
новая папка / Моммзен Т. История Рима В 4 томах. / Моммзен Т. История Рима В 4 томах. Том четвертый. Кн. 8 продолжение
..pdfнекоторые даже смоковницы, причем на зиму обкладывают их соло мой, словно одеждой». А немного позже поэт из Бордо в своем пре лестном описании Мозеля рисует, как виноградники окаймляют эту реку по обоим берегам «так же, как лозы родные златую венчают Гаронну».
Сношения как внутри страны, так и с соседними землями, в осо бенности с Италией, были, очевидно, весьма оживленными, дорож ная сеть достигла значительного развития и содержалась в порядке. Большая имперская дорога от Рима к устью Бетиса, о которой мы упоминали в главе об Испании, представляла собой главную артерию сухопутной торговли южной провинции; вся эта дорога, которую при республике на участке от Альп до Роны поддерживали массалиоты, а дальше до Пиренеев — римляне, была заново вымощена Августом. На севере имперские дороги вели главным образом либо к галльской столице, либо к большим лагерям на Рейне; сообщение с прочими пунктами также, по-видимому, было обеспечено в достаточной мере.
Если в более древнюю эпоху южная провинция по характеру сво ей духовной жизни принадлежала к эллинскому миру, то упадок Мас салии и энергично проводившаяся романизация Южной Галлии вы звали в этом отношении некоторую перемену. Тем не менее, подобно Кампании в Италии, эта часть Галлии всегда оставалась одним из центров эллинства. На основании того факта, что на относящихся к эпохе Августа монетах Немавза — одного из тех городов, которые выдвинулись на место Массалии, — годы обозначаются по александ рийскому летосчислению и изображается герб Египта, можно с извест ной степенью вероятности предположить, что сам Август поселил ветеранов из Александрии в этом не чуждом греческому духу городе. Вероятно, влиянию Массалии можно приписать и то, что именно к этой провинции принадлежит, по крайней мере по своему происхож дению, воконтиец Помпей Трог, автор всемирной истории со времени Александра Македонского и монархии диадохов, изображавший со бытия римской истории лишь в рамках этой эпохи или в виде допол нений; этот историк был представителем эллинской историографии, по-видимому, убежденным противником историографии римской, против виднейших представителей которой, Саллюстия и Ливия, он нередко делал резкие выпады. Без сомнения, этим он выражал лишь специфически литературную оппозицию эллинизма; тем не менее оста ется замечательным тот факт, что пишущий по-латыни представи тель этой тенденции, притом представитель искусный и умело владе ющий языком, нашелся в век Августа именно здесь. В более позднюю эпоху заслуживает упоминания Фаворин, член весьма почтенной фа милии из Арля, обладавшей правом римского гражданства, принад лежавший к числу наиболее разносторонних и серьезных ученых эпо хи Адриана; он был одновременно философом, приближающимся по своим взглядам к Аристотелю и скептикам, филологом и искусным
оратором, учеником Диона из Прусы, другом Плутарха и Герода Ат тика; в области науки он подвергался полемическим нападкам Гале на, сатирическим нападкам Лукиана; вообще был тесно связан с вид ными учеными II в., так же как и с самим императором Адрианом. Его разнообразные исследования, между прочим об именах одиссеевых спутников, поглощенных Сциллой, об имени первого ученого на земле и т . п., характеризуют его как истого представителя модной в то время ученой возни с пустяками, а его лекции для образованной публики о Ферсите и о перемежающейся лихорадке, равно как час тично уцелевшие записи бесед — обо всем понемногу — дают харак терную, хотя и безотрадную картину занятий и интересов литерато ров того времени. Здесь необходимо отметить то обстоятельство, ко торое он сам относил к достопримечательностям своей жизни, а имен но, что он был прирожденным галлом и в то же время греческим писателем. Хотя западные литераторы нередко писали попутно от дельные работы также и по-гречески, все же лишь для немногих из них греческий был обычным литературным языком; в данном случае язык, должно быть, определялся местом рождения ученого.
Вообще же место Южной Галлии в римской литературе эпохи ее расцвета при Августе определяется тем, что из этой провинции про изошли самые значительные судебные ораторы конца той эпохи — Вотиен Монтан (умер в 27 г. н. э.) из Нарбона, прозванный Овидием ораторов, и Гней Домиций Афр (консул 39 г. н. э.) из Немавза. Ко нечно, эта страна также была вовлечена в сферу римской литературы; поэты эпохи Домициана посылали свои авторские экземпляры друзь ям в Толозу и Вьенну. Во времена Траяна Плиний выражает свое удовольствие по поводу того, что его мелкие произведения находят в Лугдуне не только благосклонных читателей, но и книгопродавцев, занимающихся их распространением. Однако южная Галлия не ока зала такого большого влияния на духовное и литературное развитие Рима, какое в раннюю эпоху империи оказывала Бетика, а в позд нюю — Северная Галлия. Эта прекрасная страна в изобилии произво дила вино и плоды, но она не дала империи ни солдат, ни мыслите лей.
Собственно Галлия в сфере науки представляет обетованную зем лю школьного преподавания и школьных занятий; быть может, это объясняется своеобразным развитием и могущественным влиянием национального жречества. Учение друидов отнюдь не являлось про сто наивной народной верой, но представляло собой высокоразви тую и притязательную богословскую систему, которая, вполне в цер ковном духе, стремилась осветить или хотя бы подчинить себе все области человеческого мышления и деятельности — физику и мета физику, право и медицину; изучение этой системы требовало неуто мимых занятий — как говорят, в продолжение двадцати лет, — при чем сами эти ученики вербовались преимущественно из среды зна-
2. Цстория Рима. т. 4 |
о^ЗЗ |
ти. Запрет, наложенный на деятельность друидов Тиберием и его преемниками, очевидно, в первую очередь обрушился на эти жре ческие школы и повлек за собой, по меньшей мере, их публичное упразднение; но все это могло оказаться эффективным лишь в том случае, если бы в противовес национальному образованию юноше ства было введено образование греко-римское, подобно тому как в противовес Карнутскому собору друидов был основан храм Ромы в Лионе. В Галлии это произошло — несомненно, под решающим влиянием правительства — уже в весьма раннюю эпоху, о чем сви детельствует тот замечательный факт, что во время ранее упомяну того восстания при Тиберии повстанцы попытались прежде всего овладеть Августодуном (Отэн), чтобы захватить учившихся там сыновей знатных галлов и таким образом привлечь на свою сторону или терроризировать семьи крупных магнатов. Эти галльские ли цеи, несмотря на их отнюдь не национальный курс наук, все же, вероятно, могли оказаться ферментом специфически галльского народного духа. Едва ли случайно самый значительный из них на ходился в то время не в римском Лионе, но в главном городе эдуев, самого знатного из галльских племен. Однако хотя римско-эллинс кая культура, быть может, и была навязана галльской нации на сильственно и столкнулась с оппозицией населения, но постепенно, по мере сглаживания противоположностей, она так глубоко проник ла в кельтский быт, что со временем ученики начали изучать ее бо лее ревностно, нежели сами учителя. Джентльменское образование, несколько сходное с существующим ныне в Англии, было основано на изучении латыни и во вторую очередь греческого языка, а также на развитии школьного красноречия, отточенные обороты и пыш ные фразы которого живо напоминают нам литературу той же Гал лии в более позднее время. Постепенно это образование сделалось на Западе в некотором роде привилегией галло-римлян. Конечно, учителя там искони лучше оплачивались, нежели в Италии, а глав ное — пользовались большим почетом. Уже Квинтилиан с уваже нием называет среди выдающихся судебных ораторов многих гал лов, а Тацит в своем тонко продуманном диалоге об искусстве крас норечия не без умысла выводит галльского адвоката Марка Апра в роли защитника современного красноречия против почитателей Ци церона и Цезаря. Позднее первое место среди галльских универси тетов занимала Бурдигала; как во всем остальном, так и в области образования Аквитания далеко опередила Среднюю и Северную Гал лию; в написанном там диалоге начала V в. один из собеседников, священник из Шалона на Соне, едва отваживается открыть рот пе ред собранием образованных аквитанов. Здесь действовал уже упо мянутый нами профессор Авзоний, приглашенный императором Валентинианом в наставники для своего сына Грациана (род. в 359 г.). В своих стихотворениях Авзоний воздвиг настоящий памятник мно
гим из своих коллег, а когда его современнику Симмаху, знамени тейшему оратору этой эпохи, понадобился наставник для собствен ного сына, он, памятуя о своем старом учителе, происходившем с берегов Гаронны, выписал наставника из Галлии. Наряду с Бурдигалой одним из крупных центров галльского школьного образова ния всегда оставался Августодун; у нас еще имеются речи, обращен ные к императору Константину с просьбами или выражениями бла годарности по поводу восстановления этого учебного заведения.
Литературные произведения, представляющие собой плоды этих ревностных школярских занятий, имеют второстепенное значение и небольшую ценность; это были парадные речи, вошедшие в моду особенно с тех пор, как Трир был превращен в императорскую рези денцию, а двор — в галльскую провинцию, а также разного рода стихотворения на определенные случаи. Подобно произнесению ре чей, писание виршей являлось непременным атрибутом профессии учителя, а официальный преподаватель литературы был в то же вре мя поэтом, если не по природному дару, то по должности. Во вся ком случае пренебрежительное отношение к поэзии, свойственное эллинской литературе этой эпохи, в остальном носившей такой же характер, не передалось жителям Запада. В стихах господствует школьный дух и педантичное манерничанье*, и лишь редко встре чаются живые, проникнутые чувством описания вроде «Поездки на Мозель» Авзония. Речи, о которых мы, правда, можем судить лишь по некоторым образцам речей, произнесенных позднее в импера торской резиденции, представляют собой яркие примеры умения ничего не сказать во многих словах и выразить безусловно верно подданнические чувства при столь же безусловном отсутствии мыс лей. Когда богатая мать посылает в Италию своего сына, уже пол ностью усвоившего галльскую речь со всеми ее вычурными оборо тами, чтобы он мог приобрести там также и римскую степенность**, то усвоение этой последней будет для галльского ритора, конечно, более трудным делом, нежели изучение напыщенного языка. Для раннего средневековья эти достижения имели решающее значение; благодаря им в раннюю христианскую эпоху Галлия сделалась ро
*Одно из профессорских стихотворений Авзония посвящено четырем греческим грамматикам: «Все они прилежно отправляли свою учитель скую должность; только жалованье их было куцым, а лекции жидки ми. Однако они преподавали в мое время, и потому я упомяну о них». Это тем более заслуживает одобрения, что Авзоний ничему у них не научился — «конечно, потому, что слишком слабая восприимчивость духа являлась для меня препятствием и печальное заблуждение моего юного возраста, к сожалению, оторвало меня в то время от эллинской образованности».
**Romama gravitas СИероним, Письмо, 125).
2 * |
35 |
диной благочестивого стихосложения и последним убежищем школь ной словесности.
В области строительного и изобразительного искусства уже са мый климат страны породил такие явления, которых настоящий юг не знает или которые ему известны лишь в зачаточных формах. Так, в галльском строительстве широко применялось воздушное отопле ние, употреблявшееся в Италии лишь в банях, а также мало распро страненные там оконные стекла. Однако можно, пожалуй, говорить о свойственной именно этой области искусства эволюции, посколь ку портреты, а в дальнейшем также изображения бытовых сцен встре чаются в кельтской стране чаще, чем в Италии, причем вместо из битых мифологических сюжетов они изображают другие, более при ятные для зрителя сцены. Правда, это стремление к реализму и к жанру мы можем наблюдать почти только на надгробных памятни ках; однако, по-видимому, оно вообще преобладало в искусстве. Арка
вАравзионе (Оранже), произведение эпохи ранней империи, с ее галльским оружием и знаменами; найденная близ Ветеры бронзо вая статуя, находящаяся в Берлинском музее и изображающая, повидимому, местного бога с ячменными колосьями в волосах; гильдесгеймская серебряная утварь, частично, вероятно, изготовленная
вгалльских мастерских, — все это свидетельствует о том, что ита лийские мотивы были усвоены здесь свободно и переработаны. Гроб ница Юлиев в Сан-Реми, близ Авиньона, произведение эпохи Авгу ста, смелой архитектоникой двух своих квадратных этажей, увен чанных круглой колоннадой с коническим куполом, а также своими барельефами, которые в стиле, родственном пергамскому, дают яр кие и полные движения многофигурные сцены войны и охоты, изоб ражающие, по-видимому, события из жизни чтимых покойников, представляет замечательный пример того, как живо и с каким пони манием Южная Галлия сумела воспринять и усвоить эллинское ис кусство. Интересно отметить, что своей высшей точки это развитие достигло, наряду с южной провинцией, в местности Мозеля и Маа са; по-видимому, в этой стране, не подчинявшейся римскому влия нию столь безусловно, как Лион и прирейнские лагерные города, и
вто же время более богатой и культурной, чем местности по Луаре
иСене, эта художественная деятельность развивалась до известной степени спонтанно. Надгробный памятник одного знатного трирского гражданина, известный под названием Игельской колонны, может служить образцом принятых здесь памятников в форме башни, увен чанной остроконечной крышей и со всех сторон покрытой изображе ниями из жизни покойного. Часто мы видим на этих изображениях помещика, которому его колоны приносят овец, рыбу, птицу, яйца. Один могильный камень из Арлона, близ Люксембурга, помимо портретов четы супругов дает на одной стороне изображение телеги
иженщины с наполненной плодами корзиной, на другой — сцену
продажи яблок и немного ниже — двух сидящих на корточках муж чин. Другой могильный камень из Неймагена, близ Трира, имеет форму корабля, в котором сидят шесть корабельщиков с веслами; груз состоит из больших бочек, подле которых стоит с веселым ви дом кормчий, как видно, с удовольствием думающий о налитом в них вине. Сопоставив эти сюжеты с той жизнерадостной картиной долины Мозеля, которую дал нам поэт из Бордо, изобразивший на ходившиеся здесь роскошные замки, веселые виноградники и ожив ленную суетню рыбаков и лодочников, мы убедимся, что в этой прекрасной стране уже полтора тысячелетия назад била ключом со гретая мирной деятельностью и радостными утехами жизнь.
J ! |
I V |
IL=7il |
ав аи ш Римская Германия и свободные германцы
Римские провинции Верхняя и Нижняя Германия возникли в ре зультате уже описанных нами выше факторов: поражения римской армии и неудачи римского государственного искусства в правление Августа. Первоначальная провинция Германия, занимавшая страну между Рейном и Эльбой, просуществовала только 20 лет, от первого похода Друза в 742 г. от основания Рима (12 г. до н. э.) и до пораже ния Вара и падения Ализона в 762 г. от основания Рима (9 г. н. э.); но так как в состав этой провинции входили военные лагеря на левом берегу Рейна — Виндонисс, Могонтиак, Ветера, а, кроме того, значи тельная часть правого берега Рейна оставалась римской и после пора жения Вара, то в результате этого поражения наместничество и воен ное командование, собственно, не были здесь уничтожены, но лишь, так сказать, повисли в воздухе. О внутреннем устройстве трех Галлий мы говорили выше; они охватывали всю территорию до Рейна без различия происхождения ее населения; по-видимому, только пересе лившиеся в Галлию во время последних кризисов убии не принадле жали к 64 округам, к которым, несомненно, принадлежали гельветы, трибоки и другие занятые отрядами рейнской армии округа. Некогда существовал план — соединить в одно целое под верховной властью Рима германские округа между Рейном и Эльбой, наподобие того как это было сделано с галльскими округами, причем предполагалось
жертвенник Августа в городе убиев, будущем Кёльне, превратить в такой же провинциальный центр, каким был для трех Галлий алтарь Августа в Лионе; в более отдаленном будущем предполагалось, веро ятно, перенести главные лагеря на правый берег Рейна и снова рас пространить на левый берег, или по крайней мере на основную часть его, власть наместника Бельгики. Однако все эти планы рухнули вме сте с гибелью легионов Вара; алтарем Августа на Рейне для Германии сделался или, вернее, остался жертвенник, поставленный в области убиев; легионы на продолжительное время сохранили свои постоян ные квартиры в области, которая, собственно, принадлежала к Бельгике, но ввиду того, что отделение гражданского управления от воен ного являлось по римскому обычаю недопустимым, эта область в административном отношении оставалась в ведении командиров обе их армий, пока последние стояли в ее пределах*. Ибо, как мы указы вали выше, Вар был, вероятно, последним командиром объединен ной рейнской армии; по всем признакам, одновременно с увеличени ем армии до 8 легионов, последовавшим в результате этой катастро фы, было проведено также и ее разделение. Таким образом, в насто ящей главе мы будем говорить, собственно, не о внутреннем состоя нии одной римской области, но о судьбах одной римской армии и —в теснейшей связи с этим — о судьбах соседей и врагов империи, по скольку они переплетаются с историей Рима.
Двумя главными квартирами рейнской армии искони были Вете ра на Везеле и Могонтиак, нынешний Майнц, причем обе они возник ли еще до разделения командования и послужили одной из причин этого разделения. Каждая из двух армий насчитывала в I в. н. э. по 4 легиона, т. е. около 30 тыс. человек**, и основная масса римских
*Такое разделение одной провинции между тремя наместниками пред ставляет собой единственный случай в истории римской администра ции; правда, положение в Африке и Нумидии внешне представляется аналогичным, однако оно было обусловлено политическими причина ми, ибо там наряду с императорским военным командиром имелся сенатский наместник, между тем как все три наместника Бельгики были императорскими, так что совершенно непонятно, почему обоим гер манским наместникам вместо собственных округов были отведены округа внутри Бельгики. Этот странный факт можно объяснять толь ко тем, что граница была отодвинута назад, причем название сохрани лось прежнее, подобно тому как Трансдунайская Дакия впоследствии продолжала существовать под именем Цисдунайской.
**Численность вспомогательных войск верхней армии в домициано-тра- яновекую эпоху можно определить приблизительно в 10 тыс. человек. Один документ от 90 г. называет 4 алы (alae) и 14 когорт этой армии; к ним присоединяется по крайней мере 1 когорта (1 Germanomm), ко торая, как доказано, стояла там гарнизоном как в 82, так и в 116 г.;
войск была расположена в обоих этих пунктах и на пространстве между ними; кроме того, один легион стоял у Новиомага (Нимвеген), дру гой — в Аргенторате (Страсбург), третий — у Виндониссы (Виндиш, близ Цюриха), недалеко от ретийской границы. К нижней армии был причислен немалый по своему составу рейнский флот. Граница меж ду верхней и нижней армиями лежит между Андернахом и Ремагеном у Броля*, так что Кобленц и Бинген входили в состав верхнего военного округа, а Бонн и Кёльн — в состав нижнего. На левом бере гу Рейна к верхнегерманскому административному округу принадле жали территории гельветов (Швейцария), секванов (Безансон), лингонов (Лангр), рауриков (Базель), трибоков (Эльзас), неметов (Шпей ер) и вангионов (Вормс); к менее обширному нижнегерманскому округу принадлежали территории убиев или, вернее, колония Агриппина (Кёльн), тунгров (Тонгерн), менапиев (Брабант) и батавов, между тем как расположенные далее на запад округа, включая Мец и Трир, были подчинены различным наместникам трех Галлий. В то время как это разделение имело только административное значение, изменение раз меров территории обоих правобережных округов было связано с из менением отношений к соседям и с вызванным им расширением или сокращением границ римского владычества. Отношения с этими со седями на Нижнем и Верхнем Рейне были урегулированы столь раз личным образом, а события там и тут развивались в столь различных направлениях, что провинциальное деление получило здесь величай шее историческое значение. Рассмотрим прежде всего, как складыва лись отношения на Нижнем Рейне.
сомнительно, находились ли там в 90 г. 2 алы, стоявшие в 82 г., и по крайней мере 3 когорты, стоявшие в 116 г.; ни одна из них не значится в списке 90 г.; большинство их, наверное, ушли из провинции до 90 г. или появилось в ней лишь после этого года. Из упомянутых выше 19 вспомогательных отрядов один (coh. 1 Damascenorum) представлял собой двойную боевую единицу, как, может быть, и другой (ala 1 Flavia). Таким образом, нормальная численность вспомогательных отрядов этой армии была не ниже названной выше цифры; при этом она не могла и значительно превосходить ее. Однако вспомогательные войска Ниж ней Германии, гарнизоны которой были размещены на меньшем про странстве, были, возможно, не столь многочисленны.
*На пограничном мосту через ручей Арбинку, ныне Бинкстбах, пред ставляющем старую границу между архиепископетвами Кёльнским и Трирским, находились два жертвенника: стоявший со стороны Ремагена был посвящен солдатами 30-го нижнегерманского легиона Гра ницам, Гению места и Юпитеру (Finibus et Genio loci et Jovi optimo maximo), стоявший же со стороны Андернаха был посвящен одним солдатом 8-го верхнегерманского легиона Юпитеру, местному богу и Юноне (Brambach, 649, 650).
Выше мы показали, в какой мере римлянам удалось подчинить себе живших по обе стороны Нижнего Рейна германцев. Германские батавы были мирным путем присоединены к империи — не Цезарем, но вскоре после него, быть может, Друзом. Они жили в дельте Рей на — точнее — на левом его берегу и на островах, образованных его рукавами, вверх по реке, по крайней мере до старого Рейна, т. е. при близительно от Антверпена до Утрехта и Лейдена в Зеландии и юж ной Голландии; они занимали область, первоначально являвшуюся кельтской, — во всяком случае названия местностей там в большин стве кельтские; имя батавов до сих пор сохраняется в названии Бетуве, низменности между Ваалем и Леком с главным городом Новиомагом, ныне Нимвегеном. Батавы были послушными и полезными подданными, особенно по сравнению с беспокойными и строптивы ми кельтами, и потому занимали в римском имперском союзе, и тем более в римской военной организации, особое положение. Они были совершенно освобождены от податей, но зато должны были постав лять большее количество рекрутов, чем какой-либо другой округ; их единственный округ выставлял в имперскую армию тысячу всадни ков и 9 тыс. пехотинцев; кроме того, преимущественно из них наби рались императорские телохранители. Командирами этих батавских отрядов были исключительно батавы. Батавы бесспорно считались не только лучшими в армии наездниками, но также и образцовыми по своей верности солдатами, причем высокое жалованье батавских те лохранителей и привилегированное положение их знати, служившей в офицерских чинах, разумеется, сильно содействовало укреплению их лояльности. Кроме того, эти германцы не принимали никакого участия в битве с Варом; они не принадлежали ни к числу инициато ров восстания, ни к числу примкнувших к нему племен; если под первым впечатлением страшного известия Август уволил в отставку своих батавских телохранителей, то он сам вскоре убедился в неосно вательности своих подозрений, и отряд был восстановлен.
На другом берегу Рейна ближе всего к батавам, в нынешнем Кеннемерланде (северная Голландия, выше Амстердама), жили родствен ные им, но менее многочисленные канненефаты, упоминаемые в числе народностей, покоренных Тиберием. Военные отряды канненефатов занимали такое же положение, как и отряды батавов.
Примыкавшие далее к ним фризы, жившие на морском побере жье, до сих пор носящем их имя, вплоть до нижнего Эмса, подчини лись Друзу и тоже получили такое же устройство, как батавы; вместо подати они были обязаны поставлять лишь известное количество во ловьих шкур для нужд армии; с другой стороны, они также должны были выставлять для службы в римской армии сравнительно боль шое число рекрутов. Они были самыми верными союзниками Друза, а впоследствии Германика, которому оказывали услуги как при по