ульрих бек что такое глобализация отрывки

9

Ульрих Бек. Что такое глобализация? Ошибки глобализма – ответы на глобализацию. М. 2001

Глобализация делает возможным то, что по-видимому, всегда скрыто присутствовало в капитализме, но на стадии его укрощения социальным демократическим государством оставалось замаскированным: предприятия, особенно работающие в глобальном масштабе, играют ключевую роль не только в организации экономики, но и общества в целом – хотя бы уже «только» потому, что они в состоянии отнимать у общества его материальные ресурсы (капитал, налоги, рабочие места).

Функционирующая в глобальных масштабах экономика подрывает основы национальной экономики и национальных государств. Речь идёт о том, чтобы в новом раунде борьбы отодвинуть старого противника по имени «труд» на запасной путь истории; но также о том, чтобы одновременно заявить о расторжении договора с государством, т.е. чтобы избавиться от пут труда и государства в том виде, как они сложились в Х1Х и ХХ веках.

Это означает, что введение в действие механизма глобализации несёт в себе фактор угрозы, т.е. политика глобализации нацелена на избавление не только от профсоюзных, но и от национально-государственных ограничений, она имеет целью ослабление национально-государственной политики.

Необходимо подвергнуть научному изучению и политическому осмыслению общественные парадоксы транснациональной экономики, которая заманивает обещаниями «упразднить инвестиционные препоны» (читай упразднить экологическое, профсоюзное, социально-государственное, налоговое регулирование) во имя всё большего сокращения рабочих мест и одновременно дальнейшего роста производства и доходов.

На чём строится новая и могущественная власть транснациональных предприятий? Из чего рождается, каким образом прирастает их стратегический потенциал? Он рождается из вторжения в материальные жизненные артерии современных национально-государственных образований, вторжение, которое происходит без революции, без изменения законодательной базы и тем более конституции, а только в процессе нормального функционирования обычной деловой активности.

Во-первых, предприятия могут экспортировать рабочие места туда, где расходы по найму рабочей силы и налоги самые низкие.

Во-вторых, они в состоянии (на основе создания информационно-технической близости и соседства в любой точке планеты) благодаря разделению труда таким образом рассредоточить производство продуктов и услуг в разных местах мира, что национальная принадлежность фирм способна только вводить в заблуждение.

В-третьих, они в состоянии сталкивать лбами национальные государства и таким образом устраивать закулисные торги в поисках мест с самыми низкими налогами и самой благоприятной инфраструктурой; они могут также «наказывать» национальные государства, если сочтут их слишком «дорогими» или «враждебно относящимися к инвестициям».

В-четвёртых, они могут в произведённых и контролируемых ими дебрях глобального производства самостоятельно определять место для инвестиций, для производства, для уплаты налогов и для жительства и противопоставлять их друг другу. В результате капитаны бизнеса могут жить в самых красивых местах, а налоги платить там, где они самые низкие.

И всё это, разумеется, без обращения в парламент или консультаций с ним, без решения правительства, без изменения законодательства; для этого не нужна даже публичная дискуссия. Это даёт шанс для узурпации власти за рамками политической системы, шанс, который всё в большей мере получают предприятия, действующие на всём пространстве мирового общества. Баланс власти нарушается, договор о распределении полномочий индустриального общества расторгается и – без участия правительств и парламентов, общественности и судов – переписывается в пользу самостоятельного управления экономической деятельностью самой для себя.

Национальное государство есть государство территориальное, его власть зиждется на связи с определённой местностью. Мировое общество, которое образовалось в процессе глобализации во многих сферах, а не в одной только экономической, ослабевает, ставит под сомнение могущество национальных государств, вдоль и поперёк пронизывая их территориальные границы множеством разнообразных, не связанных с определённой территорией социальных зависимостей, рыночных отношений. Это проявляется во всех важнейших сферах, на которых держится национально-государственный авторитет: в налоговой политике, в области военной безопасности, в высших полномочиях полицейского аппарата, во внешней политике.

Для примера рассмотрим налоговую политику.

Взимание налогов – не просто один из принципов авторитета национального государства, а его главный принцип. Суверенное распоряжение налогами связано с контролем за хозяйственной деятельностью в пределах определенной территории. Но расширение возможностей хозяйствования в рамках мирового общества делает эту предпосылку всё более фиктивной. Предприятия могут производить продукцию в одной стране, платить налоги в другой, а требовать государственных субсидий в форме мероприятий по созданию инфраструктуры – в третьей. Обладающие богатством частные лица стали мобильнее, изобретательнее в поисках и использовании лазеек в законодательстве национальных государств; те, кто располагает пользующимися спросом знаниями, могут использовать их там, где им будет выгоднее; наконец, бедные могут уехать туда, где, как они думают, в кисельных берегах текут молочные реки. Напротив, попытки национальных государств отгородиться от этих процессов сталкиваются с противоречиями: чтобы выдержать глобальную конкуренцию, отдельным государствам приходится привлекать капитал, людей и знания.

Пикантность ситуации заключается в том, что именно богатые становятся виртуальными налогоплательщиками, и их богатство не в последнюю очередь покоится на виртуозной ориентации в виртуальном мире. Они подрывают (чаще всего) легальными, но нелегитимными способами благосостояние демократического общества, возможностями которого пользуются.

Доходы ползут вверх, рабочие места сокращаются – пишет «Шпигель» - экономическое чудо особого рода отпугивает нацию. Предприниматели открыли философский камень богатства. Новая магическая формула гласит: капитализм без труда плюс капитализм без налогов.

Поступления от налогов с корпораций и налогов на доходы предприятий упали с 1989 по 1993 год на 18,6%, их доля в общих налоговых сборах государства уменьшилась почти наполовину. Социальная система нуждается в перестройке, для неё должна быть создана новая база. Но в ходе этой перестройки следовало бы спросить себя, почему создаётся впечатление, что она не финансируется. Страны Европейского Союза (ЕС) за последние 20 лет стали богаче на 50-70%. Рост экономики значительно превышал в них рост населения. И всё же ЕС насчитывает сегодня 25 млн. безработных, 50 млн бедных и 5 млн. бездомных. Куда же девалось дополнительное богатство? Известно, что в США рост экономики обогатил только 10% населения. Эти 10% получили 96% дополнительных доходов. В Европе дела обстояли не столь удручающе, но и не на много лучше.

В Германии доходы предприятий выросли в 1979-1999 гг. на 90%, а зарплата – на 6%. Поступления с подоходного налога за 90-е гг. удвоились; налоги с корпораций уменьшились наполовину и составляют всего 13% общих налоговых сборов. В 1980 г. они составляли 25%, в 1960 – даже 35%. Останься они на уровне 25%, государство Германии получило бы в последние годы дополнительно 86 миллиардов марок ежегодно.

Подобное же развитие наблюдается и в других государствах. Большинство транснациональных фирм, таких как «Сименс» и БМВ, больше не платят налоги внутри страны. Если в этой сфере ничего не изменится, то люди вряд ли станут покорно взирать на то, как сокращаются их пенсии, заработная плата, услуги социального характера.

Транснациональные организации превосходят самих себя рекордными доходами – и массовым сокращением рабочих мест. В конце хозяйственного года правления одно за другим сообщают о фантастических прибылях. А в это время политики, в обязанности которых входит оправдание скандального роста массовой безработицы, настаивают на дальнейшем понижении налогового бремени в тщетной надежде, что дополнительные богатства богачей дадут хотя бы немного новых рабочих мест.

Как следствие этого накапливаются конфликты – в том числе и в хозяйственной сфере, а именно между виртуальными и реальными налогоплательщиками. В то время как транснациональные корпорации в состоянии уклоняться от налогообложения в рамках национального государства, малым и средним предприятиям, создающим большую часть рабочих мест, приходится истекать кровью под прессом перестроившейся налоговой бюрократии. Словно в насмешку, история распорядилась таким образом, что именно те, кто оказывается в проигрыше от глобализации, в дальнейшем должны будут оплачивать всё, социальное государство и функционирующую демократию, в то время как оказавшиеся в выигрыше получают сказочные прибыли и уклоняются от ответственности за грядущие судьбы демократии.

Но и противоречия «капитализма без труда» дают о себе знать. Менеджеры мультинациональных концернов переводят свои правления в Южную Индию, а своих детей посылают учиться в лучшие европейские университеты, финансируемые национальными государствами. Им и в голову не приходит перебраться жить туда, где они создают рабочие места и платят низкие налоги. Сами они, как чем-то само собой разумеющемся, пользуются дорогостоящими основными политическими, социальными и гражданскими правами, общественное финансирование которых ими же и торпедируется. Они ходят в театры. Наслаждаются природой и ландшафтами, уход за которыми требует больших денег. Околачиваются в ещё относительно свободных от насилия и криминала метрополиях Европы. Но своей ориентированной на прибыль политикой они вносят существенный вклад в разрушение этих европейских форм жизни. Позволительно спросить, где будут жить они или их дети, когда государства и демократия в Европе лишатся финансирования?

Что хорошо для «Дойче банк», давно уже нехорошо для Германии. Транснациональные корпорации выходят из национально-государственных рамок и де-факто расторгают договор о лояльности с институтами национального государства. По этой причине падает «внутренний» уровень социальной интеграции соответствующих стран, и падает тем ниже, чем больше он обосновывается чисто экономическими факторами. В этот коварный водоворот попадают прежде всего благоденствующие социальные государства: им приходится выплачивать пособия постоянно растущему числу безработных (их около 5 млн. в одной только Германии), причём число это увеличивается по мере утраты государствами контроля над налогами, ибо у транснациональных предприятий в их игре за право размещать производство по своему усмотрению на руках оказались одни только козыри. Эти предприятия дотируются многократно: во-первых, оптимизируя мероприятия по созданию инфраструктуры, во-вторых, собирая дотации, в-третьих, уменьшая до минимума налоги и, в–четвёртых, экстернализируя расходы по содержанию безработных.

Водоворот, тянущий вниз социальное государство, проявляет себя не только убывающими ресурсами при скачкообразно растущих расходах, но и отсутствием средств для его умиротворения, в то время как пропасть между бедными и богатыми становится всё шире. Поскольку национально-государственные рамки утрачивают свою обязательность, те, кто выигрывает от глобализации, и те, кто от неё проигрывает оказываются, так сказать, сидящими за разными столами (или по разные стороны стола). Новые богатые больше не нуждаются в новых бедных. Добиться какого-то равновесия между ними трудно хотя бы уже потому, что отсутствуют рамки общности, в которых можно было бы локализовать конфликт, выходящий за границы национального государства.

Капиталистическое мировое общество.

После окончания холодной войны и интеграции коммунистического блока в мировой рынок в резкой форме заявляют о себе основные аспекты капиталистической динамики, которые «маскировались» в западном капитализме всеобщего благоденствия.

1. Одновременность транснациональной интеграции и национальной дезинтеграции. В ходе победного шествия мирового рынка стираются немногочисленные «белые пятна», которые оставались на карте мира; всё больше количество регионов интегрируется в капиталистическую систему, в результате чего ликвидируются локальные и национальные пространства экономики. Включение в мировой рынок, а также фрагментация суть взаимодополняющие процессы, точнее, две стороны одного и того же процесса – всемирного передела богатства, суверенитета, власти и свободы действий.

2. Транснациональные концерны заинтересованы в «слабых государствах» т.е. – как сформулировал это Зигмунд Бауман – в государствах, которые слабы, но тем не менее остаются государствами. Широко распахнуть ворота и оставить всякую мысль об автономной экономической политике – вот предлагаемое условие, которому страны должны без сопротивления подчиниться, если хотят, чтобы к ним относились как к достойным получения финансовой поддержки от Всемирного банка и финансовых фондов. Слабые государства – это именно то, в чём нуждается новый мировой порядок для сохранения и воспроизводства себя самого.

3. Европейские (континентальные) страны всеобщего благоденствия и страны с социально ориентированной экономикой попадают в обратную спираль. Они вынуждены расхлёбывать издержки транснациональной экономики – растущую безработицу и бедность. С одной стороны, с ростом давления мирового рынка всё больше ставится под сомнение возможность государственного финансирования социальных программ, с другой стороны, параллельно взрывному росту цен снижаются доходы от налогов на наёмный труд и происходит глобализация прибылей транснациональных предприятий.

4. Замена труда знанием и капиталом. Чтобы выявить новые области прибыльного производства, глобальный капитализм обходится всё меньшим количеством рабочей силы. В результате этого рабочая сила и представляющие её организации – рабочие партии и профсоюзы – повсюду утрачивают свою роль на переговорах с властью и бизнесом, а также в глазах общественности. Одновременно растёт число тех, кто выброшен с рынка труда и лишён шансов на материальную и социальную безопасность.

5. Двойная относительность бедности. Бедность в этих процессах обостряющегося взаимовлияния меняет своё лицо: она драматически возрастает и многократно фрагментируется. Как утверждает Зигмунд Бауман, общественные нити коммуникации между богатыми, которые глобализируются, и бедными, которые локализируются, вот-вот порвутся, поскольку между теми, кто выигрывает в результате глобализации в самом верхнем слое наверху, и теми, кто проигрывает в результате глобализации в самом нижнем слое внизу, уже более не существует никаких авторитетных инстанций, где можно было бы добиваться компенсации и справедливости. Отбракованные – в отличие от пролетариата в Х1Х и начале ХХ века – лишились к тому же всякого потенциала влияния, поскольку они уже более не востребованы. Чтобы вызвать скандал вокруг своего положения, им остаётся только применять голое насилие. И, наконец, различные градации бедности ещё раз преломляются в так называемой двойной относительности. «Простая относительность» бедности подразумевает относительность критериев; она говорит о том, что не существует абсолютных критериев бедности, а есть только относительные, справедливые лишь для конкретных регионов мирового общества, например, Африки, Азии и Европы. В случае «двойной относительности» относительность критериев преломляется и в межкультурных, транснациональных жизненных пространствах. «Транснациональная бедность» означает: человек проживает свою частную жизнь в противоречии с транснациональными критериями бедности. Тот, кто в Великобритании числится бездомным, по критериям, которые действуют для его семьи в Индии или регионе Карибского мора, может жить всё ещё благополучно (поскольку, например, плата за дешёвое жильё там на порядок ниже). Эта фрагментация также является существенным условием обострения бедности.

6. Действие критериев исключения. Всё больше людей – тех, кто уже сейчас в засасывающей воронке ожесточённой конкуренции способностей считается «слабыми», «балансирующими на грани», «находящимися под угрозой» или «неполноценными». К ним относятся люди без среднего образования или с неважным аттестатом зрелости, больные или инвалиды, чьи возможности, например, моторные, технические – низко оцениваются по сегодняшней шкале способностей. Всем им грозит попасть на наклонную плоскость и соскользнуть в круг тех, кто отбракован в соответствии с правилами допуска.

7. Капитализм без труда соответствует марксизму без утопии. Неомарксистская картина капиталистической мировой системы лишилась всякого утопического импульса, всякой политической надежды и фантазии. Ибо из этого анализа не следует никакой политический субъект (т.е. больше нет никого, кто смог бы изменить к лучшему существующий порядок).

Шок глобализации.

Можно назвать 4 причины политического шока, вызванного глобализацией и охватившего Центральную Европу, Францию. Австрию. Швейцарию, Италию и особенно Германию.

1. Страны и общества с первичным экономическим самосознанием чувствуют себя особенно ущемлёнными и подвергаемыми опасности со стороны надвигающейся якобы извне глобализации – детища мирового рынка.

2. Социальные государства, такие, как Франция и Германия, относятся, в отличие от США и Великобритании, к странам, проигрывающим от процесса глобализации. Они попали в затруднительное положение из-за социальной политики в эпоху экономического глобализма: развитие экономики уходит из-под национально-государственного контроля, в то время как социальные последствия этого процесса – безработица, миграция, нищета – накапливаются в системе национального социального государства.

3. Глобализация до основания потрясает самоидентификацию замыкающегося на себя национально-государственного пространства. Великобритания, напротив, была мировой империей, и глобализация для неё – приятное воспоминание о прошлом. Глобализация означает прежде всего денационализацию – эрозию и возможную трансформацию национального государства в государство транснациональное.

4. В 1989 г. в Германии считалось, что «срастается то, что по сути едино» (Германия становится единой). Теперь же становится видно, что в основе этой иллюзии лежало устаревшее представление о национально-государственной идиллии.

Новая ситуация, сложившаяся в мировом обществе, в результате которой становится фикцией представление о «национальном» продукте, национальных фирмах, национальной индустрии. Глобализация стала неустранимым условием человеческой деятельности в конце ХХ века.

В связи с этим должны быть заново осмыслены основы Первого модерна. Что значит толерантность? Какое содержание вкладывается в понятие «права человека», которые, в отличие от культуры, должны быть одинаковыми для всех? Кто гарантирует права человека в пост-национально-государственном мире? Как спасти, как реформировать перед лицом обостряющейся глобальной нищеты и сужающегося рынка труда социальные гарантии, которые до сих пор в значительной части были заботой национальных государств? Вспыхнут ли в результате разрушения национальных государств новые религиозные войны, чреватые экологическими катастрофами. Или же мы движемся навстречу миру без насилия, который после триумфа мирового рынка придёт к отказу от войн? Быть может, мы даже стоим на пороге второго Просвещения?

Национальное государство между мировой экономикой и индивидуализацией утрачивает свой суверенитет: что делать?

Проявила свою уязвимость модель Первого, национально-государственного модерна, задуманного и осуществлённого на принципе единства культурной идентичности («народ»), пространства и государства. При этом пока не просматривается идея нового единства человечества, планеты Земля и мирового государства или хотя бы желания такого единства.

Поиски политических ответов на судьбоносные вопросы о будущем лишились субъекта и локализации в пространстве. Диагноз звучит так: капитализм не нуждается в труде и плодит безработицу. В результате распадается исторический союз между рыночной экономикой, социальным государством и демократией, который до сих пор сплачивал и узаконивал национально-государственный проект модерна. С этой точки зрения неолибералы являются ликвидаторами западной цивилизации – даже если выдают себя за её реформаторов. Их модернизация, если иметь в виду социальное государство, демократию и общество, ведёт к смерти.

Глобализмом называется понимание того, что мировой рынок вытесняет или подменяет политическую деятельность, это идеология господства мирового рынка, идеология неолиберализма. Она действует по чисто экономическому принципу, сводит многомерность глобализации только к одному, хозяйственному измерению. Ликвидируется основополагающее различение первого модерна, а именно различение между политикой и экономикой. Глобализм позволяет управлять таким сложным образованием как государство, общество, внешняя политика – как простым предприятием.

Глобализм – это мыслительный вирус, который за последнее время поразил все партии, все редакции, все институты. Не то, что люди должны действовать экономически, является его догматом, но то, что всё – политика, наука, культура – должны подчиняться примату экономического.

Неолиберальный глобализм представляет собой в высшей степени политическое поведение, которое, однако, подаёт себя как полностью аполитичное. Согласно этой идеологии, люди не действуют, но осуществляют законы мирового рынка, которые вынуждают минимизировать социальное государство и демократию.

Однако тот, кто верит, что глобализация подразумевает исполнение законов мирового рынка, которые должны быть осуществлены так, а не иначе, тот заблуждается. Экономическая глобализация как таковая не есть механизм, не есть нечто самодвижущееся, это всецело политический проект, причём проект транснациональных институтов – Всемирного банка, Всемирной торговой организации (ВТО), а также других международных организаций, которые проводят неолиберальную экономическую политику.

Основной предпосылкой глобализма является глобальность. Она неустранима по следующим причинам:

1. Расширение географии и нарастающая плотность контактов в сфере международной торговли, глобальное переплетение финансовых рынков, увеличивающих мощь транснациональных концернов.

2. Продолжающаяся информационная и коммуникационная революция.

3. Повсеместно выдвигаемые требования соблюдения прав человека т.е. принцип демократии (на словах).

4. Изобразительные потоки, охватившие весь мир индустрии культуры.

5. Полицентрическая мировая политика – наряду с правительствами существуют транснациональные центры, могущество и количество которых постоянно растут (концерны, неправительственные организации).

6. Вопросы глобальной нищеты.

7. Проблемы глобального разрушения окружающей среды.

8. Проблемы транс-культурных конфликтов на местах.

Глобальность, понимаемая таким образом, означает новое положение Второго модерна. Это понятие одновременно сводит воедино важнейшие причины, по которым стандартные ответы Первого модерна становятся противоречивыми и непригодными, поэтому политика Второго модерна должна быть заново определена и обоснована.

Мировое общество риска.

Прежде деполитизированные области принятия решений, благодаря общественному восприятию рисков политизируются; они становятся – в основном недобровольно и преодолевая сопротивление могущественных институтов, монополизирующих эти решения, - открытыми для общественного сомнения и дебатов. Так, в мировом обществе риска вдруг начинают публично растолковывать предметы и темы, которые прежде обсуждались только за закрытыми дверями, к ним относятся, например, программы инвестиций в экономику, химический состав продуктов и медикаментов, научно-исследовательские программы, разработка новых технологий. Можно в шутку сказать: о нежелательных, пока ещё невиданных «побочных проблемах» в последнее время дискутируют как бы загодя, ещё до того, как соответствующие продукты и технологии будут действительно изобретены.

Это значит, что в мировом обществе риска в результате общественного восприятия рисков возникает самокритичное общество, готовое – по крайней мере на словах – к противодействию и перестройке своего мышления, где, например, не соглашаются с заверениями верующих в технику техников.

Однако решающим является то, что эти расширения и углубления демократии в далёкие от политики области хозяйства, экономики, точных наук, приватной сферы до сих пор блокируется старомодным отношением, в соответствии с которым бремя доказательств ложится не на тех, кто получает выгоду от рисков, но на тех, кто страдает от них.

Бремя доказывания в отношении будущих рисков и опасностей должно ложиться на виновников, а не на потенциальных или актуальных жертв: от принципа «виновник платит» следует переходить к принципу «виновник доказывает», какой возможный ущерб наносит его предприятие.

Избежать стихийного внедрения технологических новаций в глобальных масштабах можно было бы, например, попытавшись политически поощрять техническое развитие во внушающих опасения областях с целью разработки альтернатив. При этом стоило бы демонстрировать альтернативы, а не множить объективные принуждения. Тогда, возможно, удалось бы приглушить остроту нежелательного развития: на самом продвинутом уровне наготове имелось бы альтернативное инновационное предложение, которое бы обладало выгодами отклоненной технической альтернативы, но не страдало бы её недостатками.

Следовало бы в первую очередь найти или изобрести новую систему правил, которая в правовом аспекте по-новому определяла и обосновывала бы вопросы о том. что есть «доказательство», «уместность», «истина», «справедливость» в отношении вероятных, затрагивающих всё человечество опасностей, которые несёт наука. Необходимо второе Просвещение, благодаря которому наше понимание, глаза наших социальных институтов раскрылись бы и увидели всю незрелость (в которой сами и повинны) первой индустриальной цивилизации вместе со всеми порождёнными ею опасностями.

Откуда возникает эта – если всё идёт благополучно – «недобровольная демократизация» через конфликты риска? Общество риска подразумевает, что прошлое теряет свою детерминирующую силу для современности. На его место – как причина нынешней жизни и деятельности – приходит будущее, т.е. нечто несуществующее, конструируемое, вымышленное. Когда мы говорим о рисках, мы спорим о том, чего ещё нет, но что могло бы произойти, если сейчас немедленно не переложить руль в противоположном направлении. Риски, в которые верят, это кнут, с помощью которого можно подстегнуть современность и подогнать её.