историческом отрезке вр е- мени. В этой связи представляется правомерным рассмотрение таких (кстати, пока не достаточно изученных) аспектов, как социальные и эстетические оценки имен собственных.
Среди исследований в области личных имен привлекают особое внимание работы, в которых рассматривается социальный аспект онимов и их динамика, а также показывается, что возможности именника на каждом историческом отрезке времени реализуются в сравнительно небольшом количестве женских и мужских имен с последующей частичной их сменой.
В этой связи В.А. Никонов выдвинул понятие антропонимической нормы: «антропонимическая норма, выражая общественный вкус, проявляется статистически в обусловленности выбора имен для каждого последующего периода»
[Никонов, 1988, с. 84; 147].
Очевидно, что при изучении динамики личных имен (и тем более мотивировки выбора имени) не следует пренебрегать мнением носителей языка, которое, несмотря на отмеченную В.А. Никоновым недостаточную осознанность или даже неосознанность мотивов выбора, представляет собой интересный (хотя и всего лишь дополнительный) источник исследования употребления личных имен.
Представляется очевидным также и тот факт, что динамика личных имен в обществе находит свое отражение (и, следовательно, закрепление) в письменном виде, в том числе и в художественных произведениях, являясь отражением общественного вкуса на определенном отрезке времени и выявляя о сновные интересы, особенности и тенденции общества.
В связи со сказанным выше следует обратиться к вопросу об оценках р е- чи по поводу личных имен, представленных в художественной литературе (в интересующих нас произведениях).
Оценки речи – функциональные характеристики, даваемые говорящими (пишущими) в процессе речи, относящиеся к самой речи (к фактам речи – своей и чужой) и эксплицитно (словесно или специальными средствами) в ней выр а- женные, - есть результат интуитивного обобщения говорящими своего опыта
[Шварцкопф, 1976, с. 47] .
В своей совокупности оценки речи представляют собой набор достаточно отработанных языковых средств, связанных с «метаязыковой» функцией [Ахманова, 1966, с. 167], своеобразный нелингвистический метаязык носителей языка; при этом «индивидуальная оценка в сфере культуры речи всегда в той или иной мере опирается на лингвистический вкус и лингвистические нормы социальной среды» [Виноградов, 2001, с. 3].
Установлено, что писатель обычно берет оценки по поводу достаточно известных языковых явлений и использует их как деталь при создании образа. Типичность явлений и их оценок – необходимое условие выбора их писателем.
43
Поэтому такие оценки речи могут интерпретироваться как отражение восприятия языкового явления носителями языка в определенный период.
Характерологическое использование личных имен в литературе вообще имеет давнюю традицию. Выбор имени персонажа сам по себе выступает как прием. «В художественных произведениях … все имена говорят» [Тынянов,
1978, с. 27].
Уже в XVIII веке могут быть отмечены отдельные оценки имен литературных персонажей. Так, для русской литературы, Н.А. Добролюбов в обзоре «Собеседника любителей российского слова» разбирает письмо «Именотвор и- тель»: «Автор доказывает здесь важность имен в повестях, ос обенно чувствительных. … Именотворитель предлагает свои услуги, так как он набрал до с е- мисот французо-русских имен для романов…, содержащих каждое не менее тринадцати букв, через что в читателе возбуждаются доверенность и уважение. … Важность имен доказывается здесь, между прочим, и тем, что есть много комедий, в которых всю соль составляют имена, отображающие собой характер лиц» [Добролюбов, 1963, с. 66].
Таким образом, уже четко определяется назначение личных собственных имен в художественных произведениях, а также отмечается особая их роль в создании комических персонажей (а в дальнейшем и персонажей, над которыми иронизирует автор, что представляется, однако, гораздо более тонким приемом характеристики героя).
Характеристики имени персонажа встречаются в литературных произведениях XIX века. Иногда они даны в зоне образа автора (по терминологии М.М. Бахтина), то есть сам автор, представляя читателю своего героя, дает характеристику его имени, при этом зачастую раскрывая и значение последнего – для более глубокого и полного понимания образа и авторского к нему отношения.
В других случаях это монолог персонажа, когда сам герой пытается раскрыть свою «душу», свой характер через имя и даже иногда мотивирует отдельные свои поступки и действия данным ему именем.
С XVIII века по XX писатели-реалисты в своих произведениях отмечают тягу к «изысканным» именам в весьма специфической среде: например, в домах терпимости, где существует давнишний обычай заменять грубые, «неизящные» имена звучными, преимущественно экзотическими. Наравне с этим, писатели с полным правом смогут ссылаться просто-напросто на вкусы мещанской среды, мотивируя выбор редких, исключительных (а равно и гротескных) имен своим персонажам не чем иным, как их реальным существованием в определенный период в определенной общественной сфере.
Итак, подобные характеристики имен персонажей базируются на восприятии имени обществом (или средой). При этом необходимо учитывать и во з- можность сдвига имени из одного социального слоя в другой. Таким образом, оценку (или переоценку) имени определяет характеристика его «социального поля» [Никонов, 1974, с. 55; 153; 235].
44
Надо заметить, что аспекты социальной характеристики личных имен в художественной литературе с помощью оценок могут быть довольно разноо б- разны. Так, оценка речи отмечает план «современность – несовременность имени». Каждому времени соответствуют свои особые имена, порой способные служить хронотопом или выполняющие важные стилистические функции (характеристика персонажа, эпохи, выражение замысла автора и др.).
Воценке имени могут перекрещиваться два плана: «современно – несовременно» и «модно – немодно», то есть в духе эпохи.
Втексте возможны контрастно-сатирические столкновения имени «ста-
рого и немодного» с «новым и модным», что представляет собой широкое поле для словотворчества писателя-сатирика.
Порой оценки «несовременности» имени сопровождаются историческими или литературными ассоциациями: имя дается в честь какого-либо знаменитого исторического лица или персонажа, большей частью с целью дополнительной характеристики создаваемого образа.
«Несовременность» имени может «беспокоить» и самого носящего его персонажа, который, будь то во внутренних монологах или в диалогах, выражает свое отношение к собственному имени. Более того, иногда «современное» имя скрывает за собой другое, кажущееся «несовременным»: в подобных случаях раскрытие истинного имени, как правило, привносит новую, ранее неизвестную (или незаметную) ноту в понимание образа.
Однако и не всякое «современное» имя оказывается удобным для его носителя. Примером «неудобоваримых» имен являются, в частности, так называемые «идеологические имена» [Реформатский, 1960, с. 41] или просто имена вычурные, не свойственные данной культуре, которые подчас заменяются в быту традиционными.
Впрочем, противопоставление старого новому вовсе не тождественно различению плохого и хорошего. Выбор «старомодного» имени может быть связан и непосредственно с семейной традицией, причем в данном случае о т- ношение как автора, так и самого персонажа к оригинальному, словно воскр е- шающему традиции древности имени довольно-таки позитивно, с намерением пробудить и читательские симпатии.
Иной раз оценка имени дается с точки зрения происхождения, глубинных его корней (равно как и смысла): мифологические, библейские имена, имена, характерные для различных религий и т. д.
Весьма существенным в области личных собственных имен является их антагонистическая социальная дифференциация. Отмечается антагонизм между употреблением имен, в частности, в городах и сельской местности, в среде интеллигенции и простого народа и т. д. Данное противопоставление находит свое выражение во взаимном неприятии имен, кажущихся представителям различных слоев общества либо простоватыми и смешными, либо вычурными и претенциозными. И неизменно в оценках личных имен присутствует указание на
45
то, что данное имя осознается как «городское» или «деревенское», «возвышенное» или «плебейское».
Заметим, что восприятие личного имени может быть социальным и в узком смысле этого слова. В таком узком социальном плане оцениваются иногда и уменьшительные имена (о любви родителей к своей дочери свидетельствует употребление ласкательного имени Paquette, Paquerette для матери Эсмеральды в романе В. Гюго).
Наряду с социальными и стилистическими, в художественной литературе широко используются эстетические оценки имени персонажа (как «красивого» или «незвучного»).
Эстетическую оценку имени в художественном произведении зачастую дает сам автор при характеристике своего героя. Иногда такая оценка разумеется сама собой или звучит из уст различных (главных или второстепенных) литературных персонажей.
Однако оценки имени как «красивого» часто весьма субъективны. Нередки случаи, когда то или иное имя из обычного, неприметного с тановится «красивым» исключительно за счет внимания к нему литератора, выхватившего это имя из безвестности.
В литературе распространен прием подчеркивания «эстетичности» имени – противопоставление именам «красивым» ординарных, «будничных» фамилий. Подобные сочетания, порой, беспримерно комичны, что, собственно говоря, и выступает как прекрасный стилистический прием, коим изобилуют сатирические произведения.
Возвращаясь к реально существующим в жизни именам, следует отметить довольно распространенную тенденцию к «подравниванию» имени и фамилии. Данный феномен заключается в следующем: ребенку со сложно произносимой или вычурной фамилией стараются подобрать простое, незамысловатое имя (а также и среднее имя для романской культуры). И наоборот, неинтересная, неброская фамилия прекрасно сочетается с оригинальным, иногда даже экзотич е- ским именем, приводя личное имя собственное к гармоничному стилистически нейтральному сочетанию. При этом, разумеется, следует избегать резких ко н- трастов, скорее допустимых в сатирической литературе, нежели в реальной жизни.
В художественном произведении дисгармония имени и фамилии перс о- нажа, скорее всего, является важным стилистическим приемом автора: средством дополнительной характеристики образа, способом формирования читательского отношения к данному герою и т. п.
Однако нельзя забывать о том, что «красивое» имя может нести негативный смысл, более воспринимаясь как претенциозное, надуманное. Здесь ос о- бенную важность приобретает аспект соответствия «красивого» имени созданному образу (а точнее – физическому и моральному облику персонажа). Очевидно, что имя, содержащее намек на нечто прекрасное в характере или во внешнем облике звучит как гротескное, фальшиво-изысканное, если оно дано
46
персонажу, не обладающему ни одним из предполагаемых качеств. Вот почему в литературе получил широкое распространение прием номинации «от противного», то есть герою подбирается такое имя, чтобы образ данного персонажа разительно отличался от образа, навеваемого его именем («благородный и мужественный» Rodolphe Boulanger Г. Флобера).
Одним из признаков «эстетичности» личного имени принято считать его благозвучие (или «звучность»). Принято считать, что одни имена благозвучны, другие – неблагозвучны. Однако грани между первыми и последними довольно размытые, неопределенные.
Как отметил В.А. Никонов в своем труде «Имя и общество», «под неблагозвучием» имен понимают нечто такое, чего «не умеют (или не желают!) выразить» [Никонов, 1974, с. 148]. Дело в том, что эстетический критерий благозвучия выступает, как правило, не один, а наряду с социальным: противопоставляются имена «простонародные» и «грубые», с одной стороны, а с другой – «звучные» и «экзотические».
Для заимствованных имен важность представляет также благозвучие фонетической формы с точки зрения восприятия носителей языка-реципиента (иногда даже без учета смыслового содержания).
Следовательно, здесь можно говорить о связанности эстетического и с о- циального в мотивировках оценок личных имен.
Таким образом, разграничивая (теоретически) в оценках речи по поводу личных имен социальный, стилистический и эстетический аспекты, следует непременно учитывать переплетение и взаимодействие всех этих аспектов в оценках имен. Ведь «в самом отборе слов и конструкций, в самом указании – это правильно, а это неправильно – имеется известная эстетическая оценка»
[Будагов, 1967, с. 49 – 50].
Проявление эстетического критерия обнаруживает сложность природы оценок речи и, в частности, оценок личных имен в художественном тексте. С одной стороны, эстетический аспект в оценках имен пересекается с социальным (как последний пересекается со стилистическим), выявляя в их сочетании неоднозначность, многогранность мотивировок оценок личных имен. С другой стороны, оценки личных имен в художественном тексте вторичны, поэтому они, будучи отражением антропонимической нормы, являются эстетическими по своему использованию (выступают как элемент образной структуры художественного произведения).
§3. Лингвостилистическая роль эстетической ономастики
Литературоведы уделяют значительное внимание собственным именам в творчестве отдельных писателей. Однако имена интересуют их, главным образом, в связи с чисто литературной проблематикой. Немногочисленные высказывания лингвистов по этому вопросу касались, большей частью, стилистических возможностей собственных имен, а также их функционирования в худо-
47
жественных произведениях. Специальные ономастические исследования в художественных произведениях могут дать многое как литературоведам, так и лингвистам.
Начнем с такого вопроса, как связь литературных жанров и имен, входящих в литературное произведение. Еще В.Г. Белинский в 1835 году отмечал, что в реалистических произведениях личные имена должны соответствовать действительности, а не быть просто выдумкой автора (Р. Барт в книге « S/Z» утверждает то же самое).
Имя в литературе играет очень важную роль – ориентира во времени и пространстве. Любое реалистическое произведение содержит имена, типовые для данной социальной группы в данную эпоху. Юмористическое произведение намеренно сгущает краски, привлекает «говорящие» имена и фамилии, не делая, однако, серьезных отступлений от норм, традиционно закрепленных за определенным сословием. В сатирических произведениях имена шаржируются. Романтизм XIX века способствовал созданию условных поэтических имен, среди которых выделялись имена просто экзотические и мифологические, главным образом древнегреческие и римские, облеченные определенным поэтическим смыслом. Романтические произведения используют имена, принципиально не похожие на имена окружающих, чем «заявляют» о некоторой пространственно - временной отдаленности действия от современности (примером могут послужить имена центральных персонажей романа В. Гюго «Собор Парижской Богоматери»: Эсмеральда, Феб – имена, не характерные для реальности, уже сами по себе создающие романтический ореол претендующему на реальность повествованию).
Помимо этого, общего для всей литературы в целом, вопроса о связи жанра произведения с подбором имен, касающегося не столько литературоведения как филологической дисциплины, сколько особенностей творчества автора, его мастерства, существует ряд более частных литературоведческих пр о- блем: например, зависимость имен персонажей от мировоззрения автора, от круга лиц, с которыми он общается, наконец, от его симпатий и антипатий.
Наиболее часто в этой связи возникает вопрос о реальных прототипах литературных героев.
Как отмечает А.А. Реформатский, в языке художественной литературы бывшее нарицательное значение имени может быть использовано характерологически, имя и фамилия персонажа могут быть элементом его характеристики [Реформатский, 1960, с. 67]. Наиболее простой путь – это «говорящие фамилии», столь типичные, например, для русской литературы XVII века.
М.В. Карпенко, изучая эволюцию имен литературных персонажей, делит их на прямо и косвенно характеризующие, отмечая, что вообще для имени в художественном произведении момент характеристики важнее, чем просто номинация [Карпенко, 1970, с. 21]. (В то время как для реальных имен людей важнее номинация, а характеристика выполняет вторичную, вспомогательную - а иногда и мешающую - роль).
48
В литературе реализма имена-характеристики выполняют важную роль в построении произведения. Иногда к собственно характеризующему смыслу этих имен примешивается смысл комический, так что персонаж с такой фамилией не принимается всерьез, читатель не может проникнуться к нему довер и- ем, симпатией или уважением.
Эволюция антропонимии в литературе – это процесс широкий, связанный с эволюцией социальных условий, политических направлений и т.п. Параллельно ему в творчестве каждого автора происходит изменение его отношения к описываемым событиям, эволюция образов, а вместе с тем и имен его перс о- нажей.
Значительное новшество в антропонимию художественных произведений вносит построение имен на парадоксах, на соединении несоединяемого (Так, драма заглавной героини романа Г. Флобера «Госпожа Бовари» как бы «запр о- граммирована» в несоответствии романтического имени Эмма грубой, «крестьянской», приземленной фамилии Бовари).
В то же время для языка художественной литературы характерно стирание границ между «говорящими» и «неговорящими» фамилиями. Особый подраздел в этой проблематике составляют имена в детской литературе, которые более консервативны в этом плане.
Своеобразными аллюзиями служат «перекликающиеся» имена: фамилии героев одного автора «параллельны» или противопоставлены фамилиям перс о- нажей другого. Так, взаимоотношение творчества разных писателей очень сложно и глубоко. В ряде самых важных идей они могут предварять друг друга или пытаться оспорить, переосмыслить взгляды своих предшественников и с о- временников.
Особую проблему в литературоведении составляют совпадающие имена в произведениях различных авторов и имена, повторяющиеся в разных произведениях одного автора. Перенесение их в другую эпоху наводит на мысль о транспортировке сюжетного положения, взятого у другого автора. Иногда перенесение в другую обстановку и социальную среду настолько значительно, что без «наводящей» роли собственных имен все это было бы трудно вскрыть [Реформатский, 1960, с. 67].
Многие писатели нередко прибегают к особой «зашифровке» ассоциаций, которые должны вызываться фамилиями персонажей, используя значимые корни слов. Яркие примеры использования упомянутого стилистического приема можно найти на страницах основного произведения Г. Флобера «Госпожа Бовари». (Так, фамилия заглавной героини «Bovary» звучанием напоминает слово «bovin, boeuf» / «бык» (то есть навевает мысль о чем-то грубом, приземленном, деревенском, совершенно не сочетающимся с изящным «Emma» / «Эмма»); также имя второстепенного персонажа «Lheureux» происходит от французского слова «heure» / «час» (и действительно, этот персонаж как бы отмеряет жизнь главной героини, появляясь в переломные моменты судьбы); и здесь же фамилия аптекаря «Homais» (по звучанию сходная со словами
49
«homme, humain» / «человек, человечный»), явно данная по принципу «от обратного», ибо в этом персонаже довольно мало человечности).
В художественных произведениях многих авторов очень распространен случай, когда самим персонажам предоставляется право говорить об именах и названиях (и даже судить о них и оценивать), что лишний раз свидетельствует о значимости имен собственных в характеристике образов (яркий пример - роман В. Гюго «Собор Парижской Богоматери», где имена персонажей обсуждаются в ходе повествования, раскрывая и уточняя смысл: Квазимодо – «получеловек, недочеловек», Феб – «бог солнца в античной мифологии» и т. п.).
Достаточно часто отмечаются и такие случаи, когда писателя го раздо меньше интересуют прямые или косвенные смысловые ассоциации, вызванные именами и фамилиями персонажей или названиями городов, в которых происходит действие и т. д. Дело в том, что порой на первый план выступают исключительно звуковые ассоциации, так называемая музыкальность имени, необычность его звучания. Определенная сочетаемость звуков имени, подобно муз ы- кальным созвучиям, способна вызывать зачастую необъяснимые (на первый взгляд), но отнюдь не случайные образы у читателей. (В частности, Г. Флобер всегда уделял пристальное внимание звучанию каждой фразы, каждого слова во фразе и, несомненно, каждого имени на страницах своих произведений. Хор о- шо известно, например, то, как часто Г. Флобер менял имена своих персонажей, безжалостно бракуя недостаточно выразительные (или просто именуя таковыми менее значимые персонажи), подбирая наиболее удачные сочетания. «Талант писателя, в конечном итоге, заключается лишь в удачном выборе слов. Именно точность придает силу, чистоту звучанию» / «Tout le talent d’écrire ne consiste après tout que dans le choix des mots. C’est la précision qui fait la force, la pureté du son» [Gothot-Mersch, 1980, p. 137], - утверждал Г. Флобер, будучи как истинный мастер чрезвычайно требовательным к себе в подборе не только слов, но и имен. По свидетельству ближайшего друга и соратника Г. Флобера М. дю Кана, «Флобер, должно быть, испытал радость величайшего открытия, подобрав с о-
четание: Эмма Бовари» / «Flaubert dut éprouver quelque chose comme la joie d’Archimède à trouver cеs deux mots: Emma Bovary», - сочетание, построенное на парадоксе, на соединении несоединяемого, уже само по себе способное опред е- лить драму героини).
Итак, вначале имя привлекает своей необычностью и музыкальностью самого писателя, который впоследствии прилагает усилия к тому, чтобы данное имя и у читателя сформировало сходный образ, для чего автор имеет возмо ж- ность прибегнуть к ряду дополнительных и достаточно действенных художественных приемов.
Таким образом, можно сделать вывод о том, что для писателя - мастера художественного слова в имени человека есть важное музыкальное ощущение. И, соответственно, в необычно звучащем имени для него всегда таился внутренний образ человека. Вот почему иногда, несмотря на фонетически искаженный смысл первоисточника, звуковые ассоциации с именем безошибочно воз-
50