
новая папка / Моммзен Т. История Рима В 4 томах. / Моммзен Т. История Рима В 4 томах. Том четвертый. Кн. 8 продолжение
..pdfлийские муниципии или колонии, немало городов италийского пра ва возникло и путем поселения италийских колонистов. Основание этому положил также диктатор Цезарь; вообще, быть может, ни одной провинции он не указал пути дальнейшего развития в такой мере, как Африке; его примеру последовали императоры первой династии. Об основании Карфагена мы уже говорили; город не тот час, но очень скоро получил колонистов из Италии и одновремен но — италийское устройство и полные права римского гражданства. Предназначенный, несомненно, с самого начала опять стать столи цей провинции, заложенный по типу больших городов, он быстро выдвинулся на первое место. Карфаген и Лугдун — единственные города Запада, которые наравне со столицей империи имели у себя постоянные гарнизоны имперских войск. Кроме того, в Африке, отчасти, наверное, уже диктатором, отчасти первым императором, были основаны колонии в расположенных ближе всего к Сицилии районах в целом ряде мелких городов, как-то: в Гиппоне-Диаррите, Клупее, Курубах, Неаполе, Карпах, Максуде, Утике, Большом Тубурбоне, Ассуре, — вероятно, не только для того, чтобы пристроить ветеранов, но и с целью дальнейшей латинизации этой местности. Основание в это время в прежнем Нумидийском царстве двух коло ний — Цирты с зависимыми от нее землями и Новой Цирты, или Сикки, — является следствием особых обязательств Цезаря перед вождем вольных дружин Публием Ситтием из Нуреции и его ита- ло-африканскими отрядами. Первая из них, заложенная в области, принадлежавшей зависимому государству, получила свою особую и весьма самостоятельную организацию, которую сохранила отчасти и в более позднее время, хотя и сделалась вскоре имперским горо дом. Оба города быстро достигли расцвета и сделались видными центрами римской цивилизации в Новой Африке.
Иной характер носит колонизация, начатая Августом в царстве Юбы и продолжавшаяся при Клавдии. В Мавретании, находившей ся тогда еще на очень низком уровне общественного развития, не было ни городов, ни пригодных для их создания элементов; поселе ние отставных солдат римской армии принесло цивилизацию и в эту варварскую страну. Так были заселены ветеранами Августа в позднейшей Цезарейской провинции на побережье Игильгили, Салъды, Русазу, Русгунии, Гунуги, Картенна (Тенес) и несколько даль ше от моря Тубусупту и Зуккабар, а ветеранами Клавдия — Новый город (Oppidum novum); точно так же в провинции Тинги при Авгу сте были заселены ветеранами Зилис, Бабба» Баназа, при Клавдии — Лике. Эти общины с правами римского гражданства, как уже было указано, не состояли под властью царей Мавретании, пока таковые еще существовали, но были в административном отношении присо единены к близлежащей римской провинции; основание этих посе лений послужило, таким образом, первым шагом к присоединению
Мавретании к империи*. Дальнейшее распространение цивилизации, намечавшееся Августом и Клавдием, после них или вовсе не прово дилось, или же проводилось лишь в ограниченных размерах, хотя для этого было достаточно свободного места в западной половине Цезарейской провинции и в провинции Тинги. Уже было отмечено, что впоследствии колонии обычно возникали путем простого предос тавления им этого названия, без переселения колонистов.
Рядом с организацией городов особого упоминания заслуживает
вэтой провинции организация крупного землевладения. Согласно римскому порядку крупные земельные владения включались обычно
встрой городской общины; распространение латифундий нарушило эту зависимость меньше, чем можно было бы думать, так как лати фундии обычно не были сплошными, но часто распределялись меж ду несколькими городскими округами. Однако в Африке крупные зе мельные владения были не только более многочисленными и обшир ными, чем где бы то ни было, но и представляли собой сплошные территории наподобие городских; вокруг господского дома образовы валось поселение, которое ничем не уступало небольшим земледель ческим городам области; и если власти и общинные советы часто не осмеливались, а еще чаще просто были бессильны привлечь подоб ного согражданина к выполнению его доли общественных повиннос тей, то переход подобных владений в руки императора еще более спо собствовал фактическому выделению этих поместий из общины**. Но этот переход был в Африке издавна широко распространенным явлением, особенно при Нероне, который конфисковал, по имеюще муся сообщению, земли у крупных землевладельцев, обладавших по ловиной Африки; а то, что однажды попало к императору, обыкно-
*Плиний (5, 1, 3) говорит, правда, лишь о Зулиле (или, вернее, Зили): regum dicioni exempta et iura in Baeticam petere iussa (изъята из-под вла сти царей и получила приказание обращаться с судебными делами в Бетику); это можно было бы ставить в связь с перенесением этой об щины в Бетику под именем Julia Traducta (Страбон, 3, 1,8, стр. 140). Но Плиний делает такое замечание только относительно Зили — веро ятно, потому, что это первая из основанных вне имперской границы колоний, которую он называет. Гражданин римской колонии не мог быть подсуден царю Мавретании.
**Фронтин в известном месте (р. 53, ed Lachmann)^ где говорится о про цессах между городскими общинами и частными лицами, в том числе и императором, имеет в виду, вероятно, не такие юридически самосто ятельные и подобные городским территориям земельные округа, не совместимые с римским правом, но лишь фактическое неподчинение крупного землевладельца общине, желающей привлечь его, например, к поставке рекрутов или подвод, причем это неподчинение основыва ется на том, что привлекаемый к несению повинностей участок не вхо дит в пределы общины, выступающей с претензией.
венно за ним и оставалось. Мелкие арендаторы, которым раздава лись императорские земли, по-видимому, большей частью привлека лись из чужих стран, и этих императорских колонов следует в извес тной степени относить к италийской иммиграции.
Раньше уже было отмечено, что берберы во все время римского владычества составляли значительную часть населения Нумидии и Мавретании. Но относительно их внутренней организации едва ли можно узнать что-либо, кроме того, что место городского строя с дуовирами или суфетами занимало у них племя (gens)*. Союзы ту земцев не присоединялись, как в Северной Италии, в качестве под данных к отдельным городским округам, но состояли, как и города, непосредственно под властью наместников, а в некоторых случаях подчинялись и специально назначенному для них римскому офицеру (praefectus dentis), а затем своим собственным властям** — «князю»
*Название gens (племя) особенно наглядно выступает в твердо установ ленном титуле praefectus gentis Musulamiorum (префект племени мусу ламиев); но так как оно представляет низшую категорию самостоя тельных общин, то в посвящениях этого слова обычно избегают (ср.
С.I. L., VIII, 1100) и ставят вместо него civitas (община), а это назва ние, как и плиниевское oppidum (город), незнакомое техническому язы ку, относится ко всем общинам, организованным не по-италийски и не по-гречески. Сущность слова gens выражает чередующаяся с civitas Gurzensis (С., VIII, 69) перифраза: senatus populusque civitatium stipendiariorum pago Gurzenses (старейшины и народ племен обязанных платить подати людей в селении Гурза) (там же, 68).
**Когда название princeps (С. I. L., VIII, р. 1102) является не только титулом, но и названием должности, оно постоянно встречается в та ких общинах, которые и сами не являются городскими общинами и не составляют части других подобных общин, особенно часто — у gentes. «Одиннадцать первых» (ср. Eph. epigr., V. и 302, 521, 523) следует со поставить со встречающимися там и сям seniores (старшие). Пример того и другого звания дает надпись С. I. L., VIII, 7041: Florus Labaeonis f. princeps et undecimprimus gentis Saboidorum (Флор, сын Лебеона, князь и один из одиннадцати первых племени сабойдов). Недавно в Бу-Дже- лида, немного западнее большой дороги Карфаген—Тевесте, в долине Джебель-Рихан, следовательно, в местности вполне цивилизованной, были найдены остатки селения берберов, называвших себя в еще не опубликованной надписи на памятнике из эпохи Пия gens Bacchuiana и состоявших под властью «одиннадцати старейшин»; имена богов (Saturno Achaiaei (?) Augusto) и людей (Candidus Braisamonis fil.), то местные, то латинские. Заслуживает упоминания в Каламе счет горо дов по обоим суфетам и по князю (princeps) (С. I. L., VIII, 5306, ср. 5369); по-видимому, эта община, вероятно ливийская, сперва состояла под властью князя, а затем получила суфетов, но удержала и первого. Скуд ность содержащихся в наших памятниках сообщений о племенах и их
организации понятна; в этой области вообще мало писали на камне.
(princeps), который позднее носил даже титул царя, и «одиннадцати первым». Вероятно, этот порядок носил монархический характер в отличие от коллегиального строя финикийских и латинских общин, и рядом с главой племени вместо многочисленного городского сената декурионов стояло ограниченное число старейшин. По-видимому, лишь в виде исключения общины туземцев в римской Африке полу чили впоследствии италийскую организацию; африканские города италийского права, возникшие не из поселений колонистов, раньше большей частью имели финикийское городское право. Исключения встречаются главным образом у племен, переселенных с одного мес та на другое; например, из одного такого принудительного поселения нумидийцев вырос крупный город Тубурсик. Берберские общины за нимали преимущественно горы и степи; они подчинялись чужестран цам, но при этом ни властители, ни подданные не стремились к асси миляции друг с другом; и когда в страну вторглись другие иностран цы, позиция берберов по отношению к вандалам, византийцам, ара бам и французам осталась приблизительно такой же, как ранее по отношению к римлянам.
В отношении сельского хозяйства восточная-половина Африки соперничает с Египтом. Правда, почва там неоднородная, и скалы и степи занимают большую часть западных районов этой области и зна чительные пространства в восточных; здесь также попадались недо ступные гористые местности, которые поддавались цивилизации мед ленно или вовсе ей не поддавались; на каменистых утесах по берегам моря почти не сохранилось следов римского владычества. Даже Бизакену, юго-восточную часть Проконсульской провинции, считают особенно производительной местностью лишь в силу неправильного обобщения того, что справедливо в отношении отдельных прибреж ных участков и оазисов; к западу от Суфетулы (Сбитла) земля без водна и скалиста; в V в. н. э. в Бизакене процент годной для обработ
Даже большая часть ливийских надписей принадлежит городам, насе ленным частично или сплошь берберами. Найденные в Теиелии (С. I. L., VIII, р. 514), в Нумидии к западу от Бона, на равнине Шеффиа, в том самом месте, которое до сих пор дало большую часть берберских надписей на камнях, надписи на двух языках содержат, правда, в сво ей латинской половине ливийские имена, например: Chinidial Misicir f. и Naddhsen Cotuzanis f., оба из рода (tribu) Misiciri, или Misictri; но один из этих людей, служивший в римских войсках и получивший права римского гражданства, называет себя в латинском тексте in civitate sua Tenalio flamen perpetuus (в своей общине в Тенелни пожизненный фламин), откуда следует, что и это место, по-видимому, имело город скую организацию. Поэтому, если когда-нибудь и удастся правильно прочесть и расшифровать берберские надписи, то они вряд ли дадут нам достаточные сведения о внутренней организации берберских пле мен.
ки земли был примерно в два раза ниже, чем в остальных африкан ских провинциях.
Но северная и северо-западная части Проконсульской провинции, прежде всего долина крупнейшей североафриканской реки Баграды (Меджерда), а также и значительная часть Нумидии давали почти такие же высокие урожаи зернового хлеба, как долина Нила. Как по казывают развалины, в развитых районах населенные города были расположены так близко один от другого, что эта область имела, ве роятно, не менее плотное население, чем долина Нила; основным за нятием этого населения было, по-видимому, земледелие.
Огромные войска, с которыми после поражения при Фарсале рес публиканцы в Африке начали борьбу против Цезаря, состояли из этих крестьян, так что в год войны поля оставались без обработки. С тех пор как Италия стала нуждаться в постоянном импорте хлеба, ей при шлось рассчитывать помимо соседних островов прежде всего на по чти столь же близкую Африку, и после того как Африка стала под властна римлянам, ее хлеб начал поступать в Рим не как предмет торговли, но прежде всего как подать. Уже в эпоху Цицерона столица империи существовала главным образом за счет африканского хлеба; благодаря присоединению Нумидии во время диктатуры Цезаря еже годно поступавшее из Африки в качестве подати количество хлеба возросло, согласно нашим сведениям, приблизительно на 1 200 тыс. римских модиев. После того как при Августе были введены поставки хлеба из Египта, третья часть потреблявшегося в Риме хлеба должна была поступать из Северной Африки, приблизительно столько же из Египта, тогда как запустелая Сицилия, Сардиния и Бетика вместе с самой Италией давали остальную часть* Меры, проводившиеся во время войн между Вителлием и Веспасианом, а также между Севе ром и Песценнием Нигером, показывают, до какой степени существо вание Италии в эпоху империи было поставлено в зависимость от Африки: Веспасиан намеревался завоевать Италию путем захвата Егип та и Африки; Север отправил сильное войско в Африку, чтобы поме шать Песценнию занять ее.
Оливковое масло и вино также издавна составляли важную ста тью сельского хозяйства Карфагена; например, Малый Лептис (у Сузы) мог вносить на нужды римских бань введенную Цезарем ежегодную повинность в 3 млн фунтов масла (приблизительно 10 тыс. гл); Суза
итеперь ежегодно вывозит 40 тыс. гл масла. Однако историк ГОгуртинской войны говорит, что Африка богата хлебом, но бедна маслом
ивином; еще в эпоху Веспасиана продукция провинции в этом отно шении не превышала среднего уровня. Возделывание оливы стало распространяться лишь после установления при империи длительно го мира, который является еще более необходимым условием для возделывания плодовых деревьев, чем для посевов хлеба; в IV в. ни одна провинция не поставляла оливковое масло в таком количестве,
^536
как Африка; в римских банях употреблялось главным образом афри канское масло. Правда, по качеству оно всегда уступало италийскому и испанскому — не потому, что природные условия были там менее благоприятны, но потому, что оно приготовлялось там не столь ис кусно и тщательно. Виноделие в Африке не получило значения для экспорта. Зато там процветало коневодство и скотоводство, особенно в Нумидии и Мавретании.
Ремесленное производство и торговые операции в африканских провинциях никогда не имели такого значения, как на Востоке и в Египте. Финикияне перенесли изготовление пурпура со своей родины на это побережье, где остров Гирба (Джерба) сделался как бы афри канским Тиром, уступавшим по качеству выработки только этому финикийскому центру. Ремесленное производство процветало на про тяжении всей эпохи империи. К числу немногих деяний царя Юбы И, которыми он мог похвалиться, относится организация добывания пур пура на побережье Атлантического океана и на лежащих близ него островах*. В Мавретании изготовлялись также для вывоза, по-види мому, туземцами шерстяные материи невысокого качества и кожа ные изделия**. Видную роль играла торговля рабами. Продукты, про изводившиеся во внутренних областях материка, поступали, естествен но, тоже через Северную Африку в мировой торговый оборот, однако не в таком количестве, как через Египет. Правда, в гербе Мавретании изображается слои, и даже в эпоху империи на слонов охотились там, где теперь они давно исчезли, однако слоновая кость поступала в про дажу, вероятно, лишь в незначительном количестве.
*О том, что гетульский пурпур ведет начало от Юбы, сообщает Плиний (Н. N. 6,31,201); paucas constat esse ex adverso Autololum a Juba repertas, in quibus Gaetulicam purpuram tinguere instituerat (известно, что Юба от крыл несколько [мавретанских островов] напротив автололов, где он устроил красильни гетульского пурпура); под этими insulae purpurariae (островами пурпура — там же, 203) может подразумеваться лишь Ма дейра. В самом деле, древнейшее упоминание об этом пурпуре встре чается у Горация (Ер., 2, 2,181). О дальнейшей судьбе этого производ ства у нас нет сведений, и представляется невероятным, чтобы оно сохранилось, так как римское владычество никогда не распространя лось на эти острова; правда, из слов sagum purpurium (пурпурный плащ) в тарифе Зараи (С. I. L., VIII, 4508) можно сделать вывод, что мавретанское производство пурпура продолжало существовать.
**Ясное представление о мавретанском экспорте дает для 202 г. тариф Зараи, выставленный на таможенной границе Нумидии с Мавретанией (С. I. L., VIII, 4508). Там значатся вино, фиги, финики, губки, но глав ную роль играют рабы, всевозможный скот, шерстяные материи (vestis Afra — африканская одежда) и кожаные товары. Также и землеописа ние времен Констанция говорит (гл. 60), что Мавретания vestem et mancipia negotiatur (торгует платьем и рабами).
«Ш 537 &>
О благосостоянии, которое царило в той части Африки, где было возможно земледелие, красноречиво свидетельствуют развалины ее многочисленных городов, имевших повсюду, несмотря на то что их округа были невелики, бани, театры, триумфальные арки, богато укра шенные гробницы — вообще всевозможные роскошные постройки, большей частью невысоко стоявшие в художественном отношении, но часто отличавшиеся непомерной пышностью. Однако основой эко номического процветания этой страны были, по-видимому, не виллы знати, как в Галлии, но средний класс граждан-землевладельцев*. Оживленная торговля, насколько можно судить на основании наших сведений о дорожной сети, в пределах цивилизованной области соот ветствовала, вероятно, высокой плотности ее населения.
ВI в. появились имперские дороги, связавшие местопребывание главного штаба Тевесте, с одной стороны, с берегами Малого Сирта, что явно стоит в связи с вышеописанным усмирением района между Ауресом и морем, а с другой — с большими городами северного бе рега, Гиппоном Регием (Бон) и Карфагеном. Начиная со II в. все бо лее крупные города и некоторые небольшие прокладывают в пределах своей территории необходимые пути сообщения; впрочем, то же са мое можно сказать и о большинстве имперских стран, но в Африке это явление особенно заметно потому, что здесь наиболее старатель но пользовались этим случаем, чтобы выразить верноподданничес кие чувства правящему императору. Относительно дорог в районах, хотя и римских, но еще не романизованных, а также дорог, служив ших для игравшей важную роль торговли через пустыню, мы вообще не имеем никаких сведений.
Однако вероятно в это время, в средствах сообщения через пус тыню произошла знаменательная перемена благодаря начавшемуся применению верблюдов. В более древнее время верблюд встречается, как известно, только в Азии и вплоть до Аравии, между тем как Еги пет и вся Африка знают исключительно лошадь. В течение трех пер вых веков нашего летосчисления эти страны обменялись ролями, и арабская лошадь и ливийский верблюд, так сказать, вступили в исто рию. Впервые верблюд упоминается в истории войны, которую вел в Африке диктатор Цезарь; то обстоятельство, что при перечислении
*Согласно одной надгробной надписи, найденной в Мактарисе в Бизакене (Eph. epigr., V, n. 279), один свободнорожденный человек, 12 лет проработавший в качестве рядового жнеца, затем следующие 11 лет разъезжавший по Африке в качестве главы артели, жавшей хлеб, при обрел себе на сбережения от жалованья дом в городе и второй в деревне и сделался в своем городе членом совета и городским головой. Его по этическая надгробная надпись свидетельствует если не об образовании, то о притязаниях на него. Подобного рода карьера бывала не такой ред костью, какой она кажется на первый взгляд, но в Африке такие случаи происходили, по-видимому, чаще, чем где-либо в другом месте.
добычи наряду с пленными офицерами упоминаются 22 верблюда царя Юбы, свидетельствует, что обладание ими было тогда в Африке яв лением необычным. В IV в. римские генералы, прежде чем начать движение через пустыню, уже требуют с городов Триполи тысячу верблюдов для перевозки воды и съестных припасов. Это дает пред ставление о происшедших за это время изменениях в сношениях между севером и югом Африки; нельзя сказать, откуда исходила эта рево люция: из Египта или из Кирены и Триполи, ио она пошла на пользу всей Северной Африке.
Таким образом, для финансов империи Северная Африка была драгоценным владением. Однако труднее решить, выиграли ли вооб ще римляне от ассимиляции Северной Африки или проиграли. Нерасположение, которое италийцы издавна питали к африканцам, не изменилось после того, как Карфаген сделался большим римским городом и вся Африка заговорила по-латыни; если утверждали, что Север Антонин соединил в себе пороки трех наций, то его дикую же стокость относили на счет его африканского отца; в IV в. капитан ко рабля, думавший, что Африка сама по себе прекрасная страна, но что африканцы ее не достойны, потому что они лукавы, неверны слову и
•что среди них хорошие люди хотя и встречаются, но редко, не имел в виду Ганнибала, но высказывал то, что тогда думала широкая публи ка. Поскольку в римской литературе эпохи империи чувствуется вли яние африканского элемента, оно сказывается на особенно неприят ных страницах вообще малоприятной книги. Новая жизнь, которая расцвела для римлян из развалин уничтоженных ими наций, нигде не обнаруживает полноты, свежести и красоты; оба творения Цезаря — страна кельтов и Северная Африка (ведь латинская Африка может считаться его созданием с таким же основанием, как и латинская Гал лия) — остались незавершенными. Но новому римлянину с Роны и Гаронны тога была все-таки больше к лицу, чем «полунумидийцу и полугетулу». Правда, Карфаген по количеству жителей и по богат ству немногим уступал Александрии и был, бесспорно, вторым горо дом латинской половины империи, самым оживленным и, быть мо жет, самым испорченным городом Запада после Рима и самым круп ным центром латинской науки и литературы. Августин живыми крас ками рисует, как иной честный юноша их провинции погибал там среди беспутных развлечений цирка и как его самого, 17-летнего сту дента, прибывшего в Карфаген из Мадавры, пленил театр своими любовными пьесами и трагедией. Не было у африканцев недостатка также в прилежании и талантах; напротив, в Африке придавали ла тинскому обучению, а также греческому и их конечной цели —обще му образованию, может быть, большее значение, чем где-либо в дру гой части империи, а потому здесь школьное дело достигло высокого развития. Философ Апулей при Антонине Пие, знаменитый христи анский писатель Августин, последний из соседнего, менее значитель
ного, пункта Тагасте, получили первоначальное образование в род ном городе; затем Апулей учился в Карфагене и закончил свое обра зование в Афинах и Риме; Августин отправился из Тагасты сначала в Мадавру, затем также в Карфаген; таким же образом обычно получа ли образование юноши из лучших семей. Ювенал советует профессо ру риторики, желающему заработать деньги, ехать в Галлию или, еще лучше, в Африку, эту «кормилицу адвокатов». В одной усадьбе знат ного владельца, в области Цирты, недавно была найдена баня эпохи поздней империи, обставленная с царской роскошью; рисунки ее мо заичного пола изображают минувшую жизнь этого поместья: дворец, обширный охотничий парк с собаками и оленями, конюшни с благород ными скаковыми лошадьми занимают, конечно, центральное место, однако там есть и «уголок ученого» (filosoplii locus) и сидящая под пальмами знатная дама. Но именно школьная ученость является сла бым местом африканской литературы. Писатели появляются здесь поздно; до эпохи Адриана и Пия в латинской литературе нет ни одно го африканского автора с громким именем, да и после знаменитые африканцы — сплошь прежде всего школьные учителя, пришедшие к литературе через школу. При только что упомянутых императорах самыми прославленными учителями и учеными в столице являются • уроженцы Африки —ритор Марк Корнелий Фронтон из Цирты, вос питатель юношей из императорского дома при дворе Пия, и филолог Гай Сульпиций Аполлинарис из Карфагена. Поэтому в этих кругах господствует то бессмысленный пуризм, старающийся насильно втис нуть латинскую речь в старомодные рамки Энния и Катона, чем и составили себе славу Фронтон и Аполлинарис, то совершенное забве ние свойственной латинскому языку строгости и легкомыслие, дурно копирующее дурные греческие образцы, которое достигает своей выс шей точки в вызывавшем в свое время такое восхищение романе «Зо лотой осел» названного выше философа из Мадавры. Язык кишел то школьными реминисценциями, то неклассическими или новообразо ванными словами и оборотами. Как в императоре Севере, африканце из хорошей семьи, который сам был ученым и писателем, по тону речи всегда можно было узнать африканца, так и стиль этих африкан цев, даже остроумных и получивших чисто латинское воспитание, отличается обычно некоторой странностью и несвязностью, как, на пример, стиль карфагенянина Тертуллиана с его напыщенной мелоч ностью, с его растерзанными предложениями, его вычурностью и скач ками мысли. В этой литературе нет двух вещей —греческой грации и римского достоинства. Замечательно, что во всем африкано-латинс ком писательском мире нет ни одного заслуживающего упоминания поэта. Положение изменилось только в христианскую эпоху. В разви тии христианства Африке принадлежит поистине первая роль; хрис тианство возникло в Сирии, но сделалось мировой религией в Афри ке и благодаря Африке. Подобно тому как перевод священных книг с
еврейского языка на греческий, который был народным языком важ нейшей из еврейских общин вне Иудеи, дал еврейству его мировое значение, так и для перенесения христианства с порабощенного Вос тока ка господствовавший Запад решающее значение имел перевод его вероисповедных книг на язык Запада, — тем, более, что эти книги переведены были не на язык образованных кругов Запада, который рано исчез из повседневной жизни и в эпоху империи усваивался всюду через школу, а на бывший тогда в общем употреблении в народе ла тинский язык, разлагавшийся и подготовлявший романский строй речи. Когда христианство благодаря падению Иудейского церковного государства избавилось от своей еврейской основы, оно сделалось мировой религией потому, что в большой мировой империи начало говорить ка общепринятом языке империи. Люди же, о которых мы говорим, были частично италийцы, но прежде всего — африканцы*. В Африке, по всей вероятности, гораздо реже, чем хотя бы в Риме, можно было встретить такое знание греческого языка, которое делает
*Восходят ли наши латинские тексты Библии к нескольким первона чально различным переводам или, как предполагал Лахман, различ ные чтения вышли из. одного и того же основного перевода путем раз нообразной переработки с привлечением подлинников — на этот во прос трудно дать определенный ответ, по крайней мере теперь. Но в этой работе либо переводческого, либо редакционного характера уча ствовали и италийцы и африканцы, о чем свидетельствуют знамени тые слова Августина (De doctrina Christ., 2, 15, 22): In ipsts autem interpretationibus Itala ceteris praeferatur, nam est verborum tenacior cum perspicuitate sententiae (при самых же переводах следует предпочитать прочим италийский перевод, так как он более точно передает смысл слов и отличается ясностью выражений); слова эти, правда, пытались опровергнуть люди весьма авторитетные, но, конечно, без оснований. Предложение Бентли, недавно снова нашедшее одобрение (Corssen, Fahrb. fur protest. Theologie, 7, S. 507), переменить Itala на Ilia (та) и nam (ибо) на quae (которая), одинаково неприемлемо и с точки зрения филологической, и по существу, ибо двойное изменение является со вершенно невероятным; кроме того, «пат» подтверждается переписчи ком Исидором (Etyni., 2,6). Неправильны и другие возражения, а имен но: что практика языка требует Italica (Italus встречается, например, у Сидония и Иордана, а также в надписях более позднего времени — С. L L., X, 1146, где эта форма употребляется наряду с формой Italicus); совет — сравнить возможно большее число переводов — очень хоро шо согласуется с признанием какого-нибудь одного за самый досто верный; напротив, от изменения редакции разумное замечание пре вращается в бессодержательное общее место. Христианская община Рима в первые три века действительно пользовалась греческим язы ком, так что здесь нельзя искать Itali (италийцев), участвовавших в работе над латинской Библией. Но кроме Рима, в Италии, особенно в В ерхней, греческий язык был распространен немногим больше, чем в