
новая папка / Моммзен Т. История Рима В 4 томах. / Моммзен Т. История Рима В 4 томах. Том четвертый. Кн. 8 продолжение
..pdfэтого достигшего сенаторского ранга дома, а также различные про исходящие из Сидимы, занятые в других местах и даже при импе раторском дворе врачи не забывали о своей родине, и многие из них окончили свою жизнь под родным кровом; один из этих по чтенных граждан в составленных им мемуарах, правда, не блестя щих, но зато весьма ученых и патриотических, собрал легенды и пророчества о своем родном городе и поместил эти документы в общественном месте. В сейме маленькой провинции Ликии горо док Краг-Сидима голосовал не среди городов первого ранга; он не имел театра, почетных титулов и тех общих празднеств, которые являлись в то время неотъемлемой принадлежностью большого го рода; в глазах современников он также был небольшим провинци альным городом и являлся всецело созданием эпохи империи. Од нако в настоящее время среди всех удаленных от моря городов Аидинского вилайета нет ни одного, который хоть отчасти мог бы сравняться в культурном отношении с этим скромным, затерян ным в горах городом. То, что в этом уединенном уголке еще те перь живо стоит перед нашими глазами, без следа или почти без следа было уничтожено в бесчисленном множестве других горо дов. Известное представление об этом обилии городов можно со ставить на основании медных монет, выпускавшихся городами в эпоху империи; по числу монетных дворов и разнообразию изоб ражений на монетах ни одна провинция даже отдаленно не может равняться с Азией.
Как у греков в Европе, так и в Малой Азии ограничение всех интересов горизонтом маленького города неизбежно имело свои от рицательные последствия. Те пороки общинного управления, кото рые мы уже наблюдали у греков, повторяются и здесь. В управле нии городскими финансами, над которыми нет настоящего контро ля, отсутствуют порядок и бережливость, а часто также и честность, постройки либо намного превышают возможности города, либо не удовлетворяют самым насущным потребностям; городская беднота привыкает к выдачам из городской кассы или из кошелька богатых граждан, к даровому маслу в банях, к публичным угощениям и народ ным увеселениям за чужой счет; крупные дома привыкают к тол пам клиентов с их подобострастной лестью, с их интригами попро шаек и взаимными раздорами; соперничество происходит как меж ду отдельными городами, так и в каждом городе между различны ми кругами и домами; организацию союзов бедняков, а также доб ровольных пожарных команд, которые на Западе существовали по всюду, правительство не решается допустить в Малой Азии, так как здесь каждая ассоциация неминуемо становится жертвой партийных интриг. Тихие воды обычно легко превращаются в болото, и отсут ствие живых общих интересов ясно чувствуется также и в Малой Азии.
Малая Азия, особенно ее западная часть, была одной из самых богатых областей великого Римского государства. Правда, негодное управление республики, вызванные им катастрофы эпохи Митрида та, затем бесчинства пиратов, наконец многолетние гражданские вой ны, которые в финансовом отношении нанесли Малой Азии едва ли не больший ущерб, чем всем остальным провинциям, — все это так глубоко расшатало материальное положение общин и отдельных лиц, что Август обратился к крайнему средству — кассации всех долго вых обязательств; и действительно, все малоазийцы, за исключени ем родосцев, воспользовались этим опасным лекарством. Однако снова наступивший мирный период залечил все язвы. Не всюду, конечно, — например, острова Эгейского моря с этих пор так нико гда более и не смогли оправиться, — но все же в большинстве мест уже к моменту смерти Августа раны и лекарства были забыты, и в этом с о с т о я н и й страна пребывала в течение трех столетий, до эпохи готских войн. Налоги, которые взыскивались с малоазийских горо дов и которые эти города, правда, под контролем наместника, долж ны были сами распределять между собой и собирать, составляли один из самых существенных источников дохода имперской казны. Мы не имеем возможности установить, насколько общее бремя на лога соответствовало платежеспособности облагаемых, однако по ложение, в котором находилась страна до середины III в., исключа ет возможность настоящей длительной перегрузки. Фискальные стес нения торговли и чрезмерное давление налогового пресса, нередко обременительное не для одних только плательщиков, не выходили за известные пределы, — может быть, не столько вследствие забот о населении, сколько вследствие небрежности правительства. В слу чаях больших стихийных бедствий, в частности землетрясений, от которых при Тиберии жестоко пострадали 12 цветущих городов Азии, и прежде всего Сарды, а при Пие — целый ряд карийских и ликмйских городов и острова Кос и Родос, частные лица, и в первую оче редь имперское правительство, щедро приходили на помощь малоазийцам, давая им почувствовать преимущества принадлежности к большому государству и круговой поруки друг за друга. Постройке дорог, которую римляне начали, как только была впервые учрежде на Манием Аквилием провинция Азия, в эпоху империи уделялось серьезное внимание лишь в тех областях Малой Азии, где стояли более крупные гарнизоны, а именно в Каппадокии и соседней Гала тии, с тех пор как Веспасиан устроил легионный лагерь на Среднем Евфрате*. В прочих провинциях в этом отношении было сделано не много, отчасти, без сомнения, вследствие инертности сенатского управ
*Милевые камни появляются здесь со времен Веспасиана (С. I. L., III, 306), и с этих пор они весьма многочисленны, особенно в период от Домициана до Адриана.
243
ления; если здесь где-либо и строились дороги, то лишь по распоря жению императора*. Это процветание Малой Азии не было результа том деятельности дальновидного и энергичного правительства. По литические учреждения, промышленные и торговые начинания, ли тературная и художественная инициатива Малой Азии всецело исхо дят от старых свободных городов или от Атталидов. Все, что дало стране римское правительство, заключалось главным образом в дли тельном мире, терпимом отношении к росту ее внутреннего благосо стояния, отсутствии той правительственной мудрости, которая счита ет себя вправе распоряжаться каждой парой здоровых рук и каждым сбереженным грошом; такого рода негативные добродетели, свой ственные отнюдь не выдающимся личностям, часто бывают более полезны для общего блага, нежели великие деяния самозванных опе кунов человечества.
Благосостояние Малой Азии покоилось на редком соответствии между ее сельским хозяйством, с одной стороны, промышленностью и торговлей — с другой. В особенности в прибрежных местностях природа с необычайной щедростью рассыпала свои дары, и часто мож но видеть, с каким неослабным прилежанием даже в труднейших усло виях, например в каменистой долине Эвримедонта в Памфилии, жи тели Сельге использовали каждый пригодный для обработки клочок земли. Продукты малоазийской промышленности слишком много численны и разнообразны, чтобы можно было останавливаться на каждом из них в отдельности**; заслуживает упоминания, что нео
*Наиболее убедительно свидетельствуют об этом дороги, построенные императорским прокуратором в сенатской провинции Вифннии при Нероне и Веспасиане (С. I. L., III, 346, tph. epigr., V, 96). Но и при постройках дорог в сенатских провинциях Азии и на Кипре никогда не упоминается сенат, и потому можно предположить, что и здесь доро ги строились императорами. В III в. здесь, как и повсюду, так же и постройка имперских дорог была возложена на коммуны (Смирна — С. I. L., III, 471; Фиатира — Bull, de Corr. hell., 1,101; Пафос — С. IL ., Ill, 218).
**Христиане прибрежного города Корика в суровой Киликии, вопреки общему правилу, имели обыкновение обозначать на надгробных над
писях профессию покойного. На собранных там исследователями Ланглуа (Langlois) и в недавнее время Дюшеном (Duschesne, Bull, de Corr. hell., 7, 230) надгробных надписях встречаются следующие профес сии: один писец (voxdpioQ, один виноторговец (оитртюроС), два торгов ца оливковым маслом (iXEon^Xr\Q, один овощной торговец (ХахагоясоХпО, один торговец фруктами (оясоролсоХцО, два торговца мелочным товаром (каяг^оС), пять золотых дел мастеров (ошр«рю£ трижды, %рш\)х°°С дважды; из них один является также пресвитером), четыре медника (х<хА.к6ижо£ один раз, XOIXKEVQтрижды), два инстру ментальных мастера (appevopatpoQ, пять гончаров, керарег)^, из кото
бозримые внутренние пастбища с их стадами овец и коз сделали Ма лую Азию главной страной шерстяной промышленности и ткачества вообще, — достаточно вспомнить о милетской и галатской (т. е. ан горской) шерсти, об аттальских шитых золотом тканях, о сукнах, из готовленных по нервийскому, т. е. фландрскому, способу на фабри ках фригийской Лаодикеи. Как известно, в Эфесе едва не вспыхнуло восстание из-за того, что золотых дел мастера опасались, что новая, христианская вера повлечет за собой сокращение их сбыта изображе ний богов. В Филадельфии, крупном городе в Лидии, из семи райо нов нам известны названия двух; это районы ткачей шерсти и баш мачников. Вероятно, здесь ясно выступает то, что в прочих городах остается скрытым под более древними и важными именами, а имен но, что более крупные города Азии сплошь да рядом содержат в сво их стенах не только множество ремесленников, но также и многочис ленное население рабочих, занятых в мастерских. Основой торгово денежного оборота Малой Азии являлось местное производство. В этой провинции не было условий, благоприятствующих развитию круп ной заграничной импортной и экспортной торговли с Сирией и Егип том, хотя в Малую Азию ввозились некоторые предметы торговли из восточных стран, например галатские торговцы ввозили значитель ное число рабов*. Однако если — как это, по-видимому, и было — римские купцы были здесь столь многочисленны в каждом большом и малом городе, даже в таких местах, как Илион и Ассос в Мизии, Примнесс и Траянополь во Фригии, что их союзы участвовали в пуб личных церемониях наряду с гражданами; если в Гиерополе, в одной из внутренних областей Фригии, один фабрикант (epyaoivQ велел на писать на своей надгробной плите, что в течение своей жизни он 72 раза плавал в Италию вокруг мыса Малей, а один римский поэт изоб ражает столичного купца, который спешит к порту, чтобы не дать своему клиенту из недалеко отстоящей от Гиерополя Кибмры попасть в руки конкурентов, то все это дает картину оживленной промышлен ной и торговой деятельности не только в портовых городах. О непре рывных деловых сношениях с Италией свидетельствует также язык;
рых один назван работодателем (EpyoSmrjO, другой одновременно яв ляется пресвитером, один торговец платьем (щосттотссоАл^), два торгов ца холстом (XivoKcoXrjQ, три ткача (OOOVLCCKOQ, один выделыватель шер сти (EpEODpyoQ, два башмачника (каАдуарю?, KaAyapioQ, один скорняк (iviopacpoQ (несомненно, вместо fjviopacpo^, pellio), один судовладелец (уоожАлроО, одна повивальная бабка (laxpijirj), далее общая гробница высокочтимых менял (ошотера TCOV £\)yev£axdxcov траттфшу). Такова картина для V и VI вв.
*Начало этой торговли, удостоверенной источниками для IV в. (Амми ак, 22, 7, 8; Клавдиан у Евтропия, 1, 59), относится, несомненно, к более древнему времени. Иной характер носят сообщаемые Филостратом (Vita Apoll., 8,7, 12) случаи, когда негреческие жители Фригии продавали своих детей работорговцам.
<*Ш 245 Ш»
многие латинские слова, вошедшие в употребление в Малой Азии, были занесены римскими купцами; так в Эфесе даже гильдия ткачей шерсти носит латинское название*. Всякого рода учителя и врачи при езжали в Италию и прочие страны латинского языка преимуществен но из Малой Азии, где они часто приобретали значительное состоя ние и привозили его с собой на родину; среди тех лиц, которым горо да Малой Азии были обязаны сооружением зданий и пожертвования ми капиталов, видное место принадлежало разбогатевшим врачам** и литераторам. Наконец, случаи переселения крупных семей в Ита лию из Малой Азии встречаются позже и реже, нежели случаи пере селения из западных областей империи; из Вьенны и Нарбона было легче переселиться в столицу империи, нежели из греческих городов, да и правительство в раннюю эпоху империи не было склонно при
*ImEpyocGia TCOV Xavapicov, т. е. союз мастеров-ткачей шерсти (1апа — по-латыни шерсть) у Вуда (Wood Ephesus, City, № 4). На надписях Корика также часто встречаются латинские названия ремесленников. В фригийских надписях (С. I. Gr., 3900, 3902 i) ступень называется
ypdcSog (от латинского gradus).
**Одним из них является Ксенофонт, сын Гераклита из Коса, известный нам по Тациту (Летопись, 12, 61, 67) и Плинию (N. Н. 29, 1, 7), а также по целому ряду памятников своей родины (Bull, de Corr. hell., 5, 468). В качестве лейб-медика (ocpxiaxpo^; этот титул встречается здесь впервые) императора Клавдия он приобрел такое влияние, что соеди нил со своей должностью врача высокое положение секретаря импера торского кабинета по отделу греческой корреспонденции елг TCOV ’E77t|vikcov doroKpipcxTcov (ср. у Свиды под словомAiovwio^9АХ ^oaSpeoQ; он выхлопотал для своего брата и дяди римское право гражданства и офицерские посты всаднического и офицерского ранга, а для себя кро ме всаднического коня и офицерского ранга еще и золотой венок и почетное копье в связи с британским триумфом императора; сверх того, для своей родины он исхлопотал освобождение от налогов. Его над гробный памятник стоит на острове, и его благодарные соотечествен ники поставили ему и его родным статуи и в воспоминание о нем выпустили монеты с его изображением. По рассказам, именно он при кончил смертельно заболевшего Клавдия, дав ему новую дозу яда, и потому на его памятниках значится не только обычный титул «друг императора», (piAoaefkxaTC^, но специально «друг Клавдия», (рйокХайбю^,
и«друг Нерона», <pi7ovepcov, согласно надежному восстановлению над писи. Его брат, которого он сменил в должности лейб-медика, полу чал жалованье в 500 тыс. сестерциев (т. е. 50 тыс. зол. рубл. — Ред.), но уверял императора, что это место он принял только из любви к нему, так как-де его городская практика приносила ему на 100 тыс. сестерциев больше. Несмотря на огромные суммы, которые оба брата помимо Коса израсходовали на другие города, в особенности на Не аполь, они оставили после себя состояние в 30 млн сестерциев (т. е. более 3 млн зол. рубл. — Ред.).
влекать ко двору знатных муниципалов Малой Азии и вводить их в среду римской аристократии.
Если оставить в стороне тот изумительно ранний расцвет, кото рого достигли на этих берегах ионийский эпос и эолийская лирика, начатки историографии и философии, пластики и живописи, то как в науке, так и в искусстве великой эпохой Малой Азии является время Атталидов, которое верно хранило воспоминания о той ранней, еще более великой эпохе. Если Смирна оказывала божеское почитание своему гражданину Гомеру, выпускала в его честь монеты с его име нем, то в этом выражается господствовавшее во всей Ионии и во всей Малой Азии убеждение, что божественное искусство снизошло на землю именно в Элладе, и главным образом в Ионии.
Из постановления города Теоса* в Лидии мы узнаем, с какой поры и в каком объеме начала проявляться в этих областях забота общества и властей о начальном обучении.
Согласно этому источнику, в будущем предусматривалось на сред ства, пожертвованные городу одним богатым гражданином, созда ние наряду с должностью инспектора гимнастических упражнений (уорусхашрхлО новой почетной должности инспектора школ (mxi8ov6jioQ. Далее предусматривалось назначение трех платных учи телей правописания с жалованьем по одному из трех разрядов в 600, 550 и 500 драхм, дабы все свободные мальчики и девочки могли обу чаться письму; равным образом назначались два учителя гимнастики с жалованьем в 500 драхм, учитель музыки, обучающий игре на лют не и кифаре мальчиков двух старших классов и уже окончивших шко лу юношей, с жалованьем в 700 драхм, учитель фехтования с жалова ньем в 300 драхм и учитель стрельбы из лука и копьеметания с жало ваньем в 250 драхм. Учителя правописания и музыки должны были ежегодно устраивать в городском совете публичный экзамен учени кам. Такова Малая Азия эпохи Атталидов; но Римская республика не продолжила деятельности своих предшественников. Она не увекове чила своих побед над галатами резцами пергамских скульпторов, и незадолго до сражения при Акциуме пергамская библиотека была пе ренесена в Александрию; немало прекрасных замыслов погибло, не успев воплотиться в жизнь, в бурях митридатовой войны и граждан ских войн. Лишь в эпоху империи вместе с благосостоянием Малой Азии возродилась, хотя бы внешне, забота об искусстве и в особенно сти о литературе. Ни один из многочисленных городов Малой Азии не мог претендовать на первенство в какой-либо области, как, напри мер, Афины — в университетском преподавании, Александрия — в научном исследований, легкомысленная столица Сирии —■в области театра и балета; зато, вероятно, нигде не имело более широкого рас
*Документ напечатан у Диттенбергера (Dittenberger), № 349. Аттал II создал такое же учреждение в Дельфах (Bull, de Corr. hell., 5, 157).
o<H 247
пространения общее образование. По-видимому, обычай освобождать учителей и врачей от связанных с расходами городских должностей и специальных поручений утвердился в провинции Азии издавна; этой провинции адресован указ императора Пия, изданный с целью огра ничения этих, очевидно, весьма обременительных для городских фи нансов изъятий, для которых он предписывает максимальные циф ры; например, городам первого класса разрешается предоставлять этот иммунитет, самое большее, 10 врачам, 5 учителям риторики и 5 учи телям грамматики.
Если в литературной жизни эпохи империи Малой Азии принад лежит одно из первых мест, то этим она была обязана тому широко му распространению, которое получила в это время деятельность ри торов, или, как их стали называть позднее, софистов, — явление ко торое нам, людям нового времени, представить себе нелегко.
Труд писателя, утративший почти всякое значение, сменился пуб личными выступлениями, представлявшими собой нечто вроде на ших университетских или академических речей, всегда дающих чтонибудь новое, но редко что-либо прочное; публика слушает их, апло дирует и тотчас забывает. Часто темой служит какое-нибудь собы тие: день рождения императора, прибытие наместника и прочие явле ния общественной или частной жизни в том же духе; еще чаще речь ведется без всякого повода, наудачу, обо всем, что не имеет практи ческого значения и не пахнет ученостью. Политических речей в эту эпоху вообще не произносят, даже в римском сенате. Судебная речь уже перестала быть для греков целью ораторского искусства; теперь она стоит рядом с речью ради речи, как бедная, захудалая родствен ница, до которой мастер ораторского искусства снисходит лишь из редка. Из поэзии, философии, истории берутся такие сюжеты, кото рые можно преподносить публике в виде общих мест, тогда как сами эти виды творчества не вызывают большого интереса, особенно в Малой Азии; искусство слова оттесняет эти науки на второй план; в то время они насквозь пропитаны риторикой и находятся в полном упадке. Великое прошлое эллинской нации эти ораторы считают сво им законным наследием; они почитают Гомера и относятся к нему приблизительно так, как раввины к книгам Моисея; в религии они также являются самыми ярыми ортодоксами. В этих ораторских вы ступлениях применяются все дозволенные и недозволенные средства: театральные приемы, жестикуляция, модулирование голоса, роскош ный костюм, артистические кунштюки, организация партии сторон ников оратора, конкуренция, наемные клакеры. Безграничному само мнению этих мастеров слова вполне соответствует живейшее участие публики, лишь немногим уступающее интересу к скаковым лоша дям, и заимствованные из театральных обычаев формы, в которых выражается это участие, а постоянство, с каким подобные выступле ния устраивались для образованных кругов в более крупных городах,
повсюду превращало их наравне с театром в обычное явление город ской жизни. Если это исчезнувшее явление минувшей жизни стано вится до некоторой степени понятным для нас при сравнении его с тем впечатлением, которое вызывают в наших больших городах обя зательные речи ученых корпораций, то все же в наши дни совершен но отсутствует то, что в древнем мире являлось главным: дидакти ческий момент и связь между бесцельным публичным ораторским выступлением и высшим образованием молодежи. Если в наше вре мя высшее образование вырабатывает из мальчика, принадлежащего к образованному классу, профессора филологии, то в то время оно вырабатывало из него профессора элоквенции, причем совершенно своеобразной элоквенции, поскольку обучение все более и более со средоточивалось на том, чтобы приучить мальчика выступать с тако го рода докладами, как мы их изобразили выше, притом по возмож ности на обоих языках; и кто сам успешно прошел курс такого уче ния, тот, присутствуя впоследствии на подобных выступлениях, ап лодировал воспоминаниям собственных школьных лет. Такого рода продукция была широко распространена на Востоке и на Западе, но Малая Азия занимала в этом отношении первое место и играла веду щую роль. Когда в эпоху Августа школьная риторика была введена в
курс латинского обучения столичной молодежи, главными ее пред ставителями наряду с италийцами и испанцами были два малоазийца, Ареллий Фуск и Цестий Пий. Именно тогда, когда в лучшую эпо ху империи рядом с этим паразитическим явлением утвердилась се рьезная судебная речь, один остроумный адвокат, современник Фла виев, указывал на чудовищную пропасть, которая отделяет Пикета из Смирны и прочих популярных учителей красноречия в Эфесе и Митилене от Эсхина и Демосфена. Огромное большинство этих прослав ленных риторов, притом самые выдающиеся из них, были уроженца ми прибрежных городов запада Малой Азии. Мы уже говорили, ка кую важную роль для финансов малоазийских городов играло то об стоятельство, что они поставляли школьных учителей для всей импе рии. На протяжении всего периода империи число и значение этих софистов непрерывно растет, и они становятся все более обычным явлением также и на Западе. Причина этого заключается отчасти в изменившейся позиции правительства, которое во II в., в особеннос ти со времени проникнутой не столько эллинистическими, сколько жалкими космополитическими тенденциями эпохи Адриана, не так отрицательно относилось ко всему греческому и восточному, как в I в.; главная же причина заключается во все более широком распро странении высшего образования и быстром росте числа высших школ для молодежи. Таким образом, софистика является характерной осо бенностью Малой Азии, и притом Малой Азии II и III вв.; однако в этом первенстве в области литературы нельзя усматривать какоголибо специфического свойства этих греков или этой эпохи или даже
находить здесь некую национальную особенность. Софистика повсю ду одинакова — в Смирне и Афинах, в Риме и Карфагене; учителя элоквенции экспортировались, подобно лампам определенного фасо на; этот фабрикат изготовлялся повсюду одинаковым образом, по желанию — греческий или латинский, и продукция соответствовала спросу. Однако те греческие области, которые занимали выдающееся положение по своему благосостоянию и культурному уровню, постав ляли этот экспортный товар в наибольшем количестве и наилучшего качества; Малая Азия была такой областью в эпоху Суллы и Цицеро на, как и в эпоху Адриана и Антонинов.
Однако и в этой сфере встречаются положительные явления. Как раз эти области дали, правда, не из среды профессиональных софис тов, а из среды ученых другого направления, которых здесь тоже было немало, лучших представителей эллинизма этой эпохи: преподавате ля философии Диона из Прусы в Вифинии при Веспасиане и Траяне и медика Галена из Пергама, императорского врача при дворах Марка Аврелия и Севера.
В Галене особенно приятно поражает соединение тонких манер светского человека и придворного с общим литературным и фило софским образованием, что в эту эпоху вообще часто встречается у врачей*. Вифинец Дион из Прусы проявляет тот же высоконравствен ный образ мыслей и ясное понимание окружающей действительнос ти, как и херонеец Плутарх, которого он даже превосходит по образ ности выражений, практической энергии, тонкости и находчивости в изложении и по умению сочетать серьезное содержание с легкой фор мой. Лучшие из его произведений — фантастическое повествование об идеальном эллине до изобретения городов и денег; речь, обращен ная к родосцам, единственным сохранившимся в то время представи телям эллинизма; изображение жизни современных ему эллинов в запустелой Ольвии, а также в роскошных условиях Никомедии и Тарса; увещания, призывающие отдельных лиц к серьезному образу жизни
ивсех к миру и согласию, — убедительно свидетельствуют о том, что
ик малоазийскому эллинизму эпохи империи применимы слова по эта: «Солнце остается солнцем и на закате».
*Один врач из Смирны, Гермогеи, сын Харидема (С. I. Gr., 3311), на писал 77 томов медицинских трудов и наряду с этим, как сообщает его эпитафия, ряд исторических произведении: о Смирне, о родине Гоме ра, о его мудрости, об основании городов в Азии, в Европе, на остро вах, путеводители по Азии и Европе, о военных хитростях, хронологи ческие таблицы по истории Рима и Смирны. Один императорский лейбмедик, Менекрат (С. I. Gr., 6607), о происхождении которого ничего не сообщается, был, по свидетельству его римских почитателей, осно вателем новой медицины, построенной на логике и опыте (iSto^
Evapyoo^ гатргкг^ ктштцО и изложенной в его сочинениях, составляю щих 156 томов.
Глава IXISrnSpSftlS1! P-=na jgplstl ilcnI'-? )JT USB 1^51ILsnBlljn tl^il
э а ш а я Граница по Евфрату и
парфяне
Единственным большим государством, граничившим с Римской империей, было Иранское царство*, основу которого составляла та народность, которая в древности, как и в наши дни, обычно упоми нается под именем персов. Персы впервые получили государствен ные формы от древнеперсидского царского рода Ахеменидов и от первого великого царя из этого рода Кира; в религиозном отноше нии их объединяла вера в Ахура Мазду и Митру. Ни один из куль турных народов древности не разрешил проблемы национального
*Представление о том, что Римская империя и царство парфян являют ся двумя равноправными большими государствами, и притом един ственными в мире, господствует на всем римском Востоке, особенно в пограничных провинциях. Отчетливо выступает оно перед нами в Апо калипсисе Иоанна в противопоставлении всадника на белом коне с луком всаднику на рыжем коне с мечом (гл. 6, 2, 4), равно как мегистанов (вельмож) хилиархам (гл. 6, 15. ср. гл. 18, 23; гл. 19, 18). Ко нечная катастрофа также мыслится как поражение римлян от парфян, которые снова возведут на римский престол Нерона (гл. 9, 14; гл. 16, 12), а Армагеддон, как бы ни объяснять это слово, мыслится как сбор ный пункт народов Востока для их совместного наступления на Запад. Пишущий в Римской империи автор скорее намекает на эти малопат риотические надежды, чем высказывает их.