17. Первая Македонская война. Римляне в Греции.
(200…197 г. до Р. X.)
С тех пор, как римляне присвоили себе роль третейского судьи над народами и следовали старой политике принимать слабейшие государства с обманчивым именем союзников под свою защиту против государств сильнейших, в поводах к новым войнам не могло быть никогда недостатка. Теперь ни в одной стране, известной им на поверхности земного шара, не могло возникнуть ни малейшей распри, в которую они не имели бы предлога вмешаться в качестве защитников или союзников. Так, тотчас по окончании второй Пунической войны они затеяли споры на Востоке, в Македонии и Греции. Филипп V Македонский, с которым римляне, как с союзником Ганнибала вели уже непродолжительную войну, не только не был расположен дозволять чуждому народу предписывать себе законы, но стремился к тому, чтобы самому возвыситься до положения своих предков. С этой целью он не только занял некоторые из лучших городов Греции — Коринф, Аргос, Халкиду на острове Эвбее, но заключил также союзы с ахейцами и могущественным царем Сирии Антиохом и намеревался даже покорить Афины для того, чтобы в союзе с Антиохом отнять у египтян во время малолетства царя их Птолемея Эпифана их иностранные рынки.
Притесненные народы искали и находили заступничество у своих могущественных защитников — римлян. Александрийский двор предложил даже римлянам опеку над пятилетним царем, уверяя, что именно этого желал на своем смертном одре отец его Птолемей Филопатор. Римский сенат принял на себя это звание так же милостиво, как милостиво выслушал и жалобы афинян, родосцев и пергамского царя Аттала и указал через своих послов обоим царям, Филиппу и Антиоху на их несправедливые поступки в отношении союзников. Но так как ни один из них не обратил на это внимания, то для спасения римской чести была решена война и прежде всего против Филиппа.
Но в это время произошел замечательный случай. Когда консул Сульпиций предложил собравшемуся на Марсовом поле народному собранию утвердить решение сената, то почти все центурии единогласно отказали в своем согласии. Народ уже устал, говорили они, вести войны в чужих землях и выносить на себе все тяжести войны.
Филипп V Македонский
Народный же трибун Бебий прямо обвинил сенаторов в том, что они умышленно вовлекают государство в новые войны для того, чтобы иметь возможность держать народ как можно дольше в угнетенном состоянии. Однако во вторичном собрании консулу удалось убедить народ, что дело идет лишь о том, хотят ли они вести войну в стране неприятеля или допустить его, подобно Ганнибалу, вторгнуться в Италию. Доводы эти увенчались полным успехом и после этого набор войска и вооружение его производились с величайшей поспешностью. К значительному участию в военных действиях были привлечены новые союзники. Верный союзник римского сената царь Аттал лично привёл свой флот в Грецию, другой флот выставили родосцы. Масинисса прислал нумидийских всадников и провиант, и даже Карфаген обязывался доставить значительные запасы хлеба. Затем, после обычных жертвоприношений богам, чтобы снискать их благосклонность, упомянутый выше консул Сульпиций вышел в море из Брундизия. Он высадился в Аполлонии и послал из Керкиры, римской морской гавани, несколько кораблей с отрядом в 1.000 человек под командованием Г. Клавдия, в Афины. Отсюда Клавдий отправился в Халкидику, главное сборное место македонян, взял этот город, сжег склады и с богатой добычей возвратился в Афины. В отмщение за это Филипп поспешил в Халкидику, а оттуда в Афины. Но будучи не в состоянии взять Афины, он опустошил всю окрестную область с таким варварским неистовством, что разрушил даже храмы и бесчисленные статуи богов, украшавшие во множестве Аттику, и затем возвратился в Беотию.
В это время собрался союз городов Этолийского союза. Сюда консул Сульпиций также отправил своих послов, которые, выступив там против послов македонских, старались заручиться дружбой этолийцев. Этолийцы сначала колебались, но затем приняли сторону римлян. Одновременно в афинский порт. Пирей прибыл соединенный флот Рима и Пергама, столь вдохновивший афинян, что они дали простор своему гневу против разорителя их страны, македонского царя Филиппа. Одинаково необузданный и в любви и ненависти, пылкий афинский народ постановил считать Македонию смертельным врагом Афин, вычеркнуть из памяти все, что когда‑либо связывало оба государства. Отныне ни один жрец не мог благословить Афины, не прибавив при этом проклятья царю Филиппу и всему его семейству. Было решено немедленно и единодушно одобрять любое деяние, направленное на уничижение и позор македонян, а тех, кто осмелится сказать хотя бы слово в их пользу, убивать без суда на месте.
Царя Аттала, прибывшего с соединенным флотом, афиняне вышли встречать длинной процессией с жрецами, должностными лицами, женщинами и детьми. Его почтили принесёнными на алтарь жертвоприношениями и учредили в его честь одиннадцатый демос (общину), названный атталийским .
Этот первый поход не имел для римлян никакого результата. Консул 199 года Публий Виллий Таппул действовал не с большим успехом, чем Сульпиций. Только с наступлением 198 года, когда командование войском было поручено не достигшему еще тридцатилетнего возраста консулу Т. Квинкцию Фламинину, война приняла совершенно другой оборот. Обладая тонким, изворотливым умом, в высшей степени одаренный талантом вести под видом кротости и миролюбия самую хитрую, коварную политическую интригу, Фламинин, уступая в достоинствах Сципиону, сумел тем не менее достигнуть равных с ним результатов. Он разбил одно из войск Филиппа в Эпире и дошел до Фокиды, между тем как брат его с флотом осадил Коринф.
В то же время послы Фламинина старались на сейме в Сикионе приобрести расположение ахейцев. Для ахейцев было большим самопожертвованием решиться перейти на сторону римлян. Наконец, в силу необходимости они вынуждены были пойти на унизительный поступок — переменить греко‑македонского властителя на чужеземного.
В 197 году несмотря на то, что в Риме на этот год был избран другой консул, друзья Фламинина настояли на том, чтобы за ним было оставлено начальство над войсками в Македонии.
Квинкций Фламинин
И Фламинин, будучи теперь только проконсулом, вполне оправдал их ожидания и с успехом выполнил возложенную на него задачу. Весной он объездил всю Грецию, заключил союзы в Аргосе со Спартой, находившейся под властью тирана Нависа, а в Фивах с беотийской республикой. Затем Фламинин направился в Фессалию, чтобы встретиться с Филиппом и по возможности скорее закончить войну решительным сражением. Он нашел Филиппа в Скотуссе, местности, покрытой многочисленными холмами, которые назывались Кинокефалами, то есть Собачьими головами. После того, как Фламинин в обычном воззвании к римским войскам напомнил о славе их предков, а Филипп в речи к своим воинам напомнил о подвигах македонян, началась битва. В этом сражении римляне впервые применили боевых слонов. Филипп был совершенно разбит и бежал с остатками войска через Лариссу в Темпе, а оттуда к себе в Македонию. Отсюда он обратился к победителю с предложением о перемирии. Фламинин собрал представителей от всех союзников, чтобы выслушать их мнения о предложенных ему мирных условиях. Этолийцы непременно требовали лишения Филиппа престола. Но проконсул объяснил им, какой сильный оплот представляет Македония против северных варваров. Этолийцы возразили, что если Филиппу будет оставлено его царство, то они никогда не будут иметь от него покоя. «Заботу об этом я беру на себя», — отвечал на это римлянин.
На следующий день явился сам Филипп и беспрекословно отдался победителю. Фламинин представил ему мирные условия, совершенно сходные с условиями, предложенными карфагенянами. По этим условиям он должен был ограничиться одной областью — Македонией, обязывался объявить свободными все греческие города в Европе и Азии, вывести из них свои гарнизоны, уплатить тысячу талантов военных издержек и выдать все свои военные корабли, за исключением пяти трёхъярусных галер. Кроме того, Филипп обязывался содержать не более пяти тысяч воинов, не иметь боевых слонов и ни с кем не воевать без согласия Рима. Филипп согласился на эти условия. В Рим с проектом договора отправились послы от имени Филиппа и проконсула; на время же перемирия в качестве заложника римлянам был выдан сын Филиппа, Дмитрий. Сенат утвердил мирный договор и отправил десять представителей в Грецию для приведения в порядок дел новых союзников.
Таким образом, некогда могущественная Македонская монархия была низведена на ступень незначительного, бессильного государства и навсегда потеряла свое прежнее огромное влияние на Грецию.
Уничтожение всякой чужеземной морской силы стало теперь правилом римской политики, ибо только таким путем можно было, не имея собственного значительного флота, утвердить за собой необходимое господство на море.
Суровая участь Филиппа все еще не представлялась грекам слишком печальной. Они даже подозревали, что при заключении мирного договора имел место подкуп. В действительности можно предполагать, что Фламинин спешил заключить мир, чтобы еще иметь возможность в подходящее время встретить вооружавшегося с давних пор Антиоха Сирийского.
Перед возвращением в Рим для празднования своего триумфа Фламинин разыграл род политической комедии с целью ввести доверчивых греков в заблуждение относительно истинных намерений римлян. Дело происходило как раз во время Истмийских игр. Этот‑то именно момент и избрал Фламинин. На эти игры греков явилось гораздо больше, чем когда‑либо, так как каждый ожидал услышать, как должна измениться в будущем судьба Греции. Все заняли свои места и приготовились к зрелищу. На середину ристалища вышел глашатай с трубой, чтобы, согласно обычаю, в установленных выражениях возвестить о начале игр. Пригласив всех трубным звуком к тишине и молчанию, глашатай объявил следующее: «Римский сенат и главный военачальник Т. Квинкций вместе с победой над македонянами и царём Филиппом возвращают независимость, свободу от налогов и самостоятельность коринфянам, всем фокеянам, острову Эвбее, магнетам и фессалийцам, перребрам и фтиотийским ахеянам». При этом он назвал поименно все народы, которые были под властью царя Филиппа. Провозглашенное глашатаем объявление возбудило такой сильный восторг, что он помешал сразу вполне его постигнуть. Едва верили тому, что слышали своими ушами, смотрели друг на друга в изумлении и думали про себя, не обольстительный ли это сон. Каждый читал ту же мысль в лице другого и, не решаясь верить ушам своим, обращался вопросительно к сидевшему с ним рядом. Каждый желал не только слышать, но видеть провозвестника свободы. Снова призвали глашатая. Он вернулся и еще раз повторил все им сказанное. Теперь, когда собрание убедилось в достоверности радостного известия, поднялся неумолкаемый крик восторга, раздались оглушительные рукоплескания, и в эту минуту можно было вполне убедиться, что для этого народа не существовало блага выше свободы. Значит, есть же на земле хоть один народ, который, жертвуя своими собственными силами и подвергая самого себя опасности, ведет войну за свободу других и делает это не для своих соседей, не для дорогих и близких ему людей. Нет, он переплыл море для того, чтобы на всей поверхности земли не давать воли беззаконному произволу, а предоставить повсюду господство лишь праву, справедливости и закону. Так гласит бесхитростный рассказ Ливия об этой сцене. Само собой разумеется, что в числе греков немногие проницательные люди ясно видели истинную цену этому новому благодеянию. Они хорошо понимали римскую политику, которая желала на время удовольствоваться малым, чтобы разъединить эти могущественные силы и доставить себе в скором времени мнимым благодеянием многочисленных помощников против ожидаемого более сильного врага. И действительно, Фламинин, несмотря на обещанную свободу, оставил римские гарнизоны в Халкиде и Димитрии.