
новая папка / Моммзен Т. История Рима В 4 томах. / Моммзен Т. История Рима В 4 томах. Том четвертый. Кн. 8 продолжение
..pdfадминистрации, сколько действующим при ней адвокатам. Все это разумно и патриотично, — так же разумно и патриотично; как была когда-то политика Полибия, на которую и делаются весьма опре деленные ссылки. В эту эпоху полного и всеобщего мира, когда нигде нет ни войны между греками, ни войны с варварами, когда гарнизо ны в городах, заключение между городами мирных договоров и со юзов отходят в область истории, был весьма уместным совет — пре доставить разговоры о Марафоне и Платеях школьным учителям и не горячить такого рода громкими словами головы участников народ ных собраний, а вместо этого лучше скромно удовольствоваться сво бодной деятельностью в еще дозволенном узком кругу. Но мир при надлежит не рассудку, а страсти. Эллинский гражданин и теперь мог исполнять свой долг по отношению к родине; но для настояще го политического честолюбия, стремящегося к великим деяниям, для страсти какого-либо Перикла или Алкивиада в этой Элладе не было места нигде, за исключением, пожалуй, письменного стола; и на ничем не заполненном пространстве паразитически разрастались ядовитые травы, которые там, где подавляются высокие порывы, истачивают человеческую грудь и отравляют человеческое сердце.
Вследствие этого Эллада является также родиной низменной и пустой погони за отличиями, порока, который среди многих других тяжких пороков приходящей в упадок античной цивилизации был, быть может, самым общераспространенным и во всяком случае од ним из самых пагубных. В этом отношении первое место занимали народные праздники с их конкуренцией из-за наград. Олимпийские состязания были когда-то красою юношески свежего эллинского на рода; общий гимнастический праздник греческих племен и городов, а также сплетенный по приговору общеэллинского судьи венок из оливковых ветвей для лучшего бегуна в невинных и незатейливых формах выражали единство молодой нации. Однако в процессе по литического развития эта утренняя заря скоро отошла в прошлое. Уже в эпоху Афинского морского союза и тем более в эпоху монар хии Александра этот эллинский праздник становится анахронизмом, детской игрой, продолжаемой в зрелом возрасте. То, что облада тель оливкового венка казался, по крайней мере себе и своим со гражданам, первым среди эллинской нации, было приблизительно такой же нелепостью, как если бы в Англии победителей на студен ческих лодочных гонках поставили наравне с Питтом и Биконсфильдом. Эллинская нация эпохи колонизации и эллинизации нашла истинное выражение своего идеального единства и реальной раз дробленности в этом сказочном царстве оливкового венка; в более позднее время реалистическая политика греческих правительств эпохи диадохов, естественно, обращала на него мало внимания. Но когда империя по-своему восприняла идею панэллинизма и римляне всту пили в права и обязанности эллинов, тогда Олимпия осталась — или
сделалась — для римской Панэллады подходящим символом; неда ром поэтому при Августе на олимпийских играх впервые победите лем вышел римлянин, при этом не кто иной, как пасынок Августа, будущий император Тиберий*. Неблагородный союз, в который пан эллинизм вступил с демоном игры, сделал из этих празднеств уч реждение столь же мощное, сколь и вредное как для всех участни ков вообще, так и в особенности для Эллады. Весь эллинский и под ражающий эллинскому мир принимал в них участие, посылая на них своих граждан и заводя собственные игры по их*образцу. По всюду возникали такие же предназначенные для всего греческого мира празднества; и ревностное участие широких масс, общий инте рес к отдельным участникам соревнования, гордость не только по бедителя, но и его сторонников и его родины почти заставляли за бывать, из-за чего, собственно, шла борьба. Римское правительство не только предоставляло полную свободу этим гимнастическим и прочим состязаниям, но поощряло интерес к ним во всей империи; право торжественных проводов победителя в его родной город зави село в императорскую эпоху не от усмотрения соответствующего собрания граждан, но жаловалось отдельным институтам — орга низаторам игр — в силу императорской привилегии**; в таком слу чае имперская казна принимала на свой счет также полагающуюся победителю ежегодную пенсию; фактически более крупные инсти туты такого рода приравнивались прямо-таки к имперским учреж дениям. Эти игры получили распространение как в самой империи, так и во всех провинциях; но центром всех состязаний и побед была собственно Греция; здесь на Алфее была их родина, здесь возникли
*Первым римским победителем на олимпийских играх при состязании на колесницах, запряженных четверней, был, насколько нам извест но, Тиберий Клавдий, сын Тиберия, Нерон, без сомнения, будущий император (Arch. Zeitung, 1880, S. 53); эта победа, вероятно, приходит ся на 195-ю олимпиаду (1 г. н. э.), а не на 199-ю (17 г. н. э.), как это сказано в списке Африкана {Евсевий, ed. Schone, I, стр. 214). На 199-й олимпиаде победу одержал, вероятно, сын Тиберия Германик, тоже на колеснице четверней (Arch. Zeitung, 1879, S. 36). Среди олимпий ских победителей эпонимов, одержавших победу на стадионе, нет ни одного римлянина; по-видимому, Рим старался избегать такого оскор бления греческого национального чувства.
**Имеющий такую привилегию институт называется осушу iep6£ certamen sacrum (священное состязание), т. е. состязание, связанное с получе нием пенсии (Дион, 51, 1), или осушу ешеХаанкс^, certamen iselasticum (состязание по случаю торжественного въезда): ср., между прочим, сообщение Плиния (Ad. Traianum, 118, 119; С. I. L., X, 515). Кситархия (заведование гимнастическим залом) также, по крайней мере в известных случаях, жалуется императором (Ditlenberger, Hermes, 12, 17 f). Не без основания эти институты называются «вселенскими игра ми» (dyPd)V OlKOOJiEVlKOQ.
<*ттт»
древнейшие формы этих игр — Пифийские, Истмийские и Немейские игры, относящиеся еще к великой эпохе Эллады и возвеличен ные ее классическими поэтами; Греция же была родиной ряда более новых пышных празднеств, каковы Эвриклейские игры, введенные при Августе уже упоминавшимся выше властителем Спарты, афин ские Панафинеи и справляемые также в Афинах Панэллении, с им ператорской щедростью субсидировавшиеся Адрианом. Могло бы показаться странным, что эти гимнастические празднества, по-ви димому, привлекали к себе внимание всей обширной империи; но нет ничего удивительного в том, что сами эллины в первую очередь одурманивались этим волшебным кубком и что мирное прозябание их политической жизни, рекомендуемое им их лучшими людьми, самым плачевным образом расстраивалось всеми этими венками, статуями и привилегиями победителей.
Правда, таково было положение городских учреждений во всей империи, но особенно это было характерно для Эллады. Когда там еще существовали великие цели, возвышенное честолюбие, средо точием политической жизни в Элладе, как и в Риме, было соперни чество, которое наряду со многими ничтожными, смешными и вред ными явлениями приводило также к прекраснейшим и благород нейшим результатам. Теперь зерно исчезло и осталась одна шелу ха; в Фокидском Панонее дома стояли без крыш, и граждане жили в лачугах; тем не менее это был город, более того — государство, и панопейцы были неизменными участниками процессий фокидских общин. Городские должности и жречество, хвалебные декреты, воз вещаемые через глашатаев, почетные места на общественных со браниях, пурпурные одежды и диадемы, почетные статуи во весь рост или на коне — все это в общественной жизни городов являлось предметом честолюбивых вожделений и объектом купли-продажи, и эта спекуляция получила в Греции еще более широкое распростра нение, нежели среди мелких князей нового времени с их титулами и орденами. И в этой области бывали случаи, когда награды выдава лись за действительные заслуги и представляли собой форму прояв ления бескорыстной благодарности; однако, как правило, это были сделки купли-продажи или, как говорит Плутарх, нечто вроде сде лок между куртизанкой и ее клиентами. Подобно тому как теперь щедрость частного лица доставляет ему в обычных случаях орден, а в чрезвычайных — дворянство, так тогда она доставляла жреческий пурпур и статую на городской площади. Однако политика фальси фикации такого рода почестей не осталась для государства безнака занной. Современность далеко отстает от древнего мира в отноше нии массового характера подобных официальных актов и примитив ности их форм. Это вполне естественно, так как недостаточно огра ниченная идеей государства мнимо автономная община беспрепят ственно распоряжалась в этой области, а издающими постановле
ния властями сплошь и рядом являлись граждане и советы мелких городов. Результаты были губительны для обеих сторон: при разда че общинных должностей основное внимание уделялось не годнос ти искателей, а их платежеспособности; угощения и раздачи не де лали получателей богаче, а дарителя они часто разоряли. Эта ненор мальная система во многом способствовала распространению праз дности и имущественному захуданию лучших семейств. Приобрете-
. нке должностей путем лести и прочих неблаговидных приемов было в то время так широко распространено, что это тяжело отражалось и на экономической жизни общин. Правда, почести, воздаваемые об щинами отдельным благодетелям, большей частью соразмерялись с заслугами последних в соответствии с тем же разумным принци пом справедливости, которым руководствуются и в наше время при распределении подобных декоративных отличий; а где этого не было, там благодетель сам часто оказывался готовым, например, опла тить из своих собственных средств сооружение декретированной ему статуи. Однако иначе обстояло дело с почестями, которые общины оказывали знДтным иностранцам и в особенности наместникам, а также самому императору и членам императорского дома. В соот ветствии с духом эпохи императорский двор и римские сенаторские круги прйдавали очень большое значение — правда, меньшее, чем честолюбцы мелких городов, — всевозможным изъявлениям пре данности, даже бессодержательным и имевшим чисто официаль ный характер; само собой разумеется, почести и изъявления предан ности с течением времени все усиливались благодаря присущей им способности терять свой эффект, а также пропорционально возрас тающему ничтожеству правителей или причастных к правлению лиц. Понятно, что в этом отношении предложение всегда превышало спрос и те, кто по достоинству оценивал эти почести, были вынуж дены отклонять их, чтобы избавиться от них; это и происходило в отдельных случаях*, но, как правило, по-видимому, редко. Тиберию можно, пожалуй, поставить в заслугу то обстоятельство, что в его честь было воздвигнуто сравнительно небольшое количество статуй. Для хозяйства городских общин всех провинций подлинным и все растущим бедствием были расходы на сооружение почетных мону ментов, часто представлявших собой нечто гораздо более значитель ное, нежели простая статуя, а также расходы на снаряжение почет
*Так, например, император Гай в своем послании к сейму Ахайи не принимает «большого числа» декретированных ему статуй и доволь ствуется четырьмя статуями: в Олимпии, Немее, Дельфах и на Истме (Keil, Inscr. Boeot., № 31). Тот же самый сейм принял решение поста вить императору Адриану по статуе в каждом из своих городов; от статуи, поставленной в Абах, в Мессении, сохранился пьедестал (С. I. Gr., 1307). Для того чтобы поставить статую, издавна требовалось раз решение императора.
ных депутаций*. Но пропорционально своим слабым возможностям ни одна провинция не тратила без всякой пользы таких огромных сумм, как Эллада, родина почестей, воздаваемых победителям на играх и выдающимся членам общин, — страна, не имевшая в эту эпоху рав ных себе в отношении унизительного низкопоклонства и изъявлений верноподданнических чувств.
Едва ли нужно распространяться о том, что хозяйственное поло жение Греции было незавидным. Страна в целом не отличается пло дородием, ее пахотная площадь невелика, виноделие на материке не имеет большого значения, более распространено разведение оливы. Так как залежи знаменитого мрамора — блестящего белого в Аттике и зеленого в Каристе — и большая часть прочих залежей представля ли государственную собственность Рима, то от их эксплуатации сила ми императорских рабов для населения было мало пользы. Самой развитой в промышленном отношении из всех греческих областей была Ахайя, где держалось издавна распространенное там производство шерстяных материй и в густо населенном городе Патрах многочис ленные прядильные мастерские вырабатывали из тонкого элидского льна платья и головные сетки. Искусство и художественное ремесло по-прежнему сосредоточивались преимущественно в руках греков. И из всей массы использованного в эпоху империи мрамора, в особен ности пентелийского, немалая часть была обработана на месте. Одна ко и искусством, и художественным ремеслом греки занимались глав ным образом вне своего отечества; в эту эпоху почти ничего не слыш но об экспорте греческих художественных изделий, ранее имевшем столь широкое распространение. Самые оживленные торговые сно шения имел город двух морей Коринф, — по словам одного оратора, общая метрополия всех эллинов, вечно наводненная чужестранцами. В римских колониях Коринфе и Патрах, а также в Афинах, постоянно переполненных людьми, приехавшими посмотреть или поучиться, сосредоточивались крупнейшие банковские операции провинции, ко торые в эпоху империи,’ как и раньше в эпоху республики, большей частью находились в руках проживавших там италиков. В городах меньшего значения, как Аргос, Элида, Мантинея в Пелопоннесе, про живающие там римские купцы образовывали свои товарищества. Во обще же торговля и деловые сношения в провинции Ахайе находи лись в упадке с тех пор, как Родос и Делос перестали быть складоч ными пунктами для транзитной торговли между Азией и Европой и
*Ревизуя городскую отчетность Византии, Плиний нашел, что на осо бые депутации, приносившие поздравления с новым годом императо ру и наместнику Мезии, ежегодно отпускалось для первой 12 тыс. се стерциев, а для второй — 3 тыс. сестерциев. Плиний предлагает город ским властям впредь посылать эти поздравления в письменной фор ме, и Траян одобряет это распоряжение (Ер. ad. Trai., 43, 44).
186
центры этой торговли переместились в Италию. Морские грабежи были прекращены, сухопутные дороги также стали сравнительно бе зопасными*; однако это еще не означало, что вернулось доброе ста рое время. Мы уже упоминали о запустении Пирея; было целым со бытием, если туда по ошибке попадал какой-нибудь большой египет ский корабль с хлебом. Гавань Рагоса, Навплия, после Патр самый крупный прибрежный город Пелопоннеса, находилась в таком же за пустении**.
В сфере дорожного строительства в этой провинции в эпоху им перии также почти ничего не было сделано; римские милевые камни найдены только в самой непосредственной близости от Патр и Афин, да и то они были поставлены при императорах конца III и IV в.: оче видно, прежние правительства отказались от восстановления в этой
*У нас нет известий о том, чтобы сухопутные дороги в Греции были особенно ненадежны; сущность восстания, происшедшего в Ахайе при Пие (Vita, 5, 4), совершенно неясна. То обстоятельство, что атаман разбойников — не обязательно грек — играет выдающуюся роль в низ копробной литературе этой эпохи, является лишь обычным приемом плохих романистов всех времен. Эвбейский пустырь, описанный у более тонкого автора, Диона, представляет собой не разбойничий притон, но развалины большого поместья, владелец которого из-за своего богат ства был осужден императором и которое с тех пор лежит в запусте нии. Впрочем, здесь ясно обнаруживается то, что вполне понятно и без доказательств, по крайней мере людям, не искушенным в науке, а именно, что эта история так же правдива, как большинство историй, начинающихся с уверения рассказчика, будто он сам слышал ее от дей ствующего лица; если бы описанная конфискация имения была исто рическим фактом, оно должно было бы отойти к фиску, а не к сосед нему городу, имени которого наш автор, впрочем, предусмотрительно не называет.
**Здесь стоит привести наивное изображение Ахайи, автором которого является египетский купец эпохи Констанция: «Страна Ахайя, Греция и Лакония, обладает большим запасом учености, но для удовлетворе
ния других потребностей она недостаточна; ибо это маленькая и гори стая провинция, которая не может давать много зерна, но производит некоторое количество оливкового масла и аттического меда и славится более своими школами и красноречием, но в остальном почти ничего собой не представляет. Из городов она имеет Коринф и Афины. Ко ринф ведет большую торговлю и имеет прекрасное здание — амфите атр; в Афинах же имеются старинные картины (historias antiquas) и за служивающая упоминания постройка — акрополь, где стоит много ста туй, удивительно хорошо изображающих военные подвиги предков (ubi multis statuis stantibus mirabile est videre dicendum antiquorum bellum).
•Лакония, как говорят, может похвастаться только мрамором из Крокей, который называют лакедемонским». В варварских оборотах речи этого отрывка повинен не автор, но переводчик, принадлежащий к го раздо более позднему времени.
провинции путей сообщения. Только Адриан позаботился по крайней мере о том, чтобы посредством мощных выдвинутых в море плотин превратить в проезжую дорогу чрезвычайно важный, хотя и корот кий, путь между Коринфом и Мегарой через труднейший проход по Скиронским скалам.
За осуществление обсуждавшегося с давних пор плана прорытия канала через Коринфский перешеек, задуманного диктатором Цеза рем, взялся сначала император Гай, затем Нерон. Последний во вре мя своего пребывания в Греции даже собственноручно произвел на месте будущего канала первый удар киркой, и по его приказанию в течение нескольких месяцев подряд здесь работали 6 тыс. иудейских военнопленных. При возобновленных в наши дни работах по проры тию канала были обнаружены значительные остатки этих сооруже ний, которые показывают, что к моменту, когда производившиеся там работы были прерваны, они уже зашли довольно далеко. Работы были прекращены, по-видимому, не вследствие вспыхнувшей неко торое время спустя на Западе революции, но вследствие того, что здесь, так же как и при постройке аналогичного египетского канала, оши бочно предположили, что оба моря находятся на различных уровнях, и потому опасались, что в случае сооружения канала погибнет остров Эгина и произойдут всякие другие бедствия. Конечно, канал этот в случае, если бы он был прорыт, сократил бы сообщение между Ази ей и Италией, но Греции он не принес бы большой пользы.
Мы уже говорили, что области к северу от Эллады — Фессалия и Македония, а также, по крайней мере со времени Траяна, Эпир — в эпоху империи были в административном отношении отделены от Греции. Из этих областей маленькая провинция Эпир, управлявшая императорским наместником второго ранга, уже никогда не смогла оправиться от опустошения, которому она подверглась во время тре тьей македонской войны. Гористая и бедн.ая внутренняя область стра ны не имела ни одного значительного города, и население ее было чрезвычайно редко. Август старался оживить не менее пустынный морской берег, основав здесь два города: во-первых, он придал окон чательное устройство задуманной еще Цезарем колонии римских граж дан в Бутроте, не достигшей, впрочем, настоящего процветания, и, во-вторых, основал греческий город Никополь на том самом месте, где перед решительной битвой при Акциуме находилась его главная квартира — в самом южном пункте Эпира, в полутора часах пути к северу от Превезы. По замыслам Августа, этот город должен был стать вечным памятником великой морской победы и в то же время центром обновленной жизни Эллады. Основание этого города было новым и своеобразным явлением в истории Рима.
Вместо Амбракии и Аргоса Амфилохийского, Вместо Тирейона и Анакториона, Также вместо Левкады и всех городов в той округе,
Наземь повергнутых Ареса грозным копьем, Город победный, священный Цезарь воздвиг, За актийский триумф благодарность Фебу воздав.
Эти слова греческого поэта, современника события, попросту выражают то, что совершил здесь Август: всю окрестную область, южный Эпир, лежащую на противоположном берегу область Акарнанию с островом Левкадой, даже часть Этолии он объединил в один городской округ и переселил всех жителей из еще имевшихся там захудалых местечек в новый город, Никополь, напротив которого, на акарнанском берегу, был великолепно реставрирован и расширен древ ний храм Актийского Аполлона. Еще ни один римский город не осно вывался таким способом; это — синойкизм, практиковавшийся пре емниками Александра. Точно таким же образом, путем объединения известного числа окрестных местечек, утративших прежнюю само стоятельность, царь Кассандр создал македонские города Фессалони ки и Кассандрию, Димитрий Полиоркет — фессалийский город Деметриаду, а Лизимах — город Лизимахию на фракийском Херсонесе. В соответствии с греческим характером его основания Никополь, по замыслам своего создателя, должен был стать греческим городом первой величины*. Он получил свободу и внутреннюю автономию, подобно Афинам и Спарте, и, как мы уже указывали, должен был располагать в представлявшей всю Элладу амфиктионии пятой час тью голосов, притом, как и Афины, постоянно, не уступая их в по рядке очереди другим городам. Новое святилище Аполлона в Акциуме было устроено совершенно по образцу Олимпии, с повторявшимся через каждые четыре года празднеством, которое кроме своего соб ственного имени носило еще название олимпийского, по рангу и при вилегиям было приравнено к олимпийским празднествам и имело к тому же собственные актиады, подобные знаменитым олимпиадам**;
*Тацит, называя в Летописи (5,10) Никополь «римской колонией» (colonia Romana), допускает недоразумение, хотя и не прямую ошибку; на против, Плиний (Н. N., 4, 1, 5) неправильно говорит об «Августовой колонии Акциуме вместе с... свободной Никопольской общиной» (colonia Augusti Actium cum... civitate libera Nicopolitana), ибо Акциум столь же мало можно было назвать городом, как и Олимпию.
**’О dycbv ’QA/иряю? та ’Актга (Олимпийское состязание — актии) у Стра бона (7, 7, 6, стр. 325); ’Актга? (актиада) у Иосифа Флавия (Иуд. в., 1, 20, 4) ’AKTIOVIKT)? (победитель на Актийских играх) часто упоминается в источниках. Подобно тому как четыре греческих национальных праз дника, как известно, носят название rj яерюбо? (период), а увенчанный на всех четырех празднествах победитель называется ягрюбоикц? (по бедитель периода), так и к Никопольским играм прибавляется обозна чение if]? яерюбои (С. I. Gr., 4472), а вышеупомянутый период обозна чается как «древний» (dpxaia). Подобно тому как спортивные состяза ния часто называются юо^ьряга (подобные олимпийским), существу
город Никополь был для этого святилища тем же, чем город Элида для олимпийского храма*. При установлении гражданских и религи озных порядков города тщательно избегалось все в собственном смыс ле италийское, как ни естественно казалось бы устроить по римскому образцу этот город, основанный в ознаменование победы Рима и орга нически связанный с основанием империи. Кто попытается понять общий характер установлений Августа в Элладе, в частности характер этого замечательного их завершения, тот невольно придет к убежде нию, что Август считал возможным преобразовать Элладу под по кровительством римского принципата и стремился это осуществить. Географический пункт во всяком случае был для этого выбран удач но, так как в то время, до основания Патр, на всем западном побере жье Греции не было ни одного более крупного города. Однако того, на что Август мог надеяться в начале своего единовластного правле ния, он не достиг и, быть может, уже сам отказался от этого впо следствии, когда придал Патрам устройство римской колонии. Нико поль, как свидетельствуют об этом его обширные развалины и мно гочисленные монеты, оставался впоследствии довольно густо насе ленным и цветущим городом**; однако его граждане, по-видимому, не принимали большого участия ни в торговле и ремесле, ни в какихлибо других видах общественной деятельности.
Северный Эпир, подобно смежному с ним, присоединенному к Македонии Иллирику был населен преимущественно албанскими пле менами и не подчинялся Никополю; в эпоху империи эти племена стояли на очень низком уровне развития, отчасти сохранившемся и поныне. «Эпир и Иллирик, —говорит Страбон, — в значительной своей части представляют пустыню; там, где еще остались люди, они жи вут в деревнях и в развалинах прежних городов, и Додонский оракул, разоренный фракийцами во время митридатовой войны, находится в
ет и аут> 1аактю£; (состязание наподобие актийского) (С. L Gr., 4472) или certamen ad exemplar Acticae religionis (состязание no образцу ак тийского религиозного празднества. Тацит, Летопись, 15, 23).
*Так, один никополец называет себя «архонтом священного Актийско го совета» ap%cov fr£ i£p6c£ ’Акткхкт^ ропЩ (Дельфы; Rhein. Mus. N. F., 2, 111), а в Элиде в одной надписи сказано: f| коХх^ ’Htelcov ка\ rj ’ОАл)|лпкг| ро\)А,г£(город элейцев и Олимпийский совет) (Arch. Zeitung., 1876, S. 57; равным образом там же, 1877, стр. 40, 41 и в других местах). Впрочем, руководство (ЫщгХгш) Актийскими играми полу чили спартанцы — как единственные эллины, принимавшие участие в Актийской победе (Страбон, 7, 7, 6 стр. 325); в каком отношении они находились к Актийскому совету (ВоиХц ’Акткжц) Никополя, нам не известно.
**Изображение его упадка в эпоху Констанция (Paneg., И, 9), может, пожалуй, служить подтверждением того, что в период ранней импе рии он находился в ином положении.
1 9 0 ^ »
таком же запустении, как и все остальное»*. Фессалия, подобно Этолии и Акарнании чисто эллинская страна, в эпоху империи была от делена в административном отношении от провинции Ахайи и подчи нялась наместнику Македонии.
То, что характерно для Северной Греции, относится и к Фесса лии. Свобода и внутренняя автономия, которые Цезарь даровал всем фессалийцам или, вернее, сохранил за ними, были, по-видимому, отняты у них Августом вследствие злоупотреблений с их стороны, так что позднее это правовое положение сохранил только Фарсал**. В этой области не было римских колонистов. Она сохранила свой осо бый сейм в Ларисе; кроме того, фессалийцам, как и зависимым гре кам провинции Ахайи, было оставлено городское самоуправление. Фессалия —самая плодородная область всего полуострова; еще в IV в. она вывозила хлеб. Тем не менее Дион из Прусы говорит, что и Пе ней протекает через безлюдную страну; в эпоху империи в Фессалии собственная монета чеканилась лишь в очень небольшом количестве. Адриан и Диоклетиан заботились о восстановлении сухопутных до рог; впрочем, насколько нам известно, в этом отношении они пред ставляли исключение среди всех римских императоров.
В качестве римского административного округа Македония эпохи империи была значительно уменьшена по сравнению с Македонией эпохи республики. Правда, как и в то время, она простиралась от од ного моря до другого, поскольку в состав этого административного округа входили берега и Эгейского моря, начиная от принадлежащей
кМакедонии области Фессалии до устья Неста (Места), и Адриати-
*Раскопки в Додоне подтверждают это: все находки, за исключением некоторых монет, относятся к доримской эпохе. Правда, там обнару жена реставрированная постройка, время которой определить невоз можно; вероятно, она относится к весьма поздней эпохе. Если Адри ан, которого называли «Додопским Зевсом» (Zc\)£ Aco5w\’aio£ — С. I. Gr., 1822), посетил Додону (Durr, Reisen Hadrians, S. 56), то он сделал это в качестве археолога. Обращение к Додонскому оракулу в эпоху империи упоминается лишь один раз, да и то в форме, не внушающей
доверия; это — обращение императора Юлиана (Theodoretus, Hist, eccl., 3, 21).
**Соответствующее распоряжение Цезаря засвидетельствовано Аппианом (Гражд. войны, 2, 88) и Плутархом (Цезарь, 48); кроме того, оно вполне согласуется с его собственным рассказом (Зап. о галльск. в., 3, 80); напротив, Плиний (Н. N., 4, 8, 29) в качестве свободного города называет только Фарсал. При Августе один знатный фессалиец, Петрей (вероятно, цезарианец, упоминаемый в Bell, civ., 3, 35), был со жжен заживо {Плутарх, Praec.ger. reip., 19), без сомнения, не как жер тва частного преступления, но по постановлению сейма; тогда же фес салийцы были привлечены к императорскому суду (Светоний, Тибе рий, 8). Вероятно, оба эти события, а также потеря свободы стоят меж ду собой в связи.